Санитарный день

— Нет, на этот раз ты так просто не отделаешься.

— Ой, брось, гаджо! Можно подумать, впервые…

— Именно!

Русый резко обернулся — Дятла окатила волна Леса, ледяной смолистой хвои.

Цыган несколько сбавил обороты.

Отступил, памятуя о том, что лягаться русый умел виртуозно: как у всякой порядочной рыси, у Волохи были длинные ноги и вообще — классно натренированная задняя часть.

Пинался он метко.

— Именно, что не впервые! Дятел, я сколько раз просил думать головой, а не… Тем, чем обычно? Она княжна!

Дятел цыкнул.

— Да она сама на меня прыгнула, я только-только лечь успел…

— Дятел!

— Да под юбкой они все одинаковые…

— Князю будешь это втирать!

— Ну ладно, ладно. Не вокализируй. Чего, как отработать-то?

Волоха нехорошо прищурился.

— Пойдем. У меня есть идея.

***

День у Старшего Библиотекаря, определенно, не задался с самой ночи.

Подумать только — некто дерзнул осквернить Библос Князя! Благодарение Луту, что пострадал — отделался скользящим ударом по голове — всего один человек; к несчастью, именно этот человек значился первым помощником Старшего Библиотекаря. Тан остался один на один с разгромленным залом, накануне важнейшего визита…

Варвары не пожалели витражные окна; не пощадили лакированное дерево; не устыдились почтенных лет мозаичных панелей.

В штате числилось всего несколько человек, допускать до особой секции посторонних считалось кощунством. Тану обещали прислать усердных помощниц. Но как быть, если даже с юными служительницами он определенно не управится к сроку? Не заставлять же дев таскать скамьи и двигать стеллажи.

К тому же часть старых книг оказалась вырвана с корнем, значит, придется пересаживать…

Тан вздохнул про себя. Все же, пусть лучше он будет здесь ночевать, чем позволит кому-то узнать, что на самом деле случилось той ночью.

Он доверял своему чутью, а оно подсказывало — незваные гости имели своей целью не разрушение и надругательство. Или он ошибается и всему виной его мнительность?

Мнительность и нечистая совесть.

Громкий окрик выдернул из раздумий.

— Старший Библиотекарь! Господин Тан!

— Что такое? — Тан недовольно обернулся, прижимая к груди охапку свитков.

Налетчики сбросили их с резных поставцов, рассыпали, точно прутяные заготовки для Шествия Кукол.

Подбежавший слуга склонился в низком поклоне, длинные рукава коснулись кучи тщательно сметенного мусора.

Одежда была самой неподходящей для грязной работы: расшитый витражной нитью хафу, схваченный составным поясом. Широкие рукава с шелковыми завязками в манжетах совсем не помогали в уборке. Точнее, ими было удобно смахивать пыль и мелкие статуэтки, но Тан такую цель не преследовал. Пришлось, как рабочему с Утреннего Рынка, прихватить рукава шнурками, а волосы поднять и закрутить в гладкий узел, пожертвовав приличным его должности головным убором.

— К вам посетитель, господин Старший Библиотекарь.

— Какой еще посетитель? Библос закрыт! О Санитарном Дне есть специальное извещение, заверенное Печатью и доступное для ознакомления любому желающему.

— Я так и сказал, слово в слово, однако господин очень настойчив. Мне кажется, вам лучше переговорить с ним лично.

Тан поджал губы.

Да, он встречал таких надменных спесивцев, которые искренне полагали себя выше других и не считались с правилами Библоса. Тан умел с ними говорить и даже разговаривать. Но, видит Лут, почему именно сегодня?

— Хорошо, пусть пройдет. Я сам все решу.

Тан аккуратно положил свитки на столик, поправил волосы, носком подпихнул в кучу сора осколок, принял величественный и занятой вид. Шептались, что Старший Библиотекарь слишком молод для подобной должности: не так давно ему сравнялось двадцать четыре года. Тан старался выглядеть и вести себя степеннее, чтобы соответствовать, хотя это было непросто: природная живость характера проявляла себя в самые неподходящие моменты.

Но, когда в зал вошел посетитель… Посетители… Тан совсем по-мальчишески открыл рот.

— Вол… Капитан? Чем обязан?

Кого он не ожидал увидеть здесь, так это русого капитана Еремии.

Волоха с интересом оглядывался, а рядом с ним, локоть к локтю, вертел башкой какой-то разбойного вида тип.

Высокий — выше немаленького Волохи. Широкий в плечах, в ужасной, стегающей по глазам, красной рубашке и алом же кушаке, черноволосый, смуглый, небритый, по всем приметам — цыган.

— Господин Тан? — Волоха, улыбнувшись, первым поклонился Библиотекарю.

Согласно канонам Хома Мозаик: вытянув перед собой руки и обхватив ладонью правой сомкнутый кулак левой.

— Рад видеть вас в добром здравии. Кажется, у вас тут происшествие?

Тан ответил не менее церемонным поклоном.

— О, уверяю, ничего страшного. Буйство стихии. Оплошность сторожа: старик позабыл запереть окно, ветер похозяйничал вволю.

— Ветер, га, — фыркнул цыган, носком сапога придавливая лист с четким отпечатком подошвы. — Оставил, ебврт, след в литературе.

Волоха мазнул взглядом по аккуратной обуви Старшего Библиотекаря. Посмотрел на самого Тана.

Раньше Тан полагал, что зеленые глаза у мужчины выдают в нем распутника или же не совсем человека. Он был рад, что хоть в чем-то ошибся.

— Думаю, вы не откажетесь от дружеского участия, господин Тан? — спросил Волоха вкрадчиво.

— Это пришлось бы кстати, — подумав, осторожно отозвался Тан.

Волоха был не из тех доброхотов, чье предложение помощи — дань этикету. Если он говорил, что поможет, то — делал.

Собственно, они и познакомились, когда Волоха единственный протянул ему руку.

Тан краем глаза приглядывал за спутником капитана: незнакомец отправился шататься. Осматривал внушительные стеллажи с книгами, резные столики на подиумах у окон, свитки…

— В таком случае рекомендую вам своего товарища. Он мой старший помощник и отличный парень.

Тан вновь глянул на старпома: “отличный парень” как раз листал книгу, почесывая яйца.

Тан с трудом удержал негодующий вскрик.

— Я протестую, ему не место в Библосе. Он…

Волоха холодно улыбнулся. Тан подавился не сказанными словами, сжал губы.

— Продолжайте, — в голосе русого звучало бархатистое мурчание большой кошки. — Неужели вы считаете моего доверенного друга недостойным находиться здесь?

— Вовсе нет, — Тан взял себя в руки. — Я благодарю вас.

— Отлично. В таком случае он в вашем распоряжении.

— Как надолго?

Кажется, этот вопрос одинаково занимал и цыгана, и самого Тана: оба воззрились на капитана с надеждой.

Волоха выдержал мстительную паузу.

— Что же… Полагаю, пары дней будет довольно. Располагайте им по своему усмотрению.

Тан согнулся в поклоне, про себя взмолившись Луту. Мало ему бед. Теперь еще и это бедствие.

— И, господин Тан… Помимо прочих обязанностей, в свете последних событий — мой товарищ может оказаться особенно полезным.

Тан моргнул. Он был уверен, что об истинных причинах происшествия русому ничего не известно. По крайней мере, хотел так думать.

Перед тем, как уйти, Волоха притянул к себе старпома и, держа за холку, точно строптивого зверя, что-то быстро, неслышно проговорил.

Цыган по-лошадиному скосил темный глаз на Тана, хмыкнул. Кивнул.

Знаменитые двери Библоса — узкие и высокие, украшенные растительным орнаментом створки с витражными вставками — сомкнулись за русым; наступила тишина.

Тан спиной, затылком чувствовал пристальный взгляд. Сглотнул, стараясь не выказать страх, повернулся, чинно спрятав подрагивающие пальцы в рукава. Цыган смотрел на него, чуть нагнув голову, будто волк. Блестел крупными белыми зубами и желтой серьгой.

Кажется, даже пахло от незнакомца зверем: мускусом, кожей, медью. И едким порохом.

Тан моргнул озадаченно: как вообще русый это провернул? Просто зашел с улицы, всучил ему своего старпома и убрался? Будто наваждение, морок…

Он встряхнулся, выпрямился, поднял подбородок, непроизвольно пытаясь казаться выше.

— Как мне к вам обращаться?

— Дятел, — хмыкнул старпом капитана Еремии, поскреб ногтями щеку, бесстыже глазея на Тана сверху вниз.

Глаза у него были что угли.

— Это же прозвище шанти. — Поморщился Тан. — Имя у вас есть?

— Есть, да не про твою честь, — хохотнул цыган. — А ты у нас, сталбыть, Тан?

— Старший Библиотекарь Княжеского Библоса, — сразу определил себя Тан, оправляя расшитый пояс. — Мой первый помощник заболел, младший помощник в трех днях пути, а мне незамедлительно требуется подготовить Библос к визиту сиятельной особы. Я надеюсь на вас.

— На Лут надейся, а письку смазывай, — тихое пофыркиванье за спиной ему точно не послышалось.

Тан поджал губы, закатил глаза.

О, Лут! Он не был даже уверен, что этот варвар умеет читать.

Ближе к вечеру Тан вынужден был признать, что этому варвару нет равных в качестве исполнителя грубой работы. Пока сам Тан занимался пересадкой вырванных корешков, прозванный Дятлом, закатав рукава, без натуги двигал стеллажи и шкафы, переставлял столы и лавки, таскал тяжелые светильники и целые стопки книг, доставал пухлые тома особой секции с верхних полок. Правда, в первый раз, когда Тан попросил его спустить “Живописания и жизнезначения” Эрих-Фромма, цыган просто скинул искомое, как кошка — вазочку.

Тан едва в обморок не упал, следом за книгой — та шлепнулась сыро и тяжко, куском мяса на прилавок.

— Вы с ума сошли! — От возмущения голос сорвался на писк. — Это редчайший фолиант!

Цыган легко спрыгнул со стремянки, фыркнул.

— Пфф, хулиянт. — Сказал, отряхивая рубашку. — Древнее только кирпич с мышкой моей прабабки. Если такое сокровище, чего ж оно в жучином говне на загнетках валяется? И тяжеленный, им только капусту квасить.

Тан вспыхнул.

— Это вашей головой можно… Капусту квасить.

— Показал бы я тебе чем можно ее рубить, да капитан не поймет. — Лениво блеснул зубами цыган, потянулся. — К слову о капусте, Тан-ботан, мы тут ишачим уже порядочно, а есть что пожрать?

Библиотекарь, сдерживая себя, поправил рукава.

— Разумеется, я знаю место, где можно поужинать. — Отозвался со всей возможной вежливостью. — И это не мой читальный зал.

— Ебальный, — с готовностью оскалился Дятел.

Что за ужасное прозвище, подумал Тан, вновь берясь за мягкую тряпку для пропитки корешков. Ужасное, глупое, но удивительно верное. Цыган мог вывести из себя точно так же, как упрямая птица.

В общей сложности, провозились они дотемна. Дятел показал себя толковым помощником. Но, видит Лут, сколько шума от него было! Он пел, свистел, цыкал, стучал каблуками, сыпал замечаниями, кряхтел, чесался, портил воздух, смеялся, хватал за некоторые места послушниц Храма Красноухой Лисицы. Девушки взвизгивали, пламенели, как уши их покровительницы, но, кажется, были не против такого рода внимания.

Тану несколько раз пришлось проявить строгость и напомнить хихикающим кокеткам, что они находятся в Библосе, а не в Доме Свиданий.

И их первейшая задача — наведение порядка, а не заигрывания с варваром.

— Думаю, на сегодня более чем достаточно, — наконец сказал Тан, вытирая лоб.

На руке остался след, а короткий взгляд в бронзовое зеркало подтвердил, что Тан скорее размазал грязь по лицу — сплошной ровной полосой.

Пыль даже на зубах скрипела, а волосы — гордость Тана — из полотна сияющего обсидианового шелка за день превратились в подернутый золой уголь. Но все же, вместе с цыганом они почти полностью ликвидировали последствия безобразия.

Тану не терпелось вернуться домой и принять ванну: промыть волосы, может быть, даже испробовать ту особую серебряную соль для умягчения и увлажнения кожи...

— Ха! Я думал, ты тут и ночевать будешь, как бумажная моль в листки завернешься да и окуклишься… Может, трахнем по маленькой?

— Чтооо?!

— По стаканчику пропустим, а? Где тут у вас легкие девки и тяжелые напитки?

— В таких вещах я вам не советчик и не попутчик, — надул щеки Тан.

Дятел фыркнул, цыкнул. Махнул рукой.

Тан старался не пялить глаза: жилистые предплечья были обмотаны ремнями, к которым крепились короткие плоские ножи. Каждый в своей норке. Он, конечно, знал, что шанти пустыми не ходят, но оружие любого сорта вызывало у него почти физическое отторжение.

Дятлу, кажется, ничуть не мешали ни ножи, ни револьверы. Так для Тана привычны были свитки с карандашами и земляной, рассыпчатый запах снятых со стеллажей укорененных книг.

На улице распрощался с помощником. Помедлил и все же сказал.

— Если вы и впрямь взыскуете общества доступных девиц, вам следует посетить улицу Роз и Волчиц. Там чисто и безопасно.

— Откуда знаешь, а?! — Дятел ухмыльнулся так, что Тан сразу же пожалел о своей заботе.

— Это мой город. — Ответил медленно, с надменным достоинством. — Я хорошо знаю его историю и особенности. Доброй ночи, господин старпом. Благодарю вас за помощь.

Дятел хмыкнул, приложил два пальца ко лбу.

Отшагнул, спиной назад, и провалился в ночь, как в прорубь.

***

Тан шел быстро. К ночи поднялся ветер, грозящий вырасти в настоящую бурю. Налетал порывами, безжалостно трепал за холки взъерошенные деревья, обрывал цветы и гирлянды красных фонариков. Тан решил срезать путь до дома и пошел в обход главных улиц.

Как бы ни был хорош Хом Мозаик, у него, как у любого Хома, была ночная-изнаночная сторона. По ней Тан и пробирался, проклиная свою лень и неосмотрительность.

Луна и звезды спрятались; их примеру последовали горожане. Темноту прореживали редкие огни грибов-наростов на камнях кладки, коим резчики городской Службы Освещения в соответствии с сезоном придавали благородные формы жуков и раковин, птиц и цветов. Тан, привыкший рассчитывать на себя, освещал путь ручным фонарем: с эмалевой рукояткой, латунными вставками, изящной работы ювелирной мастерской Лалик.

Когда дорогу заступили двое, Тан даже обрадовался: решил, что столкнулся с патрулем гвардейцев.

— Доброго вечера, господин Тан, — голос у незнакомца был сухим, скребущим.

Так, подумал Тан, мог бы говорить пергамент Хома Кирфа: желтый, как куркума, пахнущий горячим песком, бальзамической эссенцией и красным чаем.

— Доброго вечера. Не имею чести.

Светить в лицо встречному Тан не решился. На всякий случай отступил к стене, освобождая путь, хотя в этой арке они разошлись бы вполне свободно.

— О, ваша честь нам не к чему. — Рассмеялся незнакомец. — Нам нужна книга.

Тан постарался, чтобы его голос звучал ровно, а не стелился по земле, как пламя под ветром.

— Пожалуйста. Библос будет открыт завтра для всех желающих, вам помогут оформить абонемент…

— Нет, господин Тан. Нам нужна особенная книга. Уверен, вы понимаете, о чем речь.

— Отнюдь.

— А мы растолкуем.

Тан отшатнулся, когда его грубо поймали за руку, вырывая фонарь. Испуг ударил вдоль хребта, хлестнул, точно лопнувшая струна.

А в следующий миг мужчина вздрогнул и свистяще выругался. Зажал почерневшими пальцами запястье. Тан, получив свободу, торопливо отскочил.

— А чего это вы тут делаете, а?

Дятел стоял, навалившись плечом на каменную кладку арки. Постукивал пальцами по светящемуся жучиному брюшку, выложенному цветным стеклом. Одно ножевое гнездо пустовало.

— Иди своей дорогой, парень.

— Куда мне идти, я сам разберусь. А вот тебе, свиное рыло — решительно нахуй, — легко откликнулся Дятел.

Луна вынырнула из туч, как утопающий из захлестывающих волн. В лимонном ее свете блеснуло лезвие; зелень стрекозиных крыл нароста коснулась барабанной револьверной глади…

Люди набросились молча и сразу все, как свора.

Тан вскрикнул. Не успело эхо раствориться в камнях переулка, а Дятел уже действовал. Первого нападавшего он застрелил почти в упор — голова того вспыхнула огненным ликорисом. Во второго пальнул из-под мышки, и тот рухнул лицом вниз. Третьего поймал за волосы и приложил лицом прямо о спинку роскошного жука-оленя. Четвертого, бегущего прочь, настиг одним прыжком и, судя по короткому хрусту, просто сломал шею.

Все заняло одно дыхание. Вдох-выдох.

Тан понял, какая оглушающая тишина стоит лишь по набату собственного сердца.

Вокруг лежало четыре мертвых тела.

О, Лут!

Тан никак не мог вдохнуть. Воздух загустел; ватой застрял в раззявленном, сухом зеве.

Он навалился спиной на стену, не ощущая холода; перед глазами кружилась луна. В ушах тонко звенело…

— Эй, не охуевай!

Дятел оказался рядом, хлопнул по щеке и вдруг сунул кулаком под ребра. Тан икнул и вдохнул.

— О, Лут, о, Лут, о, Лут…

Цыган присел на корточки и быстро обшарил тело. Хмыкнул, сказал что-то, склонился над другим, ногой перевернул третье...

Выпрямился, протягивая Тану его же фонарик.

— Малехо треснул, ну да изолентой подправим. Я так думаю — все же провожу тебя, ага? Главнюк сдристнул, надо было сразу ему жилы подрезать, козлу прыткому…

— Разве… разве мы не должны доложить гвардейцам?

— Ха! Второй раз Волоха меня из тюрячки тянуть не будет, а улицы подметать я за так не согласен. Пойдем, где там твоя конура?

***

Тан был бесконечно далек от дикого Лута с его ужасными традициями.

О, в детстве он зачитывался историями об отважных первооткрывателях и дерзких пиратах Лута, находил в этих ярких историях отдушину трудному, серому существованию. Но, повзрослев, быстро понял, что флер романтики шанти — крайне тонкое, зыбкое и неоднозначное понятие.

Дятел был словно из такой вот истории. Однако именно он спас Тану жизнь.

Никак не удавалось одолеть дрожь. Тана колотило. Тягучий, колодезный черный холод поднимался изнутри. Будто он сам, потакая глупому любопытству, приоткрыл дверь в царствие стылого мрака. Закрыть не совладал, и щель медленно открывалась голодным ртом… Тан принял горячий душ, выпил, одну за другой, целых две чаши подогретого вина. Лицу стало жарко, уши горели, но стынь не отступила. Не отпустила.

Тан обошел дом, плотно зашторил окна, жмурясь от блеска зарниц в витражных стеклах. Заставил себя лечь. Знакомая до последней мелочи, любовно обставленная спальня теперь казалась западней. Натянул одеяло, почти до самых глаз.

Душная темнота облепила влажной простыней, не принесла успокоения, точно — сковала. За окном бушевала непогода, косматым псом ворчал гром, рвался с грозовой цепи. Он слышал шорох дождя… Или это воры, проникшие в дом? Убийцы?

Будто скрипнули ступени, будто кто-то задел кольцо на двери. Вот — стукнуло. Шаги?

Он вскинулся, отбросил одеяло, сел, тараща глаза в темноту.

Стук повторился.

Тан, выдохнув, решительно поднялся. Нет, он не встретит свою смерть, трясясь под одеялом! Взял подсвечник, плотнее запахнул халат и, ступая бесшумно, приблизился к двери.

— Кто? — спросил робко, сжимая витое железо.

— Дед Пихто! — прорычали за дверью. — Ты там сдох или на горшке заснул?! Открывай давай, погода собачья!

Тан почувствовал, как страх, точно песочный замок, смывает горячей, бездумной волной радости. Он не один в этой темноте! Какое облегчение! Дрожащими руками справился с замком, торопливо отворил, отступил, когда через порог завалился цыган.

С него лило. Капало с волос, с одежды… Кажется, старпом Волохи не догадывался о таком изобретении цивилизованного мира, как зонт.

— О, Лут! Вы совсем мокрый!

— Да уж, что твоя киска, — ночной гость внимательно водил темными глазами, дергая носом, точно принюхивался. — Слушай, щегол, есть промокашка?

Тан, спохватившись, провел гостя в ванную, старательно не замечая цепочки грязных следов, достал чистое полотенце.

По-хорошему, следовало предложить и сухой комплект одежды… В шкафу он с трудом отыскал новый халат — подарок на День Значения Библоса. Халат был сработан из хорошей ткани, но оказался на несколько размеров больше и Тан ни разу не надевал его. Хранил, сам не зная, зачем. Не привык разбрасываться вещами: не был рожден на шелке, знал цену бережливости.

— Я принес вам… Ах.

Дятел успел раздеться, и теперь валялся в его, Тановой, белоснежной ванне — на чугунных львиных лапах, с чудесным позолоченным краном-лебедем — закинув ноги на бортик. Ноги были волосатыми, как у дикого животного. Одежда лежала темной кучей, будто осьминог, выброшенный на берег штормом. По изразцовым плитам бежали грязные ручейки.

Тан сжал губы и дрогнул бровями. Хотел удержать лицо, но все равно перекосило, как деда, ревнителя старинного благочестия, на празднестве Речных Дев.

— Ваша сменная одежда, — отчеканил, тоном показывая свое недовольство.

Дятел же показал большой палец. Зачерпнул горячей воды, с видимым удовольствием вылил себе на лицо, точно был недостаточно мокрым.

Тан повернулся, увидел — разложенные на зеркальном столике револьверы. Четыре хвоста, четыре ствола.

Он оцепенел, впервые видя оружие смерти так близко. У себя дома. Среди его зеркал, флаконов цветного стекла, теплой узорной плитки, наборного паркета…

Вздрогнул, когда гость пробасил с усмешкой в голосе:

— Спинку потрешь, куколка?

Тан зажмурился, сердито выдохнул:

— Потрите себе… сами.

И вышел, провожаемый хрипатым смехом.

— Я там у тебя бахнул из фиолетового пузыря вонючку не глядя, а походу, годнота, прет классно.

Еще бы не классно, подумал Тан, возмущенно принюхиваясь. Безумно дорогое масло с Хома Кирфа. Три капли на чан. Какое расточительство, какая небрежность!

Цыган в халате выглядел престранно. Тонкая ткань плотно облепила тело, едва не трещала на плечах. В длину тоже не угадал — ладно хоть колени прикрыло.

В его доме. Какой кошмар.

Но — Тан был вынужден признать — страх куда-то испарился. Видимо, не мог сосуществовать в одной комнате с Дятлом.

Дятел сел на табурет, почесал бедро.

Цыкнул.

— Короче, Тан-ботан, я так рассудил: моя рысь все равно раньше оговоренного не прискачет, мотыляться мне тут без якоря еще парочку дней, так что, лучше я у тебя жопу прищемлю, чем в блядушнике или на хазе Ведуты закисну, а? Заодно тылы твои бледные прикрою.

Тан помассировал виски. Дятел говорил без умолку и долгих раздумий, буквально сыпал словами, и Тану стоило некоторого труда… Отделять зерна от плевел.

— Вы предлагаете… Присмотреть за мной?

— Типа того, ага. А взамен тут перекантуюсь. Идет?

— Идет, — тихо выдохнул Тан.

Он, к стыду своему, даже не думал долго.

Если Волоха отрекомендовал цыгана как своего доверенного помощника, значит, доверять ему мог и Тан. По крайней мере, в вопросах, требующих физического приложения.

Для ночлега Тан предложил гостю софу в своей спальне. Дятел покрутился там, ворча, как пес, и в результате устроился прямо на полу.

Тан промолчал, не в силах как-то обозначить сие предпочтение.

Не вниз головой на кольце в потолке, и то ладно. Кто знает, как эти шанти привыкли спать.

— Спокойной ночи… Господин старший помощник.

Назвать цыгана Дятлом Тан никак не мог. Язык не поворачивался.

Цыган хмыкнул.

И очень скоро дыхание его изменилось, стало редким и глубоким.

Ни за что не усну, подумал Тан, подтягивая одеяло до подбородка. Какой сон, когда совсем рядом спит дикий зверь?! Когда где-то бродят убийцы?

Повздыхал, глядя в потолок и слушая прерывистый шелест дождя.

И сам не заметил, как заснул.

***

Утреннее солнце сияло радугой в каждой капле на листах благоухающей зелени. Словно и не было разгульного мятежа ночной стихии. Пели птицы в купах деревьев, в потоках теплого ветра парили разноцветные воздушные змеи Службы Связи; воздух был свеж, пах озоном и цветами.

Тан распахнул окна, вышел на балкон. Положил ладони на мокрое черное железо ограды, искусно кованое переплетения виноградной лозы; вдохнул полной грудью. В центре площади играл фонтан, прихотливо выложенный смальтой: его часто выбирали своей площадкой музыканты.

— Утречка, Тан-ботан.

Тан вздохнул.

Над ухом протяжно зевнули, обдав затылок горячим несвежим дыханием.

Тан поморщился.

— Не торчал бы ты хреном в ромашках, этих ваших гнутых крыш тут как у голубя говна: стрелок смахнет, сам не заметишь, — лениво посоветовал цыган, судя по звукам, опять почесываясь.

Тан раздраженно дернул плечами, независимо задрал подбородок, но утро быстро потеряло очарование.

Пожалуй, варвар был прав.

— Прошу вас умыться и одеться к завтраку. А я пока соберу на стол.

— Только не говори, что есть надо этими палками.

— Я не держу в доме иных приборов.

— Да эти спицы вязальные только в жопу злейшему врагу затолкать… Или в ушах ковыряться.

Тан ярко представил себе оба варианта, глубоко вздохнул. Забрал у цыгана палочки, вернулся с вилкой и ножом.

— Брехло, — ощерился Дятел довольно.

Тан выпрямился, невозмутимо покраснел.

Ел Дятел быстро, но не жадно. Что-то высматривал в ихоре, пристроенном на бедре. Тан не одобрял совмещение приема пищи с другими занятиями, но тут было никуда не деться.

Дятел обладал удивительным способом заполнять пространство; встраивался в него и приспосабливал под себя, точно кот.

— Скажите… Давно ли вы служите старпомом у Волохи?

Дятел фыркнул.

— Служу? Ха, служат собачки, щегол. Я с русым с отрочества хороводюсь, с босых пяток. Вместе росли, так что само собой образовалось.

— И вам по нраву такая жизнь?

— Какая “такая”? — прищурился цыган, облизывая зубчики вилки.

Тан храбро пояснил:

— Всегда в Луте… Всегда на корабелле. Сегодня здесь, завтра там. Вечное движение в никуда.

— Ты буквально расписал все прелести, — усмехнулся Дятел, покачал в пальцах нож. — Кому такое не понравится?

— Мне, например, — Тан подхватил пиалу с чаем — тончайшего костяного фарфора. — Не знать, где ты будешь завтра, не иметь возможности запланировать даже ближайшие выходные… Это ужасно неприятно.

— А по мне, самый сок говнища — это как раз вот по кругу топать, изо дня в день. Всю жизнь на одном месте, а иные — в одном городе! Это ж сдохнуть от тоски, хуже карусельных камер на Хоме Альбатроса.

— Ну а семья?

— Моя семья — Еремия.

— Возлюбленная… Возлюбленный? — запнувшись, уточнил-таки Тан.

— В каждом порту, — ухмыльнулся цыган. — Только успевай подмываться.

Тан в смятении склонил голову. Воистину, эти шанти были совсем особым народом.

— Ну а теперь ты, Библиотекарь, колись, почему в тебя шмаляют, как в утку-мандаринку? Кому дорогу перешел, чью жену соблазнил, чьего брата растлил?

— Ничего подобного! — С излишним жаром вскинулся Тан. — Уверен, то были грабители… Выбравшие себе не ту жертву. И не ту стезю, если уж на то пошло.

— Ну, пошло оно все явно не туда. — Оскалился Дятел. — Для банальных разбойников у них неплохая снаряга была. Или у вас даже последние рвачи так ходят?

Тан сцепил похолодевшие пальцы в замок.

Дятел выжидающе молчал. Под его взглядом, пожалуй, заговорил бы и камень.

— Они спрашивали книгу, — выдавил из себя Тан.

Довериться этому чудовище, чужаку… Возможно ли?

Дятел хмыкнул.

— Ну так выписал бы по абонементу каждому, в чем морочка?

Тан облизал губы.

— Им нужна была другая книга.

— Срамная, что ли? Так я видал, у тебя там целый стеллаж со всяким. Старье, кстати, редкостное, нынче так уже не еб…

— Прошу вас!

Тан нервно потер лоб. Выдохнул.

Что же, отступать ему было некуда. Хуже не будет.

— Некоторые книги — неукорененные, особой секции — весьма почтенного возраста. У Библоса на службе состоят специальные люди, бумажные лекари. Они с тщанием и любовью восстанавливают здоровье книг, но это долго… и дорого. Князь ежеквартально выделяет определенную сумму на ремонт, но…Те книги, которые не нуждаются в столь прихотливом лечении, я беру домой и пользую своими силами.

— А денюшку в карман! — расхохотался Дятел, покачал головой. — Ай, Тан, ай да библиотечный сын!

— Разумеется, я поступаю так изредка… И только когда уверен в своих силах.

Он вздохнул. Чтобы стать полноправным книжным лекарем, требовалось не только пройти обучение, но и внести в казну определенную сумму.

Таковой Тан не располагал.

— Ночью накануне вашего появления в Библос ворвались разбойные люди. Они прихватили не самые лучшие экземпляры, но многое раскидали так, как если бы что-то искали…

Дятел ухватил суть мгновенно.

— Искали книгу? Ха! А она на руках, у тебя под жопкой преет, да?

Цыган, кажется, пришел в восторг. Тан же ничего воодушевляющего для себя в этой ситуации не находил.

— Прошу вас сохранить мою тайну.

— Не ссы, не выдам, — хмыкнул Дятел. — Давай, показывай свое сокровище. Авось, разберем, что там ценного.

К восстановлению книг Тан подходил со всем тщанием. Под эту тонкую работу у него был выделен особый уголок. отделенный ширмой от жилой зоны. Лампы, химические реактивы, клей всех сортов, ножницы, пинцеты, целый набор материалов и реагентов…

Книга хранилась в отдельном коробе. В данный момент она была единственным пациентом домашнего госпиталя.

Дятел почесал в затылке.

Сказал недоверчиво.

—Так из-за этой бумажки-подтирашки тебя в жопу драли?!

Тан скрипнул зубами.

— Меня не… Из-за этой рукописи, если уж вдаваться в подробности.

Дятел посвистел.

Свистеть у него получалось здорово, Тан еще в Библосе отметил. Сам он, к стыду своему, простейшему этому мальчишескому трюку так и не выучился.

— Но зачем и кому она могла понадобится? Это всего лишь сборник историй для детей…

— Дай гляну, — Дятел прижался сбоку.

От старпома Еремии буквально исходил жар, словно от жеребца, грудью порвавшего ленточку на Изумрудных Бегах.

— Как курица лапой ваш книжник премудрый корябал, — посетовал цыган, листая хрупкие странички. На пинцет и перчатки он только плечом дернул. — Крошки какие-то, или тараканы? Хм, наверное, шоколад… Рисунки забавные. Загадки… Хммм. А провенанс-то какой у вещички?

— Составитель сборника — господин Хон Ши, ныне покойный. Он оставил после себя яркую, но короткую биографию: в молодости ходил в Луте, занимался исследованиями, после чего вернулся на родной Хом… Семьи у него не было, но он всегда хорошо относился к детям. Не слыл профессиональным литератором, однако его рукописный труд считается замечательным образцом детской книги. Здесь простая история для самых маленьких: о дружбе и путешествии Воробья, Жука, Ящерки и Лягушки. Примечательно, что как многие люди, чья жизнь была связана с Лутом, господин Хон Ши особое внимание уделял краскам: видите, как искусно переданы цвета? С переливами? Это органически-минеральные краски, по слухам, разработанные лично самим Хон Ши на основе обитающих в Луте существ..

Дятел слушал, кивал.

Страниц было всего ничего, почти на каждой — рисунок.

Цыган ткнул пальцем на последний, где герои собрались вокруг сияющего плоского блина. Блин сверкал всеми оттенками спектра.

— Ха, а это чисто мы с парнями над Медянкиной бурдой мозгуем, пронесет али как…

Он наморщил лоб и резко — Тан болезненно поморщился — отлистал назад. Затем вернулся вперед. Крякнул, потеребил круглую серьгу.

— Видит Лут, эта хрень похожа на зашифрованную карту.

— С чего вы взяли? — нахмурился Тан.

Дятел пустился перечислять, загибая волосатые пальцы:

— Ты сам говоришь: мотался в Луте, исследовал там чего-то, затем резко соскочил и забурился на тихий Хом. Ни с кем не снюхался, жил тихушником. — Вскинул кулак, отчего Тан невольно втянул голову в плечи. — Клиническая картина! Не быть мне старпомом, если не прикопал где-то в ебенях горшок, а в книжонке про то карту начеркал.

— Но даже если вы правы и он действительно укрыл сокровище, зачем ему — пусть даже иносказательно — рассказывать об этом?

— Потому что какой толк от сокровищ, если их не найдут? — фыркнул цыган. — Оно мертво, если о нем кому-то не поведать. Или, может, решил: пусть обломится самому башковитому и ловкому, по чесноку!

— Но каким образом кто-то прознал?

— Не один же он в Луте шароебился. Растрепал кто-то, или сам по синьке проебался… Выследили, сложили два и два… Смекнули, где может быть указка и вот — сперва хотели простым манером выкрасть, а теперича, значит, ты на мушке гарцуешь в своем халате и волосы назад.

Тана будто мокрым пером мазнули по спине.

— В таком случае я просто отдам им эту книгу. Спишу как утрату.

— Спятил?! Да хуй там!

— Что? Почему? Мне дороже моя жизнь, чем какие-то неизвестные сокровища!

Дятел прищурился.

— А что если там… Не знаю, какая-то Лутова диковина? Оружие? Ты представляешь, что будет, если оно окажется в руках бандюганов?

Тан нервно хмыкнул, запустил пальцы в волосы.

— Вас же не это заботит, в самом деле?

— Ну, это должно заботить тебя, правда? — Ничуть не смутился цыган, подмигнул. — Даже если там не оружие — вполне может оказаться, что вырученных с продажи лутонов хватит, чтобы тебе заниматься любимым делом, а не юбку протирать в Библосе.

— Это хафу.

— Одна хрень.

Оба замолчали.

— Что же ваш непосредственный начальник? Разве Воло…капитан не будет против того, что вы вздумаете играть в кладоискателя?

— А мы ему не скажем, — хмыкнул цыган.— Если бы я ему про все докладывался, ооо… Ходить бы мне круглый год с погрызенным горлом.

Начать решили с простого — с места, где, предположительно, должны были храниться умозрительные сокровища.

Сразу отмели дом Хон Ши: слишком очевидно, во-первых; во-вторых, на его месте давно уже возвели зеркальный каток. Любители красоты и острых ощущений знай кружились себе в зеркальных виражах, скрадывающих пространство, комкающих границы.

Тан как-то ходил, но его замутило буквально после первого круга: повторить не возникало желания.

— Ты сам говорил, что сечешь во всех улках-закоулках города, так что тебе и рулить.

— Я такого не утверждал, — устало возразил Тан, переплетая пальцы. — В чем я разбираюсь, так это в его истории, картография города мне известна куда хуже.

Сегодня он был в высоком головном уборе, приличествующем его положению. Правда, варвар немедленно обсмеял его, назвав статусный элемент “самоварной бабой”, на что Тан неожиданно для себя обиделся.

Это гуань цзинь, расшитая лучшими мастерами Хома — “самоварная баба”?!

Жил да был на свете, дети, самый храбрый Воробей

Было, дети, у него множество смешных затей….

Жил он в домике хромом, доме на опушке:

Жить мечтала бы в таком каждая пичужка.

Оба уже выучили наизусть отрывок. Хромой домик на опушке.

Ерунда какая, думал Тан, водя пальцем по мозаичной столешнице кофейни, куда они забрели дать отдых ногам. Хом не был богат лесными угодьями. Долины, плавные холмы, капилляры рек… Морщил лоб, пытаясь выцепить из памяти что-то похожее на хромой дом.

Вздохнул, откинулся на спинку стула, нервно коснулся пальцами изящной чашки. Фарфор, обрамленный сеткой-филигранью, Тан присматривал подобное для собственной кухни, но так и не решился. Здесь подавали отменный черный кофе с шапкой пышно взбитых домашних сливок. Тан обычно получал настоящее удовольствие от атмосферы кофейни — шелковых панелей, фарфоровых салфетниц, живой музыки, десертов, украшенных съедобным золотом и самоцветами — но в это визит мысли его метались… Как птицы перед грозой.

— Сегодня стекольщики займутся восстановлением окон. Мое постоянное присутствие необязательно, но, как Старший Библиотекарь, я обязан хотя бы частично контролировать процесс. Вы составите мне компанию?

— Да почему нет? — Дятел одним глотком прикончил свой кофе, вытер рот ребром ладони, легко поднялся, черканув гнутыми ножками стула по плитам. — Заодно мозги прополощу, авось, что выцеплю насчет этого Хон Ши.

При свете дня Тан почти не боялся. В самом деле, едва ли к нему подступятся с ножом при многочисленных свидетелях? К тому же — рядом был Дятел.

Почему-то его присутствие внушало больше, чем соседство мирных горожан и патрули гвардейцев.

— Вас когда-нибудь нанимали телохранителем? — спросил Тан, поймав заинтересованный взгляд молодой особы, обращенный на его спутника.

— Да нет, пару раз выпасал объекты, но там больше так, пугалом красовался. Если серьезно сторожить, это все же не ко мне.

— Это меня не успокаивает.

— А должно было?

Дятел расхохотался в ответ на красноречивый взгляд. Тан слабо улыбнулся против воли. Что же, хотя бы унывать не приходилось.

Вблизи портовой воронки Тан решительно свернул.

— Ты и впрямь неплохо так шаришь за планировку. Курьерил, что ли, по молодости?

— Я родился в трущобной части города, — вздохнув, признался Тан, ведя Дятла между узких серых стен.

Даже полипы здесь не жили, это были старые, отмирающие кости города.

— Потом уже поднялся, сумел закрепиться здесь. Теперь трущоб не осталось, как таковых, город их поглотил… Но память жива.

Тан задумался и пропустил момент, когда они в очередной раз свернули и встали лицом к лицу с компанией, не иначе как тоже решившей срезать дорогу.

— Добрый день, господин Тан. И вам, господин… Старший помощник?

Дятел небрежным движением плеча оттеснил Тана к шершавой, в струпьях, стене.

Кивнул.

— Чего тебе, крыса?

Тан замер. Кажется, в этот раз их было больше: пусть лица собеседника он тогда не увидел, но голос узнал. В дневном свете удалось рассмотреть ночного противника. Мужчина был высок, бледен, с глубокими залысинами и словно воском намазанным лицом. Черты лица казались подтертыми — стоило отвести глаза, как сразу забывались. Одежда его была под стать: ничего, за что можно было зацепиться памяти. Говорил он один, прочие молчали, но стояли так, что делалось ясно — встреча не случайна.

— Книга, — кротко ответил восковой господин. — Уверен, теперь вы точно знаете, о какой книге идет речь.

— С чего ты взял, сучье вымя, что я тебе ее как яичко на соломку выложу?

— С того, что вы, господин старпом, при всем своем Статуте и моем почтении, один — а нас много. Молодой господин Тан явно не тот, кто может прикрыть вашу спину в бою. Подумайте: мы ведь можем и вас взять в долю.

Тан прерывисто выдохнул, облизал пересохшие губы. Прижался лопатками к стене.

Дятел хмыкнул.

— Обожди, — сказал, почесывая щеку. — Момент.

Сунул пальцы в рот и засвистел. Не просто так, а с переливами, с коленцами, и так звонко, что Тан вздрогнул, а остальные недоуменно застыли.

Дятлу откликнулись — Тан разобрал похожий свист из-за стены, дружный топот ног…

Судя по лицам бандитов, для них это стало плохим знаком.

— Что же… Раунд за вами, господин старший помощник, — восковой господин поклонился, махнул рукой, словно подметая пол воображаемой шляпой.

Убрались они так же быстро, как появились.

Пользуясь словарем Дятла, оперативно съебались.

— Что произошло? — спросил Тан. — Почему они сбежали? Ведь перевес был на их стороне и…

— Потому что мы в порту, щегол, — хмыкнул Дятел. — И шайка-лейка явно не ищет встречи с группой шанти. Мы, может, и грыземся в Луте, но на суше одной стеночкой стоим.

Сказал — и шагнул, приветственно раскинув руки, навстречу выскочившим из-за поворота разношерстным шанти.

***

Знакомые стены Библоса помогли Тану собраться с мыслями и вернуть душевное равновесие. Здесь он знал, что делать; здесь он мог контролировать и распоряжаться. Дятел, как и собирался, окопался в секции знаменитых деятелей и примечательностей города.

Тан как раз принимал работу, когда цыган с загадочным видом сел прямо на его рабочий стол.

— Кажись, щегол, я что-то надыбал.

— Ваша… Спина соседствует с записками самой Хум Ли, прекрасной наложницы Князя.

— Моя спина еще и не с тем соседствовала, — хмыкнул Дятел.

Тан вдруг вспомнил.

— Скажите, вы ведь были участником… Аркского поля?

Дятел поскучнел.

— Ну, — сказал, глядя в сторону.

— И…

— Кровища, дерьмище, грязища, бошки оторванные как яблоки валяются, не понравилось, не рекомендую. Еще вопросы?

Тан сглотнул, мотнул головой, опуская глаза к записям.

Дятел шумно выдохнул. Засвистел, начал качать ногой, бухая каблуком о ножку стола.

Это было общей чертой всех участников Отражения. Они не желали говорить о том, что там случилось. Тан даже сделал наблюдение: чем охотнее живописал человек, тем больше была вероятность того, что он лжет.

Что его там и близко не было.

— Простите мне мое суетное любопытство. Давайте вернемся к тому, что вы обнаружили.

— Принято, проехали. Я, короче, накопал, что помимо прочего ваш Хун Ши…

— Хон Ши.

— Одна хрень. Короче, он активно участвовал в строительстве Городка Забав для детей и взрослых. Такой типа… Аналог Хома Цапли, только без колеса этого злоебучего.

— Да-да, — встрепенулся Тан. — Как я мог забыть? Говорят, он привнес несколько любопытнейших идей!

— Ага, походу, в Луте насмотрелся на эти… Чудеса на виражах. Там такого добра — жопой жуй, пиздой хлебай…

Кто-то уронил книгу. Тан оглянулся: ошеломленный седовласый господин в очках смотрел на Дятла, как на скорпиона в кофейной чашке.

Вздохнул.

— Давайте все же продолжим нашу беседу в ином месте.

— Итак, Городок Забав, — Тан сделал глоток чая.

В этой приличной, но скромной едальне они ужинали в прошлый раз. Публика здесь собиралась весьма пестрая, от студентов до туристов, и их дуэт не привлекал особого внимания.

— Нынче он совершенно заброшен, а тогда был весьма и весьма популярным местом гуляний.

— Ты там отметился, что ли?

— Увы, мне был не по карману входной билет, а когда вырос — пропал интерес. Вы правда думаете, что сокровище может быть спрятано в этом месте?

— Гляди сюда, Тан-ботан. — Дятел развернул книгу, ткнул пальцем. — Вот.

Тан ахнул восторженно.

Не сдержавшись, даже всплеснул руками, едва не сбив рукавом пиалку.

— О, Лут! Дом Загадок включал в себя Башню Хона, спроектированную по чертежам Хон Ши… В виду оптико-пространственной иллюзии, со стороны казалось, что башня имеет крен! Хромой дом! Но почему на опушке?

— Видимо, для рифмы, типа розы-морозы. Что, айда проверять?

— Не так скоро, господин старший помощник. Мы не сможем проникнуть туда.

— Чего нет-то?

— Днем место под охраной. Нельзя пройти, не потревожив витражи. Днем они активны, но ночью — спят. Насколько мне известно, Городок пользуется столь дрянной репутацией, что ночью в охране не нуждается: никто туда не сунется.

Дятел задумчиво потянул себя за короткий, схваченной простой резинкой, хвост вьющихся волос.

Насколько знал сам Тан, пояс витражей в качестве охранной системы кроме как на Хоме Мозаик, нигде не нашел широкого применения. Его мастерили здесь же; стекла, улавливающие солнечный свет и наполняющие его цветом, в перемычках не свинца, но спинной нити, вытянутой из живых полозов, существ Хома Малахита.

Все вместе давало сочиненный механизм: пояс питался светом, имел способность к передвижению, а те, кто имел неосторожность приблизиться, мгновенно получали ожоги разной степени интенсивности. Для окрашивания стекол использовали краски, поставляемые Хомом Мастеров. Смешиваясь с солнечным светом, они делались опасными для живого…

— А вообще, почему прикрыли-то лавочку?

Тан поколебался, прежде чем ответить. Он не любил оперировать неподтвержденными фактами.

— Это из разряда городских легенд, но… Говорят, участились случаи исчезновения людей… Нет надежных свидетельств, тем более, едва ли кто-то вел строгий учет исчезновениям бедняков. Жилая емкость, сами понимаете, Князю такое только на руку.

— Нда… Слушай, раз нам все равно куковать до темноты, айда хоть на простор какой прогуляемся, стрелять выучу? Пригодится же, емае…

— Стрелять?! — ахнул Тан. — Нет, я не буду…

— Почему? — так искренне удивился Дятел, будто Тан заявил ему, что отказывается пить воду.

Тан задрал подбородок.

— Потому что я цивилизованный, мирный человек, и не собираюсь обращать против кого-либо оружие. Это не мой метод решения спорных ситуаций.

Дятел цыкнул.

— Слушай ты… Мирный человек. Ты же в Луте живешь. Никогда не знаешь, когда тебя через колено перегнут, так лучше успеть поиметь первым, разве не так? Ну, и если на себя поровну — так завсегда можно впрячься за другана или девку. Прибьют на твоих глазах, всю жизнь будешь себя есть — ах, если бы я умел стрелять, ах, если бы я послушался мудрого цыгана!

— Лут с вами, — выдохнул Тан, потому что на его спутника, драматично заламывающего руки, уже начали оборачиваться.

— Но учтите — я все равно не считаю применение оружия адекватным решением конфликтов.

— Забились, — оскалился Дятел.

Пустошей рядом с городом было не так много. Они присмотрели излучину реки у окраины: раньше здесь был организован прокат лодок для приятных прогулок, но теперь река обмелела, заросла и причал облюбовали рыбаки.

Цыган разжился в каком-то подозрительном заведении нечистым мешком, чье содержимое подозрительно звенело.

Тан решил отдаться воле течения, и, пока Дятел, насвистывая, готовил стрельбище, отрешенно глазел на гладь воды. Как раз цвели хрустальные лотосы — созерцание их успокаивало мысли.

В отличие от собратьев, этот вид приспособился к существованию в водах, богатых илом и тиной. Длинные корни его опутывали пасущуюся рыбу и высушивали, оставляя лишь остов…

— Тан! Давай сюда, я поляну накрыл в лучшем виде.

Тан, вздохнув, сошел с почерневших мостков и направился к бодрому старпому. Внутренности рогожи — пустотелые звонкие бутылки — были расставлены в художественном беспорядке на каком-то трухлявом бревне.

— Не ссы, я рядом, — Дятел ободряюще кивнул, вручая ему револьвер.

Он оказался тяжелым. И теплым. Тан смотрел на оружие в своих руках, как на что-то чужеродное.

— Разве… Он будет меня слушаться? Ведь согласно Статуту…

— Согласно Статуту я вручаю его тебе добровольно, поэтому будет. Этот послушный вообще, а вот есть Чучелко, его бы не рискнул, еще скулу своротит…

Дятел посмотрел, как Тан топчется, вздохнул и взял его за плечи:

— Так. Теперь сожми нормально, держишься, как за чужой хрен, еще бы палочками своими подцепил… Руки подними, одна сверху, вот… Спину расслабь, жопу не выпячивай. Бедра поверни, зафиксируй. Колени подтяни. Редко когда удается пулять из стойки, но это — база. Не целься оружием, целься рукой. Будто пальцем указываешь, понимаешь? Не заваливай вперед.

Дятел чуть приобнял его, корректируя положение рук, коснулся подбородок плеча.

— Давай. Вдох-выдох. Вдох!

Тан нажал спусковой крючок.

Бутылка будто взорвалась, сверкнула зелеными брызгами.

— Огагага! — обрадовался цыган, хлопнул Тана по спине.— Молодчага!

Тан понял, что глупо улыбается. У него получилось? У него получилось!

Счастье распирало грудь.

— Еще! — попросил.

— Вот, другой разговор! Давай, в стойку — и без меня. Потом покажу, как барабан отщелкивать и заправлять…

Когда все мишени были поражены, а Тана еще приятно потряхивало от непривычных переживаний, Дятел предложил остыть, посидеть на мостках.

Тан и не взялся спорить. Подумать только, он стрелял из боевого оружия! И даже попал в цель! И даже несколько раз!

— Это ведь никак не отразится на вас? Ну, патроны…

— А, этого добра хватает, как орехов у белки. Эх, научил бы я тебя еще и ножи бросать, да, боюсь, не влезет все в нашу культурную программу…

— Знаете, я… Я благодарен вам. Это поистине великолепный опыт. Я читал множество историй о воинах и разбойниках, но никогда не мог вообразить себя на месте героя книги…

— Э, щегол, историю надо творить, а не зубрить. Иначе так и просидишь в своем витражном аквариуме. Оно, конечно, красиво и безопасно, но как-то не жизнеспособно.

Цыган откинулся на руках, рассматривая купол зонтега.

В густеющих сумерках лицо его казалось мягче.

— При первой встрече я посчитал вас зрелым мужем, а теперь вижу, что вы существенно моложе.

Дятел хмыкнул. Почесал щеку, залез в пояс, достал портсигар.

— Будешь? — спросил, зажимая зубами сигарету.

Тан покачал головой.

Дятел щелкнул зажигалкой, затянулся. Надо темнеющей водой стремительно скользили ночные ловцы — изящные, будто из рисовой бумаги вырезанные черные птицы.

Дятел подался вперед, резко свистнул — взмыла, хлопая крыльями, целая стая.

— Свист это не культурно, — сообщил Тан наставительно.

— Это удобно. Ты скорее услышишь в толпе свист, чем окрик. Свистнуть быстрее, чем что-то прокричать. Может от смерти спасти. Слыхал, у дельфинов есть особый свист, кодирующий имя каждой особи?

— И у вас есть… Такое имя?

— Ясен хер, — отозвался Дятел важно.

— Невероятно, — проговорил Тан.

Дятел выдержал важную паузу, а затем фыркнул, так и покатился, толкнул в плечо — Тан едва не слетел в воду.

Понял, что цыган его провел, но все же улыбнулся.

— Научите меня?

— Да что тут учить-то? — искренне удивился Дятел. — Это ж не в гибернацию вводить… Ну, гляди.

Тан, как мог, повторил за цыганом.

— То не молодец свистит, а дед на взгорочке пердит, — прокомментировал набор звуков Дятел.

— Ну знаете, я стараюсь, — возмутился Тан, вытирая мокрые пальцы.

Дятел почесал в затылке.

— О, давай тебе просто свисток на шею повесим? В случае чего подкрадешься да как свистнешь в жопу врагам — вот потеха будет!

— Странное у вас представление о потехе, — закатил глаза Тан.

— А у тебя о шляпках, — хмыкнул Дятел.

Потянулся, бросил окурок, к немому возмущению Тана.

Откинулся на доски, сплетя пальцы на затылке.

— Эх, Тан-ботан, скатался бы с нами разочек в Лут, вот где потеха. На Сияние в прошлый раз наткнулись… Ну, точнее, оно на нас нашло. Ох, скажу тебе, что за красотища! Полыхает, что твоя аврора, только в разы сильнее, а как звучит! Низкими частотами шарашит, аж зубы ноют. Или вот, хорду взять — редко когда встретишь, а соль в том, что пройти ее можно только если строго оси держаться. Волоха всегда проводит Еремию, у него чуйка… Путь в разы сокращает, типа точки прокола или гармошки клятой. А есть еще губки, так мы на их основе климатическую аэродинамическую трубу конструируем — чтобы можно было корабеллы на суше пытать, так сказать, и под ветром, и под градом ледяным, и под прочими явлениями…

Тан слушал внимательно, подтянув колени к груди. Не перебивал. Речь Дятла из варварски-распущенной сделалась целостной, гладкой, и видно было, что говорить ему интересно.

Не только моложе, думал Тан. Но и умнее.

Дятел мог роскошно высморкаться, ударив соплей оземь — Тана это повергало в культурный шок. В такие моменты он мечтал провалиться сквозь землю, но твердыня к его терзаниям оставалась равнодушна.

Но, оказывается, Дятел мог быть и таким — увлеченным гистором из лаборатории Башни.

— Вы очень живописно повествуете, — искренне признал Тан, очнувшись только когда ярче проступили звезды, а лотосы, будто откликаясь, зажглись зубным, малиново-молочным.

Лепестки их были прозрачными, точно в самом деле — из хрусталя; цвет же давал венчик. Судя по острой яркости, рыбы в корнях стояло немало.

— Да, что-то я распизделся, — спохватился Дятел. — Слушай, пока совсем не затемнело, айда на кишку чего кинем, а? Я когда голодный, ваще тупой.

Подмигнул.

— И, эта, придержи пока Солоху у себя, а? Она с тобой поладила. Мало ли, так хоть глаз кому рукояткой выбьешь.

— У меня нет кобуры…

— Да брось, на тебе же этот халат, я у одной породистой телочки уже подглядывал, там куча завязок-подвязок. Можно корабеллу в броне спрятать.

Тан вынужденно согласился с этой мерой. Должно быть, цыган знал, что делал: с оружием Тан чувствовал себя увереннее. Настолько, что даже не разрешил Дятлу поддеть ногой невзрачный черный камешек.

— Стойте! — воскликнул, ухватив старпома за рукав. — Это головашки!

— Головешки?

— Одна хрень, — вырвалось у Тана, прежде чем он это осознал. Дятел удивленно и весело поднял брови, а Тан продолжил. — Это сброшенные при линьке головы черных жуков. Они, головы, если их нагреть, взрываются с цветными искрами. Радость бедняка… или дурака — так их называли в трущобах. Развлечение для детей.

— Иди ты? — восхитился Дятел, тут же подбросил ногой и выстрелил в головашку.

Та ожидаемо взорвалась, разбросав горящую цветными искрами слизь.

Тан молча вытер лицо.

— Зашибись, — порадовался Дятел, отплевываясь. — Прихвачу парочку, удивлю ребят!

Выбранная Дятлом лапшичная была не слишком большой и не особо опрятной, но Тан чувствовал в себе неведомое доселе веселое бесстрашие.

— Давай, щегол, махнем на брудершафт. А то все выкаешь мне, как тетке в климаксе. А я-то еще огого, с ягодами в ягодицах!

— Я не целуюсь с мужчинами, — сухо отмел предложение Тан.

Дятел фыркнул.

— Ну да, поцелуи это отдельный тариф. Не боись, не полезу, мне наш доктор целибат прописал. Я итак проштрафился.

Заплели руки — с пиалами чая — церемонно пожали друг другу запястья. Тан смотрел-смотрел, как цыган извращается с палочками над лапшой, вздохнул.

— Давайте… Давай так. Раз вы… Ты учил меня стрелять из револьвера и свистеть, я просто обязан научить тебя есть палочками.

Дятел поскреб щеку ногтями, посмотрел с тоской, искоса.

— Лады. Давай, объясняй-показывай.

Надо признать, схватывал цыган быстро. Тан только изумлялся, почему такой простейший навык никак ему не давался. Видимо, был тот же затык, что у самого Тана со свистом. Однако кое-каких успехов они достигли: Дятел научился ровно держать палочки, орудовать ими и даже немного поел — по-человечески.

— Палочки не облизывают, — тихо шипел Тан, чтобы не привлекать внимание, — не размахивают ими при разговоре. Не тычут в собеседника! Движения скромные и размеренные.

— Ты меня будто трахаться учишь, — фыркнул цыган.

Тан сначала покраснел, а затем тихо рассмеялся.

— Полагаю, что этому тебя учить не нужно. И думаю, что нам пора. Солнце село, витражи заснули. Наш выход.

— Эй, узкоглазый! Не твоя матушка раками торгует у Западных Ворот?

Тан удивленно повернул голову. Человек, намеренно оскорбивший его, носил одежду рыбака, но Тан узнал его — один из спутников воскового господина.

— А вы, видимо, отлично разбираетесь в раках? — ответил Тан, чувствуя неприятное горячее покалывание в висках.

— Да он, походу, раком и подрабатывает, — ухмыльнулся Дятел.

Поднялся — медленно, но внушительно — и встал с задирой грудь в грудь.

Тан завертел головой: немногочисленные гости спешно покидали лапшичную, а их с Дятлом окружили подельники восколицего — он признал почти всех. Кажется, в этот раз долгие разговоры заводить никто не собирался.

Дятел покачал в пальцах палочку, задумчиво облизал. И одним движением вогнал в глаз противнику.

Тан вскрикнул, вскочил.

Окривевший с воем крутился, шаря руками, а Дятел уже сцепился с другим бойцом. Они с рычанием катались по полу, сбивая лавочки, и Тан не мог понять, чья берет.

Кажется, силы были равны.

Сам он вполне успешно отправил две миски горячей лапши в нападавших, и теперь кружил, держа в замахе чайник.

Враг оценил его меткость и бросаться под удар не спешил: так они и топтались вокруг низенького стола, выбирая момент.

Нервы сдали у бандитов: закаленный библиотекой и ее читателями Тан оказался крепче. Он лишь пронзительно крикнул на выдохе, пиная столик в ноги прыгнувшему мужику, а чугунным чайником, коротко размахнувшись, приложил снизу вверх в челюсть его сподвижнику.

О револьвере он вспомнил только когда, обернувшись, увидел, как Дятлу вжимают в лоб вороненое дуло.

Нашарил спрятанное ближе к телу оружие.

Выдохнул, прицелился. На удивление — руки не дрожал.

И нажал на крючок.

Бандит дернулся, точно ему залепили пощечину, и, вопреки ожиданию, не упал, а бешено затрясся. Дятел спихнул его с себя, вытер с лица кровь.

Человек продолжал биться, как рыба.

— Ходу, ходу, малой!

Тан не мог пошевелиться. Не мог оторвать взгляда от мельтешащих рук-ног. Не мог не слышать быстрые, судорожные удары о дерево настила.

Дятел, выругавшись, схватил его за руку, потащил за собой.

***

Дорогу до Городка Тан не запомнил.

Сознание вернулось, только когда они миновали витражный пояс и оказались на территории. Тан рывком освободился из хватки цыгана.

Сел — ноги будто подломились.

Дятел опустился рядом. Сцепил огромные руки на коленях.

Молчал, пока Тан всхлипывал, позорно размазывая по лицу сопли и слезы, давился стонами.

Тан даже не сразу почувствовал тяжелую руку на плече — цыган держал осторожно, но крепко, не давая упасть.

— Что, херово?

Тан судорожно глотнул воздух.

— Я… Мне нужно было выстрелить в плечо. Я знал, я целился… Я бы ранил его, только ранил… А я — убил. И это навсегда.

Дятел потер загривок.

— Первый труп как первая любовь, как гвоздь в башке, никогда не забудешь, даже если получился полный ебаный отстой.

Тан провел рукавом по лицу. Выглядел он, должно быть, кошмарно.

— У вас… У тебя так было?

Дятел невесело хмыкнул.

— Ирония, сука: я впервые человека завалил, когда за свою первую любовь кадык рвал.

Тан невольно коснулся пальцами горла.

Дятел вздохнул, нашарил в мелкой метелке травы какой-то камешек, бросил.

— Знаешь, щегол, когда входишь в Лут, будь готов ударить первым. Напрыгнуть, подмять. И либо убить, либо пощадить, если покажут брюхо. Крови бояться в Луте не мотыляться. Ты учишься причинять боль и принимать ее.

— Как тяжело, — обреченно проговорил Тан.

— Нет, тут — тяжелее. Тебе — тяжелее. В Луте ты знаешь — вот враг. Он убьет или ты убьешь. Вы оба это понимаете, оба на одной дощечке танцуете, сечешь? А тут — пфф… Бумажки, поклоны, теребило… Возня. В Луте я знаю, кому могу верить, а кому — нет. А здесь…

Оба помолчали.

— А здесь я могу верить тебе, — сказал цыган и Тан, обернувшись, впервые посмотрел прямо ему в глаза.

Дятел протянул руку.

— Спасибо, Тан. Ты спас мне жизнь. Я твой должник.

Тан сглотнул, осторожно пожал ладонь — шершавую, широкую.

— Теперь мы точно должны обойти ушлепков на повороте, Тан. Подмять первыми.

Что, интересно, думали о загулявшем Старшем Библиотекаре сослуживцы? Праздные мысли. Тану казалось, что миновала вечность с того момента, как в Библосе появился русый и его старпом. Всего лишь — два дня.

Ох. Как прежде уже никогда не будет.

Кажется, он стал лучше понимать, почему никто из участников событий не горел желанием говорить об Аркском поле.

Городок под лунным сиянием казался выброшенным из Лута мертвым существом. Короткие, оскольчатые вспышки стекол и зеркал, витые рога черного железа, пустые рамы оконных проемов, скульптуры, оплетенные чулочной сом-травой — той, что переваривала камни и сталь — одно через тени перетекало, вытягивалось в другое.

Сам Дом Загадок не чинил им препятствий на входе.

Тан включил фонарик. Дятел, как говорил когда-то, скрепил треснувшую ручку изолентой — она выглядела чужеродно, заплаткой, но, странное дело, теперь фонарик лежал в руке удобнее. Уютнее.

Они ориентировались по схеме — Дятел без раздумий вырвал нужные страницы из книги. Когда-то в прошлой жизни Тан пришел бы в ужас от такого злодеяния.

Поднялись по изгибистой, исполненной в виде павлиньего хвоста, лестнице, держась ближе к стене. Ночной свет, проникая в оконные рамы, попадал в старые зеркальные ловушки-лунулы: путь Тана и Дятла был озарен крапом лимонных огней…

Дятел шел впереди, прикрывая спутника. Правда, единственной опасностью оказалась парочка мышей, с писком порскнувшая из-под ног. Тан схватился за сердце; Дятел шепотом выругался.

Коридор, укрытый истлевшим ковром, с нишами и утопленными в них черными, ночными зеркалами. Туда Тан старался не смотреть: отражения вели себя не так, как отражениям положено.

— Так, вот и Башня Хона. Что за засада, ебврт, куда ни ткни, везде Башня вылазит.

Дятел нажал плечом на дверь: скрипнули петли, дохнуло затхлым, застоявшимся воздухом, запахом сухой земли, мышами.

— Смотри-ка, похоже, мы реально первые. Так, Тан, теперь подключайся. Мозгуй, где тут может быть ухоронка. Я своим манером искать буду, а ты — как умник.

Комната, гордо именуемая Башней Хона, была совсем небольшой. Выложенные кирпичом стены, хлам, сваленный в кучу в одной стороне. Окна — к удивлению Тана, вполне целые. Он даже осторожно выглянул в одно из них, и, охнув, торопливо подался обратно.

Дятел тоже посмотрел, озадаченно хмыкнул.

Высота открывалась такая, будто они находились на корабелле, а не на втором уровне скромного аттракциона для детей.

Своим манером цыган искал просто: простукивал рукояткой револьвера стенки. Тан же искал знаки. Должно было хоть что-то, указывающее на потайное место, на дверь, ведущую к сокровищу…

Дятел вдруг вскинул голову, бесшумным прыжком оказался у двери, упал на спину, уперся ногами в засов, удерживая его на месте, и несколько раз выстрелил в полотно.

— Подходи, суки! — Проорал так, что зазвенели стекла. — У меня говна на всех хватит!

За дверью что-то упало; выругалось.

Дятел ощерился довольно.

— Тан, давай в темпе, — поторопил, повернув голову. — К нам целая сарынь на кичку ломится… У меня на всю шайку зарядов не хватит, а ядом плеваться я не умею.

— Я думаю!

— Думай быстрее, мать твою!

Тан схватился за виски, зажмурился.

Враг предпринял попытку штурма.

Грохот и пальба отвлекали, не давали сосредоточиться. Дятел глухо матерился, но пока успешно держал оборону. Как долго они продержатся?

Так, хватит, приказал себе Тан. С самого начала.

Они нашли место. Неужели их остановит последняя дверь?

Тан еще раз прошелся руками по стене — ничего нового. Застонал, топнул ногой… И застыл.

Быстро откинул в сторону полуистлевший ковер, выдохнул. Он искал дверь там, где ей должно быть — в стене.

Но тут, в Городке Забав, в отражении Лута — тут все было иначе.

Дверь была прямо под ногами.

Дятел коротко оглянулся на него, но ничего не сказал.

Тан ползал по полу, уже не обращая внимание на пыль, грязь и перестрелку, рукавом тер выпуклые камни. Вскрикнул от радости, когда под плотным серым слоем открылся знакомый цвет.

Дятел, судя по грохоту, потащил к двери стол или что-то равно тяжелое.

Еще один камень, серый с коричневыми жилами — Воробей.

Стеклянный кирпич с зеленью — Ящерица.

И, наконец, обсидианово-черный, черный, как глубокий зев Лута — Жук.

Теперь — порядок появления.

Жил да был на свете, дети, самый храбрый Воробей…

Тан надавил основанием ладони на камень и тот неожиданно мягко утонул, сев глубже собратьев.

Было, дети, у него миллион смешных затей….

Таак, мысленно промотал Тан, что же дальше.

Скок-поскок, скок-поскок, а навстречу — Жук-жучок!

Ага, Жук…

А за ним Лягушка — желтенькое брюшко!

Лягушка.

Прибежала Ящерка — да в сапожках красненьких!

— Сапожках красненьких, — повторил Тан и нажал на последний камень.

Сначала ничего не произошло, и Тан покрылся ледяным потом, думая, что он все-таки напортачил, подвел и себя, и Дятла…

Но почти сразу откуда-то снизу, будто из-под самой земли, послышался недовольный рокот. Пол вздрогнул. И пришел в движение.

Сначала прокрутился, точно пустая тарелка, и перед Тановым носом, одолев-таки Дятловы заграждения, предстали вооруженные бандиты.

Уставились друг на друга. Противник явно не мог сообразить, куда делся бешеный цыган и почему на его месте копошится что-то другое.

— Заело! — тонким голосом крикнул Тан.

А в следующий миг комната вместе с ним и Дятлом рухнула во тьму.

Тан, кажется, все же отключился. Очнулся от шипящих ругательств — ругались над ухом, ругались исключительно, и на языке Ивановых. Тан даже вспомнил парочку, успел выучить…

— …Тан! Давай, одупляйся, поднимай жопу!

Его легонько тряхнули, шлепнули по щеке, как малахольную дамочку, сомлевшую от духоты и тесного платья на ночном Фестивале Фонариков.

Тан протестующе замычал, отворачиваясь; с трудом открыл глаза.

Они оба были живы. Башня Хона со всем содержимым провалилась куда-то в недра Хома, судя про кромешной тьме. Даже наверху было темно.

— Навернулись и съехали в ебеня, как на салазках. Тут целый тоннель, кротовья жопа. Вставай, Тан. Надо успеть первыми, пока не обошли на финише.

Дятел выпрямился, потянулся. Что-то хрустнуло, цыган замер, изумленно вытаращив глаза.

— Ишь, разомкнуло поясницу-то. Нет худа без добра.

Дальше они пробирались почти молча. Тан светил фонарем. Было тихо, но не так темно, как показалось сначала. Или Тан притерпелся, или что-то дополнительно разряжало тьму?

— Чуешь? — цыган замер.

— Что?

— Водой пахнет. У вас тут как насчет подземных вод? Щас как смоет в канализацию, к крысам и черепашкам.

Тан неопределенно повел плечами. Едва ли Дятел разобрал короткий жест, но молчание сказало больше.

— Держись за мной.

Тан не думал спорить. Он даже не сомневался, что все четыре… Три револьвера цыгана — при нем. Это было странно, если задуматься: людям Лута оружие их было будто часть тела. Как жало — скорпиону, как яд — змее. Они сращивались с ним. Возможно, как-то на это слияние влиял Статут?

Тан не успел крепко задуматься — за очередным поворотом их глазам открылась пещера. И озеро, лежавшее в нем, словно бриллиант в гнезде черного бархата. Оно мерцало; всполохи прокатывались по неровным стенам, точно бродячее Сияние, о котором говорил цыган, которое ослепляет и влечет за собой…

— Ох, маааать, — сказал Дятел ошеломленно.

Оба замерли на самой кромке воды, на хрустящем черном камне будто бы вулканической породы, еще не веря, что — дошли.

Нашли.

Цыган наклонился, вглядываясь в воду. Выпрямился, повернул голову к Тану.

Впервые Старший Библиотекарь мог наблюдать на его лице растерянность.

— Это же ближняя звезда, Тан. Что она здесь делает, видит Лут?

Сгусток колоссальной живой силы. Порождение Лута. И место ей было — там, наверху. Не здесь, под ороговевшей землей, под слоями старой мостовой, под разлагающимся телом Городка.

— Он… Хон Ши ее вырастил, — догадался Тан, преодолевая накатившую дурноту. — Привез в себе и вырастил здесь. Это… Это было невозможно. Но он сделал это. Это и было его сокровищем.

Дятел цыкнул, упер кулаки в бедра.

— Чтобы звезда росла, ей нужна пища. Живая энергия. Сколько же он ей скормил?

— Думаю, порядочно, — Тан прокашлялся, прогоняя слабость из голоса, — теперь понятно, что исчезновения людей не простая выдумка.

Оба смотрели себе под ноги.

Звезда, погруженная в воду, волновалась. Дышала. Сияла. Звала.

Он чуяла Лут, знала его — даже через шкуру Хома, даже через зонтег его.

Тан думал: прознай об этом Князь, прознай Ведута, Башня — что бы началось? Сколько бы крови пролилось? Ручная, земная звезда, источник силы и здоровья?

— Правда же, что в Луте можно исцелиться, используя силу ближней звезды?

— Правда. Механизм, конечно, не до конца изучен, но там что-то вроде обмена энергией, как с гораном… Но то — в Луте. Сперва найти ее, затем подойди… А не как здесь, привалил как в баню, в труханах и с мочалкой… Не факт, что вообще сработает.

Дятел нахмурился, стряхнул с плеча черную крошку. Поднял глаза, рассматривая потолок — свод пещеры.

— Гляди, она себе проедает потихоньку дорогу. Ей бы расти, да в Луте, а не тут карликом ковровым валяться.

— Что же держит ее? Или не хватает силы вырваться?

Цыган поскреб щеку, покачал головой, думая. Тан перебирал в уме строки детского стишка. Ничего там не было про замки-ключи.

— Вы правы, господин старший помощник. Ближней звезде не место в чреве Хома.

Дятел повернулся, движением руки задвигая Тана.

Восковой господин, впрочем, на них не смотрел: внимание его занимала звезда. Оставшиеся подручные осторожно, друг за другом, выходили из-за поворота.

— Удивительно, — произнес восковой негромко. — Я полагал это досужей сплетней, но, как видно, у бедняги Хон Ши и впрямь съехала крыша. Только сумасшедшим удается то, что не под силу здоровому разуму.

Он, наконец, перевел взгляд на Дятла. Тан же тихо-тихо отступал к стене: буде начнется стрельба, ему лучше держаться подальше.

— Мое предложение все еще в силе. Вы показали себя отличным бойцом, я бы взял вас в долю с большим удовольствием. Сами посудите, что сулит доступ к подобной диковине. Мы, конечно, увезем ее отсюда, поместим в закрытый водоем…

— Лучше бы вам ее отпустить, господин хороший, — усмехнулся Дятел. — Поместить в открытый Лут. Звезда в неволе, Лутово создание — один он знает, как она будет функционировать. Возможно, просто сожрет любого, кто сунется, а?

— Необыкновенно трезвая мысль для цыгана. А мне вас характеризовали как тупое примитивное животное, надо же…

Тан смутился. Он и сам, помнится, не так давно был того же мнения.

— Предлагаю проверить вашу теорию на практике, — продолжал восковой.

Тан успел заметить движение, но увернуться не смог — его схватили, точно и быстро.

И, прежде чем он сумел дать отпор — толкнули вперед.

Два выстрела прозвучали как один: Дятел выбил револьвер из руки стрелка, но Тан, ахнув, согнулся, подчиняясь инстинкту спрятать, скрыть рану.

Цыган подхватил его, не дал обвалиться кулем.

— Как глупо, господин старший помощник, занимать руки в перестрелке. Или вы решили организовать себе живой щит? Точнее, полуживой…

Дятел рассмеялся, перекинул Тана на одну руку, точно плащ.

— Совсем не больно, только удивительно, — шепотом поделился Тан, быстро моргая.

— Не боись, щегол, до свадьбы заживет, — утешил цыган, отступая к озеру.

Разбойники стягивали кольцо.

— Вам, однако, не отказать в присутствии духа, — отметил восковой господин.

— А нам, дуракам, много не надо. У нас радости — полны карманы, — откликнулся Дятел весело.

Тан распахнул глаза, сообразив, что собирается предпринять цыган.

Головашки взмыли вверх. Шарахнули выстрелы.

— Вдох! — крикнул Дятел на ухо Тану, прижал к себе и прыгнул в озеро.

Тан успел лишь судорожно вдохнуть, а в следующий миг оказался будто бы в оке бури.

Колыхались, едва касаясь лица, волокна нежно-розового, перламутрового цвета. Вода мерцала, вскипала миллионом жемчужных нитей, и Тан видел, как через замыленное стекло — вот падают камни, вот рушится свод пещеры…

Чуял жилами, как гудит, как поет звезда…

А потом мир взорвался.

***

— Но как ты мог быть уверенным, что звезда не тронет нас?

— Я не знал, — цыган простодушно развел руками. — Да особо выбирать не приходилось, пришлось рискнуть.

Он поскреб щеку, цыкнул.

— Эх, со стороны бы поглазеть, как она в Лут ушла. Должно быть, зрелище охренительное… Лишь бы Волоха теперь не прознал.

Задумался, видимо, прикидывая, как будет отговариваться.

— Знаешь… В какой-то момент я подумал, что ты встанешь на их сторону, — медленно, виновато произнес Тан.

Цыган не обиделся. Хмыкнул, встряхнулся, разбрасывая брызги.

Мокрые, с ног до головы, но живые, живые — оба. Тан то и дело касался пальцами живота. В ткани хафу образовалась дырка, но кожа была ровной и гладкой. Ни следа.

— Потому что?...

— Потому что обладание звездой — это же величайший шанс. Можно стать… Очень богатым.

Дятел расхохотался. Толкнул в плечо так, словно Тан сморозил невесть что, но смешное.

— Тан, я шанти, не из Ведуты. Мне так-то, по сути, в три велюшки накласть на “очень богатым”. Мне вполне довольно моей команды и Лута. Я уже богат. На что мне… Но мысль уловил. Мне уже предлагали, по факту, лутонов на собственную корабеллку, если кину капитана. А еще лучше — перережу рыси глотку.

Тан вздрогнул.

— И что ты ответил?

— Перерезал глотку предлагателю. — Цыган оскалился, развел руками. — Я, щегол, человек простой, предательство не по мозгам мне. Что, напарник, не откажешься пустить с ночевой? Завтра, считай, уже и отчаливать.

— Не откажусь, — Тан слабо улыбнулся в ответ.

Он пришел в себя на свежем воздухе, рядом с разломом, воронкой, откуда их вынесла звезда. Вынесла — и ушла в Лут.

Тан не знал, что сталось с восковым господином — так и не назвавшим себя — и его приспешниками. Возможно, звезда использовала их жизненную энергию для последнего рывка на волю, а его с цыганом не тронула, рассудив, что они открыли ей дверь.

Город гудел. Событие минувшей ночи не осталось незамеченным: уходя в Лут, звезда зацепила несколько веллеров и одну пассажирскую тэшку. Толковали явления по-всякому: Тан с интересом прислушивался к праздным разговорам, пока они с Дятлом шли к порту.

Легли поздно: в честь успешного окончания приключения Тан достал из своих запасов особенное вино. Правда, спустя пару чаш особенным оно для Тана быть перестало.

Он мало что помнил, но одно въелось в память совершенно отчетливо: книгу они сожгли. А то повадятся таскать звезды, на всех не напасешься, сказал Дятел.

— Слушай, Тан. Я тут раскинул мозгой, что если нам, так сказать, состыковаться? Ты башковитый, в книгах рубишь. А я везде пролезу, со всеми язык найду. Будем под заказ купоны стричь: ты списки редких талмудов кидаешь или там по одной вещице, я нахожу, притаскиваю. Ты лечишь-штопаешь, если что. И толкать потом, а? Все больше поднимешь, чем в Библосе корешки натирая. Да и тебе интереснее будет.

— Звучит весьма неглупо, — Тан улыбнулся.

Дятел расхохотался, уже привычно толкнул в плечо. Тан, осмелев, сжал кулак и ответил тем же.

Они ждали, заняв лавку в портовой едальне. Дятел щелкал лотосовые орехи, глазел на поднимающиеся с тяжелым, медленным гудением метафоры; следил за юркими веллерами; оценивающе шурился на корабеллы.

Тан же… Чувствовал себя необыкновенно спокойно.

На своем месте.

— Все, приехала моя рысь. — Неожиданно сказал Дятел. — Пойду сдаваться.

— Дятел! Скажи… Тот случай… Когда ты защищал свою первую любовь… Ты справился?

— А то! Иначе как бы я стал старпомом? — улыбнулся.

Тан уже навострился разбирать, когда цыган улыбался искренне, а когда — скалился, обнажая зубы, точно саблю.

— И, Тан — меня зовут Дмитрий.

Пожал руку Тану. Подмигнул.

— Бывай, Старший Библиотекарь. Надумаешь что делать с лавочкой — свистни. Свои контакты я в ихор твой забил.

Тан смотрел ему вслед, страстно желая, чтобы Дятел обернулся и стыдясь этого желания. Просто если бы он обернулся, это значило бы, что Тан не выдумал себе все, что что-то в его жизни наконец случилось — настоящее, настоящее…

Тан зажмурился, закусил губу, из последних сил держа себя в руках.

Его должность, его образ жизни, все размеренное, выстроенное, выстраданное, спокойное…

О, Лут. Неужели он упустит и эту возможность?

Тан сунул пальцы в рот и заливисто свистнул — так, что взмыли, хлопая крыльями, птицы с гнутых крыш.

Зазвенело в ушах — точно лопнул, искрящимися брызгами во все стороны, его цветной аквариум.

Дмитрий обернулся.