САНИТАРЫ ПОДЗЕМЕЛИЙ

Дело №1 «Синяя папка»

Авторам, чьи книги я не открывал, но чью плодовитость заочно уважаю, а также всем демиургам криминального жанра, умеющим растянуть одну улику на три тома, ПОСВЯЩАЕТСЯ.


В кабинете царила тишина, густая и плотная, как привокзальный кофе. Единственным звуком, нарушавшим эту торжественную симфонию сыска, было назойливое жужжание мухи, которая с суицидальным упорством билась о портрет Феликса Эдмундовича Дзержинского. Железный Феликс взирал на насекомое с тем же ледяным спокойствием, с каким взирал бы на контрреволюционный элемент.

Глеб Егорович Жеглов, монументальный в своем авторитете, откинулся на спинку кресла, которая жалобно скрипнула под тяжестью закона и справедливости. Его взгляд, способный просвечивать сейфы и души рецидивистов, сейчас был устремлен на сидящего напротив коллегу.

— ДокладАйте! — бросил Жеглов. Это слово упало на стол тяжело, как печать на приговор.

Шарапов, чье лицо выражало готовность идти в разведку или в буфет с одинаковым энтузиазмом, нервно дернул тесемки пухлой канцелярской папки. Папка была синей — цвета надежды и милицейских мундиров. Внутри нее покоились листы, исписанные мелким, бисерным почерком, в которых сухие факты сплетались в жуткую картину современности.

Он извлек из недр картона главный документ, разгладил его ладонью и, набрав в грудь воздуха, словно перед прыжком в холодную воду, начал:

— Итак, картина маслом, Глеб Егорыч. Проведенные нами оперативно-розыскные мероприятия, или, проще говоря, беготня по городу с высунутым языком, дали неутешительные плоды. На сегодняшнее утро в нашем меню — четыре трупа. И у каждого, прошу заметить, смерть наступила по одной и той же, весьма специфической причине.

Шарапов сделал паузу, давая начальнику проникнуться моментом.

— Проникающие черепно-мозговые, — уточнил он. — В черепной коробке каждого потерпевшего зияет технологическое отверстие диаметром аккурат четыре с половиной сантиметра. А глубина проникновения в мыслительный аппарат — шесть дюймов. Точность, я вам доложу, аптекарская.

Жеглов прищурился, словно пытаясь визуализировать эту геометрию смерти, и барабанная дробь его пальцев по столу стала громче. Дело «Номер Один» обещало быть не просто громким, а оглушительным.

— Так, — кивнул Жеглов, его лицо оставалось непроницаемым, как гранитный памятник.

— Первый, — продолжил Шарапов, его голос звучал как монотонный доклад о погоде, — был обнаружен неподалеку от Киевского вокзала в мусорных баках. Нашел его некий Федосеенко, ведущий асоциальный образ жизни.

— А второй? — Жеглов не любил пауз.

— Второй — в лифте высотного здания МГУ. Находка принадлежит лифтеру Никонову. Третий же был замечен дежурным по станции на «Комсомольской» в метро.

Шарапов, предваряя следующий вопрос начальника, поспешил отрезать путь к отступлению:

— Четвёртый, Глеб Егорыч, был в парке Сокольники, его обнаружил патруль ДПС.

— География разброса впечатляет, — Глеб Егорыч искренне выразил своё удивление. — Что у нас еще есть, кроме этих путевых заметок по столице? Есть ли что-то по существу?

— Есть, — Шарапов опустил глаза к тексту. — На каждом теле найдены предметы, не имеющие отношения к личности покойных. У первого к шее был привязан словарь русско-английского языка. У второго, простите за подробность, были обнаружены часы марки «Радо» с встроенным плеером. Третьему, скажем так, в область, расположенную ниже спины, был помещен MP3-плеер. А на груди четвертого просто лежал MP3-модулятор.

Жеглов, скрестив руки на груди, невнятно пробурчал что-то насчет этих «плееров-фуееров» и потребовал продолжения банкета.

Шарапов, не дрогнув, достал из кармана предмет. Это был слепок раневого отверстия , кропотливо восстановленный экспертами-криминалистами.

— Этот предмет, — заявил Шарапов, держа его с сугубо научным выражением лица, — не что иное, как слепок проникающего ранения. Наши коллеги из института Склифософского восстановили его ретроспективным способом. Причем слепок, как они выразились, в активном состоянии.

Жеглов молча смотрел на своего подчиненного. В кабинете повисло напряжение.

— А вот еще один момент из материалов экспертизы, Глеб Егорыч, — Шарапов спешил покончить с докладом. — Внутри головы третьей жертвы обнаружено изделие известной секс-шоповской фирмы, а также биологический материал определённой группы крови.

— А в черепах остальных? — съязвил Жеглов. — Что? Нашли мозги?

— Нет, обнаружены те же биологические следы.

Жеглов побагровел. Он посмотрел на Шарапова, как на человека, только что предложившего использовать слона для поимки мыши.

— То есть, по-твоему, кто-то сначала проделал в головах мужчин дыры, а потом совершил с ними... гм... унизительные действия, оставив там следы? Ты понимаешь, какого инструментария это требует? Тебе такое и не снилось!

— Да, унизительные действия были. Но отверстия он проделал не «инструментарием», а строительным перфоратором, марки ПС-78. И наша группа нашла его на месте последнего происшествия, — бесстрастно доложил Шарапов.

В кабинете воцарилась такая тишина, что было слышно, как на портрете Ф.Э. Дзержинского, кабинетные мухи активизировались и бьются на портрете уже по настоящему.

— Ладно. Бог с тобой и твоей, мягко говоря, неортодоксальной версией, — закончил совещание Жеглов. — Раз других нет, будем разрабатывать эту. — Он задумался. — Проверь по базе всех доноров биологического материала. И просмотри по нашей картотеке сведения о размерах... анатомических особенностей всех маньяков-извращенцев и насильников. И не забудь проверить сведения об одном нашем знакомом — Фоксе. Всё. Можешь быть свободен.

Шарапов, будто оживший манекен, лихо развернулся и вышел из кабинета, оставив Жеглова наедине с мыслями о невообразимом преступлении.

***

Едва Шарапов вышел из кабинета, его окликнул знакомый, мелодичный голос. У бессменного секретаря Жеглова, Вареньки Синичкиной, всегда находился в запасе тревожный рапорт или чашка крепкого чая.

— Владимир Иваныч, — обратилась Варенька, — вам сообщение из дежурной части. И оно, боюсь, не утешительное.

Шарапов обреченно вздохнул. Казалось, вся милицейская жизнь состояла из повторяющихся трагических циклов.

— Рассказывайте, Варя, — произнес он. — Не сомневаюсь, что вы уже ознакомились с содержанием.

— Ещё три трупа с точно такими же повреждениями черепа. И, Владимир Иваныч, почерк, кажется, ужесточился. Помимо прочего, маньяк совершил некое... гигиенически неприемлемое действие, оставив в головах жертв крайне оскорбительный и неприятный «сюрприз» коричневого цвета.

Шарапов протянул руку, чтобы взять рапорт, но в этот момент его взгляд зацепился за монитор компьютера в приёмной. Экран был залит навязчивой синей рекламой.

«"Illusion Corporation". Хиты продаж – бестселлеры MP-3 плееров...» — мерцала надпись.

Шарапов, словно завороженный, быстро прокрутил экран. Следующая строка гласила: «"BOSE" — Новаторское решение, которое позволит отложить замену акустики автомобиля. MP-3 МОДУЛЯТОР». А затем: «"Давтян Давид" – новинки осенних коллекций часов «Радо», скидки 50%».

Он тупо уставился на экран. В сознании вспыхнул ослепительный, невыносимый свет. Часы «Радо». MP3-плееры. Модуляторы. Имя Давтян Давид...

— Варя, это что? — спросил Шарапов, хотя ответ уже стучал у него в висках.

— Это спам, Владимир Иванович, — ответила Синичкина, сморщившись от отвращения. — Каждый день по сорок-пятьдесят мегабайт этой непрошеной рекламной грязи приходит. Поубивала бы всех этих назойливых торгашей!

— А почему же наш главный сисадмин Пальцев, этот... — Шарапов наморщил лоб, пытаясь вспомнить прозвище. — Шесть-на-Девять? Или Пять-двадцать-пять?

— Пять-двадцать-пять, это прозвище дань любви Пальцева к дискетам 5,25”. — поправила Варя. — Он ничего не может сделать. Проклятые спамеры обходят все фильтры.

Мозаика сложилась. Неуместные предметы, найденные в желудках и привязанные к телам. Биологический материал. Технологическое отверстие. Всё, от словаря до часов, было неслучайным, а являлось прямым вещественным доказательством информационной агрессии.

Шарапов понял, что в городе орудует не просто маньяк, а мститель, для которого спам — это личное оскорбление, нападение на мозг, акт грязного, цифрового вандализма. Он убивает тех, кто «засоряет мозги», используя перфоратор, чтобы проникнуть к разуму жертв, а затем уже не символически «засоряет мозги» им, и оставляя напоминание в виде предмета рекламы. Он распахнул дверь кабинета Жеглова с такой силой, что, казалось, погнулись петли.

— Глеб Егорыч! Я понял! — заорал Шарапов, позабыв о субординации. — Наш маньяк убивает спамеров! Сначала они загрязняют его сознание, а потом он дает обратку и «загрязняет» их мозг!

Жеглов, сидевший, будто в медитации, от такой внезапной атаки даже вздрогнул. Он начал было говорить что-то о субординации, но тема настигла его, и взгляд прояснился.

— Значит... будем брать на живца, — медленно проговорил Жеглов, его глаза засверкали хищным огнем. — Живцом, Шарапов, будешь ты.

— Брось, почему снова я? — в голосе Шарапова слышались отголоски древней, вселенской несправедливости.

— Потому что, — Жеглов усмехнулся, используя старую, но меткую метафору, — ты у нас «головка от болта». Самая необходимая деталь в механизме. — Он жестом отмахнулся от возражений. — Зови сюда Синичкину, будем рассылать приманку.

Варенька Синичкина, услышав своё имя, порхнула в кабинет, готовая к любым, даже самым абсурдным, поручениям.

— Ты у нас теперь будешь... Радован Харинов-Якушенко, — объявил Жеглов, и на него нахлынул порыв вдохновения, столь же мощный, сколь и нелогичный. — Варя, записывай текст.

Глеб Егорыч начал диктовать, и его слова, казалось, превращали воздух в сухой строительный раствор:

— «Продаём в Самаре кирпич цокольный марки М150 производства Нефтегорск, кирпич цокольный М125 производства Приволжье, кирпич силикатный, производства Чапаевск...»

Шарапов слушал этот поток информации о строительных материалах с видом обречённого человека. Он понимал: план Жеглова, несмотря на всю свою абсурдность, был единственным рабочим. Убийца реагировал не на людей, а на информационный продукт, на информационный шум, который они генерировали. А что может быть более бессмысленным и навязчивым, чем реклама кирпича для цоколей, рассылаемая через полстраны?

Пока Варенька, скрупулёзно кивая, оформляла электронный «кирпичный» спам, Шарапов обдумывал свою новую роль. Радован Харинов-Якушенко — лицо, генерирующее цифровую грязь, идеальная цель для мстителя с перфоратором.

— Ясно, Шарапов, — заключил Жеглов. — Теперь ты — ходячая мишень. Действуй, как обычно. Возвращайся в свою... обитель. И жди.

Шарапов понимал, что «ждать» придётся недолго. По логике маньяка, за информационное загрязнение следовало незамедлительное и крайне неприятное физическое наказание. Он покинул кабинет. Дорога до его общежития отныне превращалась в минное поле, усеянное кирпичными метафорами и цифровой местью.

***

Поздним вечером Шарапов возвращался домой, в своё скромное общежитие. Каждый шаг казался ему неестественно громким, а собственная тень — подозрительно длинной. Он был приманкой, и весь мир, казалось, превратился в засаду, готовую обрушиться рекламой кирпича в любую секунду.

На крыше пятиэтажки, куда уже много лет не заглядывал ремонт, мелькнула тень. Шарапов не успел даже поднять голову, как вниз, на его макушку, полетел предмет, являющийся краеугольным камнем его нынешней рекламной кампании.

Соприкосновение кирпича с головой бывшего капитана разведки сопровождалось громким, сухим хрустом. Брызги, похожие на кровавые лепестки, и остатки мозгового вещества испачкали стену дома. Шарапов рухнул навзничь.

Спустя пять минут, когда тишина поглотила резкие звуки падения, раздались шаги. Рядом с Шараповым остановился человек. Он с огорчением посмотрел на раздробленную голову милиционера и присвистнул: «Ну надо же, Шарапов — спамер…».

Шарапов, чей взгляд уже помутнел от шока, всё же смог сфокусироваться на лице убийцы, узнавая знакомые черты. «Чёрт, это же Пять-двадцать-пять, как я сразу не догадался…» — пронеслось в его голове одновременно с последним выдохом.

Системный администратор «Пять-двадцать-пять», который столько лет молча вёл свою войну с цифровым мусором, тяжело вздохнул. Он произнёс, доставая из брюк свой инструмент возмездия: «Жаль, конечно. Хорошим ты был человеком, Шарапов, но коррида есть коррида…».

Но ритуал был прерван. В переулке послышались громкие голоса и гогот: во двор входили трое подростков. Пять-двадцать-пять мгновенно замер. Он, словно призрак, растворился в темноте, оставив после себя лишь злобное шипение: «Мы с тобой ещё встретимся, спамер проклятый…».

Пацаны, увидев лежащего на земле Шарапова, закричали: «Эй, мужик, с тобой всё в порядке?».

Шарапов, вопреки всему, тяжело перевернулся и с невероятным усилием протянул вверх руку. Его большой палец был поднят: «Всё в порядке, парни… Вызовите скорую и милицию…».

Шантара, 2007г.

Загрузка...