Сборник рассказов.

Дверь в лазарет открылась, и в просторное помещение вошёл человек в богатой одеже и с короной на голове. Был вечер, по этому его озаряло уже заходившее за горизонт солнце. За ним шла женщина лет 40 в чёрном платье и белом фартуке с белым платком на голове. Медсестра.

-Он ранен в ногу. Мы не знаем, чем. Больше похоже на маленькую стрелу без дерева или перьев. Только наконечник. Мы его вытащили с силой и наложили повязку. Он сейчас в шоке, по этому сильно многого не требуйте от него.

-Я понимаю. Я сам все еще в шоке. Но, похоже, они только разведывали.

На кровати лежал мужчина лет 35,одетый в простую рубаху без левого рукава и в серых, немного грязных штанах. У него была перемотана правая нога. Он лежал с закрытыми глазами.

Человек в одежде подошёл к нему. Медсестра осталась у двери, наблюдая за ним. Человек сел на табурет, стоящий рядом с кроватью.

-Здравствуй. Я знаю, тебе сейчас тяжело, но…

-Здравствуйте, – сказал человек на кровати с все еще закрытыми глазами – Граф Расбург. Вы, наверное, тоже хотите услышать про них?

-Да, если тебе не трудно. И представься.

-Имя мне Бертран, и я видел дьяволов. Не тех, что в обличье рогатого чудища являются проповедникам в их кельях, а настоящих, холодных и бездушных, что пришли с оружием в руках.

Была ночь. Мы вели службу, поочерёдно меняясь. Была моя очередь наблюдать. Луна пряталась за тучами — ночь для Господа, ночь для смелых. Ничего не предвещало беды.

А потом мы увидели их.

Они были без огня. Ни единого проблеска. Просто тени, движущиеся в кромешной тьме у подножия холма. Но двигались они не как люди впотьмах — не ощупью, не спотыкаясь. Они шли твёрдым, мерным шагом, словно по солнечной тропе в полдень.

«Колдуны», — прошептал кто-то слева, я уже и не помню, кто. И в этом шёпоте был леденящий душу ужас.

Я прищурился, вглядываясь. И тогда я это увидел. Там, где у человека должны быть глаза, у этих существ горели две точки. Не огненные, не адские угли, а… холодные, зелёные светляки. Мёртвенно-зелёные, ровные, не мигающие. Они не светили, как наш факел, они просто были — плоские, безжизненные знаки во тьме.

Один из них повернул голову в нашу сторону. Эти две зелёные точки уставились прямо на меня, сквозь ветви, сквозь ночь, сквозь стену, за которой я прятался. Он видел меня. Я был в этом уверен. Он видел меня так же отчётливо, как я сейчас вижу вас перед мной.

Они не закричали, не пошли на приступ. Они просто подняли свои странные, короткие копья без наконечников. Раздался не грохот, а сухой, отрывистый треск, словно ломались сотни сухих веток разом. Рядом со мной Гильом, могучий рыцарь, сразивший сарацина в открытом бою, вдруг беззвучно откинулся назад. На его кольчуге, прямо на груди, появилась маленькая дырочка, из которой сочилась тёмная кровь. Ни стрелы, ни камня — лишь звук и смерть.

Ужас парализовал нас. Это была не война. Это была скотобойня, где мы были скотом.

Я видел, как эти твари с зелёными очами стреляли в людей, прятавшихся за дубовыми щитами толщиной в ладонь. Дерево не спасало. Стрелы и арбалетные болты, выпущенные нашими лучниками, летели впустую — они будто заранее знали, куда мы целимся, и отшатывались, уворачивались с нечеловеческой ловкостью.

Они видели в нашей, их ночи. Для них тьмы не существовало. Наши святые кресты, наши молитвы — всё было бессильно против этих бездушных зелёных точек.

Я бежал. Бросил меч, щит и бежал, спотыкаясь о камни, обливаясь холодным потом. Я бежал не от солдат, не от врага. Я бежал от самого Воплощённого Кошмара. От существ, для которых воля Господня — ничто, для которых сама ночь — прозрачна. И тогда меня ранили ногу. Это было ужасно. Боль была жгучая, будто-бы под кожу лезут раскалённые жуки, жаждущие твоей плоти. Я еле смог дойти до казарм и предупредить, но их и след простыл. Остались лишь трупы с дырками в груди и голове и я.

И теперь, когда я закрываю глаза, я вижу их. Не чертей с рогами, а этих молчаливых воинов в сером, с их мёртвыми, зелёными очами, горящими в темноте. Они не служат ни Богу, ни Дьяволу. Они служат чему-то третьему. Чему-то, что страшнее и того, и другого. Чему-то, для чего у нас нет даже имени.

-Понятно.

Судя по лицу графа, он был не в восторге. Он очень помрачнел, а к концу держал кулак у рта. Он молча встал, развернулся и пошел к выходу. По пути к выходу он лишь бросил:

-Буду молится за тебя-сказал он за спину- и за нас всех. Боже, помоги нам всем - сказал он про себя.