Я сидел в кресле и размышлял о том, везение это или нет — дожить до деменции. С одной стороны, везение, ведь сколько-то миллиардов людей погибло в самом разном возрасте, а мне не только удалось пережить их, но и успешно выживать многие годы после них. С другой стороны, деменция какая-то болезнь... несовременная, что ли, не соотносящаяся с духом времени. Это тебе не боевой вирус, не последствия радиационного заражения, не зубы мутанта, наконец... в общем, глупо загнуться от чего-то настолько неопасного.
Провалы сознания с практической точки зрения штука вредная, но после них я почему-то чувствую нечто такое приятное, эфемерное... как послевкусие от утреннего кофе, или как глубокий вдох лесного воздуха после городского смога, словом, отголоски счастья той, прошлой жизни. Да, по нынешним временам и отголоски счастья — уже счастье, так что, получается, я счастливчик.
Пожалуй, за это стоит выпить. Мои всегдашние собутыльники, лучшие люди дна нашего общества, все куда-то запропастились, а пить в одиночку скучно. Впрочем, я никогда не боялся трудностей:
— Ваше здоровье, мистер Джексон!
Колокольчик у двери звякнул в ответ.
— Мистер Джексон? — эхом прогнусавил пришелец, приподняв чёрные очки и слепо прищурившись. Фонарь его шахтёрской каски не горел, и ландшафт моего стола, некогда рабочего, а теперь заставленного пустыми разнокалиберными бутылками, освещала лишь лампочка под потолком.
Крот... Я не ксенофоб, но с кротами пить не готов — у них жутко противные голоса. Раз уж ядовитая смесь из вирусов и радиации, которую люди пустили по ветру в суицидальном припадке тридцать лет назад, дала им разум, раздула почти до человеческих размеров тела и ко всему этому изменила челюсть и гортань так, что появилась возможность говорить, то почему не позаботилась о приятном тембре? Уж такая малость в сравнении с прочим...
— Он самый.
— Я от господина Ноунза, у нас к вам дело.
— С кротами не работаю, — буркнул я, откинувшись на спинку стула и спустив руку к бедру. Мне не хотелось выныривать из болота своего уныния, а хамство — отличный выход в этом случае.
— Что?! Ах, ты обезьяна!
Крот ожидаемо вспылил и даже полез в карман за чем-то смертоносным, но вдруг замер. Сжал огромные свои кулаки и простоял так олицетворением внутренней борьбы с минуту, не меньше. И его остановил явно не мой кольт, смотревший на пришельца из-под стола.
— Не называйте нас так! — наконец выдавил он ещё более противным голосом.
— А как мне вас называть? Утконосами?
— Талпа сапинес!
— Хе-хе, сапинес. Шесть единиц или половина дюжины... суть та же.
— Можешь называть шахтёрами, — смилостивился пришелец, выдыхая, и добавил, — Мы хорошо заплатим.
Шахтёры — точное и необидное прозвище нового вида, но мне то что? Работать настроения не было.
Крот порылся в карманах своего комбинезона, всегдашней одежды новых «сапинес», и извлёк оттуда пластину аккумулятора. Ковшеподобной лапой он сгрёб со стола историю моей жизни за последние пару недель и аккуратно уложил плоский аккумулятор на чистое место, придавив его тяжёлым двухдюймовым когтем.
— Один сразу, потом ещё три.
Мне показалось, или его голос стал приятнее? Я встал и отошёл будто бы полить своё чахлое деревце с крошечным лимончиком на ветке, что скорчилось в ведре на подоконнике. Крот заметил пистолет в моей руке и напрягся было, но спустя пару секунд снова пришел в норму.
Четыре элемента питания, это щедро, что на шахтёров совсем непохоже.
— Что я должен делать?
— Для начала поговорите с Ноунзом. У нас дома.
— В Норах?!
— Да.
Я даже онемел на минуту.
— Тогда ещё плюс два акка.
— Цену я обсуждать не могу, — развёл руками посланец.
Что ж, посмотрим, что за дело. В конце концов, зачем им жизнь бывшего детектива, бывшего солдата, бывшего мародёра, чего уж там... а теперь всего лишь старика с разносторонними связями.
— Ладно, пошли.
— Оружие вам у нас не пригодится, — заметил крот.
Я был иного мнения, но тут уж или пан, или пропал.
Мы вышли на улицу и двинулись к входу в подземное царство. Серая хмарь неба слабо подсвечивала безрадостный пейзаж — одноэтажные хибары, собранные из всякого мусора, пригнанные на вечную стоянку дома на колёсах, переделанные под них трейлеры. Куцые растения, в основном лишайники, и грязные дороги дополняли картину.
Даже хорошо, что солнце показывает всем нам этот итог человеческой деятельности всего три часа в сутки... я бы и это время на него не глядел. Тоннели кротов в этом смысле даже лучшее место — там не на что смотреть, так что, когда мы спустились под землю, свет фонаря выхватывал только стены и опоры, опоры и стены. Слабым местом этого замечательного с визуальной точки зрения жилища был запах — спёртый, тяжёлый воздух с вкраплениями чего-то прелого.
Провожатый довольно долго водил меня по лабиринту, пока за очередной развилкой к нам не присоединилось ещё трое кротов. Похоже, меня ждёт торжественная встреча, раз приставили почётный караул.
Вскоре мы добрались до большой каверны, охватывающей верх и бок явно рукотворного строения. В бетонной стене была проделана дыра, а вокруг валялись кирки, ломы и прочий шахтёрский инструмент.
Кроты докопались до убежища или бункера. До нового бункера, неизвестного бункера. Плохо, очень плохо — мои шансы вернуться на поверхность здорово просели.
Провожатый, словно прочтя мои мысли, обернулся ко мне.
— Надеюсь, объяснять вам необходимость сохранения тайны не надо?
— Нет-нет, само собой, — пролепетал я.
— Тогда нам сюда, не отставайте.
Как будто мне дадут отстать караульные. Теперь понятно зачем они нужны — чтоб я не потерялся. Эти трое постоянно переругивались между собой, и провожатый то и дело покрикивал на них, грозя карами Ноунза.
Кроты ведь одиночки и одиночки весьма агрессивные. Собираться в общины они начали совсем недавно, а до того бродили по пустошам, немногим отличаясь от мутантов.
Внутри бункера царил полумрак, освещение давала только светодиодная лента на потолке, но можно было разглядеть, что стены облицованы пластиком, из которого то тут, то там морскими змеями выныривали и снова уходили на глубину широкие и гладкие спины магистральных кабельканалов.
Давненько я не бывал в таких местах — сложных, технологичных, демонстрирующих силу человеческого разума. Пожалуй, предложи мне кроты постоянную работу, я бы согласился побродить по этим тоннелям месяц-другой.
С каждым шагом всё чётче слышалось какое-то тарахтенье. Звук из прошлого, как будто автомобильный мотор без глушителя или трактор.
Не дойдя до эпицентра ностальгических звуков, наверное, сотню футов, наткнулись на стражу — два шахтёра скучали у запертой двери, из-за которой, несмотря на грохот, доносился бессвязный рёв. Судя по гнусавым нотам, там сидели собратья стражников, только почему под охраной, это что же у них тут тюрьма?
Мы прошли дальше, и вскоре обнаружилось, что тарахтенье издавали аж три дизель-генератора. Настоящее сокровище по нашим временам, клад!
«Золотые сундуки» были установлены в большом круглом зале и питали не только освещение, но и какое-то непонятное устройство в центре. Огромный шар, поверхность которого покрывали пирамидки и цилиндры, довлел над прочей машинерией, присосавшейся к нему щупальцами проводов со всех сторон. В монументе имелся вход — дверца, за которой виднелось кресло, опутанное паутиной проводов потоньше.
Тут же обнаружились и хозяева бункера, вернее, их мумифицированные останки. Они лежали подле шара, образуя полукруг. Вдоль стен за включёнными терминалами сидели кроты в белых комбинезонах.
Шахтёры-учёные, вот это новость.
— Мы пришли.
— А где же господин Ноунз?
— У него много дел.
Та-а-ак, ещё один плохой знак.
К нам подошёл крот-беляк и сообщил:
— Вам придётся разобраться с загадкой расположения тел, они лежат так по какой-то причине.
Вот так, без лишних приветствий.
— А что-нибудь о них известно?
— Скорее всего, это учёные проекта.
— Что за проект?
— Этого вам знать не нужно.
И в самом деле.
Я начал с осмотра тел. Всего их было семь, и располагались они в разных позах. Первое было свёрнуто в позе эмбриона, руки обнимают колени. Второе лежит на левом боку, ноги согнуты в коленях, руки на коленях. Третье так же на боку, ноги согнуты, но чуть менее, чем у предыдущего — будто человек сидит на корточках, руки подняты вперёд и вверх. Четвёртое и пятое напоминают третье, только тела более распрямлены. Шестое лежит тоже на боку, но неровно, в руке пистолет, судя по затвору, к сожалению, разряженный. Седьмое тело лежит на боку прямо, руки по швам.
Ну и ребус, убийца явно постарался.
Причина смерти на поверхности — у каждого по дырке в голове, а у первого номера место ранения перебинтовано.
— Ещё тела в бункере есть?
— Нет.
Так, так...
Шестой номер лежит неровно, в руке у него пистолет. Застрелился? А может, и убил? Спросить не у кого. Ну да ладно... а вот позы, позы напоминают картинку развития человека от обезьяны, только вместо собственно обезьяны в начале пути младенец. Да, непонятно.
Теперь почитаем, что там за записи в компьютерах. Кстати, интересный вопрос, как это кроты умудрились ими воспользоваться? Впрочем, это я старею и деградирую, а они, наоборот, развиваются.
Я углубился в изучение личных папок. Записки, письма, расчёты и прочее. Проект назывался «Окно в прошлое», но о чём он я понять не мог — кроты вырезали все, что касалось сути работ.
За чтением я не заметил, как провалился в омут своей болезни. Меня как будто выключило, последнее, что помню — записки о начале тестирования. Очнувшись, застаю себя всё так же сидящим напротив монитора, только в голове пустота и отголосок воспоминания — чего-то светлого и радостного.
Сколько я уже пялюсь в эту страничку? Если в этих записях и есть нужная информация, мне понадобится уйма времени, чтобы её найти. Пожалуй, стоит пройтись.
Я с кряхтеньем поднялся и обошёл место преступления ещё раз. Тела лежат не просто так, тут мои подземные друзья правы... тут зашифровано что-то связанное с развитием. Может быть, первый номер прячет от меня какой-то секрет?
Я наклонился к телу и стал его потихоньку разворачивать.
— Стоять, не трогать! — набросился на меня крот-караульный.
Но я уже разглядел краешек спрятанной за отворотом книжечки и ухватил её.
— Всё-всё, — я незаметно вытащил находку, которая оказалась блокнотом последнего оставшегося в живых. Шестого.
Рукописный текст распределялся по страницам неравномерно — вначале шли основательные заметки, с датами и параметрами аппарата, в конце обрывочные записи, иногда просто несколько слов. Судя по всему, они-то мне и нужны.
«Петерсон вызвался добровольцем. Мы все были уверены в успехе, а теперь он не реагирует на раздражители, ест только если в рот положить. В чём причина? Настройки на минимуме, показания в норме, прокол зафиксирован. Непонятно.»
...
«Думаю дело в инфопотоке. Джабс и Соммер несогласны — ищут ошибки в настройке.»
...
«Люди на поверхности помешались, всеобщая истерия, хоть новости отключай, а Джабс собрался в отпуск.»
...
«Боже, мы уже никогда не вернёмся домой! Семь с половиной тысяч пусков!»
...
«Связи нет, в эфире белый шум.»
...
«Все подавлены. Соммер без конца пьёт — у него была семья.»
...
«Нет, это не укладывается в голове. Как же так?»
...
«Мы должны исправить это!»
...
«Продолжаем работу. Я уверен — Окно в прошлое способно на большее!»
...
«Соммер поддержал меня, и мы тайно изменили настройки! Если всё получится, то... Нет-нет, страшусь писать. Я стал суеверным.»
...
«Он пошёл добровольцем, но не справился...»
...
«Прошедшие испытание периодически кричат и беснуются. Это очень утомляет. И Соммер теперь такой же.»
...
«Джабс не хотел идти. Я заставил. Он не справился.»
...
«Всё дело в разуме оператора, он переполнен. Как очистить?»
...
«Никто не справился. Я остался один.»
...
«Чистый.»
...
«Чистый.»
...
«Чистый.»
...
«Пустой?»
На этом записи обрывались. Автор под конец явно помешался, но, кажется, теперь картина преступления налицо. Шестой убил своих свихнувшихся коллег, а сам застрелился. Однако расположение тел на этой картине пока остаётся загадкой, а кроме того непонятно почему дневник шестого оказался в кармане у первого. Первый номер самый интересный и поза от прочих отличается больше, и голова перебинтована. Взглянуть, что ли, ещё раз?
Я подошёл к телу и аккуратненько, чтобы не нервировать свой почётный караул, стал разматывать бинт. Три витка, и всё? Этим кровь не остановишь. А со стороны раны и следов на ткани никаких нет, получается, и останавливать было нечего. Хм.
И что же шестой хочет мне сказать? У всех дырка в голове, а у первого дырка забинтована. Первый в позе эмбриона, а остальные показывают развитие человека. Так-так, у развивающихся дырки, а зародыш перебинтован. Зародыш подходит, а остальные нет?
На этом размышлении меня снова накрыло приступом — хорошо хоть я успел отойти, а не бухнулся на одно из тел. И снова это ощущение недавнего счастья, как будто только что закрыл дверь в детство.
Детство... детство... детство? Ребёнок! Дневник у первого потому, что он изображает ребёнка с чистым, пустым разумом! Ай да я! А да счастливчик Джексон!
Только что же с этим всем делать? Рассказать кротам и надеяться, что меня выпустят с данными о бункере и о машине на поверхность? Моя деменция ещё не настолько сильна.
Единственный выход — это оставаться им нужным — снова поглядеть в монитор, походить вокруг мумий с умным видом, в общем, тянуть время, вдруг что-нибудь придумается. Этим я и занялся.
Однако, время шло, а мыслей не прибавлялось. За исключением одной — воспользоваться машиной. В конце концов, разве мой разум не пуст во время приступа болезни? И я улечу отсюда в прошлое как на самолёте, ага. Может у меня уже приступ?
В конце концов, решиться мне помогли кроты.
В зал вошёл ещё один шахтёр, направился к моему провожатому и о чём-то с ним переговорил.
— Как успехи? Не получается? Ничего, в другой раз закончишь, пойдём, я тебя провожу домой, — оживился тот.
Домой, ага.
— Нет-нет, я как раз понял в чём дело. Что если мы запустим машину?
— Об этом не может быть и речи!
— Брось, я ведь знаю, что это машина времени, которая может показать прошлое.
— Откуда?!! — провожатый подскочил и ухватил меня за грудки, приподняв при этом над землёй на добрый фут.
Посланец Ноунза, а вошедший наверняка был именно им, тоже подскочил и впился в меня взглядом.
— Вы не всё подчистили в базе данных, да и тела мне рассказали.
Усатое рыло застыло перед моим носом, а взгляд крошечных глаз сверлил мой череп в надежде докопаться до истины. Но куда там, глазками ваш вид не вышел, чтоб меня напугать.
— Я знаю, что нужно для того, чтобы машина заработала. Вы же пробовали запускать её на кротах, мы проходили мимо камеры, где вы держите своих сумасшедших, — прохрипел я максимально убедительно, и тут же припомнил пропавших моих всегдашних собутыльников.
— И на людях вы пробовали, но всё без толку, раз я здесь.
Крот опустил меня и взглянул задумчиво, возможно, даже с уважением, тут не понять, мимика у них неразвита.
— Если я ошибаюсь, то вы получите всего лишь очередной неудачный эксперимент.
— Надо подумать.
Нет, никаких подумать, иначе меня как самого умного пустят на удобрения для грибов.
— А зачем вам нужно прошлое?
— Не твоё дело, — привычно буркнул шахтёр, но я уловил колебания в его гнусно-гнусавом голосе.
— Ну, если я и в самом деле увижу прошлое, то что искать?
Крот помолчал пару минут, явно прикидывая. Но вместо ответа он указал посланцу Ноунза на компьютерный терминал и прогундосил что-то на своём, а сам подозвал одного из беляков и переговорил с ним. Потом посмотрел на караул, на посыльного, который как раз отвернулся к монитору, и сообщил мне страшным шёпотом:
— Ищи данные по евгенике.
— Что?! Зачем?
— Тише! — шикнул он. — Делай, что сказано и останешься жив. Оператор нам нужен.
— А всё же? — не унимался я, удивляясь себе самому.
— Наш вид агрессивен по природе, нам трудно работать сообща. Вы, люди, значительно менее агрессивны и всё равно сожгли планету, так что исправление самих себя это для нас вопрос выживания. Не все с этим согласны, к сожалению. Ноунза интересует только расположение убежищ, но ты сначала ищи информацию по евгенике. Понял?
— Понял и... я впечатлён, — искренне ответил я.
Тут вернулся посланец, они с провожатым немного поспорили, и меня усадили в шар, прицепили контакты.
— Только подождите включать, мне нужно настроиться. Жмите на кнопку, как только я... эм-м-м, войду в транс.
— Это когда?
— Когда взгляд застынет.
Я сидел в кресле и ждал провала в сознании, а кроты стояли снаружи и смотрели на меня. Даже жаль, что им не улыбнётся удача, ведь если счастливчик я, то кошмара последних тридцати лет не случится, а если всё же нет, то они получат бесполезный кусок старого мяса.
Время текло медленно, шахтёры в белом переминались с ноги на ногу, а посланец Ноунза поглядывал уже с сомнением. Если я увижу, как закрывается дверь, значит, им надоело ждать, и я превращусь в овощ. А если не увижу, то что будет?