Глубокая ночь с взошедшим на небесный свод холодным белым светилом была нарушена плотным темным смогом, сгущенно нависавшим над землею, с шествовавшим бок-о-бок шипением будто бы тлеющих углей.
Вся деревенька, расположившая на равнине, окруженной лесом, нещадно сгорала под гнетущем маршем пламенного кольца. Ее сельские жители словно муравьи разбегались в розь, желая спастись.
Желая спастись далеко не от буйства дикой стихии...
Такое случается, ибо никто не застрахован от случайностей и превратностей судьбы, однако тут зрел иной сценарий до боли избитый, а потому изживший себя.
Причиной яркого незатухающего жарева были низенькие, с тем мерзкие зелёные существа гуманоидной формы, от которых несло вонью за милю. Этих существ с их подкошенными и морщинистыми мордами прозвали гоблинами. Существами, живущими преимущественно в лесах и ожидающих жертв из-за засады. Однако, несмотря на их грозность, их разум и сила едва ли не превышала дитяткову, по крайней мере, по такой линии рассуждали недалёкие и их ненавистники, мня из себя сведущих знатоков, аля авантюристов.
Ровные и опрятные деревянные домишки со своим родителем обваливались один за другим, низводя благо людского труда до самого пепла.
Среди всего этого спущенного на воду хаоса пытался спастись и выжить мальчик с темными беспорядочными и подпаленными волосами и особенными глазами, в зрачке сиявшими изысканным рубином. Отроду ему всего пять лет.
Его названные не по крови матушка, отец и старшая сестра были где-то поблизости будучи разделёнными нежданной атакой мерзких низкоранговых Монстров, пришедшей исподтишка.
Его ноги были под завязку забиты мягкой ватой и трусливо дрожали от каждого слышимого шороха, пробирающего до самых костей. Закрыв на чудное мгновение свои очи, кошмар, без конца тревоживший его никуда не девался, а значит этот ад — его реальность, которую необходимо принять либо отвергнуть, затерев лишние воспоминания подобно стиранию пятен грязи тряпкой.
Однако разум человека, прожившего в тепличных условиях без намека на жестокость, чрезвычайную строгость и крайнюю прагматичность, ломался не в силах принять больную до дрожжи правду, зримую им сейчас своими прекрасными глазами: три карликовые фигуры из трёх направлений напали на знакомого мужчину, соседа, который оборонялся сельскими вилами, прикрывая свою прекрасную жену и маленькую дочку, с которой темноволосый был хорошо знаком, всё произошло слишком быстро для помутненного рассудка, подвергнувшегося непримиримому воздействию окружающих запахов и запасенных на зиму бревен, весело катившихся по вымощенным камнем улицам, ибо вооруженного мужика несправедливо убил другой гоблин, метко метнувший камень прямо в висок, отчего смерть пришла мгновенно, тогда как женский пол нещадно повалили на месте, предварительно обездвижив конечности и сорвав всю ненужную одежду, начав нещадно... до смерти...
Белл, а именно так с самых пеленок, когда в живых ходил дедушка, его звали, осел, едва сдерживая тельце от блевотных позывов и других причудливых разворотов обезумевшего от чувств духа и тела, связанного с ним же. Он дрожащими, как в горячке, руками настежь закрыл свой рот, едва сдерживая писклявые крики страха, но предательски текшие из глаз слезы увы погасить никак не мог, потому что, рассуждая, если даже этого крепкого мужчину умертвили, тогда что же могло произойти с его дражайшей семьёй, принявшей его, как родного без следа стыда и отчужденности?
Он по наитию детскости стремглав отмел эти пугающие мысли, от страха попятившись вдоль землицы, дабы побежать прочь от мерзкого взгляда жабьих зрачков, которые оголтелой толпою словно бы на каком-то пиршестве весело надругались над телами сельской бабы, которая нечеловечески клокотала, пока ее не заткнули зеленые, и, трясясь, извиваясь, желала лишь спасти свою родную кровинушку, дочь, которую также нещадно... и так по кругу...
Ему снова свезло. Превратная "мисс Удача" ноне была на его стороне, щедро одарив возможностью проскочить дальше к раскрасневшейся от пожара улочке, по которой медленным шагом суждено было пройти, оставив позади несколько крупных домишек, разграбленных и покрытых слоями свежей и красной крови с вырванными частями тел.
Запах был настолько удушающим и тошнотворным, что ребенка периодически рвало, как сейчас, прямо на дощечку зловеще тлевшего домика его первого друга, который не успел спастись, став очередной дичью для гоблинов.
"Должен идти... они меня ждут снаружи... папа — охотник, наверняка, он не только спас маму и сестру, но и других сельчан... просто идти... просто идти, не падая... если упаду, то более не встану..."
С этими сквозными мыслями затуманенного взора покрасневших глаз, чьи венозные капилляры грозили лопнуть во склере, он случайно, даже не замечая этого, забредает в переулок, отчего фокус зрачков стал жёстче, а натужно державшиеся капилляры лопнули, дыхание предсмертно замерло, как и сердце, чье быстрое биение отчётливо отдавало в уши.
Перед ним, как на яву, предстал самый настоящий ад: устланная всюду, размазанная свежевыжатая кровь; лежащие замертво тела многочисленного люда и зеленые мерзкие твари, которые нависали над разложенными мертвецами...
"Нет... этого просто не может быть..."
Мальчик с замиранием сердца падает, не выдерживая и секунды увиденного, однако развитый не по годам разум, а за ним и мозг через зрительные нервы запомнил всё, даже в мельчайших подробностях: выражения лиц жалобно умерших от рук чудовищ, раны, которые они приняли, положение их членов, в основном оторванных или обращенных под неестественным углом.
Его руки безжизненно повисли, из последних сил отчаянно мня покосившуюся от стопы траву, которая была столь обжигающе остра, что пробирала до самого мяса. Нет, не так. Причиной боли была не трава, а то, что покоилось, как ядро внутри него — душа. Она нестерпимо и отчаянно рыдала, измываясь в мысленных муках, укорах, воспоминаниях, которые накладывались одна за другим и проигрывалась по кругу будто бы пластинка, которая заела.
Это было столь невыносимо и тяжко, что его сорвало на тошнотворный крик, полный невероятной агонии. Его опухшие глаза багрели от яростного и направленного гнева, смешанного с другими деконструктивными эмоциями, чувствами, которые глушили отголоски рассудка и здравого смысла.
Жадные гоблины откликнулись на это, медленно, нарочито медленно подходя к нему, уничижительно лыбясь во всю морду. Три братца по гнилой крови почти вплотную подошли к обезумевшему, но все такому же беспомощному мальчику, который не мог никак пошевелить своим жалким телом, так как мозг более не властвовал над ним.
Первый подготовительный удар пришелся по челюсти, отчего пара молочных зубов вылетела, а кровь подступила, заставляя сплюнуть; в след за одной волной боли пришла следующая уже сокрушительная в подколенную чашечку дубиной, которая, казалось, раздробила кости, отчего гонение боли увеличилось в разы, заставляя кричать, как резанный скот.
Его личный ад продолжался, ломая плоть подобно ломке зависимого.
Он уже мало что чувствовал в этих нескончаемых вспышках воспалённого и снова почти ушедшего в забытье сознания. Его человеческая суть упрямо протестовала смерти, желая вдыхать жизнь снова и снова, но только не неприкаянная душа, которая почти сломалась, переполнившись подобно телу тут и там шрамами, что подобно линиям на потресканной вазе расползались далее...
"В чем смысл всего этого?" — еле живо шептал он сам себе, пытаясь понять сквозь агонию, смысл своей сумасбродной жизни.
"Его нет... смысл, рождённый от бессмыслицы из пустоты, обретший свою значимость лишь теми, кто жаждет этой самой жизни, как паразит, живущий внутри своего носителя за счет него самого..."
Отчаяние...
"В бытие моем всё смысла лишено. Ибо отсутствует сама идея, заложенная людьми. Смерть расставила всё по местам, показав мне в очередной раз беспочвенность, жалкость и тщетность моего положения. Слабый и немощный, глупый и тупой, не сведущий ни в чем идиот, отрекшийся от забвенного прошлого в угоду неназванного будущего, которое наступило, забрав всех самых дорогих моему сердцу..."
Безумие...
"А что если в этом и был сакральный смысл, идея того, что я был слишком тщеславен и перенасыщен счастьем и радостью, лишь одними сторонами бытия, ибо везде присущ антагонизм двух противоположностей... Однако и эта точка зрения превратна, ибо гипотетического и человеческого зла, как такового не существует, как и добра, ибо поступок для одного является добром, тогда как для другого злом. А потому смысла искать абсолютной идеи нет. Всё в мире относительно. Все поддается частной интерпретации. А потому Сократ и ему подобные были не правы... Наверняка, поэтому в людях пытались взрастить одинаковые представления и мировоззрения об добродетелях..."
Отрешение...
"Так может в этом и есть пустой смысл? Я должен страдать, окружающие меня люди тоже должны страдать? Но ради чего? У всего есть причина и результат. Так каков результат? Ради чего всё это было заговорено именно так? Это из-за того, что я помню свою прошлую жизнь на Земле? И реинкарнировал сюда вместе с этим чудным, но весьма бесполезным знанием? Тогда почему из всего восьмимиллиардного населения был выбран именно я? Есть ли в этом причина? Если существует следствие? Они же связаны? Так ведь?.."
Что-то мокрое и холодное капнуло сверху на него, устилая тело во влагу хлада. Это был дождь, который, являясь следствием пожара, устаканивал оный своей силой.
Всё, что царило вне его, прекратилось будто бы услыхавший его кукловод перерезал все нити над своими марионетками.
Мальчонка не мог открыть глаза и что-либо почувствовать своей безгранично пустотелой душонкой.
Словно он снова умер, погиб столь жалко и бесславно, как и в прошлый раз, словно начав по новой цикл краткой жизни и бесконечной смерти.
Его мысли были пусты, а потому чисты. Разум слишком перенапрягся, а душа и вовсе прослыла атрибутом "пустотности".
Да, как и в тот "сраный раз" он вновь окунается в бездну, во нескончаемую тьму самой крайней смертельной вечности, желая лишь забыться в ней, растворившись своей сутью и слившись с общим потоком ее, но тому не должно было случиться, потому что судьба ужасно превратна во всех своих проявлениях, посему его сердце забилось слабым ритмом, а единственный левый глаз, который всегда плохо видел, раскрылся, являя ему размытое и несобранное изображение, которое обжигало почти утонувшее в крови тельце.
Тех самых звуков крайнего гудения не оказалось. Все потухло также быстро, как и зажглось.
Теперь ему всё казалось таким мимолётным и бессмысленным.
Зачерпнув сполна из собственной рекою разлитой крови, Белл попытался встать, но попытка оказалась неудачной, ибо всё его тело было почти также мертво, как и разум, продолжавший бессмысленно и отчаянно сопротивляться, как и говорила душа, твердившая о том, что умирать здесь неправильно и напрасно, а посему единственное, на что он может надеяться, так это встать, дабы бороться...
Бороться?
От этого скрутило как снаружи, так и изнутри, отчего раздался безумный, но слишком слабый хохот, от которого самому владельцу стало худо.
Что же нужно сделать, вернее, что нужно снова убить, чтобы подняться хотя бы единожды?
Белл, весьма ироничное имя, трясясь как в треморе, сжал всё во внутрь себя, как и несколько обветшалых зуба, сдавивших губы до самой синевы.
Направив всю свою волю в бездыханные конечности, желая зажечь их своим огнем намерения, они всё также без жизни и смысла продолжали болтаться, однако мальчонка не сдавался, ибо устал сдаваться, а посему, сжав челюсти до хруста, он в едином порыве вложил всё, что только можно было, воспользовавшись теми частями, которые не были использованы на место разрушенных, благодаря чему он сквозь бесконечную тираду мук, которая напрямую транслировалась в мозг, вяло и ватно, но все же поднимается на обе ноги, тут же теряя равновесие, чтобы угораздиться вниз, ударившись об растекшуюся кровь и грязь, перемешанную с нею же.
"Ещё раз..."
Снова. И снова. Продолжал сие безумство мальчонка, которому было нечего терять подобно зверю, загнанному на самый высокий утес, за которым цвела лишь бездна.
В один момент все одержимые силы кончились, сменившись безвременьем и пустотой самой глубинной мысли.
Он... просто очень сильно устал. Устал от всего. Даже от самой жизни. Ему хотелось покоя или того, что сможет зажечь его потухнувшую искру в застенках души.
Однако как и всегда ничего не оказалось, а он остервенело отказывался умирать, до конца не понимая почему? Что-то заставляло его удерживаться на плаву в мире живых, ибо забытье ещё не забрало его в свои терпкие объятия.
Что же осталось неизменным?
Тут его тупой взор, направленный на хмурые и зудящие тучи, которые насылали ниц на земли смерти свои охлаждённые слезы, ловит нечто странное на краю собственного зрительного восприятия в виде блестящей точки.
[ Секретное Задание: «Доблесть Жалкого Ничтожества». Последнее условие выполнено. Задание завершено. ]
Это предстало перед его безумием. В то же самое время его сердце лихорадочно стучало; он задыхался, словно что-то схватило его за горло.
"Что?.."
[ Вы заслужили право стать «Игроком». Вы хотите его принять? ]
Мысль, как таковая отсутствовала, а разум, который был почти на грани срыва, снова взорвался в отрицании и неверии, а посему отказ от сей награды не заставил себя долго ждать.
[ Вы действительно уверены в выборе данного ответа? Предупреждение: стать более «Игроком» не будет доступно. ]
"Д-а... Я.. не стану, чьей-либо то игрушкой.. лучше подохну, как последняя жалкая шавка.. Ты опоздала, Система..."
[ Став «Игроком», вы смогли бы управлять собственной судьбой, а также решать судьбы других существ. «Игрок» не подчиняется ни одному божественному/демоническому существу, а лишь предоставляется самому себе. Став «Игроком» единожды, останетесь им навсегда несмотря ни на что. «Система Игрока» подобно самому «Игроку» никому и ничему не подчиняется, потому что отсутствует причина причинно-следственная связь. «Система» возникает из ниоткуда и уходит в никуда. ]
Вещала сия минималистичная прямоугольная табличка бездушным голосом нимфы, сошедшей со страниц легенд.
"О-тказываюсь. Я не с-тану и-гроком. Т-ы л-жешь. Н-ичего не может возникнуть из ничего. Убирайся с глаз моих долой и больше не появляйся!" — в гневе воскликнул мысленно умирающий Белл, пытаясь отогнать табло из самих мыслей, но то отказывалось исчезать, науськивая отказаться от прошлого сделанного выбора, однако позиция седовласого была нерушима и непоколебима, посему Система зашла с иной стороны, давя на сокровенные воспоминания прошлого, в которых трелем вздыхала брешь, а значит доступ в плане выбора мальчонки, но второму удалось переломить ход мысленной схватки, также ответив: нет — отчего Система просто-напросто без обсуждения продолжила как ни в чем не бывало:
[ «Система» приветствует «Игрока». ]
Волнующая истома становилась все сильнее и сильнее; эта жажда была столь неутолима, что скоро переросла в боль. Из тлеющего огня разгорелось мощное пламя, и все его крошечное тело дрожало и корчилось от безумного желания. Его ломало. Губы пересохли, мальчишка вновь задыхался; суставы онемели, вены в сердечном приступе вздулись. Не выдержав уже подобного надругательства над собой, Белл закрывает глаз, отчего сознание затухает в безвременье сна...
***
Спустя, наверно, бульканья в зазеркалье Бездны сознание возвратилось к нему, отчего усталый глаз с такими же тяжелыми веками приоткрылся, однако телу, которое пережило клиническую смерть, стало только хуже, чего уж томить-то ему от силы отвелось лишь час, если не меньше.
"Я еще не умер? Странно... Я ведь чувствую каждой клеточкой приближающуюся погибель."
Голова кружилась — по жилам несся поток кипящей лавы, и несколько капель пролилось наружу… выживший вновь начинал задыхаться, пытаясь маленьким глоточком испить воздух…
Неутолимая жажда к жизни двигала им, он остервенело, даже не ведая этой борьбы, боролся в двух противоположных ипостасях: пытаясь не двигаться, не быть частицей жизненной закваски, пытаясь сокрушить свое брожение, которое и есть сущность жизни; с другой же стороны пытался отстаивать эту бессмысленность, именуемую жизнью, самую дешевую вещь с точки зрения спроса и предложения, ибо количество воды, земли и воздуха ограничено, но жизнь, которая порождает жизнь, безгранична. Природа расточительна.
Белл же не слышал ничего, кроме раскатов бури; он в крайней биполярности лицезрел огненный град, губительный дождь из рубинов и изумрудов, обрушившийся на Содом и Гоморру, и он, мальчишка, стоял обнаженный в багровом свете, подставляя себя ударам небесных молний и адскому пламени. В своем диком беснующем безумии Кранел зрел, как он вдруг превратился в Анубиса, египетского бога с пёсьей головой, а затем постепенно — в отвратительного пуделя. Он нежданно вздрогнул, чуть ли не выгнулся дугой, его затошнило.
Выживший не мог ни говорить, ни двигаться — Белл Кранел, сельский мальчик, был совершенно истощен.
Бесконечная борьба не смогла свести счеты с бытием — воля к жизни оказалась могущественнее и тучнее иной воли, вьющейся стебельками из почвы, именуемой душой, а потому он дышал, чрез адскую крайность вдыхая сладострастный воздух, живительно распространяющимся по практически отмершим механизмам плоти.
Помутнение никуда не девалось, а лишь принимало оптимальные нейтральные черты, растворяясь за задний план. Знакомое табло вероломно возникло перед взором, являя ему истину того, что он попал.
[ «Система Развития» снова приветствует «Игрока». ]
[ Желаете открыть «Окно Статуса» для дальнейшей навигации по интерфейсу? ]
Белл, ощетинившись как оскалившаяся собачонка, чуть ли не выплюнул все органы, произнося могильным, которым только трупы хранить, тоном:
"ИСЧЕЗНИ!!!"
Однако видение не исчезало, а продолжало висеть, настаивая на продолжение, по итогу плюнув на баранью упертость своего владельца, оно продолжило являть всё больше окон перед бегающим от этого глазом.
[Статус]
— Имя: Белл Кранел(?)
— Раса: Человек
— Пол: Мужской
— Возраст: 5(?)
— Система: «Система Развития».
— Мир: Неужели искать встречи в подземелье — неправильно?(312)
— Титулы: «Реинкарнированный».
— Уровень: 0
— Особенности: отсутствуют
— Способности:
- полиглот(Ур.: - - -)
- естественные науки(Ур.: - - -)
— Экипировка: отсутствует.
Белл Кранел поник ещё сильнее, сполна вкушая всю свою беспомощность в сложившейся ситуации, нет, скорее уже судьбы.
"По жизни — ничтожность, ординарность и бесполезность, у которого все всегда из вон руки валится. Пытайся исправить это или нет. Всегда одно и тоже. Исход один."
Мысленно бывший "житель с Земли" во всю полыхал, как цветок под ликом солнца, дожидаясь забвенной смерти, лёжа в луже, переполненной кровью и грязью.
С уст Белла сорвался глубокий стон, и он весь задрожал. Тиканье внутренних часов, казалось ему, разделяло время на отдельные моменты агонии, из которых каждый был слишком тягостен, чтобы его можно было переносить. Эти секунды растянулись в минуты, минуты в часы, а последние уже в сутки.
Он чувствовал, как будто какой-то железный обруч поступательно стягивался вокруг его головы, и будто смерть, которая ему угрожала, служа спасением, безапелляционно обрушилось на него, раздавив рассудок. Раскрытые раны, подмоченные дождем, угнетали его, как свинцовые. Это было невыносимо. Они, казалось, вот-вот раздавят его хлюпенького и беззащитного.
В конце концов, искренней явью перед ним предстала новая гласная табличка:
[ Выдано Обязательное Задание: «Выживание Во Враждебном Мире». ]
— Цель:
- любыми способами восстановить боеспособность.
- убить всех гоблинов, напавших на деревню «Кобона».
— Награда:
- 100 SP
- доступ к «Инвентарю».
- случайная легендарная коробка со Способностями.
Сроки:
- 3 дня.
Штраф за провал:
- смерть.
Истеричный хохот разорвал затянувшуюся глухомань, разогнав испуганных пернатых трупоедов.
"Ха-ха-ха, только взгляните на это! Е*анное клише! Пошла ты на х*й, Система! Я тебе не герой, чтобы пафосно превозмогать трудности и побеждать сквозь зубы и боль! Иди, ищи другого себе лошка, например, какого-нибудь обычного японского школьника или отаку, как по канонам жанра, который сто пудов выберет иссекайнуться с тобой, избегая своих реальных проблем. Я же не такой!" — сгоряча талдычил пацан, продолжая утопать в агонии, смиренно и прелюбодейно ожидая смерти, но не тут то было.
Внезапно желтая бодрящая дымка, под которой был сложен сложнейший магический круг с неизвестными знаками, щелчком залечил все внешние и внутренние ранения, приведя тело в подобающее состояние: "более жив чем мертв" —, при котором имеется не иллюзорный шанс спастись, следуя воле Системы.
"Чёрт! Б*ять! Даже помереть нормально не дают! Дай мне уже сдохнуть-то наконец! Я ненавижу этот мир! Не хочу более в нем находиться! Мне в нем не место!"
Система решила зайти снова с другой стороны будучи синхронизированной с подсознанием своего владельца.
[ Таким образом, «Игрок» желает того, чтобы смерти близких и друзей оказались напрасны? ]
Нервы Кранеля расстроились настолько, что такой сентиментальный вопрос вывел его окончательно из себя, заставив тихим сгибанием разбитых губ произнести:
— Нет.
[ Тогда «Игрок» обязан выжить и беспощадно отомстить обидчикам, став сильнее. ]
"А сумею ли я отомстить? Если снова умру в процессе, тогда всё было напрасно? Японский городовой! Хватит ли мне, такому жалкому ничтожеству, элементарной воли для преодоления слабостей? Очевидно, что нет. Я не герой и никогда им не стану. Всего лишь серая масса, фон для истинных писарей мировой истории."
Бесконечное чувство вины и недостойности своей ничтожной шкуры захлестнули целым океаном, терзали его, разрывая на лоскуты внутренний мир. Возникла непреложная потребность в прекращении бескрайнего самоуничтожения. Бессознательное откликнулось на зов, обойдя надстройку в виде "общественного бытия", и закинуло удочку сознательному, потянувшемуся за этой спасительной соломинкой.
"Но... Почему же моя душа ноет от сказанных слов? Почему я считаю это неправильным? Почему она так считает, заставляя меня вставать? Она внемлет мне слова о том, что я обязан встать и сражаться, ибо в этом теперь заключена моя жизнь. К тому же, кто сказал, что ничтожеством можно прослыть навсегда? Никто. Всё в мире относительно..."
Эта идея как первая искра пробудило в нем дикую страсть, сравнимую с безумием и одержимостью, желая воспламенить ее до самого пожарища.
"А посему я должен встать, чтобы выжить и отомстить сраным гоблинам за смерти близких и друзей, встать, чтобы доказать самому себе, что я не просто жалкое ничтожество, а человек, который будет биться до конца вопреки предназначению и смерти. Если Система меня использует, то и я воспользуюсь ей. Я стану сильнее."
С последними мыслями душа мальчонки воспламенилась, наполнившись мощнейшим жаром самого Солнца, не затухая ни на секунду, не колебаясь в стороны как дикий огонь. Это была настоящая раскаленная жидкая сфера, озарявшая почище всякого янтарного янтаря, могущая притянуть самый мощный магнит, плавящая запредельным градусом, ушедшим за черту миллиона миллионов.
Он, Белл, окончательно поднимается сквозь дичайшую слабость, хранимую щебечущими дрожанием членами, и измученность, носимую кровью от недостатка пищи и воды.
Стойко, с каким Сизиф принял свое предназначение, встав, седовласый, чьи пряди обрели белый, как снег, цвет аккуратно побрел в едва уцелевшее домишко, вповалку с которым была зверски перебита его семья, от которой остался лишь едва различимый труп отца, однако матери и сестры не было, что значило лишь одно — гоблины забрали их, а значит имеется неиллюзорный шанс на спасение. Это придало еще больше сил.
Однако для начала ему жизненно необходима пища, чтобы чрево перестало изнывать, грызя само себя, а ум мог трезво рассуждать.
Его взор, уподобленный блеску алого рубина, упал на тот же выломанный домик, войдя в который, он увидел признаки посещения зелеными "унтерменшами", следуя за которыми был обнаружен разграбленный погреб; еды совсем даже в других более или менее целых домах, даже в самых закромах, не оказалось и лишь остывшие мужские трупы украшали голые распутицы, тогда как женских снова не оказывалось.
Вариантов пропитания было немного, как и сил на их исполнение. Мальчонка мог бы утруждаться и пойти в лес, однако был велик шанс нарваться на животину, не подвластную ему, или случайных гоблинов, которые убьют его даже не почешутся.
Посему...
Кранел снова окинул взглядом ещё не начавшие загнивать трупы мертвецов, четка в уме понимая, что единственный шанс на выживание заключается в поедании мяса себе подобных иначе говоря каннибализм...
Это решение шло в разрез с нормами, навязанными бывшим постмодернистским обществом, и внутренними ориентирами, олицетворявшими его духовность, и никак не давалось бывшему мирному землянину, который откровенно боялся и писка маленькой крыски, а тут целое кладбище твоих знакомых, которых ты так знал...
Румяные слезы тяжелой поступью потекли вдоль глаза, скатываясь по щеке вниз.
"Дядя Карл, дядя Воид..."
Духовное начало, являвшееся родоначальником каждого исхода поступков, попыталось воспрепятствовать очернелому холодному разуму, которое призывало к идеи поедания человечины.
"Простите меня за все! Пожалуйста, простите! Прошу!"
Браня себя на чем свет стоит, Белл, каясь в задуманном грехе, медленно и слегка неуверенно подходил к распластанному вдоль голой землице, ставшей комом грязи, трупу неопознаваемому мужчины, чье темя было вышиблено, лишенные смысла глаза на нервах свисали по сторонам, уши были срезаны, нос был загнан внутрь себя, став месивом, кости левой ноги торчали наружу в переломе, грудь была исполосована в резаных и колотых ранах, раскроивших внутренние органы...
Мальчик на ватных ножках присел на коленки, чуть накренившись вперед, дрыгающими ручонками и бегающим оком начав отцеплять кусочки пропитанного сырью человеческого мяса.
Слюни стекали вниз у подножия раскрытого рта как у голодной собаки. Этот нежный кусочек красного жилистого мясца казался таким соблазнительным и вкусным, что ни какое другое блюдо, распробованное им в прошлой жизни, не сравнилось бы с ним. Однако ж мальчик, плотоядно окучивавший взглядом мясо, глубоко затрясся, осев от припадка ужаса, злоключенного в самом помысле такого аморального и девиантного.
"Нельзя! Ты же человек, а не людоед. Тот, чьи предки покорили космос, подчинили природу! Как же я буду называться человеком после этого! Одумайся! Не сотвори этого, прошу, настоятельно! Не подчинись греху соблазна и чревоугодия! Обуздай себя! Оседлай первородный грех! Кинь его в оковы темной темницы! В загажник бездны!.."
Усилием воли, движимым голодом и соблазном, огородил наваждение, низвергнув его до ничто, и в охапку закинул первый лакомый кусочек в рот, чуть не выплюнув и блеванув на месте от внутреннего омерзения, однако то было преодолено важными мыслями о будущем...
Энергия, являющая субстанциональной основой движимого и приходящего бытия, а за ним и тепло, полученное из перехода одного вида в другой, окутало каждую клеточку жизненной закваски, даря ласкающую бодрость, сведя внутреннее противоречие до абсурдного, вопреки льющемуся, как из ведра, дождю.
Белл Кранел, достаточно уплетя сорванные до самой кости кусочки человеческого мяса, желал свежей и холодной водицы, а потому, найдя едва уцелевшее ведёрко, висевшее на крючке над разрушенным колодцем, ополоснулся им же несколько раз, выставив впоследствии его так, чтобы капли попадали прямо на дно.
Далее, после "праздной трапезы", он тщательно и скрупулезно прошерстил каждый домишко, даже от которого остался лишь гарью тянущийся пепел, и, снова не найдя ничего путного, малец однако ж случайно сталкивается с трупиком, на котором ластился поджидавший его короткий ножичек видимо для разделки некрупного скота на самодельной деревянной ручке, который Система идентифицировала как мусор.
Он вздохнул, продолжая продумывать каждый следующий шаг.
Его тело вообще ни к черту для битвы. Ему по хорошему необходим хороший сон в теплом укромном местечке иначе схватит простуда, от которой несложно слечь, так как необходимых трав под рукой не было.
"Сестра... мне как-то рассказывала о разных травах и их свойствах, а также я сам вычитал всё об последних в какой-то старой книжонке. Что ж эти знания оказались бесценны."
Зайдя в уцелевший от огня и нашествий исчадий домик, Белл от хлада свернулся в позу эмбриона, мигом отрубившись мертвым сном...
Проснувшись от безмятежья всученного сна, Кранел быстро понял, что очевидно промерз до кончиков пальцев, а из разбитого окошка уже был полдень судя по выехавшему солнцу, разогнавшему пасмурные тучи.
Ему нужно срочно прогреться иначе его ждет онемение, уже пустившее свои объятия. Он, осмотрев обноски, в которых пребывал, лихо выбежал наружу и не без омерзения занялся мародерством: снял с трупов всю одежду, натянув ее на себя вопреки пропитанности смрадом и пятнами просохшей крови.
Далее одинокий паренёк принялся "завтракать", опосля сходив на местный луг и сорвав несколько целебных трав, которые должны помочь в борьбе против монстров. Всё прошло без сучка и задоринки, а все необходимые травы были добыты, затем измельчены и свёрнуты в уцелевшую чудом не иначе бумагу.
Первая травка необходима для обеззараживания ран, вторая же улучшала обмен веществ и подцепляла естественную регенерацию тела на некоторый промежуток времени, третья травушка-муравушка предназначалась, как легкая отрава для гоблинов, которая при попадании в кровь начнет вытворять чудеса с жертвой, временно одарив ее муками. Соками этого растения он пропитает лезвие ножечка.
Теперь ж пришел черед защитного обмундирования, в просторечье "броньки", дабы не просто защитить жизненно-необходимые органы, но и выдержать прямой "тык" от гоблина. Но что может послужить этим субстратом? Он пока не соображал, деловито прикидывая в уме.
"Необходим материал такой, который был бы эластичным, легким и податливым. Шкура животного подошла бы, но их нет. Всех их съели либо что..." — умело плетя думу внутри себя, Белл искоса поглядывал на трупаков, придя к крайне радикальному варианту, завязанному на коже людской.
Если, думал он, теоретически намотать несколько слоев кожаного покрова сгинувших, не забыв про промежуток между слоями для прокладки, смягчающей импульс, то можно получить нечто, что минимально способно защитить от одной атаки оружием в стан.
Испытывая несопоставимый стыд и презрение, обращенное к себе, малец принялся "освежевывать" более-менее целые тела. На сие мероприятие ушло порядком десяти часов, чтобы потом из этого сырья "сшить" пластины, вдохновленные современностью грез, которые были налеплены шитьем на него, скрываясь под плотными кусками ткани.
Теперь для следующего этапа необходимо метательное орудие и факел, ибо гоблины судя из сказов и пересказов проживают в природных пещерах, в тех безлюдных местах, где вечно царит тьма, а потому нападать необходимо днём, когда активность гоблинов минимальна.
Новая идея озарила светлую от седины голову, измазанную питательной кровью вкуса металла.
"Этим оружием маленький Давид одолел целого Голиафа."
Она заключается в создании пращи — простого в изготовлении инструмента по метанию камней.
Кранел депрессивно срезал волосы и из них же сплел этакую эластичную веревку, в центре которой имелся каркас в виде тонкого слоя кожи и к которой привязал небольшую кожаную выемку для вложения снаряда, в конце для большей уверенности скрепил данную конструкцию дополнительным наложением слоя людской ткани, получив пригодное орудие для охоты и убийств, действующее за счёт центробежной силы.
"Осталось протестировать, вымерев недостатки для их дальнейшего устранения."
Положив один из двухсотграммовых камней парень принялся отрабатывать броски, имея неплохой для своих лет опыт в этом от приемного отца-охотника, месяц ранее начавшего обучать своему ремеслу против дикой живности...
"Не отвлекайся, не думай о том, о чем нельзя!"
Заглушив на корню нахлынувшие потоком воспоминания, излишние эмоции, Белл начал оттачивать свой бросок, подмечая, что его оставшийся глаз при полном напряжении не способен разглядеть дальше ста метров, уходя в блики, оставляемые каплями дождя на прозрачном стекле. Из отработки стало ясно, что вероятное попадание обеспечено ему до двадцати метров, а дальше сплошной косяк.
"Надо подтянуть затяжки, выемку покрыть чем-нибудь шершавым. В целом, это всё решаемо. Кинетическая энергия броска зашкаливает. Она достигается за счет центробежной раскрутки, при которой стремительным образом идет набор скорости при минимальных усилий. При высвобождении снаряд способен оставить ямочку в коре дерева. Однако мне не стоит слишком увлекаться. Прочность весьма условная. Человеческие останки не тот материал для пращи."
Следом шли факела. Это было просто. Взять два бруска, набить побольше соломы, накрутив немного кожицы, и готово. Однако зажигать их необходимо будет в заранее.
За этим всем ушли целый день и ночь, тогда как на следующий день, пробудившись спозаранку, Белл, максимально укомплектовавшись, вышел из уцелевшего домишки, начав уходить глубоко в чащу леса, ещё вчера сначала плотно пошевелив мозгами с прибеганием к индукции, а уж после проследив возможный путь гоблинов.
Кранел, получивший свою фамилию от покойных со дня его рождения родителей, был смертельно осторожен и спокоен. Всякая эмоция, всякое чувство были зарублены на корню. Главным инструментом был холодный и расчётливый ум, который вершил его судьбу.
"В путь."
Предполагаемое пристанище тварей располагалось в неком углублении в крупном "бугре", именуемым сельскими "Солнечным Холмом", ибо именно на его возвышенность падали первые лучики светлоликого светила.
"А ведь дедуля водил меня сюда... Он говорил, что моим родителям нравилось это место."
И это правда. Мало того, что "холм" освещался солнцем, восходящим на таинственном Востоке, отчего весной покрывался покровом из цветущей зелени и красивых желтых цветков, названных местными "солнцецветиками", так и был предельно гладким по "спине", как точеный волнами камень. И потому здесь было приятно проводить летние ночи, затаенно поглядывая на многолетние луга, рукавом раскинувшиеся до самых могучих широколиственных деревьев.
"Дедушка любил разглагольствоваться про героев, всегда читая мне легенды о них... Его жизнерадостность была заразительна..."
Вынырнув из ярких красок скрепляющих воспоминаний, которые служили дополнительной топкой для поддерживания воли, обращенной к отмщению и вызволению, Белл, тихо пробиравшийся по высокой нескошенной траве, вынырнув, затаился среди множеств золотистых и красноватых листьев кустарников, фактически сделав крюк к "передку" холма.
"Недостаточно для обзора. Лучше взобраться на дерево."
Устало вздохнув, Кранел воздвиг обозрение на высоченные словно пронзающие небеса деревья, обернутые в осенний камуфляж, и мысленно прикидывал свое "скалолазание".
"Хреново быть карликом меньшим даже в сравнении с дварфами."
Мальчик поднялся на нужную ветвь, взяв нужный обзор на теплившееся логово гоблинов, которое, как и ожидалось, охранялось едва стоящими гоблинами, которые, казалось, изнывали от сна словно они были козлами отпущения по своей архаичной иерархии.
"Неплохо. Теперь я их могу взять в мушку."
Дистанция около шестнадцати ярдов. Положив камень куда надобно и раскрутив его по окружности, придав необходимое ускорение с начальной скоростью полета, одноглазый четко затаил дыхание и прицелился, чтобы со свистом точно метнуть камень в череп первого гоблина с деревянным копьём, которого мгновенно убило, раскрошив голову, отчего телесные жидкости неудачно угодили в глаза другого, в считанных метрах, расплывшегося в усталости дозорного, чем и воспользовался шустрый мальчонка, покрывший расстояние скачками ветки на ветку, в прыжке завалив гоблина, ножичком перерезав глотку, после чего послышался его приглушённый вздох.
[ Вы убили Гоблина х2! ]
Не было ни радости, ни злости, ни оргазма от убийства, а лишь пустота, которая продолжала ложечкой вычерпывать его душу.
Тяжело встав на ноги, пацан оттащил безвольные тела подальше от входа, начав их, как мясник, стремительно разделывать, запоминая структуру их организма, при этом руководствуясь знаниями углубленной физиологии человека, а значит вычленяя закономерные слабости.
"Как странно... Что это?"
Из груди Белл вынул маленький, всего в мизинец, плотный минерал, напоминавший кристалл.
"За что же он отвечает раз находился фактически в сердце?"
Кранел прибегнул к эмпирическому подходу, но тот не принес ожидаемых данных, а потому был предпринят шаг в сторону экспериментального, который принес свои плоды. Мальчонка фактически взял и разбил первый из цветных камешков с помощью снаряда, отчего один из трупов испарился в легкой пепельной дымке с выбросом "синенького следа"
"Что за нах?"
Увиденное потрясало. Повторив аналогичное, но перед этим покрыл себя внутренностями для обмана сородичей, а лик закрыл вырезанным лицом второго гоблина, чей интеллект судя по всему был до боли примитивен, со вторым, также пропало второе тело, не оставив ни следа кроме размазанных жидкостей и вырезанной "маски".
"Так значит... Черт, вообще не понимаю, как это работает. Но оно работает! Эти кристальчики судя по всему являются этакими ядрами зеленых глиномесов. Этакая иголка в яйце, как у Кощея. У животных подобного точно нет. Мне приходилось разделывать да и отец Кей никогда о подобном не говорил. А сердца мы ели. Отец всегда говорил, что съеденное сердце приносит силы убитого."
Осмотревшись, Белл забрал оставленные маленький кинжал и копьё, немного укоротив то, и взвесил на пояс из кожи.
Он "кремнием" зажёг факел и вошёл во внутрь со смазанным ножичком, внимательно следя за окружением и звуками, эхом раздающиеся вдоль тоннелей.
Кап. Кап. Кап.
Что-то неуёмно капало вниз. Пещера не была сложна. Она уходила вниз, разрастаясь в траншеи, из которых доносились очень страшные звуки, смешанные с людскими воплями и гоблинским смехом.
Кранел медленно пробирался во внутрь, прямо в логово "зверя", чутко слыхав пару босых шагов. Это были гоблины, практически ничем не отличающиеся от тех снаружи.
— Кхе-кха-еу
Что-то говорило это нечто, негативно указывая на факел, от которого гоблин недовольно изнежился и зажмурился, тогда как Белл в моменте метнул отравленный клинок прямо близъ шеи и напряженным движением повалил гоблина, в рот воткнув факел и выкалив глаза.
[ Вы убили Гоблина х2 ]
"Четыре."
Забрав инструменты из жертвы, мальчонка испил крови и трав, дабы поскорее восстановить силы и выносливость, ибо уже ощущал, что был на пределе.
Глубоко вздохнув, паренек поплелся дальше, чтобы наткнуться на два ответвления, недолго думая он вошёл в правое, где его ждали сопящие в обе ноздри гоблины в количестве пятнадцати штук, однако их главаря тут не было, зато были эти знакомые уроды, хихикавшие над...
Кранел, учащенно задышал, обильно истекая потом, со вздувшимися на голове венами едва держась, чтобы не сорваться в безграничной ярости, утопив всё в красных красках мясорубки, но внутренним стержнем он взял себя в руки, продолжив нести правосудие в этот несправедливый мир. Он медленно подался вперед, к первому лежачему, чьи уши забавно шевелились.
"Это моя месть, сука. Лиона мечтала стать героем из легенд и сказок. Рой же хотел пойти в легендарный город Богов — Орарио, став искателем приключений. Дженни желала стать великой травницей... Это мое возмездие, которое я продолжу нести!"
Белл, чье око одержимо горело жаждой крови, а по телу стучал адреналин, направил копьё поглубже в глотку, проделав подобное ещё с семью неподвижными глупцами, днями упивавшимися награбленным, пока один из зеленокожих в далеке не поднялся ото сна и не заорал, отчего пришлось экстренно метнуть копьё, угодившее в глазное яблоко, а к другим откликнувшимся бросить загоревшиеся конечности сородичей, отчего те истерично заорали, полыхая сильным пламенем, какое было порождено ими в мирной деревеньке.
"Девятнадцать."
С какого-то числа каждое следующее убийство давалось всё легче и плавнее, словно бы тело вместо истощения становилось лишь крепче и сильнее...
Парень вышел из одного темного уголка, заходя в другой, отчётливо слыша смешанные с диким воем стоны, переполненные отчаянной болью.
Внутри зиждилось ещё шесть гоблинов, которые поочерёдно.., явно наслаждаясь процессом множеств издевательств и насилия. Всё это напоминало откровенный сатанизм какой-нибудь секты.
Среди всех лишенных надежды мальчик во тьме углядел свою исполосованную, израненную, изнасилованную, но дышащую сестру, чьи остекленелые глаза взирали в одну точку пустоты, однако матери не было среди всех остальных жертв.
Затаивший дыхание, Белл, услыхав тихие шаги, мастерски вынул свою пращу и на авось бросил камень, который пробил в самое яблочко, мгновенно пришибив монстра.
Тут остальная свора гоблинов почуяла что-то неладное, и один что-то сказал другому, отчего третий с примитивным копьём на перевес пошел в неизвестность царившего мрака.
Остальные продолжали интенсивное соитие с целью зачатка других гоблинят.
"Я вернусь, сестра, только разберусь с этими п*дарасами."
Седовласый молнией срывается с места в соседнюю пещеру, из которой шел скоп новых тварей, с одним едва горящим сиянием чего-то внеземного или человеческого и прямо на бегу метнул пращей в самого крупного вожака камень, который скосив так и не достиг цели, отчего ребенку пришлось сойтись в ближнем бою с четырьмя другими гоблинами.
Белл предвидел подобный сход событий, а посему в заранее отбегал, снизив темп, чтобы с более близкого расстояния точно метнуть копьё, пронзив сердце бегущего позади гоблина и с явной мукой, вылившейся в шипящий стон, принять в подмышку вражье копьё, чтобы ударом ноги по печени вызвать краткую вспышку боли, за которой последовал его затухавший факел, зажегший новый труп. Однако иное отравленное лезвие метило в висок, обещая скорейшей гибели, однако укол на удивление отскочил, а сам Кранел своим коротким ножичком рассек шею, усеяв себя телесными жидкостями.
"Двадцать четыре. Остался последний."
Последний гоблин глухо зарычал, одной могучей ручищей бросив в мальчонку труп некогда цветущей дамы, чтобы затем тяжелым шагом обрушить занесенную дубину на него, на что ловчий мальчишка ушел отскоком в сторону, чтобы четким движением бросить тлевший факел в деревянную бандуру, начавшая стремительно покрываться языками красного пламени, отчего смышлёный зеленокожий откинул ее в двигавшегося паренька, ушедшего с линии огня перекатом, чтобы далее метателем, заряженным новым снарядом, угодить в обнаженные фаланги пальцев, вследствие чего здоровенный гоблин натурально завыл от тупой боли, что послужило этаким сигналом для дальнейшего действа в виде броска ножа в глазницу зелёного ублюдка, который, получив новою дозу боли, в исступленной злобе начал тщетно крушить все вокруг, желая так избавиться от застрявшего лезвия.
Мальчонка тем временем достал копьё и, подбежав, мимоходом вонзил его в печень, отчего враг бесконтрольно упал на дрожащие ноги, и ещё одним обрезанным копьём выкроил второй глаз фактически беззащитного монстра, и, пронаблюдав слабые трепыхания сопротивления, он вскочил на голову, вытаскивая два оружия, чтобы с обоих сторон вонзить их поглубже в шейные позвонки, начиная истерично пронзать их со словами, полные бесконтрольными всплесками нагоревшего стресса:
— Сдохни! Сдохни! Сдохни! Сдохни! Сдохни! Сдохни, е*анная тварь!
Туша в взрослого человека ничком приземлилась наземь, отчего Белл в падении с жесткой посадкой сильно ушибся лбом, из которого потекла свежая кровинушка.
Едва совладав с легкими, пылавшие расплавленным свинцом, пацан мерно подошёл к трупу, чтобы финальным движением отделить голову от остальных частей и после в бессилии завалится на пол, чувствуя чутким нюхом отчётливый мускульный запах смешанный очевидно со семенем, которое обильно вытекало из дыр женщин, как и из его сестры.
"Двадцать пять."
Спасённые им остатки жителей вообще не шевелились, не подавая явных признаков бытия, впрочем и самому Беллу на данный момент было на них начхать, ибо превыше всего была сестра и мама.
Сестра с набухшим видимо от телесных жидкостей животом едва вдыхала легкими, подавая слабо различимые признаки жизни, и самое страшное, что ее некогда милый и воистину добрый взгляд был по-прежнему пустым как у бездушной куклы, от которой обрезали нити.
— Эй, сестрёнка, это я, Белл! Пошли домой, нас там ждут! — едва произнес мальчик, постоянно заикавшись.
Сестра всё также тупо взирала на него пустыми глазами.
"Нет... Этого не может быть... Она ведь дышит, так почему не обращает на меня никакого внимания? Она ведь любила меня больше чем кого-либо!"
Беловолосый пытался, вопрошал, плакал, дабы пробудить ее, единственного оставшегося близкого человека, ото "сна". Однако всё бестолку. Она сломалась, как какой-нибудь механизм часов. Всё, что осталось теперь, было лишь ветошью и пустошью, лишь игрушкой для извращенных утех.
"Нет... Прошу, не оставляй меня, сестра... Я же... не протяну один... п-пожалуйста, только очнись!.."
Словно бы отвечая на жалкие мольбы отчаянного Белла, прошедшего сквозь ад ради нее, тело сестры начало активно извиваться в конвульсиях, а в районе желудка определенно что-то шевелилось, пытаясь найти выход из застенок.
Через секунду брюхо его дорогой сестры с хлюпаньем разрывается, а из него, пытаясь вылезти, запутавшись, выглядывает в намотанных кишках зелёный карлик, который обращает свой отупелый взгляд на широко распахнутый красный от лопнувших капилляров глаз, вокруг которого собрались тихие слезы, смешанные с кровью.
Белл с замиранием всего своего естества в неверии и отрицании натурально завис на месте, протестующим разумом не принимая увиденное за действительность, однако зрительный аппарат навсегда запечатлел эту дикость бушующего круговорота жизни. Это воспоминание словно бы плавленным стержнем без остатка вонзилось в кору долговременной памяти.
Не осталось более ни мыслей, ни слез, а лишь он, с ног до головы покрытый кровью Монстров, зиждившийся на битком набитые ватой коленях с раскрытыми по мановению безысходности ладонями, по которым капала кровь.
Ток жизни в нем замер, но отмер, желая устремиться в движение...
Перед "глазами" все плыло, его тошнило; сердце стучалось как бешенное, глухо отдаваясь в свистящие перепонки, а лицо таки застыло в одном положении подобно статуи; головная боль не проходила, напротив — она усиливалась с каждой минутой, в висках нестерпимо стучало.
Его глаза, словно присыпанные пеплом, были наполнены такой неизбывной смертной тоской, что в них трудно смотреть. Словно бы он постарел на целые века, прослыв длинной сединой.
Вдруг возвратившись из простор безволья и засилья прошлым, Белл Кранел, скрипя всем существом, исказился в гневной гримасе ярчайшего отчаяния, дрожащими и практически неподдающимися контролю ручонками потянувшись к маленькому новорожденному гоблину, и непомерным усилием прижимал того к полу, начав медленно и явственно сдавливать в районе шейки с таким превеликим порочным удовольствием, урожденным безумием, что любой писклявый стон этого низшего существа эхом отражался в его голове, разливая диким цунами ещё большую ярость, которая устилала его затуманенный взор.
Он растягивал мучения этого гоблина ещё на десяток с лишним минут, отрывая по конечности, затем как вивисектор переходя к органам, а оттуда к голове, которая с ревом безысходности была оторвана и брошена в сторону, тогда как руки снова были по локоть в чуждой крови.
Безэмоциональный и полный равнодушия взгляд индифферентно цепляется за сестру, которая уже давно мертва, как и мама, чьи части тела валяются где-то в сторонке.
"Как же я... устал."
Депрессивный взор одного взгляда вцепляется за багровые руки, разлившиеся им, а в красках сияющей от пепельного факела крови он увидел свое изуродованное, отвратительное отражение бездушного создания, которое больше не было похоже на человека.
Он был чудовищем. Монстром, который ещё недавно считал себя человеком.
Эта порочная мысль даже не вызвала отвращения или отторжения кроме зияющей пустоты в сердце.
"Хочу отдохнуть..."
Тут он краем уха услыхивает чьи-то писки, подходящие для детёныша, которого он умертвил.
Его облепленный багровым взгляд уцепляется за загон, где мирно сидели безобидные детины уродцев, погубивших десятки, весело хлопоча своими пастями, тянясь своими ручками к нему словно к родителю.
Что-то треснуло глубоко в бреши...
"Моя битва ещё не окончена..."
Кранел заходит в загон, ювелирно запирая за собой калитку, и начинает нещадно убивать каждого зелёного детёныша, мстя за убитых людей.
"Это за сестру! Это за мать! Это за..."
Исступленный полный мук гнев ярости обратил его в непобедимого берсерка.
Жатва окончилась. Он тупо вышел, бросив как на прощанье последний взгляд на пустые взоры женщин и их детей, чтобы подойти и без лишних слов пронзить их бившиеся в боли сердца, принеся мгновенную в смерти благодать...
***
Выйдя на поверхность, которую объяла вездесущая тьма, именуемая темным временем суток, Белл, едва перебирая ногами, потихоньку подался в сторону сгоревшего хутора, желая лишь завалиться в беспамятство на мягкое сено, однако его размышления прерывает писк от Системы:
[ Обязательное Задание: «Выживание Во Враждебном Мире». Задание завершено. ]
[ Внимание! Происходит процесс выдачи Награды. Процесс завершён. ]
[ Внимание! «Инвентарь» был разблокирован! Все полученные за Обязательное Задание предметы были перемещены туда. ]
[ Внимание! «Магазин» заблокирован! Валюта была перемещена в хранилище! При разблокировке «Магазина» вся найденная валюта автоматически будет перенесена на баланс! ]
Дойдя, мальчик не снял с себя поношенную импровизированную броню из людины и завалился на боковую, не обращая внимания на ужасный зуд, как бедствие распространившееся по всему телу. Теперь мысленно мальчонка без ума взирал на единственный занятый слот, в котором красовалась его коробочка с "особенностями".
[ Желаете открыть случайную легендарную коробку со Способностями? ]
"Да..."
Тут перед ним предстала типичная рулетка с призами и главным выигрышем.
"Как в кс-го..." — всё также без видимых же эмоций подумал Кранел, взирая на то, как это безумие стартовало, устремляясь на скорости сквозь десятки, а то и сотни иконок.
И тут...
[ Внимание! Была получена Способность: Регенерация(Ур.: 1) ]
[ Описание: пассивная способность восстанавливать повреждённые ткани тела, некоторые внутренние органы и участки тела за определенный промежуток времени. ]
Теперь мальчонка окончательно слег, осознавая, что по сути выбора у него не было с самого начала никакого, ибо всё было лишь планом Системы. Да, теперь ему стало намного сложнее умереть, что он и проверит после сна...