«Я никогда не буду твоей», — отвечала Княжна Лиза Вологжина на попытки графа завоевать её. «Ни Бог, ни Царь, ни люди не смогут заставить меня отдать тебе сердце. Вот тело, бери, если тебе нужен прах». И граф взял.
Их обвенчали, и через пару дней граф увёз Лизу в поместье, забрав всё её приданое. Там осада продолжилась. Бриллианты, меха, изысканные духи, французский фарфор, итальянские платья. Что только не бросил граф к ногам молодой жены. Арабский белый скакун, смешные болонки, египетская кошка, диковинный шимпанзе в штанишках и курточке, белка с орехами, нарочно позолоченными, но ничто не вызвало даже тени улыбки на её лице. «Ты хочешь потрясти моё воображение, ум, но никогда тебе не задеть моей души», — сказала она. Граф, человек волевой и безумно влюблённый, вдруг отступил. «Раз так, оставайся сама по себе. Я вернусь, когда ты одуреешь от одиночества и сама бросишься ко мне на шею».
Потянулись осенние дни. Лиза бродила по увядающему саду, срывая пожухлые бутоны заграничных цветов, что посадил для неё граф. Животных он не пощадил: выпотрошил и велел слугам снять с них шкуры. Они сделали уродливые чучела, которых развесили на деревьях в саду. Сердце Лизы всякий раз сжималось, когда она видела их. Как жесток ее муж!
В столовой по-прежнему лежали осколки чудной посуды, которые граф запретил убрать. Трогательные картины иноземных мастеров он в гневе изрезал кинжалом. Лизе только и оставалось, что идти мимо, не поднимая глаз. Ни щедрость, ни ярость графа не растопят её.
Спустя время в поместье прибыли китайские мастера и затеяли ремонт в комнате, где жил раньше граф. Эта спальня соединялась со спальней Лизы дверью. Её сняли, и повесили на петли другую: красную с головой чёрного дракона вырезанной из дерева. Любопытство пересилило, и Лиза украдкой заглядывала в комнату. Там появились бумажные фонарики, циновки, бамбуковые ширмы, и вскоре уже не осталось ничего русского. «Это для гостя», — говорили слуги, но большего сообщить не могли.
Однажды Лиза не выдержала и спросила управляющего, где граф. Тот отвечал, что господин уехал в Китай учить русскому языку юношу из знатной семьи, и вскоре они оба приедут в Россию. Теперь стало ясно, кто поселится по соседству от неё.
Отчасти пророчество графа сбылось — она устала от одиночества и безделья. При мысли, что она кроме графа появится кто-то еще в холодном поместье, сердце ее согревалось.
Вскоре граф вернулся. Он приехал глубокой ночью. Шум, цокот копыт разбудили Лизу. Она вскочила с постели и кинулась к окну. Граф в собольей шубе, в шапке из зайца взял из повозки объёмный сак, передал слуге. Затем он подошел к двери кареты и вдруг резко вскинул голову, взглянул прямо на окно спальни Лизы. Она отпрянула, а когда выглянула снова, граф уже закрыл дверь. Гостя она так и не увидела.
Утром они наконец встретились спустя восемь месяцев. К завтраку граф спустился один, притом Лиза заметила, как слуга понес наверх поднос полный блюдами.
— Ты даже не взглянешь на меня? — грубо спросил граф. — Боишься твоя душа дрогнет при виде меня?
Лиза посмотрела на него, полная решимости оставаться вежливой.
— Как прошла дорога?
— Замечательно! Убил по пути две рыси.
— Ваш гость не спустится к нам?
— Он слишком изнежен. Даже путешествие в карете утомило его.
Как этот человек мог кого-то чему-то учить? На изысканный вкус Лизы он походил на пережиток Древней Руси. Он и с титулом оставался тем же грубым выскочкой — ни манеры, ни благородства в нём не прибавилось. Если бы не разорился её батюшка, не продали бы родители её этакому медведю. Так размышляла она, сидя в своей комнате перед зеркалом и расчесывая волосы. Изредка она прислушивалась к происходящему за стенкой и слышала постукивания, иногда щелчки, шорохи. Чем занят гость? Не скучно ли ему? Лиза за прошедшую с приезда гостя неделю так и не видела его, и не замечала, чтобы муж навещал юношу.
Однажды ночью она долго не могла уснуть и всё смотрела на свет, сочащийся из-под двери с чёрным драконом. Может, граф похитил несчастного, и он такой же пленник в поместье, как и она?
Лиза встала с постели. Замужняя дама не может знакомиться с мужчинами. Что же ей делать? Догадка окрылила её. Она взяла бумагу и перо, и составила записку.
«Здравствуй, гость. Я супруга хозяина этого дома. Нас не представили, и мы не можем общаться открыто, чтобы не нарушить правил приличий. Но знайте, уважаемый господин, я готова откликнуться на вашу просьбу. Елизавета Рогозова-Вологжина».
С замиранием сердца она подсунула послание под дверь и постучала. Свет прервала тень. К счастью, гость не открыл, наверное, понял, что нужно лишь взять письмо. Спустя какое-то время Лиза получила ответ.
«Здравствуйте, моя хозяйка. Моё имя Юнь Винши. Я сын императорского чиновника. Говорить не может, очень болеет. Холодно в Сибирь. Не бойтесь, я сохранить в тайне ваше письмо. За мной хорошо ухаживать, не волнуйтесь. Спасибо вам».
Изумлëнная Лиза внимательно рассмотрела письмо в свете свечи. Не содержание поразило её, но то, что оно не было написано. Юнь Винши вырезал напечатанные слова и наклеил их на лист бумаги. Со стороны двери раздался шорох, в проём проскользнула записка.
«Спокойной ночи, госпожа. Я рад знакомству с вами. Простите мне грубость и невежество. Я исправлюсь».
Слова здесь тоже были вырезаны и наклеены.
На следующий день выпал первый снег. Лиза вышла в сад. Но теперь она не шла, уставясь в землю, она смотрела в окна второго этажа в надежде увидеть соседа, но напрасно. Только мелькнула тень и быстро скрылась. В обед она не спустилась вниз, а велела принести еду в комнату. Когда слуга ушел, Лиза приникла ухом к двери в комнату Юня и ей послышалось звяканье вилки о тарелку.
Одиночество придало Лизе решимости. Вечером она застала графа в его кабинете.
— Вы не представите меня вашему гостю? Это по меньшей мере неприлично.
— Будь вы моей женой в полном смысле слова, я бы не задержался.
Лиза присмотрелась к занятию мужа: он вырезал слова, написанные печатными буквами.
— Что вы делаете? Зачем это?
— Вы знаете, как устроен китайский язык? Да вы понятия не имеете, вы же мало, чем интересуетесь, кроме себя самой, — с издёвкой сказал граф. — Мы складываем слова из букв. Каждая буква отдельный знак для звука. В китайском нет буквы, но есть иероглиф. Этот отдельный знак означает слово целиком. Я придумал свою систему, как быстро научить русскому языку. Я пишу слово целиком и вырезаю его. А мой ученик пользуется ими как отдельными знаками. Понимаете?
Лиза кивнула. Она слушала внимательно, и по-видимому это заставило графа чуть смягчиться.
— Его зовут Юнь Винши. И я бы представил вас, но он не хочет, чтобы его видели. Дело в том, что его отец служил судьëй в мятежной провинции. Крестьяне подняли восстание и подожгли дом, в котором жила семья Винши. У Юня пострадало лицо, его руки обгорели. Ему запрещено быть на свету дольше часа в день, он всё время вынужден смазывать ожоги мазями. Он стыдится своей наружности. И еще. Ему больно говорить.
Лиза выразила сочувствие, а сама внутри сжалась от жалости: вовсе не простуда не давала Юню поговорить с ним.
Граф встал и подошёл к окну.
— Если вас не затруднит, вы можете переписываться с Юнем. Читает и пишет он хорошо. Ему пойдет на пользу.
— С вашего позволения я так и сделаю.
До декабря юноша ни разу не вышел из комнаты. Слуга-китаец носил ему еду, служанки чистили шелковый халат, стирали вещи, а граф заходил дважды в неделю с бумагой и чернилами. Тогда ей приходилось слушать как он декламирует гостю стихи — свои или чужие, она не знала. Но их содержание заставляло ее кипеть: граф поучал Юня, что женщины коварны и надменно холодны.
В переписке Лиза не раз убеждала Юня, что она добра и беспокоится о нем. Письма юноши были краткими, но полны смысла. Иногда он отвечал невпопад. Слова стояли каждое на своём месте, но смысл не соответствовал вопросу. Тогда Лиза переиначивала мысли, писала кратко, без двусмысленности, и разговор возвращался в нужное русло.
Юноша рассказал, что ему девятнадцать, всего на год старше Лизы, поведал горькую историю о пожаре. Он писал о Великой Поднебесной стране, о её нравах, людях, природе, об Императоре. Иногда писал о Конфуции и его учении. Лиза поняла, что это тонко чувствующий человек, образованный и воспитанный, и никогда не поверит графу. Она писала о себе, о радостях и невзгодах. Спустя некоторое время, рискнула и рассказала о графе, как тот убил зверей, что подарил ей. Юнь спросил любит ли она мужа, и Лиза ответила честно. После этого переписка стала более откровенной. Иногда Юнь с письмом передавал ей бумажного журавля.
Их письма становились всё откровеннее, будто стена между ними превращалась в тончайшую бумагу — и вот уже сквозь неё проступали контуры их душ. Каждое его письмо пахло чем-то чужим — то ли китайскими благовониями, то ли лекарственными травами. Она прижимала лист к лицу, вдыхая аромат, словно он мог перенести её туда, за стену. Минуло два месяца, когда Лиза поняла, что влюбилась.
И это не осталось незамеченным графом.
— Что с вами? Вы совсем не едите, — сетовал он всякий раз, как они встречались в столовой. В последний раз граф еще и добавил: — Может дело в притирках Юня? Они очень пахучие. Переселить вас?
— Нет, все в порядке. Я плохо сплю.
— Еще не лучше! Что же так? Тогда вам точно следует перебраться ко мне, да в постель!
Он громко расхохотался, чуть запрокинув голову, а Лиза только чувствовала, как горит лицо. После она перестала писать юноше и слегла в лихорадке. Её мучали и раздирали противоречивые чувства. Ей было и радостно, и стыдно, она воспаряла при мысли о том, что за стеной близкий ей человек, и обрушивалась в пропасть, когда вспоминала, что внизу живёт опостылевший граф. Не в силах разобраться в себе и справиться с нахлынувшими эмоциями, она призналась Юню в любви. Но облегчения не наступило. Наоборот — хаос только увеличился, когда она прочла ответ. «Я тоже люблю тебя», — написал Юнь. «Как жаль, что ничего нельзя сделать».
Они порвали общение, но только за тем, чтобы вернуться к нему, но уже с большей страстью и пылкостью. Оба выражали надежду, что смогут прожить, любя друг друга платонически. И были счастливы. Но вскоре над влюблёнными нависли грозовые тучи. Граф за ужином обмолвился, что скоро Юнь покинет их дом.
Граф медленно надрезал мясо, даже не глядя на неё:
— Он уезжает через неделю.
Ложка в руках Лизы дрогнула, но она лишь кивнула. Граф шумно втянул воздух носом.
— Я передам ему ваши пожелания счастливого пути?
Она посмотрела графу в глаза — в них светилось что-то хищное. Не желая выдать себя, она постаралась сохранить тон ровным и ответила:
— Не беспокойтесь. Я ему напишу.
— Нет, — оборвал резко граф. — Он пока не знает и не должен. — Он сделал паузу и выпрямился, словно передумал или встревожился. — Все еще может… может затянуться. Не стоит беспокоить его. Ему и так тяжко, от наших печей его кожа сильно болит.
Рыдая, Лиза писала любимому, и слëзы капали на бумагу. «Я должна увидеть вас. Не бойтесь. Я давно люблю ваши душу и ум, и ваш вид не отворотит меня от моей любви». Юнь не ответил. Три дня он молчал, а затем ответ, который прислал, потряс Лизу.
«Лиза, я должен признаться. Я пленник графа. Враги императора заплатили ему, чтобы он избавился от меня. Но он решил, что сможет получить выкуп и увёз в Россию. Увы, но время вышло, денег так и не прислали. Боюсь, судьба моя решена».
Ужас охватил Лизу. О нет, у неё не возникло ни капли сомнения. Граф с его медвежьей хваткой, не знающей пощады, с его злобным упорством, с каким он осаждал её родителей, с его убеждением, что можно купить всё, что вздумается, вполне мог пойти на преступление. И что мог убить, Лиза тоже верила — достаточно вспомнить страшные чучела, что по-прежнему висели в саду. А, если граф узнаёт, что она и Юнь любят друг друга, пощады не жди. Всю ночь она плакала, обдумывая страшную правду, и под утро решила, что избавит себя с любимым от злодея.
Первым делом Лиза написала родителям, что здоровье её подорвано, что врачи советуют отправиться в Швейцарию на воды, и попросила предупредить родственников, чтобы те готовы были принять её в любое время. Всякий раз она норовила чаще мелькать у мужа перед глазами, кашляла, жаловалась и просила вызвать доктора, а ещё лучше — увезти её в город. Но граф лишь посмеивался и посоветовал чаще гулять. Тогда Лиза пошла другим путём.
Она вытребовала из своего приданого крупную сумму. Она соврала, что гардероб её устарел, что мода французская давно сменилась, а она графиня и должна выглядеть с иголочки. «Как только сошьют мне платья, я жду, что вы станете вывозить меня в свет», — закончила она. Нелюдимый граф старался как можно реже показываться в городе, но теперь согласился.
Когда план отступления был готов — деньги на билеты, на взятки, предлог покинуть дом, и место, чтобы спрятаться, — Лиза решила действовать. Обо всём она сообщила Юню, и вместе они стали думать, как ему выбраться из комнаты. Через окно — опасно, а двери заперты. Придётся Лизе украсть ключ.
«Торопитесь, Лиза, — умолял Юнь. — Сегодня он приходил и смотрел зверем. Он сказал, что в последний раз потребовал выкуп, и ждёт ответ. Письмо вот-вот придёт. Время близится».
Взбудораженная Лиза, сама не своя, следила за графом тайком по всему дому в надежде выведать, где ключ. Она караулила слугу, когда подходило время кормить Юня. Но поняла, что ключ один, и всегда при графе. Каждый день в пять часов он отправлялся в баню. Ровно восемнадцать минут — столько времени нужно, чтобы незаметно проскользнуть в его кабинет и проверить верхний ящик бюро, где он хранил ключи.
К ее нарастающей панике граф вдруг стал особенно внимателен, повадился неожиданно заходить в её комнату. Однажды она застала его за изучением карты — его толстый палец медленно скользил вдоль маршрута до китайской границы.
Когда приезжал почтальон, Лиза вздрагивала при звуке подъезжающей почтовой двуколки. Тайком она науськала служанок отдавать письма сначала ей, а уже потом нести графу. Время шло, а они с любимым всё ещё под замком.
В один из вечеров, когда привезли почту, Лиза в спешке кинулась вниз и застыла на лестнице, когда увидела, что граф отнял у служанки связку. Крадучись, она прошла к его кабинету. Граф сидел за столом, перебирая конверты. Вот он остановился на одном, с нетерпением схватил ножик и вскрыл письмо. Злоба исказила его лицо, когда он прочёл послание. Лиза едва не лишилась чувств. Это был ответ на требования заплатить, иначе и быть не может! Она едва успела скрыться за шторой, когда граф выскочил и побежал наверх. Лиза побежала следом и увидела лишь, как захлопнулась дверь в китайскую комнату. Послышалась ругань, грохот. Граф выбежал через минуту и крикнул слугу-китайца. Тот появился у подножия лестницы. Граф сбежал, схватил старика за шиворот тряхнул и гаркнул что-то на китайском. Оставив его в покое, он крикнул:
— Лиза! Где ты, Лиза!
Дрожащая, бледная, она вышла из укрытия. Граф окинул её взглядом, но ничего не сказал.
— Я еду в город. Забрать из мастерской ружьё. К ужину не жди. Ложись спать. — Его глаза блеснули лихорадочным светом. — И не вздумай покинуть комнату.
Лиза приложила неимоверные усилия вести себя как прежде и дождаться, пока граф уедет. Только захлопнулись двери, она сорвалась и кинулась в его кабинет. Она перевернула все ящики, полки, но не нашла ключ. Она кинулась к слуге-китайцу, схватила его за руку и потащила на верх.
— Сейчас же откройте! — закричала Лиза, указывая на дверь с чёрным драконом. — Немедленно!
Но слуга только мотал головой и делал знаки, что ничего не понимает.
— Ты лжёшь! Всё ты понимаешь, открывай!
— Нет. Ничего нет.
— Отдай мне ключ! — она показала, чего хочет от него. Но китаец лишь упорно повторял «ничего нет».
Лиза побежала в людскую. Конюха она велела запрягать, а служанку отправила собирать вещи. Затем побежала в гостиничную залу, где у камина нашла кочергу. Пользуясь ей как ломом, Лиза попыталась проникнуть в комнату Юня. С той стороны послышалось стуканье и жужжание.
— Да, мой милый, попытайся открыть дверь!
Старый китаец, напуганный происходящим, попытался отогнать Лизу, но она замахнулась на него, и он решил, что безопасней не связываться с хозяйкой.
Лиза отламывала щепку за щепкой, пока замок не стал ходить свободно. Страх и любовь предали неимоверную силу. Кочерга натужно заскрипела, вгрызаясь в дерево, стукнуло и дверь распахнулась.
— Юнь! Дорогой мой! — влетела Лиза в комнату.
Внутри не было мебели, кроме кресла и большой машины в центре. Машина состояла из многочисленных проводков, ниточек, палочек, коробочек и все они жужжали и постукивали. Механизм склонялся над небольшой партой, усыпанной отрезками бумаги. Отрезки усыпали весь пол. Лиза склонилась и подняла несколько. «Да», «я», «цветы», «бежать», «душа», «позавтракал». Лиза подошла ближе. Машина, управляя манипуляторами клеила на лист бумаги слова, от столика тянулся жёлоб прямиком к двери в Лизину спальню. Поршни отправили к ней несколько конвертов.
В комнате никого, кроме Лизы, не было.
— Ну! Добилась-таки своего! — прогромыхал за спиной граф.
Лиза обернулась и обмерла. Он стоял и ухмылялся. Никакого ружья в руках не было. Он прошел внутрь и лениво пнул ногой одну из коробочек. Из неё высыпались десятки аккуратно нарезанных бумажек — все те слова, что она так любила в письмах — теперь валялись на полу как мусор.
— Не думал, что тебе хватит сил. Какое большое, однако, чувство пробудила в тебе моя машина!
— Машина? — неподвижными губами пробормотала Лиза. — Где Юнь?
— Юнь Винши по-китайски означает «китайская комната». Нет и не было никакого юноши. Всё это время ты писала сама себе.
Разом Лизу захолонули смятение, страх и ужас. Это не могло быть правдой — ведь она же чувствовала его душу в этих письмах! Неужели она вложила чувства и любовь в пустоту!
Граф расхохотался.
— Уж теперь-то я потряс твою душу! Скажи, а? Теперь ты почувствуешь, каково мне, знать, что прячешь ты за своей учтивостью! — Внезапно он стал угрюм, глаза его блестели. — Разве не влюбилась ты в мои слова? — произнес он глухо, а затем вынул из кармана бумажного журавлика.
Колени Лизы подкосились, и она рухнула на пол. Рыдания, сухие и беззвучные, рвали ее грудь. А он ждал и смотрел, протягивая к ней руку.
— Жестокая! — его голос внезапно дрогнул. — Ты могла полюбить машину... но не меня!
Он развернулся резко так, что полы халата хлопнули по дверному косяку, и бросился вон из комнаты.
Лиза, уткнувшись лицом в ладони, зарыдала.