Сансара Войны

Аид-7. Поверхностная база "Стальной Гроб"

Внешняя температура: –89°C. Время до выдвижения: 11 часов 18 минут.

Пахло. Конкретно. Прожжённым пластиком от вечно глючащих нагревателей. Тухлой влагой, сочившейся по стыкам труб где-то за обшивкой. Кислым потом семидесяти восьми тел, запертых в ржавой консервной банке. И пылью. Вечной, мелкой, металлической пылью, въевшейся во всё. У рециркулятора опять заклинило клапан – знакомый лязг, потом шипение, и по жилому отсеку потянуло новым шлейфом: тёплым смрадом сгоревших фильтров, смешанным с запахом немытых носков и подгоревшей смазки. Кто-то в темноте флегматично буркнул — Опять наш “аромат победы” . Никто не засмеялся. Эта вонь была просто частью фона, как скрип корпуса. Он означал: «Гроб» медленно разваливается. Как и все внутри.

На нижней койке трехъярусных нар – Брик. Спал вполпозы, как умели только старые “псы”: сапоги на переборку, скафандр “Гробовщик” расстегнут до пояса, обнажив потный комбез, шлем валялся в ногах как ненужный хлам. Правая рука, жилистая и в синяках, обнимала устаревшую винтовку “Жало” – палец на предохранителе даже во сне. Рядом, в картонном ящике из-под патронов, стояли реликвии: две банки синтетического пива цвета моторного масла и один распухший, подозрительно мягкий тюбик пайка с полустертой надписью "говядина". Говядины там не было, как и в прошлый раз. Ходили упорные слухи, что настоящие пайки “Крыса” слил еще на прошлом цикле.

Над Бриком, в подвесной сетке вместо койки, храпел “Аптекарь”, Элиас Торн. Старая шинель поверх комбеза, ноги в стоптанных ботинках засунуты в грязный брезентовый мешок – экономия тепла. У его ног болталась его святыня – медсумка из прорезиненной ткани, туго перетянутая проволокой вместо сломанного замка. Туда не лезли даже умирающие. Иногда Элиас просыпался от собственного храпа, делал долгий глоток из потертой алюминиевой кружки с мутной, резко пахнущей жидкостью морщился, как от удара, и засыпал снова, лицом к ржавой, холодной стенке “Гроба”.

По центру узкого прохода, гордо именуемого коридором, были сдвинуты в кучу пустые ящики из-под снаряжения, обмотанные липкой серой лентой. На одном, самом верхнем, корявой подписью несмываемого маркера красовалось:

"НЕ ТРОГАТЬ. СОСНУ."

Ни сосны, ни намёка на хвою, ни смысла в этом послании давно не существовало. Просто метка чужой, мнимой территории. Или забытая шутка, застывшая во времени. Мимо них, спотыкаясь, прошел кто-то сонный к гальюну – звякнул котелок.

В варочной нише – узком углублении у стены с единственной, вечно коптящей горелкой – стояла Зен. Кашляла, приглушенно, в кулак, сотрясая худые плечи. В зубах – самодельная “сигарета”: обломок угольного фильтра от противогаза, туго обмотанный клочком газеты забитый мерзким синтетическим табаком и воткнутый в резинку от сломанного визора. Дым был едким и сизым. Она помешивала ручкой от ложки что-то густое, серо-коричневое, пузырящееся в оловянной кружке. Пламя горелки лизало дно, коптя черным.

— Это чё, Зен? – спросил подошедший Гурт, откупоривая бутылку из-под воды, наполненную мутным, холодным чаем. Его скаф висел на крюке рядом, терморегулятор на груди мигал назойливым желтым – вечный, неизлечимый глюк. Шрам над бровью казался темнее в тусклом свете.

— Ужин. Пластик с бульоном. Шкурка от тех тюбиков, что “Крыса” списал, – ответила Зен, не отрывая взгляда от пузырящейся жижи. Голос хриплый, без интонаций. – Пахнет, как подстилка в крысином углу, но калории есть. Хочешь? Я сегодня щедрая.

Гурт поморщился, глядя на жирную, маслянистую пену.

— Если только через трубку, прямо в вену. Видеть это не хочу. Опять “говядина” кончилась раньше графика?

Зен хмыкнула, пнула ногой пустой, помятый ящик из-под пайков, валявшийся у ее ног.

— “Крысеныш” говорил, контейнер при выгрузке треснул, стерильность потеряна. Хотя какая к хуям стерильность, если жрать нечего, “ выдает по полтюбика теперь. Экономит, Сука. Говорит, “на черный день”.

У шлюзовой двери, прислонившись к холодному бронированному косяку, стоял «Костолом». Руки в грубых перчатках медленно, методично водили точильным камнем по клинку длинного боевого ножа. *Шк-шк-шк. * Звук был ритмичным, назойливым, как тиканье часов. Его лицо, покрытое сетью старых шрамов и небритое, было мокрым от пота, несмотря на холод. Челюсть работала – жевал что-то невидимое, нервно, с усилием. Глаза, тусклые и воспаленные, блуждали по отсеку, цепляясь за каждого, кто проходил мимо. Проходили быстро, стараясь не встречаться взглядом. Возле его сапога валялось несколько пустых, смятых блистеров от ампул «Железного Кулака». Он точил нож. Ждал. Когда его взгляд скользнул в сторону Зен и Гурта, Гурт невольно отступил на шаг назад, к стене.

Они ждали. Все семьдесят восемь душ, что остались от когда-то почти полной сотни “Ржавых Псов”. Без строя, без громких команд, без пафосных речей. Просто существовали в этом металлической утробе: дремали в неестественных позах на койках и в сетках; ковырялись в разобранном оружии, вытирая детали грязными тряпками; курили самокрутки из дешевого, вонючего табака; играли в кости на патроны или просто сидели, уставясь в запотевшие, покрытые инеем и граффити стены “Гроба”. Тихий разговор, редкий смешок, сразу гаснущий. Через ночь – выдвижение. Буровая “Глубина-7”. Все тот же ад, только в новом углу. Как всегда: влезть по трупам, отбиваться семьдесят два часа под шквалом огня и ядовитого ветра, пока не прилетят “свои” или “чужие”. Или пока не кончатся все. “Работа”, – бубнил капитан Варгас. Смена.

В дальнем углу отсека, где ржавые трубы сплетались в паутину, а свет давал только один мигающий аварийный фонарь, Лира Векс сидела на перевернутом ящике из-под гранат, поджав колени к подбородку. Шлем снят, валялся рядом, на внутренней подкладке темное пятно пота. Волосы, темные и жирные, слиплись на бледном, влажном лбу. Глаза, неестественно широко открытые, смотрели сквозь ржавые трубы, зрачки мелко, нервно дёргались. Перед ней на замасленном полу лежал разобранный пульт связи – клубок разноцветных проводов, оловянных спаек и подпалённых микросхем. Она не прикасалась к паяльнику, валявшемуся рядом. Просто сидела и смотрела в этот хаос, как будто слушала невыносимый вой, который слышала только она. Пальцы судорожно сжимали колени. Угол рта прикушен до крови.

Тень, широкая и тяжелая, упала на нее. Варгас прошел мимо, остановился в полушаге. Запахло холодным металлом и потом.

— “Статика”. Связь?

Голос был низким и ровным. Без ожидания чуда.

Лира вздрогнула всем телом, словно её ударили током. Повернула к нему лицо, но взгляд скользнул мимо, ухватившись за какую-то точку в темноте за его спиной.

— Ретранслятор... на орбите... опять глючит. Атмосфера... фонит как сумасшедшая. Канал прыгает... как в лихорадке. – Голос прерывистый, сиплый. – Сквозняк в проводах... или в голове. Не пойму.

— Резервный модуль? – Варгас знал ответ. Он смотрел не на нее, а поверх ее головы, на потеки ржавчины на трубе.

— Сгорел. Вчера. Конденсатор... – Она махнула рукой в сторону хаоса проводов. – ...пытаюсь оживить. Но если магнитная буря... – Лира замолчала, снова уставившись в хаос микросхем. Пальцы впились в колени. – ...статика. Везде статика. В эфире. В голове.

Варгас кивнул, почти незаметно. Его лицо в полутьме было как каменная маска.

— Нас и так никто не слышит. Доложи, если что поймаешь. Кроме помех.

Он развернулся и пошел прочь, тяжелые сапоги глухо стучали по рифленому полу. Лира сжалась в комок еще сильнее, обхватив голову руками, будто пытаясь сдержать взрыв и тихо прошептала

—Я так больше не могу…

За импровизированной перегородкой из сваренных вкривь обрезков бронелиста, где воздух был гуще от запаха машинного масла, пыли и чего-то химически-сладкого, копошился Дирк Мол, “Крыса”. Он нащупал под грудой промасленных мешков со сломанными запчастями для скафов несколько плоских, герметично запаянных пакетов. Не те серые тюбики, что выдавали бойцам. Это были армейские высококалорийные пайки “Энергия” – плотные, компактные, с настоящим шоколадом внутри. Действовал быстро, ловко, спиной к проходу, приглушенно шурша пакетами. Когда знакомые тяжелые шаги приблизились, он плавно, без суеты, развернулся, прикрыв добычу телом. На лице – мгновенно включенная, растянутая улыбка. Слишком широкая. Слишком гладкая. Как маска.

— Капитан. Проверка снабжения? – спросил он, голос ровный, подобострастный, как у хорошего официанта.

Варгас остановился на краю перегородки. Его взгляд – холодный, усталый – скользнул по аккуратным штабелям ящиков, по мешкам, мимо улыбающегося лица “Крысы”, задержался на свежей, глубокой царапине на полу, будто от волочения чего-то тяжелого.

— Пайки. По накладной. Все на месте? К сроку?

— Все как по штату, капитан! – ответил Мол чуть быстрее, чем нужно. – Один контейнер, знаете, коррозия подъела по шву. Я его списал, заменю из аварийного запаса. Уложу аккуратненько, с новыми метками. Не извольте беспокоиться.

— Старые метки не трогай, – сказал Варгас тихо, почти беззвучно. Его глаза наконец встретились с глазами “Крысы”. – Если кто полезет в чужой ящик сегодня ночью... я не буду разбираться. Кто прав, кто виноват. Просто пристрелю того, кто ближе. Понял?

— Ясно, капитан, – кивнул “Крыса”. Улыбка не дрогнула, лишь глаза на мгновение сузились. – Всё будет как надо. Чисто.

Варгас молча развернулся и пошел обратно в основной отсек. Спиной он чувствовал этот прилипчивый взгляд. Расчетливый. Алчный. Как у падальщика, ждущего своего часа.

Время до выдвижения: 7 часов 02 минуты.

Ночь сгустилась окончательно. Температура за бортом упала до минус ста с гаком. Внутри “Гроба” металл стонал протяжно, как живой, от нестерпимого холода. Трубы скрипели изламываясь. Воздух стал вязким, густым, им было тяжело дышать, как в сыром подвале. В полумраке, у самого корпуса, на старом транспортном стуле, прикрученном к полу болтами с сорванными шляпками, сидел Варгас. Он смотрел не на мертвый, заляпанный пальцами экран командного терминала, а в черное, пыльное стекло. В нем тускло отражался желтый свет аварийной лампы и его собственное лицо – изможденное, покрытое щетиной, с глубокими тенями под глазами. Лицо человека, давно переставшего удивляться.

Он не думал о “Глубине-7”. Не думал о засевших там “Огненных Когтях” и их пулеметах. Он думал о списке. О том, сколько из этих семидесяти восьми имен и кличек через три дня можно будет вычеркнуть. И о том, сколько из тех, кто выживет, снова подпишут кабальный контракт на следующую “лужу”, потому что кроме этой грязной войны и ржавого “Гроба” у них ничего нет. Как и у него. Ничего.

Из “столовой” – угла с приваренными к полу столами и скамьями – донесся резкий звяк ложки о металлический поддон. Кто-то тихо, без злости, почти буднично, матерился сквозь сон: «…твою ж мать… холодно, бля… как в могиле…». Потом – тяжелый вздох, шорох, и снова тишина, нарушаемая только гулом вентиляции и скрипом корпуса. Не боевая тишина. Не напряженная. Затхлая. Обыденная. Как в шахтерском бараке перед спуском в лаву, которая сегодня может рухнуть.

Варгас достал из нагрудного кармана комбеза потрепанный, обклеенный грязной изолентой электронный блокнот и дешевый стилус с треснутым наконечником. Нажал кнопку. Тусклый экранчик блока слабо засветился, освещая его пальцы.

> [Запись оперативного журнала. Отряд: “Ржавые Псы”. Позиция: “Стальной Гроб”]

> [Стандартное время: 04:18 Аид-7 местное]

> [Состав: 78 ед. боеспособного лич. состава. Потери с последней высадки: 9 ед. (выс. риск, несчастный случай)]

> [Снабжение: пайки – 80% суточной нормы, вода – 100%, медикаменты – критич. мин. (антибиотики 0%, анальгетики 5%), топливо для скафов/транспорта – 70%, боеприпасы – 85% баз. нормы]

> [Техсостояние базы: удовлетворительное. Системы жизнеобеспечения: на грани сбоя.]

> [Задание: Захват и удержание объекта “Глубина-7” (Дендра-Фарма сектор G7). Время удержания: 72 ч. стандартных.]

> [Комментарий командира: Опять Глубина-7, но мы готовы. Стабильно. Хреново. Но стабильно. Ожидаем выдвижения по графику.

Он выключил блокнот. Сунул обратно в карман. Не двигался. Сидел неподвижно в гуле аварийного генератора, скрипе сжимающегося на морозе корпуса и тяжелом дыхании спящих людей. До выдвижения оставалось чуть больше шести часов. До первого выстрела, первого крика, первой крови – чуть больше семи.

Он сидел. Ждал утра. Ждал смены. Ждал начала работы. В “Гробу” пахло страхом, потом и гниющей надеждой. Совсем, как всегда.

***

Холод стула проникал сквозь комбез, сливаясь с холодом внутри. Не тот острый холод Аида, а старый, въевшийся — как ржавчина в душе. Перед глазами снова поплыли не огни приборов, а огни сварки в доках "Перекрестка-12". Шестнадцать лет. Руки в масляных перчатках, скользящие по трубопроводу системы рециркуляции жилого сектора. Чистая работа. Точная. Видишь результат: давление стабилизировалось, лампочка загорелась зеленым, люди дышат. Инженер-Пневмотехник. Звучало гордо. Звучало как выход. "Льготное обучение после контракта", — гласила реклама вербовщика "Землекопов". Пацаном поверил. Поверил в бумагу с печатью.

— Касс.
Голос рядом. Грубый, как наждак. Варгас вздрогнул, отдернул ментальную руку от чистого, цельного металла прошлого. Перед ним стоял Костолом. От него пахло гарью и потом.
— Чего? — Голос Варгаса был чужим, хриплым от неиспользования.
— Смазка. Для «Дробила». Кончилась. Где взять? — Глаза Горация были мутными, но в них плавала капля азарта. Предвкушение.
— На складе. Спроси «Крысу».
— Он сказал — нет.
— Значит, нет. — Варгас отвернулся к темному экрану. — Можешь передернуть туда. Или надави посильнее на этого подонка.
И снова Шк-шк-шк. Звук точильного камня действовал гипнотически и заставлял вспоминать самый первый бой, на планете Голгофа-1, штурм шахтерского поселка. Грохот близких разрывов сотрясал землю. Воздух резали трассирующие очереди и дикие крики. Пахло гарью, порохом и.… угольной пылью. Они прорвались к административному блоку – коробке из ржавой обшивки древнего транспорта. Операция «Клин» – в разгаре. Захват узла связи.

Дым от горящих бараков стелился по земле, смешиваясь со снежной крупой. Перед развороченным входом, на корточках в серой жиже из талого снега, угольной крошки и масла, сидели трое. Не солдаты. Местные ополченцы -шахтеры. В робах поверх потертых телогреек. Лица, измазанные углем и кровью, пустые. Один старик, без шапки, седые волосы слиплись на лбу. Двое помоложе, один с окровавленным рукавом, туго перетянутым обрывком тряпки. Они не пытались бежать, не подняли рук. Просто сидели, сгорбившись, уставившись в грязь перед сапогами «Землекопов». Безвольные. Отупевшие. Их карабины валялись метрах в трех – брошены.

Сержант «Боров» – жилистый, с лицом, как потрескавшаяся кожа на старом сапоге – возник рядом с Варгасом. Не орал. Его голос пробивался сквозь грохот боя, хриплый и будничный. Глаза бегали, оценивая проем двери.

– Видишь, Кас? – «Боров» кивнул на шахтеров. – Пеньки. Сидят. Не то чтоб пленные. Помеха. При штурме будут лезть под ноги и мешать. В спину могут пальнуть. Или просто демаскировать. Конвоировать? Как? В пекло? Нам до своих пятьсот метров под перекрестным. Время – кровь. Наша кровь.

Варгас, сжимал свою винтовку до хруста в пальцах. Сердце колотилось, мешая дышать. Он ждал команды на штурм входа. Ждал... а не этого.

– Устав? Конвенции о гуманном отношении? – «Боров» будто плюнул слово, не глядя на Варгаса. – Устав для парадов. Мы – «Землекопы». Тут правило одно: выжить и задачу выполнить. Лишний шум, лишние рты – роскошь. Убирай помехи. Быстро.

Он снял с плечевой кобуры пошарпанный пистолет, не спеша вогнал в ствол патрон. Щелк-чмок затвора прозвучал как приговор. Шахтеры даже не пошевелились. Старик закрыл глаза. Раненый глухо застонал. Третий просто сжался сильнее.

– Варгас, – голос «Борова» был как напильник по металлу. – Не дай ему встать.

Приказ. Прямой. В гуле боя. Ноги Варгаса двинулись сами. Он шагнул к тому, что сидел ближе – к старику. Упер ствол винтовки ему в спину, прямо по середине. Тот даже не вздрогнул. Просто сидел, тяжело дыша. Варгас чувствовал, вздымается и опадает грудь старика. Слышал хрип.

«Боров» подошел к раненому шахтеру. Даже не прицелился. Просто упер дуло пистолета в висок.

ЧПАХ!

Глухой, влажный хлопок. Тело шахтера дернулось и рухнуло на бок. Голова... Варгас отвел взгляд, чувствуя, как желудок сжимается в узел. Старик закашлялся, но не сдвинулся с места.

– Не отводи взгляд, тряпка! – шипение «Борова» резануло по нервам. Варгас впился пальцами в рукоять винтовки. Стиснул зубы до скрежета.

ЧПАХ!

Выстрел в третьего шахтера. Тот согнулся пополам, как тряпичная кукла.

Теперь его очередь. Старик у ног Варгаса просто сидел. Кашлял. Смотрел в грязь. Не сопротивлялся. Не молил. Безволие было страшнее истерики. Варгас видел только седой затылок, грязную шею. Слышал хриплый кашель и голос «Борова» у самого уха, перекрывающий грохот боя:

– Его. Быстро. Или сам будешь тут валяться. Ты – расходник, Варгас. Твоя жизнь стоит столько же, сколько его. Выполняй. Приказ.

Варгас почувствовал, как что-то внутри ломается с хрустом. Ледяная пустота. Он машинально перевел палец с предохранителя. Не прицелился. Просто отвел ствол чуть в сторону от позвоночника – в область почки. И нажал на спуск.

ЧПАХ!

Тело дернулось и осело. Тяжесть легла на приклад. Варгас отшатнулся. Руки тряслись. Запах пороха, крови, горелого мяса и угля ударил в нос. Он стоял, глядя на затылок старика, теперь неподвижный. Пустой взгляд уперся в грязь.

«Боров» щелкнул его по каске.

– Видишь? Экономия. Патрон. Времени. Нервов. Запомни, Кас. На войне гуманизм – для могил. Мы здесь, чтобы работать. Убирать помехи. Такова работа. Учись.

Он рванулся к развороченному входу, крикнул что-то своим. Варгас остался стоять над тремя телами в кровавой жиже. Его винтовка была почти чистой. Только копоть на дуле да капли крови на рукавах.

Позже, когда они отбивали контратаку у развалин компрессорной, нашли тело юнца из их отделения. Того, что вчера плакал в окопе. Лежал в воронке от миномета. Вены вскрыты его же ножом. В отчете написали: «Потеря ориентации в бою. Случайное падение на нож». Никто не спрашивал. «Боров» лишь процедил сквозь зубы, перезаряжаясь «Тряпка. Сэкономил нам патрон».

Варгас молча сменил магазин. Глубже вжался в укрытие из угольных мешков. Холодная пустота внутри теперь была его щитом. Правила. Работа. Убирать помехи.

— ...капитан?
Тонкий, дрожащий голос. Лира. Она стояла чуть поодаль, обхватив себя руками. Ее глаза бегали по теням на потолке.
— Чего, "Статика"? — раздражение прорвалось сквозь лед.
— В эфире... опять голоса. Клиенты... из борделя... они смеются... — Она прижала ладони к ушам, хотя наушники "Шепота" были сдвинуты на затылок.
— Забей. Сними наушники. Или заткнись.
— Но они...
— ТЫ СЛЫШАЛА, ЗАТКНИ ПИЗДАК ИЛИ ВЫБРОСЬ ЭТОТ БРЕД С ГОЛОВЫ! — его рык эхом отозвался в отсеке. Лира замерла, будто ее ударили, затем съежилась, как побитая собака, и отползла в свой угол. Ее беспомощный шепот смешался с гулом генератора.

Прикрыв глаза, Варгас снова увидел лицо менеджера Дендры на орбитальной станции "Форпост". Сухое, как отчет. "Варгас? А, врио лейтенанта "Псов". Ваши штрафы за потерю имущества превысили возможную зарплату за три контракта вперед. Образовательная программа... недоступна". Он даже не смотрел в глаза. Просто констатировал. Тогда Варгас не кричал. Не спорил. Просто спросил: "А что же мне делать?". Менеджер пожал плечами: "Работать. Умеете же. Подписывайте новый контракт. Галочку тут поставьте..." Он поставил. Тогда. И через пять лет. И еще раз. Где свернул не туда? Когда поверил вербовщику? Когда не сбежал после первого трупа? Когда подписал второй контракт? Или, когда понял, что эта грязная, кровавая работа — единственное, что у него получается? Единственное место, где он не никто, а "Старик". Капитан пушечного мяса.

— Касс.
Снова Костолом. Ближе. Шк-шк-шк прекратилось. Он стоял, перегораживая тусклый свет лампы, его дыхание было тяжелым.
— Чего еще? — Варгас не поворачивался.
— "Жук". Трясется. Ревет в углу. Говорит — не пойдет. Портить имущество будет.
Варгас медленно повернул голову. Взгляд упал на фигурку юнца, сжавшегося в комок у обогревателя. Искал ли он в нем себя шестнадцатилетнего? Нет. Тот парень с дока верил во что-то. Этот — просто мясо.
— Тащи его к капсуле. Живого. Если будет орать — вставь кляп. Если будет драться... — Варгас сделал микроскопическую паузу. — ...сломай пару пальцев. Чтоб не мешал.
Костолом усмехнулся. Коротко, как удар топором.
— Можно по-другому? Сильнее?
— Чтоб живой был. И мог держать ствол. Работа — есть работа.
— Понял. — Удовлетворение в голосе Горация было почти осязаемым. Он развернулся, его тяжелые шаги направились к всхлипывающему «Жуку». Толпа в полумраке невольно расступилась.

Тишина, натянутая как струна, снова заполнила пространство вокруг Варгаса. Только скрип корпуса да хриплый храп «Аптекаря». И все та же картинка из прошлого, всплывшая сквозь усталость: доки "Перекрестка-12". Шестнадцать лет. Руки в промасленных перчатках, скользящие по трубопроводу. Чистая работа. Зеленый огонек «Норма». Уверенность. А потом — грязь и угольная пыль Первой Голгофы. Сержант "Боров". Казнь пленных. Самоубийство в воронке. Щелчок внутри. Пустота. Правила.

Шк-шк-шк.

Звук вернулся. Ближе. Гораций стоял перед ним снова. На этот раз без «Жука». В руках — не нож, а пустой, смятый блистер от ампул «Железного Кулака». Он вертел его в пальцах, как фокусник смертоносную монету. Его дыхание было поверхностным, быстрым. Капли пота стекали по вискам, смешиваясь с грязью на щетине. Глаза, обычно мутные, сейчас горели лихорадочным, нездоровым блеском. Голодным. Но теперь — сдержанным. Он знал правила их старой игры.

— Касс. Шлюз «Альфа». — Скорн выдохнул слова с усилием, будто выдавливая пробку. — Там... бронеплита съехала. В прошлый раз видел. Щель. Сверху.
Варгас медленно поднял взгляд. Не на блистер. На покрытое шрамами лицо. Гораций не просил. Он докладывал. Как часть механизма. Как дубина, ищущая слабое место, куда можно ударить.
— Толщина? — спросил Варгас ровно.
— Палец. Может, два. — Скорн сглотнул, челюсть свело судорогой, но он стоял. — Если кинуть кумулятивного "крота" под самую заклепку... может, вынесет. Пролом.
Варгас мысленно прикинул схему штурма. Шлюз «Альфа» — их главная цель. Лобовая атака через него была самоубийством. Эта щель... если она реальна... Это был шанс. Маленький. Грязный. Как все здесь.
— Проверить нельзя. До штурма. — констатировал Варгас. — Рискнешь лезть? Под огнем?
Глаза «Костолома» сузились. В них вспыхнул не страх, а азарт хищника, почуявшего слабину. Тот самый огонь, за который Варгас держал его на коротком поводке.
— Если дашь двух «кротов» ... и прикрытие огнем... — он кивнул в сторону своих людей, кучкой стоявших у шлюза. — ...пробьюсь. Сделаю дырку. Как в «Бункере-9». Помнишь?
Варгас помнил. Кровавую мешанину из тел, дыма и криков. И пролом в двери, куда первым ворвался именно Скорн, залитый чужой кровью. Работа была сделана.
— «Кротов» дам. — Варгас кивнул коротко. — Прикрытие — Гурт с Зен. Со стороны развалин. Он видел расчет: Зверь рвется на цель. Дать ему цель. Направить ярость в нужное русло. Держать на коротком поводке. Но слушай сюда, Скорн. Чисто. По плану. Без хуйни. Сделал дыру — сигнал. И ждешь основные сли. Не лезешь один. Понял?
Гораций скривился, будто от горечи. Одиночный прорыв в стан врага — его стихия. Но он кивнул. Твердо. Контракт есть контракт. Альфа сказал.
— Понял. Жду вас.
— Жди у транспорта. За час до выдвижения. Получишь заряд и «кротов». — Варгас отвернулся, его рука непроизвольно потянулась к внутреннему карману комбеза, где лежал плоский металлический контейнер с аварийным запасом. Там, среди прочего, были две ампулы «Железного Кулака». Плата за работу. Гарантия управляемости зверя в нужный момент. Он не вытащил ее сейчас. Но оба знали – она будет. Вовремя. Как всегда.

Гораций Скорн замер на секунду, его взгляд скользнул по карману Варгаса, потом уперся куда-то в пространство за его спиной, словно уже видел тот шлюз, щель, место для заряда. Он развернулся и пошел прочь. Шаги были тяжелыми, но ровными. Без прежней нервозной дрожи. Зверь получил цель. И знал, что получит топливо, чтобы ее достичь.

Варгас снова ощутил гладкую поверхность трубы в доках "Перекрестка-12". Чистую. Цельную. Где щелкало "Норма". Теперь он планировал пролом в броне, используя уголовника-наркомана как таран. Грязная работа грязными инструментами. Где свернул не туда? Не тогда ли, когда впервые увидел в этом животном не просто угрозу, а потенциал? Когда понял, что яростью можно управлять, как давлением в трубе? Или же когда понял, что он перестал ужасаться смерти и стал смотреть на людей как на ресурс? Варгас зажмурился. Огни сварки в доках погасли окончательно. Остался только скрип корпуса «Гроба» и знакомое, навязчивое шк-шк-шк где-то в темноте. «Костолом» снова точил нож. Готовился к работе. Его работе. К пролому.

Время до выдвижения: 6 часов 47 минут.