Считанные дни

Где-то позади раздавалось глухое цоканье лопат. Копатели могил в дождевиках и резиновых сапогах рыли очередную яму. Борис миновал частокол деревянных крестов и яркие пятна пластмассовых венков, ступил на асфальт и взглянул на ботинки. Они были густо измазаны липкой глиной. «Хрен отчистишь теперь», — мелькнуло у него в голове.

За Борисом тянулась вереница людей: рослая, мощная Раиса с тугим пучком волос; её невысокий, пузатый супруг; и следом — три женщины в чёрном, в возрасте, похожих на скорбных ворон. Одна — та, что помоложе и пошустрее, с неугомонными, плутоватыми глазами, — вдруг вырвалась вперёд, настигла Бориса и, едва переводя дух, завела свою жалобную песню прямо ему в затылок:

— Ты, главное, сердце не рви. Леночка она еще здесь с нами. — Она нарочито подняла глаза к небу и вздохнула. — А скоро на небесах будет. Там хорошо.

Борис прибавил шагу, пытаясь отгородиться от этого причитания спиной и скоростью. Но тень женщины неотступно следовала за ним. Не выдержав, он круто обернулся, и слова вырвались сами:

— Всё. Прощаюсь. Всем спасибо, что пришли.

— А поминочки-то когда? — поинтересовалась шустрая женщина.

— Не будет халявного обжиралова. На этом всё. — резко отрезал Борис.

— А как же помянуть? Надо же… — заметила вторая пожилая женщина, чуть постарше.

— Да что вы с ним, с Иродом, говорите. Он Леночку до гроба довёл. Как зверь с ней был. — Громко прозвучало по кладбищу. — А то мы не знаем. — Это говорила Мария, бабушка почтенного вида и самая старшая по возрасту из всех собравшихся.

Раиса бросила на Бориса взгляд, снисходительный и полный презрения. Поморщившись, она отвернулась и, встав к нему спиной, объявила нарочито громко, чтобы слышал удаляющийся Борис:

— Пойдемте ко мне, помянем. А он пусть остаётся.

Раиса знала, что Борис не станет устраивать поминок, и потому приготовила всё у себя. Она рассчитывала привести и его, представив дело так: одинокий немолодой мужчина — куда уж ему самому справляться. Она до конца надеялась сохранить видимость приличия. Но поведение Бориса вышло за все рамки, превзойдя самые негативные ожидания.

Раиса уже сделала властный жест, собираясь увести всех и завершить эту сцену торжествующим уходом, оставив Бориса наедине с его же желчью. Но женщина с хитрыми глазками не позволила ей забрать последнее слово. Шустро метнувшись вперёд, она гаркнула Борису вдогонку:

— Я в церковь зайду! Свечку за тебя поставлю, за упокой!

Борис обернулся, будто нехотя. Его взгляд, усталый и пустой, скользнул по женщине, и он лишь фыркнул в ответ:

— Курицы тупые.

Борис презрительно махнул в сторону собравшихся рукой и снова развернулся к ним спиной.

— Чтоб тебе все Леночкины слёзы отлились! Проклятый! Один волком завоешь! — снова раздался громкий голос Марии. Она выкрикнула это с таким надрывным придыханием, что слова повисли в сыром воздухе, как проклятие.

Борис рванул было вперёд, но сразу же вынужден был замедлить шаг, обходя чёрные лужи, и отчётливо слышал разговор у себя за спиной.

— Леночка какая красавица была. Могла бы за доброго человека выйти… — прошептала Мария, и её шёпот, перемешанный со стоном, тут же перешёл в плач.

— Ох. Да что ж она вышла-то за такого. — проныла средняя по возрасту пожилая женщина и заплакала вместе с Марией.

— Да что она в жизни видала. — сквозь слёзы процедила Мария, обращаясь к хору соболезнующих. — В деревне. Сиротка с шестнадцати лет. А этот приехал в пиджаке. С часами блестящими. Запутал и увёз голубку нашу.

Выждав, пока кругом поохают и покивают, Мария с новой силой повела рассказ — теперь уже тихим, интимным тоном исповеди:

— А сам-то он мелкий, неказистый, и ревновал всё Леночку. Молодой-то еще туда-сюда был. Но постарел быстро, еще буйнее стал. И так он Леночку изводил. А она хоть бы раз повод дала.

Борис удалялся всё дальше. Пожилые женские голоса в его голове таяли, сливались с шелестом дождя, пока и вовсе не стихли.