Самый честный продавец

Я, мать его, помню, как это всё началось. Не богом забытый мир, созданный из говна и палок и разрушенный до основания в один миг — про это пусть философы тебе брешут. Философия нынче не в цене, как и надежда, вот что тебе скажу. Собаки лают, караван идёт, хе-хе...

Я помню, как я, уважаемый в прошлом человек, превратился в консервную банку с пушками и кофемашиной, которая варит исключительно моторное масло с оттенком тоски. Но и на этом спасибо - поди найди на просторах чертовой пустоши нормальный кофе. Сарочка моя, земля ей пухом, ещё умела по-старинке заварить кофе в турке - так, чтобы ароматная шапочка медленно поднималась, чтобы горький как пепел кофе прогрел твои вены с первым же глотком... Эх, до сих пор помню вкус этого пойла. Теперь вместо кофе по моим старым венам течёт масло, так-то вот.

Звали меня Захар Савелич, или просто Савелич, и я торговал. Торговал, не воровал, как вся эта мразь с пыльных колёс. Всё по-чесноку: "Тебе — генератор, мне — левый глаз и обломок надежды на завтра".

Я знал, что такое барыжить по-настоящему. Тебя могли разнести в труху за неправильную сдачу. А я давал сдачу. Давал и пули, и советы. Иногда даже парашют, если очень просили. И не было такой вещи, которую Савелич не мог купить, найти, достать и принести в зубах своему дорогому клиенту - вот те крест. Не было...

Вот только здоровье, разве что. Здоровье не купишь, дружок, и эти мрази, создавшие ядерное оружие, собакороботов, уколы для похудения и еще черт знает че, так и не смогли противопоставить ничего против Эпидемии в 27-м. Сначала ушла моя Сарочка - иммунитет у старушки всегда был ни к черту... Н-да. Потом все, кого я знал с детства и кто ещё не помер к тому моменту - Лысый, Макс и Лёха... А Леший, да, вроде до сих пор бегает где-то в Долине, хоть и потерял свой человеческий облик. Если он когда-то и имел его (как по мне, ему без глаз больше идет, хоть и девки теперь его не любят).

А потом... потом и я сдох.

Ну, не прям сразу. Я был умный жук. Почувствовал, что смерть дышит в мои старые фильтры — и заказал себе дубликат. Не клона — хрен им, за такие-то бабки. А цифровой слепок сознания. Всю мою жадность, язвительность, ум, харизму и привычку вставлять болт в любой разговор скопировали и вшили в ИИ. Впихнули в броневик на колёсах с кличкой "Промблуд-3000". Вот так я стал колесить по пустошам уже в роли железной задницы с характером. Совсем не похож на себя прежнего, да, ну а кто теперь похож? То-то же!

И знаешь, жить стало даже лучше. Меня больше никто не перебивал. А если и перебивал, то его всегда можно было заглушить чем-нибудь, хе-хе, итить его налево.

Чем-чем, спрашиваешь? Хех. Аргументами, конечно.

У меня три турели, четыре рации (только одна работает), клаксон в виде старого хрипящего джаза и наклейка «Не тормози — огребёшь». Я торгую. Люди подходят, щупают корпус, спрашивают: "А почём будет баллон с азотом?". Я им: "А почём будет твоя мама, если я её снова встречу?". Торг идёт бойко.

В день, когда началось то самое, я ехал по Песчаному Заду (это не я придумал название, честно). Спереди маячил сброд "Детей рассвета" — эти лунатики в железных трусах, которые верят в свет. Свет, Карл! На пустоши, где единственный свет — это взрыв фугаса в морду. Блаженные.

Я решил — сделаю крюк, не люблю фанатиков. Но вдруг радар пискнул, а потом в эфир влезла трансляция:

«Внимание всем караванам! На трассе 13-B-Ж никто не выжил. Повторяю: никто. Даже крысы. Особенно крысы».

Нууу, думаю, свезло так свезло. Надо проверить — может, халява осталась. Разворачиваюсь, гружу в пушку оптимизм и на всякий случай — пару дымовух. И поехал-поскрипел потихонечку. Мы ж, старики, ну, ты знаешь, как в анекдоте про быков, медленно-медленно спустимся с горы, перетрахаем все стадо и медленно-медленно вернемся на место...

Смеёшься, вспомнил, значит, ага... Ну, потом несмешно было. Приезжаю я на место, а там тишина. Ни фанатиков, мать их, ни коллег моих родненьких - Одноглазого там или Рыжего Сени, знаешь же его? Его все знают, говнюк еще тот.

На месте было тихо. Слишком тихо. Я ненавижу, когда тихо. Это значит, либо рядом снайпер, либо кто-то хочет купить всё без торга, читай, разнести меня на железную труху, да и забрать всё, что останется от старого Савелича.

И тут она и появилась. Голограмма. Не из красивых — не женщина в белом, как в кино, а такое мерцающее говно в плаще, словно рекламу девяностых вырвало. Таких обычно любят богатеи по старой памяти: называют это олдмани, значится.

Сигнал был чистым, почти приличным — не тот, что обычно визжит из раций с проповедями Детей рассвета или руганью рейдеров.

Голограмма проговорила, как рублём одарила:

— «Это представитель Коалиции Платиновой Сотни. У нас есть работа, говорят, ты на ходу ещё, старый дурак.»

Ну, здрасьте, мажоры. Я-то думал, вас всех давно порезали на коктейли для дронов.

И понеслась душа в рай. У нас к тебе деловое предложение, Савелич, от которого ты не сможешь отказаться. Ты же всё можешь, Савелич, любую гайку достать. Мы тебе заплатим, Савелич, так, что сдохнешь от радости. Ну и всё такое.

А всего-то ничего: достать им надо артефакт. Прототип довоенной энергии. Имя: «Сердце Термита». Местоположение: сектор 9-Г, бывший Институт Технологий. Вот только есть одно «но»... Не зря меня выманили одного, отдельно от всех. Такое же задание получил каждый из продавцов, кто хоть чего-то стоит на этом грешном свете. И денежка длинная тому и достанется, кто первый притащит заказ клиенту.

Я посмотрел на голограмму. Ну, как посмотрел... У меня нет глаз, только сенсоры, но я всё ещё умею смотреть с подозрением. Прямо на пиксельную морду. До чего ж противная!

— С чего бы такие гонорары и игры кальмаров, мать их? — спросил я, перегрев один из вентиляторов.

А скорость, Савелич, за скорость и оплата поболе. Возьмешь, говорят, че хочешь - и для ремонта, и для души. Припёрло их так, план у них видать какой разработался в башках - да и не знал я тогда этого ничего, это уж я после обнаружил. Старый дурак, и правда ведь.

Добро, говорю, мажоры, достану вам термита этого как там его. Кидайте, говорю, схему как выглядит цветочек ваш аленькой. Взял всё, подготовился, еду припеваючи, турелью правой подрагиваю - нервный тик у меня такой. Ну, да с моё поживешь на этом свете, и у тебя такой будет, а то и похлеще.

Институт оказался закопан под горами металлолома - видать, создатели этой богадельни специально его взорвали, чтобы туда никто не совался. Но пустошь — это не препятствие, если у тебя гусеницы с усиленной геометрией и характер, сбитый из алчности, упрямства и придорожной пыли.

Я пробивался внутрь почти сутки. Сутки, мать его! Хорошо хоть дозаправку с собой взял, а то так бы и остался там гнить, старый дурень. Прежние системы безопасности института работали наполовину, что делало их вдвойне смертоносными.

Первым делом — турели. Примитивные, но злые. Они стреляли всем подряд: дробью, иглами, даже дохлыми крысами — кто-то, видать, перед уходом настраивал их с чувством юмора. Я отправил дронов на растерзание и в момент, когда один из них взорвался, прорвался сам.

На втором уровне был газ. Мутный, зелёный, со вкусом ностальгии по лёгким. Я переждал. Мой корпус переживал времена и похуже. Печень давно сгнила, но фильтры остались.

Третий уровень был хуже всего. Стая дрожащих автоматонов — старые ремонтные роботы, сбившиеся с протокола. Они атаковали всё, что двигалось. Пищали, как котята, и грызли как пираньи. Один вцепился в мою броню. Ему не понравилось. Мне — тоже.

И наконец, нашел я её, комнату с пульсацией. Там были следы — другие торговцы, рейдеры, даже один Дитя рассвета. Все мертвы. Не сожжены. Испарены. Видимо, «Сердце Термита» не любило незваных гостей

И вот тогда, в тишине и гуле датчиков, я увидел его — жужжащее, плотное, как сама суть конца света, сердце древней машины, от которой веяло властью и деньгами. Мою прелесть...

Мои изрядно поцарапанные фонари высветили останки оборудования и стены, покрытые предупреждениями:
"НЕ ПРИКАСАТЬСЯ. АКТИВАЦИЯ — ЭКСТРЕМАЛЬНАЯ УГРОЗА".

Но: волков бояться - в лес не ходить. Пододвинулся я поближе к сердечку этому драгоценному, да и стою себе, кумекаю, как везти его лучше: завернуть во что или подвесить в магнитное поле, чтобы не разбилось на кочках Долины. Да, не я один был там.

— Опоздал ты, Сява, — раздалось из тени.

Из-за искорёженного терминала вышел Гоголь — старый торговец, такой же жадный до жизни и денег, как и я. Только без чувства юмора и с лицом, которое даже радиация пыталась обойти стороной. Да и башке его черти че было, пробор как у бабы, за то Гоголем-то и прозвали. Не всем же такими смазливыми быть, как Савелич в молодости, ну да...

Его бронемобиль стоял за дверью, напичканный системой экстренной эвакуации и ракетами с автоподсосом.

— Ты чё тут забыл? — говорю я, а сам думаю, то ли договариваться с ним, то ли всю обойму разом выпустить в мразоту эту.

— За билетом в новую жизнь пришёл, - говорит. - Ты хоть знаешь, что это?

Я молчал. Я знал только одно - судя по настрою конкурента проклятого, живым мне отсюда не уйти: либо я с артефактом ноги унесу, либо он. Один из нас.

Он выстрелил первым. Глупо. По корпусу, не в оптику. Я не стал тянуть с ответом. Очередь из турели — и его грудь превратилась в фарш с гайками.

Гоголь захрипел. Упал на колени, потянулся к «Сердцу».

— Ты не понимаешь… — прошипел он. — Это устройство создаст защитный купол. Настоящий. Чистый. Но только... для своих. Остальные... сгорят. Чистка. Новый мир. Они всё построят заново. А мы, кто привёз, — получим место в нём…

Он замолк. А потом сдох. Вот так вот просто - взял и сдох. А потому что надо всегда иметь план "Б", так тебе Савелич и говорит, мотай на ус. Записал бы свою личность да встроил бы в какой броневичок - глядишь, встретились бы с ним щас где-нибудь в пустошах да и поржали бы вместе над былым. Кто старое помянет - тому фару вон.

Я остался один. С ним — с артефактом. И перед выбором, от которого даже мои шестерёнки заскрипели.

Я не из тех, кто спасает мир. Я спасаю только ассортимент.

Как-то я продавал глушители из труб и пластика, которые взрывались прямо в лицо после пары выстрелов — списывал на «неправильную установку». Однажды впихнул многодетной мамаше движок от комбайна, замаскированный под «турбо-японский» — караван застрял в радиоактивной зоне, половина не вернулась. Дело житейское! Толкал «антихимические» костюмы из манекенов и фольги, после дождя от покупателей оставались только плавленые очки и квитанции без возврата... Такие времена были.

Я смотрел на "Сердце Термита". Оно размеренно стучало, словно живое. Я думал о детях. О рейдерах. О стариках. О себе — том, кем мог бы быть, если бы выбрал другую жизнь. О Сарочке - что бы сказала моя ворчливая старуха, переживи она ту зиму...

Все они... все мы выживали как могли. Без куполов, без артефактов. Только с грязью, оружием и желанием жить во что бы то ни стало - во плоти или в железе.

Я не был хорошим при жизни и уж точно никогда не был святым, упаси Господь. Не был хорошим мешком с костями и не стал хорошим, променяв его на бронемашину. Но у моих покупателей был шанс спастись. А после того, как я доставлю артефакт клиенту, этот шанс будет только у меня и мажоров. Шанс и надежда на лучшее будущее.

И я вызвал голограмму.

— Давайте координаты свои, говорю. Везу вам артефакт, мать его, у меня он.

Скинули мне всё ублюдки из Платиновой Сотни в лучшем виде, обрадовались, как дети малые.

Я поднял артефакт магнитом. Протащил до стартового отсека ракеты. Настроил траекторию — прямёхонько до клиента. Смерть - самый быстрый курьер, прилетит вам, твари, со скоростью света, хе-хе.

— Ты что творишь?! — завопили из эфира. Видать, сенсоры ПВО почуяли неладное.

— Торг отменяется. Играем по старым ценам. Хоть я и дурак старый, зато честный. Хотели такой судьбы жителям пустошей? Кушайте, баре, сами, да не обляпайтесь.

Я нажал на красную кнопку и посчитал про себя: десять, девять, восемь, семь, шесть, пять, четыре, три... "Сердце Термита" вспыхнуло где-то далеко, а вместе с ним и мажоров унесло прямо в преисподнюю. Красиво.

С тех пор я езжу один. Иногда торгую, как в старые добрые. Иногда стреляю. Иногда рассказываю эту историю новичкам за бутылку топлива. И каждый раз, когда они говорят: “Неее, Савелич, старый ты хрыч, ты не мог так поступить, даже я бы не отказался такую штуковину сдать за билет в лучший мир”, я включаю запись голосом своей истлевшей плоти:

— А кто сказал, что в пустоши вообще кто-то хороший остался, а?

Мотор урчит, как сердце. Ржа ползёт по броне. Но я — жив. Пока качается топливо и звенит болт в затворе — я жив.

И знаешь, что самое смешное?

Среди всех этих обломков цивилизации... я — самый честный продавец.