Сборник рассказов

ФОРМУЛА ОСИРИСА

Антон открыл глаза и долго лежал в темноте, не двигаясь. Даже лицо застыло вроде маски.

Сроду не приходило в голову, что «открыл глаза» и «проснулся» - разные вещи. А вот теперь открыл – и не знал, проснулся или нет. Вернее, сон ли то, что было.

Лицо задвигалось. Левый угол рта криво пополз вверх.

- Смешно, - сказал Антон.

Черт знает, зачем сказал так. Смешно ему не было.

Слева задвигалась жена, причмокнула губами. Это вызвало раздражение, и он, осторожно, стараясь не разбудить, стал вставать. Но когда стараешься – блин комом, как назло. То ли качнул диван, то ли Инна и так проснулась… словом, незаметно не вышло.

- Ты куда? – спросила Инна таким ясным голосом, точно не спала.

В тлеющий очаг раздражения как бензина плеснули. Но Антон сумел сдержаться.

- Попить. Во рту пересохло.

- А-а… - Инна зевнула. От слов мужа мысль скакнула в приятном направлении: - Ну что, идем сегодня кухню смотреть?

Вчера за ужином был долгий, напористый с ее стороны разговор о покупке новой кухни. Антон отделывался смутными фразами, наконец, Инне удалось выдоить из него: «Ну, ладно…» - что по мужской логике значило «там увидим», а по женской – бесспорное «да», после чего супруга совершенно успокоилась. И пустилась рисовать в фантазиях картины будущей кухонной роскоши.

- Не знаю, - буркнул Антон.

Диванные пружины за спиной взвизгнули как живые.

- Как это – не знаю?! Мы же договорились!

- Я не договаривался.

В тоне ответа было пугающее спокойствие.

Пружины взвизгнули на ноте где-то между «ля» и «си»: мадам воинственно вскочила.

- Нет, постой! Что значит – не договаривались? Вчера…

- Вчера – не сегодня, - безжизненно ответил муж. – А «ну ладно» - не договор. Если ты не так поняла, это твои проблемы.

И пошел на кухню, зная, что сейчас будет гром и молния. Но ему было плевать. Пусть хоть перевернется.

И раздражение погасло, будто не было. Совсем. Шаром покати.

Во рту вправду пересохло. Антон взял пластиковую бутылку минералки, долго, жадно пил прямо из горлышка, до икоты. Прервался, перевел дух, икнул и вновь припал к бутылке.

Неслышными шагами, белея в темноте ночной рубашкой, вошла Инна. Антон даже не покосился на нее. Начнет лаяться? Ну и пусть.

Однако ничего подобного. Неслышимо войдя, Инна почти бесшумно присела на табурет. Антон допил, бутылку с хрустом скомкал, кинул в мусорку и промахнулся.

- Антон, - тихо сказала жена.

- Ну?

- Что с тобой происходит?..

Антона передернуло:

- А что со мною происходит? Ко мне мой старый друг не ходит?

- Антон, не паясничай, пожалуйста. Я ведь вижу, что с тобой что-то не то…

- Иди спать.

Ровный пустой голос пугал Инну больше всего. Женским чутьем она угадала нечто такое, чего прежде не было. Ее мужа будто подменили.

Растерянность у Инны случалась очень редко. Характер был к тому не приспособлен: своенравный, резкий, неуступчивый. Но – обратная сторона – если уж вдруг терялась, то до столбняка, до одури, как по башке треснули. Угадать угадала, но не могла понять: как так? Что это?! Будто не мой муж. Кто-то другой!..

От этой мысли стало особенно дурно, ноги ослабели, чуть не отнялись.

Но муж неожиданно заговорил нормально, обычным мягким тоном:

- Иди спать, Инна. Иди. Все в порядке, ничего со мной не происходит. Так, задумался немного. Работа, заботы… Ничего такого, не волнуйся. Иди, иди, я сейчас приду.

Мужские хитрости женских не хуже. От родного голоса Инну кинуло в горячую радость, она ослабела как-то иначе, счастливо забормотала: «Правда?..»

- Правда, правда.

- Тогда, значит, за кухней пойдем?..

- Пойдем, пойдем.

Антон подошел к жене, похлопал по спине, проводил в спальню. В голове Инны все перепуталось совсем, она завалилась на диван, накрылась одеялом. «Ну так, - потекли мысли вкривь и вкось, - значит, все хорошо… А все-таки что-то… Ну ладно, потом, только не забыть, главное, не забыть…»

Она силилась уверить себя, что все в порядке, волноваться нечего – и не хотела признаваться, что это не так. Тревога вцепилась в душу. С этой тревогой Инна и уснула, а правду сказать, провалилась в забытье.

Когда очнулась, спросонья почудилось, что уже вечер: слабосильная полутень заполоняла дом. Инна ошарашенно вскочила, бросилась к балконному окну, и поняла, что это позднее утро, которому ненастье не даст вырасти в полноценный день.

И вдруг она сообразила, что мужа дома нет.

- Антон!

Нет ответа.

- Антон!.. – Инна бросилась по комнатам, в прихожую. Там замерла: плаща и ботинок мужа не было.

Страх поднялся из глубин души, по нитям нервов в тело, сковывая его. Мысль отчаянно забарахталась…

Телефон!..

Оковы разлетелись. Женщина бросилась в спальню.

Руки дрожали, пальцы скользили по стеклу смартфона. Ну же, ну… вот!

Инна тиснула номер мужа, прижала трубку к уху, чувствуя, как сердце стучит все сильнее и сильнее, почти невыносимо, как кулак, бьющий в ребра изнутри. Во рту пересохло, она сухим дрожащим языком облизала сухие губы…

- Абонент недоступен, - сказал нечеловеческий голос.

***

Когда жена уснула, Антон испытал облегчение: не надо корчить из себя заботливого мужа. Не то, чтобы лицедейство так уж напрягало, но хотелось побыть одному.

Что с тобой происходит…

В точку ведь попала, зараза!

Со мной происходит то, чего я не знаю. И не знаю, когда это началось. Неделя?.. Нет. Черт знает.

Сидя за кухонным столом, Антон обхватил голову ладонями, сжал, будто арбуз при покупке. Мысли не упорядочились, но память заработала четче.

Недели полторы назад он испытал необъяснимый упадок настроения и сил. С работы едва ноги притаскивал, валился на диван и лишь через час-полтора заставлял себя вставать. Инна заметила, обеспокоилась, но Антон отмахнулся: пустяки, мол, переутомился, все пройдет…

Тогда он еще думал так.

Недомогание не сказать, что прошло, однако притупилось, как-то притерпелся жить с ним. Оно было больше моральное, чем физическое: угнетало темное предчувствие, которое Антон никак не мог высветлить, вытянуть из подземелий души… Но оно само вырвалось, в самом тонком месте.

Во сне.

Тот первый сон был еще неясным: улицы, странно знакомые и незнакомые, Антон никак не мог понять, бывал он здесь когда-нибудь или нет. Он спешил, резко сворачивал за угол, дыхание сбивалось… Ну во всем этом вроде бы и нет беды; беда в том, что помимо воли влекла неведомая сила, да туда, о чем и помыслить худо, сразу подступает смертная тоска. Антон не успевал сообразить и запомнить всех переулков, закоулков, поворотов, он задыхался, слабел, ноги делались как чужие…

И проснулся.

Пробуждение было избавлением. Антон лежал в счастливом дурмане, не уставая сознавать, что это был лишь сон – как человек, страдавший от жажды, пьет и пьет, дорвавшись до воды. Но радость была от противного, не истинная: ночь сменилась тусклым рассветом, и вновь тяжесть сошла в душу, прогнула ее, и в плену все той же тоскливой беды Антон стал ждать ночи грядущей.

Кое-как миновал день, и вот она, ночь. Антон долго не мог уснуть, маялся… а потом невесть почему очутился на улице.

Прямо у своего подъезда. Как вышел, зачем – ?.. Постоял, повернул влево, пошел настороженно, озираясь… и тут взгляд упал на дверь соседнего подъезда.

Она, как водится, была неряшливо залеплена всякими объявлениями разной давности и ненужности. Обычное дело.

Но что-то привлекло Антона в этой стихийной стенгазете. Он замедлил шаг, вглядываясь… А! Ну конечно!

Его как сорвало с место. Желтый лист! Все белые, или там голубые, розовые, полинявшие, покоробленные днями непогод, а это яркое, цвета свежего желтка, точно печать Солнца в гаснущем мире. Антон взлетел на крыльцо, впился взглядом.

Буквы не сразу сошлись в слова, пришлось сделать судорожное усилие. Прочел.

Адрес. Только адрес, больше ничего. Улица, дом. Недалеко.

Дрожь прошлась по телу. Антон ощутил себя на краю неизведанного и подумал, что должен пережить сейчас либо восторг, либо боязнь, либо священный трепет. Но не было ни того, ни того, ни третьего. Зачем-то он закрыл глаза, его мягко колыхнуло, чуть не опрокинуло, он испугался и открыл глаза.

Вот тут-то и случилось: открыть открыл, а проснуться – черт знает, проснулся или нет.

Разумом-то он понимал, что это был сон. Но все прочее, кроме разума, сердито вопило: да разве же бывают такие сны?!..

Конечно, нет. Сон есть сон – там все мутно, все кое-как, слегка придурошно. А здесь во всю живую силу – какой, на хрен, сон!

Жена уснула, Антон ждал рассвета. Изнывая, торопя минуты, сдерживая дрожь… Едва начало светать, он понял, что больше терпеть не в силах, по-тихому собрался, осторожно прикрыл за собой дверь и покинул дом. Еще в подъезде отключил телефон.

Выйдя, он изо всех сил старался не взглянуть влево, свернул вправо, зашагал, сутулясь, по темному двору, что-то шепча. Тогда было светло, стало быть, и сейчас, чтобы подтвердилось, должно быть светло. Надо только немного походить, подождать.

Он не замечал, но слова срывались с губ. Связи меж этими словами не было, чего Антон не замечал тем более. Шел, поеживался. Осенний рассвет был сырой, промозглый, пахло палой листвой, ее терпкий привкус сложно мешался с маслянистыми туманами мегаполиса.

Светал нехотя, будто Солнцу до тошноты лень выползать из-за горизонта. Антон прибавлял шаг с каждым поворотом: заворачивал за угол и шел скорее, еще поворачивал, и еще прибавлял ход. Взгляд в землю, губы шепчут что-то…

- Ай! Молодой человек! Куда смотрите?!

Антон дико очнулся. Перед ним сердитым грибом торчала бабка в пальто и берете, вышедших из моды примерно в 1976 году.

- Извините.

- Извините… Чуть не сшиб! Смотреть надо. Прет как сумасшедший!

Антон дернулся, пошел дальше, не слушая бабкиных брюзжаний. Шел долго ли, недолго, сам не знал. Поднял голову, остановился, огляделся. Ну, все! Рассвело. Пора туда, к желтому листу. Адрес! Главное – адрес, он запомнил его насмерть, как номер своего паспорта.

Он стоял у торца длиннющей многоподъездной пятиэтажки. И пришло видение.

Он увидел, как из самого дальнего подъезда вышла молодая женщина в желтом плаще, повернула и исчезла за углом.

Секунд пять Антон стоял как контуженный, а потом в мозгу вспыхнуло и перевернулось.

Плащ! Желтый! Ну!.. Какой там листок, когда тут целый желтый плащ!..

Задохнувшись от взрыва чувств, он кинулся вдогонку.

Желтая магия!

Мир обернулся в сказку. В его серой плоти вспыхнули яркие пробоины, поверхность прорвалась как решето, иное солнце хлынуло сюда, меняя взгляды, умы, сердца, сокрушая ветхий хлам бытия…

Антон несся, почти рыдая от счастья. Вот оно! Неизведанное! Вот оно! Я! Я это открыл! Я спасу мир! Желтый… Как просто! Надо все красить в желтый, сумасшедший, яростно-лимонный цвет, весь мир, не жалеть краски! Как просто! Почему этого никто не понял раньше, а только я?!

Время махнуло призрачным крылом – Антон увидел себя на другом конце дома. Замер. Ну и где она, желтый плащ? Куда теперь?..

А! – осенило вдруг. Да вон туда, куда же еще!

И он ринулся через дорогу.

Молодой таксист откатал первую рабочую неделю на новеньком «Хендае», млея от душевного кайфа. Машина летала ласточкой, мягко, бесшумно, вмиг отзываясь на малейшее касание педали газа. Эх! Жизнь прекрасна!.. Когда пассажиров не было, водила горланил песни, не жалея глотки, озорничал, резко поддавая акселератор – он числил себя виртуозом руля, думал, что ему любой трюк подвластен на дороге.

Сейчас, на утренней пустынной трассе можно было погнать в отрыв, от души. Он нажал чуть сильнее, авто тут же прибавило. Ну, как живая, точно ласточка, ну!..

Бессмысленный восторг полыхнул, смахнул разум, нога вжала педаль в пол, и «Хендай», свирепо взревев, понесся по узкой улице.

Когда из-за кустов под машину бросился человек, водитель в ужасе успел дернуть руль влево, почти уйдя от столкновения. Почти – не в счет, правое крыло вскользь ударило в голову, тело бросило навзничь, затылком о бордюр.

Страшный визг тормозов прорезал утро. В длинном доме кто-то бросился к окнам, кто-то ахнул, кто-то кинулся вызывать скорую и ДПС…

Шофер такси застыл, вцепившись в руль, глядя перед собой, ничего не слыша и не видя, как вокруг машины и трупа начинает собираться толпа.

***

Вызов к начальству оперативник угрозыска старший лейтенант Игорь Рославлев воспринял философски: что будет, то и сбудется. Шеф с утра был не в духе, грозовой тучей прошелся по коридорам, наорал на кого-то по пустому делу. Пока орал, сотрудники постарались либо разбежаться «по территории», либо, на худой конец, попрятаться по кабинетам; такой худой конец и выпал Игорю, проскочить мимо босса никак было нельзя, поэтому опер поспешил сесть за стол, окружив себя роем папок: работаю, товарищ подполковник!

Однако, пронесло. Товарищ подполковник протопал мимо, зато минут через десять последовал вызов.

Сосед Игоря с усмешкой взглянул на него:

- Попал снаряд?

- Бывает, - бесстрастно ответил старлей и пошел.

- Разрешите, товарищ подполковник?

- А, Рославлев! Входи, присаживайся.

Слова «садись» в полиции стараются избегать.

Игорь присел. Ну, голос вроде нормальный, деловой. Проорался поутру, теперь пошла работа. Слава Богу.

Начальнику районного угро подполковнику Грамову было впору славить Бога ежедневно – за запас здоровья, отмеренный по принципу «раззудись плечо, размахнись рука». Смолоду Грамов боролся за «Динамо» в полутяже, с возрастом погрузнел, но тем внушительней смотрелся, бывало, одним только видом приземлял допрашиваемых до ступора, а затем колол до результата. Он и сейчас был суров, но по мелким приметам Рославлев угадал, что его ожидает конструктивный разговор.

Подполковник откашлялся, насупился пуще прежнего – и сумел подчиненного удивить:

- Слушай, Рославлев! Ты с интернетом как? Насколько дружишь?

Тот вскинул брови:

- Как? Да нормально так. На среднем уровне.

- В работе используешь?

- Конечно. «Вконтакте» несколько аккаунтов на вымышленных лиц. Для агентурных связей.

- Ага! А в последние дни твои агенты ничего такого… э-э… экстраординарного не сообщали?

- Да нет, - Игорю не надо было напрягать память. – Так, сливают кое-что по мелочи. Текущая оперативная работа.

- Хм?.. Ну-ну.

- А что, - осторожно поинтересовался опер, – случилось что-нибудь?

- Случилось, - шеф взял с края стола зеленую пластиковую папку, бросил перед собой, не раскрывая. – Случилось. Вчера в город вызвали, - сообщил он, разумея городское управление МВД. – Порадовали на всю фуражку. Пять суицидов у нас в районе за последние недели полторы. Пять! – подполковник растопырил огромную пятерню, потряс ею. – У вас, говорят, под носом. А вы спите!

- Ну вот, - уверенно сказал Игорь. – Психи с собой кончают, ну и флаг им в руки. Мы-то здесь каким боком?

- Э, не скажи, - поморщился подполковник. – Начальство почему на уши встало? Это дело уже по соцсетям пошло, подхватила какая-то сорока, понесла на хвосте. Мистика, мол, фильм ужасов! Люди с собой кончают, а власти ушами хлопают.

- Товарищ подполковник…

- Подожди! Я тоже так сперва подумал: чушь собачья! А как материалы глянул, призадумался… Ты вот что: глянь-ка прямо здесь, свежим глазом. Потом потолкуем.

И он перекинул оперативнику зеленую папку.

Рославлев изучал материалы минут десять.

В течение декады в одном районе без видимых причин покончили с собой пять молодых мужчин, в возрасте от двадцати девяти до тридцати шести. Совершенно необъяснимо, вне всякой логики. Один упал с крыши высотного дома, в котором прежде никогда не был и залез на крышу неизвестно зачем. Другой не пойми с чего открыл на кухне все газовые конфорки, и счастье, что не рвануло, а лишь его одного откачать не смогли…

- Там с последним мертвяком под вопросом, - начальник скривился. – Под машину бросился. Такси. Водила клянется-божится, что прямо под колеса кинулся. Жена… вдова, то есть, та криком кричит: нет! Никаких причин не было и быть не могло. Да и у всех так. Ни с того ни с сего – бац! – моча в голову ударила, и все, остановите Землю, я сойду.

Игорь почувствовал, как его начинает разбирать знакомый сыщицкий азарт.

- Так… А что-то общее между ними? Ну, кроме возраста?

- Ха! А вот это и задача. Вчера с городскими так и сяк перекладывали: на первый взгляд вроде ничего, но больно уж похоже, что один корень должен быть. Мне так и сказали: возьми опера потолковее, и пусть копает. Понял?

Начальник воззрился на подчиненного: ценишь, какое высокое доверие оказано?.. Тот аккуратно улыбнулся: ценю.

- Разрешите приступать?

- Требую, - без юмора подчеркнул шеф. – И помни: всех прочих дел с тебя никто не снимет. Все, иди.

***

По опыту Рославлев знал незатейливую истину: если начать перечислять все то, что требуется выполнить офицеру угрозыска в течение ближайших суток-двух, то выяснится, что при таких раскладах надо, в общем-то, вешаться. Загрузи такую задачу в компьютер, и получишь ответ, что она нерешаема.

Однако жили и решали.

Игорь уточнил адреса проживания пятерых самоубийц, нанес на карту, какое-то время глубокомысленно разглядывал ее. Да, в общем-то, не очень далеко друг от друга. Но системы в этом нет.

Он свернул карту. Бредовая беспричинность суицидов! Это интереснее всего. Но гадать нечего, нужны факты. А за ними придется отправиться по адресам.

Бросив взгляд на часы, Игорь потянулся к электрочайнику – надо выпить крепчайший кофе, взбодрить себя на предстоящий трудный день.

К концу этого дня он еле ноги волок. Обойти четыре адреса, пусть и не столь уж далеких – само по себе нагрузка, а что говорить о сборе информации, беседах с людьми, еще не пришедшими в себя, психологически вздернутыми, перекрученными… Да, разумеется, за годы службы Игорь волей-неволей огрубел, очерствел, сама собой развилась душевная ограда – оно и понятно, иначе сдохнешь. Но негатив есть негатив, его невидимые эманации проникают и сквозь ограду, ядом разливаясь по телу… Собачья служба, что там говорить!

Остался один адрес. Игорь присел на скамеечку во дворе, вынул блокнот, глянул, беззвучно матюкнулся. Не ходить? На завтра оставить?..

С минуту он боролся с соблазном – и одолел. Нет, пойду! Решительно встал, пошел.

- …не знаю. Я не знаю, как такое могло быть, - отрешенно говорила молодая женщина, потухшими глазами глядя мимо опера. – Причины? Да никаких причин.

- Погодите, - терпеливо втолковывал Рославлев. – Ну как так? Ведь не могло же такое произойти без причин! Что-то ведь было, что подтолкнуло его, не могло не быть… Попробуйте вспомнить, пожалуйста!

Он давил на логику, но видел, что жмет пустоту. Женщина двигалась, смотрела, говорила даже не равнодушно – мертво. Какую-то часть ее души отожгло до клинической смерти, сейчас с Игорем разговаривала половина этой женщины, Инны. Все это он понимал, но не унимался, лез, пробивал мертвечину…

- …пожалуйста! Ведь что-то с ним должно было происходить, не могло не происходить. Я знаю, поверьте мне. Так не бывает!

- Не бывает… - бесцветным эхом протянула вдова. – Да, конечно, не бывает. Что-то происходило… происходит. Ко мне мой старый друг не ходит…

- Стоп! Какой старый друг? Кто именно?

- Да нет, - женщина слабо улыбнулась. – Это так… Тогда, в тот день, то есть в ночь, он так сказал в рифму…

Она вроде бы говорила столь же замороженно, однако Игорь уловил, что попал в живую точку, замкнул цепь, побежал по ней слабенький огонек… Иносказаний опер не понял, слова о друге ухватил буквально – и раскачал, расшевелил вдову.

- А вы знаете, - сказала она и провела рукой по лицу сверху вниз, словно паутину сняла, - ведь правда, один старый друг был и перестал ходить. Давно его не видела.

- Кто такой?

- Да они с детства еще… то ли в одном дворе, то ли в классе, не помню точно. Я с ними-то и познакомилась-то одновременно. Он и ухаживать за мной пытался, да я к Антону… какое тут может быть сравнение! Антон и тот… да ну.

- Так… А как зовут? Имя, фамилия?

- Кого? А того-то… Лев его зовут. Лев Панков.

Игорь выронил ручку, чертыхнулся.

- Простите… - зацарапал пером в блокноте:

- Панков Лев… Отчество?

- Ох, не знаю. Сроду не интересовалась. Да и Лев-то из него… так, тряпочный.

- Ясно. Значит, он был близким другом вашего мужа?

- Ну, в общем, да. Одним из близких. Частенько общались, созванивались… а тут вдруг перестали. Странно… И не поссорились вроде, не ругались. Не знаю…

- Так. А кем он работает, Панков этот?

- Он?.. Да ученый какой-то… Да, биолог. Кандидат наук, кажется.

- Угу… А какие у них общие знакомые были?

Инна с натугой стала вспоминать, и кое-кого вспомнила. Рославлев все старательно фиксировал, старался ничего не упустить…а мысль уже неслась, он не мог справиться с ней, как ковбой с мустангом, но видел, что мустанг этот мощный, ядреный, упустить никак нельзя. Из вдовы он выжал все, утомил ее, слабенькое оживление сошло на нет, она вновь стала тускло цепенеть, отвечала невпопад… и старлей понял, что пора заканчивать.

- Ну, спасибо, вы мне очень помогли. Еще раз примите мои соболезнования… - и направился к выходу.

Тут хозяйка внезапно ожила повторно, побежала следом:

- Ой, подождите!.. Простите, как вас зовут?

- Да ничего. Игорь меня зовут.

- Игорь! Я вам так благодарна! Серьезно, я бы не поверила – а вот поговорили, и легче стало, честное слово…

Рославлев улыбнулся вежливо, но вскользь. Он был уже захвачен другим, а этот психологический эффект знал хорошо: не может человек долго пребывать в отчаянии, это против человеческой сути, маятник обязательно качнется либо туда, либо сюда. Или в петлю, или обратно к жизни. И любой посторонний, любой разговор могут сработать либо как лекарство, либо как спусковой крючок.

- Я к вам, наверное, еще зайду. Еще вопросы будут.

- Да?! – глаза женщины радостно распахнулись.

И понесло: ой, как она будет рада видеть гостя… все взахлеб, истерически-навязчиво, и старшего лейтенанта это не то, что напугало – его мало что могло напугать – но слушать излияния не хотелось, да и свое горело и подхлестывало. Поэтому он постарался поскорее распрощаться и вниз по лестнице припустил почти бегом.

Каждому оперу, если он профи, а не случайный в этом деле человек, знакомо острое, почти необъяснимое чутье на удачу – когда уверен, что на верном пути. Именно это переживал сейчас Игорь, и усталость как сдуло.

Взяв в ларьке порцию шаурмы, он с жадностью отгрыз сразу половину, после чего присел в укромном месте на уличную скамейку, достал блокнот…

Владея смартфоном и интернетом, он с ручками-блокнотами не расставался. И старые исписанные, перечеркнутые бумаги не выбрасывал. То самое счастливое наитие – оно ведь как волшебный цветок, способно распуститься лишь на почве кропотливого труда.

Пройдя по адресам, поговорив, он узнал, что у всех пятерых так или иначе какие-то странности в последние дни начинали проявляться. Да, ничего особенного, какие-то оглядки, непонятная задумчивость, нелепые вопросы… Но было.

Это первое.

Второе: Рославлев дотошно выявил окружение покойных: родственников, друзей, сослуживцев… исписал именами несколько страниц. И не зря.

Один-единственный перекресток на весь список. Лев Панков. О нем сказала Инна, и его же вспомнил брат другого самоубийцы.

Игорь нашел эту запись, сравнил с тем, что сказала вдова. Да! Все верно. Лев Панков, кандидат наук, сотрудник НИИ биоконструкционных технологий… Вот она, тема! Вот тут копай, Рославлев!

- Поработаем, - вполголоса протянул старлей, прищурясь и жестко усмехаясь. – Поработаем…

***

Хороший опер криминальной полиции наполовину бандит – еще одна истина, усвоенная Игорем на извилистых путях оперативно-розыскной деятельности. Сеть информационных контактов с преступным миром, конспиративные квартиры, неучтенное оружие и деньги, фабрикация улик… все это необходимый арсенал работы. Ну, а поскольку старший лейтенант Рославлев был хороший розыскник, то все это в его запасах имелось.

- Входи, - сказал он, чуть посторонясь.

Неопрятный, сильно небритый мужчина прошмыгнул в квартиру.

- Здрасьте, Игорь Сергеич!..

- Здорово. Все сделал, как я велел?

- Ну, еще бы! Окружным путем шел, проверялся по дороге… Все чисто.

- Молодец. А заказ сделал?

- Обижаете, Игорь Сергеич!..

- Пока нет. Но могу и обидеть, если берега потеряешь.

Вошедший принужденно подхихикнул, давая понять, что ценит юмор.

Бывший художник Валентин Сошкин пал жертвой несчастной страсти к «игре с судьбой» - иначе говоря, был неисправимый картежник. Не мог с собой совладать, готов был играть дни и ночи, забывая все на свете и ставя на кон все, что угодно. В бытность студентом Академии художеств сильно проигрался, отыграться было нечем, и он свистнул из запасников Академии несколько полотен русских импрессионистов – не шедевры, но на изрядную сумму, даже один этюд Коровина среди похищенного был. Поставил на кон… и, естественно, продул. Естественно, скандал. Суд. Три года. Оттянул чуть больше двух, вышел условно-досрочно. О карьере живописца пришлось забыть.

С тех пор Валентин работал сдельно оформителем, попутно не гнушаясь полукриминальным, а иной раз явно незаконным изготовлением разных документов, впрочем, совсем уж беспредельно за буйки не заплывал. Кроме того, он был давним милицейским информатором. Зарабатывал прилично, правда, так и не избавясь от пагубного порока, все просаживал в «катранах», подпольных игорных домах. А если выигрывал, то просаживал назавтра.

- Тормозов нет! – сетовал он. – Азарт меня губит. Все знаю, все понимаю, а сел играть – пиши пропало! Крышу сносит.

Игорь к слабости агента относился без сочувствия, но деньгами умеренно снабжал: дело того стоило.

- Ну, - суховато велел он, - показывай.

Валентин с готовностью полез за пазуху, вынул вишневого цвета корочку:

- Вот! Ажур. Высший класс!

На вишневой поверхности золотом: ФСБ России. Герб. Внутри: удостоверение выдано… капитану… гм! Капитану Рославлеву Игорю Сергеевичу. Подпись, печать, фото. Номер.

- Повысил вас немного, - Сошкин гнилозубо ощерился. – Не возражаете, надеюсь?..

Игорь покачал головой: нет.

- Ну что, - полминуты спустя молвил он. – Работа качественная.

- Фирма! – скромно загордился автор. – Визуально не отличишь. И номер достоверный, не с потолка взят. Ну, а до анализа, надеюсь, не дойдет?..

- Не дойдет, - без улыбки подтвердил старлей, схлопнул корочку, сунул в карман и рассчитался строго по уговору.

- Спасибо, Игорь Сергеич, - в голосе агента зазвучало искреннее чувство. – Но уж только я прошу того… особо документик не светить. Не ровен час…

- Не бзди, Вафлентин, - сумрачно ответил сыщик. – Знаю, что делаю. Ты мне лучше скажи: вон на Цветочной улице хату богатую обнесли – так что говорят?

- Ну, что говорят?.. Вчера на катране Желудь болтал, но он же чепушило, сами знаете…

Здесь у партнеров пошел деловой разговор, не занесенный в блокнот по просьбе Сошкина – но Рославлев и так все запомнил, и минут через десять отпустил агента с миром и с гонораром. Тот убежал на подъеме – чтобы в ближайшие дни, понятно, все профукать.

Оставшись один, Игорь в задумчивости побродил по комнате.

Ненастье вот уж третий день как сменилось чудесной прозрачной легкостью бабьего лета, и маленькая квартирка была вся насквозь просвечена золотистым нежарким светом. Но Рославлев того не замечал.

Он мыслил. Смыкал прошлое и будущее. Из прошлого, из нескольких дней, промчавшихся в бешеном ритме, вихре поиска, куража, счастливой усталости – версия выросла, укрепилась окончательно. С ней и надо было сделать шаг в будущее.

Игорь был уверен в своей правоте. Но шаг влево, шаг вправо – и останешься со своей правотой как с кукишом в кармане. Надо сыграть тонко. Ювелирно… Не ошибись! Не промахнись, сыщик!

Он долго ходил по комнате, и против часовой стрелки, и по ней. Свет изменился, повечерел, сгустились тени. Старлей неясно, смутно, но сознавал, что его ждет не просто разгадка криминальной тайны. Впереди встреча с неизведанным, распутье судеб. Чьих?.. Игорь подымал брови, хмыкал, не решаясь сказать: да всех. Человечества. Хотя такой ответ упорно вставал перед ним.

***

Назавтра хрупкое бабье лето растворилось в облачной завеси, теплый ветерок сменился прохладным. Игорь загадал: если с утра дела попрут пучком, значит, все будет ровно до конца. И отбросил раздумья, отдав себя ходу событий.

Все пошло как по маслу, без малейших задержек, вроде бы даже на красный свет ни разу не попал на перекрестках. И к семнадцати тридцати был свободен.

Все! Присказке конец. Пусть начнется сказка.

В семнадцать пятьдесят Рославлев подъехал к стоянке НИИ биоконструкционных технологий. Институт был режимный, службу несли ЧОПовцы не раздолбайского вида, а сразу видно, серьезные дяди, поэтому опер светиться не стал, припарковался чуть поодаль, откуда главный вход был как на ладони.

Строгая организация подтвердила реноме: в восемнадцать ноль четыре на крыльце появились первые сотрудники, спешащие домой. Игорь и так-то не зевал, а тут подобрался как снайпер в засаде, в ожидании Панкова Льва Львовича – отчество, разумеется, выяснил, как и многое другое. И ошибиться не мог. Смотрел во все глаза, чувствуя, как сильнее и сильнее бьется сердце…

Есть! Вот он.

Взгляд опера стал хищным. Он проследил, как вышедший распрощался с кем-то, еще с кем-то, перешел дорогу в сторону жилого квартала. Игорь понял его маршрут и, не страшась потерять, аккуратно отъехал в сторону, чуть прокатился по тому же кварталу и тормознул у ограды детского сада.

Он не ошибся: через полминуты показался объект. Совершенно ординарный человечек – хлипкий, сутулый, худенькое личико с кулачок. Очки.

Ну, вперед, Рославлев!

- Панков Лев Львович?

Тот заметно дернулся. Очки блеснули.

- Да… - вроде как с испугом. – А вы, простите?

Игорь вынул изделие Сошкина:

- Федеральная служба безопасности. Капитан Рославлев.

Этого момента он ждал с трепетом. Вот оно, распутье. Незримые тропы проступили на первый план бытия, и куда, скрипнув, повернет колесо…

Конечно, полицейский так не думал. Но чувствовал это всей кожей, словно на ней включились сотни прежде дремавших рецепторов. Больше всего он боялся, что биолог равнодушно скажет: ну и что?.. Да, и на этот ответ имелся план, но…

Панков так не сказал. Он вообще не говорил. Стоял, выпучив глаза, уставясь в лицо Игорю. Наконец, смог вернуть дар речи:

- Федеральная…

- Служба безопасности. – Игорь спрятал корочку. – Не ожидали?

Панков еще помолчал, а затем неуверенная улыбка поползла по костистому лицу:

- Да нет… как раз напротив…

- Ну и отлично. Значит, сразу к делу. Первое: о юридической стороне можете не беспокоиться. Мы ваша крыша, как сейчас говорят. Ну, а моральная сторона – не наш профиль. У нас к вам по этой части вопросов нет, ну, а если у Него… - Рославлев сыграл глазами вверх, - то с Ним уж сами разбирайтесь.

Он говорил это спокойно, с легкой приправой ироничного цинизма – вслепую, в психологических потемках, не зная, верным ли путем идет. И смотрел равнодушно, чуть скучающе-насмешливо: не такое, дескать, видали, а работа наша такая, что в ней нет отбросов, только кадры.

Биолог часто и мелко закивал, с каждым кивком отрывая от себя слова:

- Да. Конечно. Да. Понимаю. Готов к разговору.

- Прошу, - Игорь повел рукой. – В машине и поговорим.

- …и я выбрал работу над этой проблемой. Представляете, какие перспективы?! Бессмертие! Не миф, не мечта, а совершенно реальное отсутствие старения и смерти. Представляете?

- Представляю, - не удивился Рославлев. – Но еще раз по порядку. Самое основное.

Биолог воодушевленно взялся упорядочивать уже сказанное. Говорил тезисно, четко, логично. Привычка систематически мыслить давала себя знать.

Он, Лев Панков, со студенческих лет увлекся вопросом старения, узнав, что есть организмы, которые не стареют в принципе, в том числе и млекопитающие. Это не значит, что они бессмертны: эти существа погибают от всяких иных причин, но погибают растущими, в расцвете сил. В геноме этих видов не заложен механизм дряхления, что обусловило интерес к ним со стороны ученых – применительно к человеку, разумеется. Очень уж заманчива идея: выявить наличие или, наоборот, отсутствие тех или иных цепочек нуклеотидов и попробовать воспроизвести похожую структуру в ДНК человека. Именно этим и занималась лаборатория Панкова.

- Но они пошли по ложному пути! – воспламенился генетик. – Они все пытались работать с самим геномом… ну, грубо говоря, разбирали и пытались по-новому собрать механизм наследственности. Понимаете?

- Понимаю, - Рославлев был так же спокоен. –Я другого не понимаю: они, они… А вы что, не они?

- Нет! – в ответе полыхнуло раздражение. – Представьте себе! Я – не они. Я – это я!

Всю логику как ветром сдуло. Ученый превратился в злобного подростка, заговорил быстро, горячо, визгливо – Игорь узнал, что завлаб негодяй и карьерист, все открытия греб под себя, начисто обирая сотрудников, опираясь при этом на группу бездарных подхалимов. Отсюда ясно, что одинокий и талантливый Лев Панков стал работать втайне от всех.

- И я нашел! Понимаете? Принцип, метод – главное! Я понял, что искать надо не там!..

Роковой промах неуважаемых коллег заключался в том, что они разбирали и собирали человеческий геном как дети – будильник. Давайте вот это колесико уберем, а вот это вставим…

- Кретины! – кипел Панков. – Вслепую! Метод проб и ошибок!..

А Лев Львович подошел к проблеме как воистину исследователь, а не ремесленник. Не надо ковыряться в будильнике, пытаясь что-то поменять там. Надо создать новый. Такой, что запустил его – и он будет тикать вечно!

- Понимаете?!

- Вы его создали?

- Почти. Не без ошибок. Признаю. Но я на верном пути, никаких сомнений!..

Изучив геномы нестареющих организмов, Панков установил, что нужную мутацию можно вызвать искусственно синтезированным органическим веществом…

Тут генетик пустился было в дебри микро- и даже нано-биологии, но сыщик не дал разговору утечь из нужного русла:

- Постойте. Вы создали некий препарат…

- Да! Жидкость. При очень небольших добавках в пищу, питье, он, по моей гипотезе, вызывает мутации, блокирующие в геноме процессы старения…

- В человеческом геноме? Или в любом?

- Теоретически в любом. Но…

- Но вы решили испытать на людях.

- Ну…

- Без проблем. Я уже сказал: мораль – не наша сфера. Меня интересуют факты.

Факты же таковы: ученый постарался незаметно ввести препарат нескольким своим знакомым из разных кругов общения, у которых он был единственной точкой соприкосновения. Разумеется, никаких сослуживцев. Друг детства, партнер по шахматам, сын давних семейных друзей…

- Сколько всего подопытных?

- Всего? Пять, - быстро сказал Панков. – А что?

- То, что внезапные смерти этих пятерых и привлекли наше внимание. Значит, ваш препарат вместо бессмертия делает из людей психов…

- А, нет! Нет! Не совсем так. Вы главного не поняли. Вот здесь-то самое главное! Вы только послушайте. Это великолепно!..

Биолог залился тоненьким и гаденьким смехом. Я – торопливо, взахлеб заговорил он – затеял поспорить с самой матушкой природой. С госпожой биосферой! И что же? А пока ничья, один – один!..

И Рославлев внезапно понял.

Это было так просто, что у него захватило дух.

- Ах, вот оно что… - протянул он, соображая. – Значит, госпожа биосфера оказалась умнее нас? То есть, вас?

- Один – один пока, один – один! - дурашливо веселился Панков.

И с удовольствием разъяснил сказанное: он абсолютно уверен, что его снадобье отключает процессы старения человека. Но если нестареющих животных наша планета как-то терпит, к тому же в дикой природе они так или иначе гибнут, то неумирающие люди… ну, это видимо, сверх ее сил. Да, разумеется, эволюция не может иначе, она совершенствует мир так, чтобы создать существо, совершенствующее мир самостоятельно, уже без нее – и создает человека, при этом идя на крайний риск. Нет никакой гарантии, что это существо покатит колесо эволюции вперед, а не устроит вселенский разгром, к чему уже несколько раз критически приближалось. Нас смертных-то колбасит так, что планету трясет, а что могут сотворить бессмертные?!.. Нет-нет, так не пойдет!

Панков посерьезнел, речь вновь стала ясной, почти чеканной:

- …иными словами, после мутаций, блокирующих процессы старения, у человека, очевидно, развивается острый психоз. Стремительно, в течение нескольких дней, возможно, и часов. Не спрашивайте меня о механизме его развития – пока не знаю. Могу предположить, что это некая шизофреническая вспышка с непременным суицидальным элементом. Наши бессмертные самовыключаются из общего процесса. Финита! Пока так.

Рославлев отвернулся, какое-то время смотрел в боковое окно машины.

- Ну, если так… - как бы нехотя проговорил он, - выходит, эволюция выбраковывает бессмертных?.. И где же тут один – один?

Панков опять тихонько рассмеялся.

- Пока! Я ведь сказал – пока. Игра не кончена.

Он легонько постучал себя пальцем повыше лба:

- Вот здесь. Новая формула! Я же не стою на месте. Да и старая тут же. Все только здесь. Самый лучший сейф!.. Я назвал ее «формула Осириса». Знаете, бог древних египтян…

- Знаю. Стало быть, никому?

- Ни одной живой душе, - Панков снял очки, протер носовым платком. – И сейчас, уж простите, промолчу.

- Ради Бога! – Рославлев вскинул руки. – Мне это и не по чину. Моя задача – выявить предварительную информацию и передать вас по начальству. Первое выполнил. Теперь второе…

Он разъяснил, что отныне жизнь биолога будет протекать в атмосфере особой секретности. Прежде всего: несколько дней придется прожить на загородной квартире…

- Бывшие обкомовские дачи, знаете?

- Да, - удивленно сказал Панков. – А что, разве…

- Да. Теперь это наша вотчина.

- Не знал.

- Мы не нуждаемся в рекламе.

- Да, конечно… Послушайте, говорю честно: я сам собирался все вам рассказать. Но позже. А вы нашли меня за несколько дней!.. Не ожидал. Восхитительно! Снимаю шляпу!

- Ну, - без улыбки сказал Игорь, - мы шпану да карманников не ловим. У нас по-взрослому… Едем?

- Едем!

Через полчаса Игорь заглушил мотор на опушке леса. Панков взглянул непонимающе.

- Дача вон там, - показал «капитан». – Придется километра полтора пройти лесом.

- Неужели так?..

- Только так, - серьезно сказал Рославлев. – Инструкция, иначе не могу.

Панков пожал плечами, вылез. Игорь следом. Противно вякнула сигнализация.

- А вы?..

- Сдам вас начальству с рук на руки и сюда вернусь, - Игорь огляделся.

Было тихо. Сумерки как бы росли из земли и спускались с небес, меж сосновых стволов, овладевая миром сверху и снизу. Еще полчаса, и совсем стемнеет.

- Пошли скорей, - велел опер и зашагал по заросшей, едва заметной тропинке.

Место было глухое, редко кто забредал сюда. Игорь шел, чувствуя, как Панков за спиной неумело спешит, спотыкается, сопит, но бормочет радостно:

- Запах-то! Чувствуете, запах какой! Ах!.. Смола, эфиры!.. Только хвойные леса так пахнут!..

- Да. Сейчас берегом пойдем, там еще с реки потянет… Осторожней, тут корневище, не упадите!

Вышли на крутой берег реки. Она здесь делала изгиб, и каменистый утес нависал над излучиной. Тропинка пошла вверх.

Рославлев остановился.

- Идите вперед, я следом, - сказал он.

- Зачем?

- Покурю. Чтобы дым на вас не относило.

Панков оторопел:

- Вы разве курите?..

- Бывает, - Игорь достал сигареты, зажигалку.

- Надо же… Мне это и в голову не пришло. От вас и табаком не пахнет… простите, конечно.

- Изредка, - Игорь засмеялся. – Ну, идем!

Пошли. Игорь щелкнул зажигалкой, прикурил. Смерил взглядом расстояние до вершины утеса. Метров десять.

Панков задышал тяжелее.

- Устали? – опер расстегнул куртку.

- Есть немного…

Пять метров до вершины.

- Ничего. Поднимемся, передохнем чуть-чуть.

Три метра. Два. Все!

Отсюда был виден весь берег вплоть до дач. Ни души!

- Я… - начал Панков, оборачиваясь…

Игорь бросил сигарету, выхватил пистолет с глушителем и выстрелил биологу в затылок.

Тот как шел, так и повалился по ходу движения, почти без шума. Да и выстрел карманного ПСМ был как хлопок ладоней, даже чуткие птицы не встрепенулись, хотя Рославлев этого опасался.

Он постоял немного, вслушиваясь. Тихо. Затушил тлевшую сигарету, сунул в карман, туда же пистолет; умело обыскал труп, просмотрел обнаруженное. Так! Все верно. Порыскав немного, нашел здоровенный камень, затолкал под ветровку покойника и столкнул тело с обрыва.

Оно плюхнулось в воду с сильным всплеском, но никто, кроме Игоря, того не слышал. Вода внизу недолго побурлила, стихла. Все!

Игорь быстро пошел обратно, машинально потирая пальцами правый висок. Да, риск есть… но место под скалой глубокое, омут: самое раздолье сомам да ракам, они и пустят мертвеца на закусь. А там зима, лед, потом весна, половодье… омут, темная вода, ни приметы, ни следа!

И он перестал думать об этом. И вообще как-то перестал думать, просто спешил, все потирая висок. Лишь оказавшись у машины, уже в темноте, осмотрелся так, точно впервые попал сюда.

- Все верно, - вполголоса сказал он. – Все так!

Сел за руль, развернулся и быстро поехал прочь.

***

- Уверен? Он? – Грамов тяжело взглянул на старлея, едва не продавил взглядом. – Этот, как его?.. Панькин?

- Панков, - Игорь кашлянул. – Практически да. Улики косвенные, доказательств ноль. Но подумайте сами, товарищ подполковник: все бросил, исчез неизвестно куда. Зачем?.. Думаю, у него отходные пути заранее были заготовлены, почуял опасность и дал тягу.

- Хм! Так ты его и спугнул, выходит?

- Не знаю. Я все очень осторожно делал. Но главное, самоубийства прекратятся. А это главное, да.

- Хм… А на работе у него, говоришь, никто ни сном ни духом, чем он на самом деле занимался?

- Сто пудов! Там все в шоке. Никто понятия не имеет, куда он мог деться. Тихий такой, уверяют, слова лишнего не услышишь.

- Ну-ну. Тихий… В тихом омуте черти водятся.

- Это верно, - кивнул Рославлев.

Подполковник подумал. Решился:

- Ну так что, будем считать, что помер Аким, да и хрен с ним?

- Помер не помер… но можно и так считать.

- Ладно. Напишешь рапорт на мое имя. Для служебного пользования. В результате комплекса оперативно-розыскных мероприятий… Ну, сам знаешь! Все, свободен.

Рославлев отправился к себе. В кабинете никого не было, он сел за стол, открыл нижний левый ящик.

Там хранились старые рабочие блокноты, их было жаль выбрасывать, да и пригодиться они могли внезапно. Теперь рядом с ними лежал аптечный пузырек «ушные капли», жидкости в нем было больше половины. Рославлев недолго смотрел на него, затем резко задвинул ящик.

Это и было то самое снадобье Осириса.

Пока ехали к лесу, Панков радостно выболтал, что всегда носит препарат с собой под видом ушных капель… Нет, это ничего не изменило в его судьбе, решение о ликвидации старший лейтенант Рославлев принял раньше, осознав какую опасность для общества представляет этот тип. Осознание приходило не сразу, порционно, в конце концов достигнув критической массы… и что сбылось, то сбылось.

Игорь и сейчас не сомневался. Но на душе было тошно. Никак не могло проснуться чувство, что ты спас человечество. Понимать-то понимал. А пережить в соответствии с масштабом подвига не выходило.

- Моральное похмелье, - невесело усмехнулся он.

Сделанное потребовало нагромождения лжи. Смерть Панкова, его труды по предотвращению старения – ни о чем этом старлей докладывать не стал. Упростил версию: талантливый и беспринципный биолог создал вещество, вызывающее острейшие приступы депрессии, неконтролируемый страх; апробировал это на нескольких своих знакомых… а когда почувствовал, что натянулись ниточки, ведущие к нему, скрылся в неизвестном направлении.

Прокатило. Да вот беда: себя не обманешь! Больше того, Игорь чувствовал, что сам не отстанет от этого дела, осталось в нем нечто такое, что теснило, терло чутье сыщика…

А что – не поймешь.

Достал блокнот, стал листать. Имена, фамилии, адреса… Усмехнулся: та вдова, Инна… Просила зайти. Гм… Память легко нарисовала фигуру, лицо молодой женщины. Гм еще раз… А что? Зайду, а там видно будет.

Мысль сделала игривый вольт и покатила в сторону. Тогда уж для отвода глаз и к другим надо заглянуть… А хотя почему – для отвода? Эх, Рославлев, Рославлев, ты же себя знаешь! Не успокоишься, пока не выяснишь, что же осталось в этом деле, что за крючок, который засел и не выдернешь.

Он постучал ручкой по блокноту. Мысль закаруселила вокруг да около, совсем рядом. Игра не кончена – сказал Панков, и прав был напоследок. Не кончена… А почему он так сказал? Хотел продолжить с новой уже формулой или?..

Ручка застучала сердито, настойчиво. Игорь чувствовал, что зацепка вот она, здесь, он смотрит на нее, но не видит. Ну, а раз так, то надо анализировать, методично, слово за словом, раздевать и просеивать разговор с Панковым: я сказал то, он это; я спросил, он ответил… ответил… стоп.

Стоп! Я спросил: сколько всего подопытных? А он замешкался. То есть, ответил поспешно, но с запинкой. Всего? Всего пять… Всего ли?!

Игорь резко встал. Сел. Вновь встал.

- Ч-черт!..

Кабинет стал тесен. Мысль требовала простора. Вперед!

- Я на обед, - кинул Рославлев дежурному на выходе, сбежал по крыльцу, размашисто зашагал вправо, весь во власти внезапной догадки.

Панков знал, что у пятерых подопытных развился острый суицидальный психоз. Потому легко и сознался в этом. Но мог быть и шестой, о котором он умолчал! А может, несколько?.. Может быть. Но на фиг угадайку! Предположим: у большинства людей «Осирис» вызывает поражение психики, но есть меньшинство, у которого мутация протекает без трагедий, благодаря генетической предрасположенности. Сколько таких? Один из пяти, шести, а может, из ста?.. Как знать! И это меньшинство – так это и есть будущее человечества. Его авангард. Пока скрытый, находящийся в тени, не замечаемый за суетой летящих дней, но ждущий своего часа.

Игорь замедлил шаг, потом и вовсе остановился, не дойдя до кафе.

А ты сам, Рославлев, не хочешь ли проверить, большинство ты или меньшинство? Авангард или нет. А?.. Сыграешь? Новая рулетка. Русская.

И тут он неизвестно почему подумал о Валентине Сошкине. Сперва отмахнулся от этой мысли, а потом спохватился. Сошкин?.. А что!

Вот уж чья стихия – игра, вот кто в ней как рыба в воде! И кто знает, как раскидана по человечеству эта авангардная аномалия, в чьих генах она таится… А?!

Прохожие косо посматривали на молодого человека такого вида, что лучше бы с ним не связываться, вдруг застывшего посреди тротуара в странной задумчивости. Этот человек постоял-постоял, глядя под ноги… вскинул голову, глянул в небо, резко развернулся и поспешил туда, откуда шел.