Щучий обручник

Ладия, город Кошкин, 24 мая 7111 года от сотворения Мира, суббота

Речка Горюшка была дурная.

Прозвана так за то, что воды в ней к лету оставалось точно слез девичьих, зато с любым дождем она мнила себя океаном, затопляла хлипкие мосточки и стремилась поглотить весь город. Город, конечно, был умнее, и давно уже близ берегов не строился, только между Вознесенской и Торговой сторонами приходилось тогда сообщаться лодками.

— Она, поди, уже деньки считает, чтобы меня к юбке привязать, — безусый Мирон досадливо хлопнул рукой по воде.

Переправщик напротив него размеренно кланялся с веслами, доставляя двух принаряженных молодцев к торгу. Жилы вздувались на шее гребца в такт плеску за бортами плоскодонки.

После ночного ливня Горюшка еще была свежа и полноводна — через седмицу снова обернется затхлым ручейком. Ивы аккуратно вынут свои ветки из омутов и еще долго будут с брезгливостью стряхивать пенные капли. Одни рыбаки не досадовали — проросли по берегам, точно крепкие грибы в картузах, и только успевали вздергивать лихие удочки.

— Еще не сватался, а под каблук попасть уже страшишься? — поддел дружка Адриан, смеясь белозубо и юно.

Мирон, младший наследник славного купеческого рода, не находил в себе такого легконравия.

— Скалься, бездельник! — зыркнул он с упреком. — Тебя-то, сиротинушку, никто насильно не окрутит. А меня брат заест, покуда мы с Кириносами не сроднимся.

— Конкурентов, как известно, предпочтительнее миром проглотить, — покивал Адриан с пониманием, хотя сам от серьезной торговли держался подальше.

Род Мирона Галита, напротив, пользовался званием купцов второй гильдии и учинял себе все новые заботы — самым доходным производством семьи были ткани, но кругом открывались или подминались горсти мелких предприятий, от свечного завода до бань.

— Конкуренты? — поморщился Мирон. — Так, прозывание одно. Станки их давно устарели — нужно на гиарские менять, а им уже и не на что. Ткут на бабьей рухляди по метру в год, и скоро вовсе разорятся.

Семья его невесты состояла из нее самой и будущего тестя, купца четвертой гильдии. Оборотистостью Дамиан Киринос мало впечатлял и хранил бестолковую верность добротному здешнему льну. Конечно, когда-то лен привел его к солидному достатку, но он же раньше времени губительно расхолодил. Отяжелевший и чинный купец пропустил час наращивать объемы, пренебрег закупкой шелков или иных диковинок чужой земли. Мирон с усмешкой представлял, как Дамиан теперь кусал себя за локти, глядя на ловких братьев Галитов и перечни своих долгов. Зато полотна тот от века красил сам, устроив дело тонко и со знанием.

— Красильня, впрочем, у них отличная, — признал и Мирон без охоты. — Оттого батюшка, жив был, придумал с ними слиться. Как он в могилу сошел (царствие небесное), я уж поверил — забудем. Куда! Брат чуть дела перенял — бросился им наши чаяния подтвердить. Сам холостой, но отдуваться все равно меня поставил.

В глазах Мирона серой мутью плескалось отражение реки — на трепет жениха в день ожидаемого сватовства эта картина походила мало. Он редко видел в городе невесту, и эти встречи не растревожили его покой. Знаком он был с девицами и краше, и приветливей, что будили задор в молодецкой крови — с такими сам в долгу не оставался. После свадьбы брат, пожалуй, велит поуняться.

— Не убивайся, может, повезет — она сама еще тебе откажет! — утешил Адриан. Улыбка рвалась из молодца против его воли.

Мирон обернулся к нему удивленно.

— Не вовсе же она умом тугая — без нашего подспорья они по миру пойдут. Да и любая девка от пелен о свадьбе грезит.

Молодец уселся попрямее, намекая заодно: заполучить в мужья его — тем более подарок. С вытянутой шеей он стал походить на журавля в расшитой красной шапке — впрочем, в самом деле не последнего среди свободных кошкинских купцов. Ликом без особенных изъянов, ко всему — с доходом, а звонкая монета притягательнее правильного носа. Вот и «конкурент» отдает ему дочь не за русые кудри.

— Варвара тебе в этом признавалась? — с душою забавлялся Адриан.

Он преотлично знал — Мирон с невестой сроду не беседовал. Зачем тому было возиться? Вопрос давно улажен между главами семей. Осталось только нынче отыграть всю церемонию со свахой и нацепить Варваре в обещание кольцо.

Мирон поднял руку от воды и повертел перед приятелем. Мизинец тяготился перстнем: широким, золотым, с алым сияющим камнем. Девице такой только на большом пальце и носить, чтобы сразу видели — не батюшкин гостинец, а знак от обручника. По нему весь город возьмется судить, богат ли жених и сильно ли прочим девицам невесте завидовать. С мироновым колечком выходило, что от тоски им можно даже зеленеть.

— Яхонт в золоте горит! — кисло похвалился он. — Какая устоит? Им одним любую можно заманить, не то, что худосочную Варвару.

По тону слышалось, что примечательный жених не прочь еще повыбирать, кого заманивать: Кошкин — город бойкий и красавицами ладными исполнен до краев. На том же базаре, куда и плывут — каких только голубок не встретишь!

Мирону же теперь там только на ряды мучные любоваться: свататься никак нельзя без пряников — они обещают невесте медовую жизнь. На деле, ясно, сладкой она будет ровно пока пряники не кончатся — да кто же с вековым укладом спорит! Мирон с дружком теперь и шли набрать съестных гостинцев, а брат со свахою их станут ждать близ невестиного терема, с ларями прочих обязательных даров.

— Чем тебе Варвара не годится? Девка как девка, не горбата, не ряба, — по справедливости напомнил Адриан.

Лодка уже перешла середину разлива реки, и каждый мах весла отмеривал обратный счет мироновой свободы. Молодец подумал о смурной девице, от которой теперь никуда, и снова с отвращением ударил речку по спине.

— Не по норову мне! Рыба снулая, — означил он и тут же охнул, свешиваясь с борта. — Кольцо!

Перевозчик замер против него с поднятыми веслами.

— Вот пропасть! — жених пуще пригнулся к воде, мало что не опрокидывая лодку. — С пальца уронил!

Перстень еще миг ему был виден — тонул неспешно, точно дразня ротозея. Мирон уже нацелился отправить перевозчика за ним (не самому же кафтан раззолоченный портить!), когда из-под лодки царственно выплыла щука, открыла пасть, заглатывая дар, и устремилась прочь от вопля ошалевшего Мирона.

— Съела! — не поверил он, враз теряя щучий хвост из виду.

Посмотрел вдоль воды, обернулся на приятеля и в гневе покраснел — Адриан чуть не плакал от смеха.

— Ох и ловок ты, Мирон! Я бы не придумал!

— Чего ты?

— Нашел, как от Варвары увильнуть! Щуку предпочел! Она-то как тебе — не снулая?

Мирон сверкнул сердитыми очами.

— Дураку и горе — смех, — огрызнулся он и сжал кулак, пообещавши: — Следом сброшу!

— Я и сам упаду! — хохотал Адриан. — Знатно ты ушел от свадьбы!

— Свататься и без кольца можно, по-старому.

— Куда тебе свататься? — Адриан уже промакивал ресницы рукавом. — Твоя невеста кольцо приняла и ушла восвояси. Теперь ты, Мирон, этой щуке обручник! Нельзя тебе с другою под венец!

Мирон сердечно дал приятелю затрещину по шапке — тот только пуще веселел и потешался.

— Ты ей кланяйся еще, что не вернула! Помнишь легенду элланскую? — молодец вскочил от крайнего избытка чувств.

Мирон еще искал глазами щуку, но та давно оставила шумливый круг.

— Уймись! — шикнул еще раз, но без толку.

— Ты слушай! — Адриан так патетично поднял руку, что уши навострил даже гребец. — Жил в южной ветхой древности правитель — столь удачливый во всяком начинании, что сами боги извелись от зависти к нему.

При поминании богов плечистый перевозчик усмехнулся недоверчиво, но Адриан только добавил пафоса, поставив ногу на щербатую скамью.

— Друг (друзья — мудрейшие мужи, заметь!) советовал ему расстаться с дорогим кольцом, отдав его им в жертву для смирения. Правитель внял, но боги дар не приняли: кольцо нашлось внутри огромной рыбы, а сам он скоро был низвергнут и убит! Смерть его была жестока и люта, — последнее сказитель произнес с особым смаком и уронил трагичную ладонь.

— Скоморох, — закатил очи Мирон, хотя уже без прежней злости.

— Утешили тебя мои слова? — обернулся лицедей, довольный выходом.

— Советуешь мне веселиться о потере?

— Умнее не придумать ничего — не будешь ты теперь нырять за нею? Или пойдешь искать по белу свету, изнашивать семь пар серебряных сапог?

Серебряные сапоги звучали неудобно — да и колечко вряд ли стоило подобных жертв. Вещица дорогая, но даже не чарованная, и не о чем здесь было бабьи нюни распускать. В конце концов, не он ли только что хвалился при свидетелях достатком?

— Так что ж! — Мирон встал рядом в лодке и широко провел рукой над мутною Горюшкою. — Пускай с этим кольцом по просторам гуляет моя молодецкая воля! Женюсь-то женюсь — а Варваре она не достанется!

Несколько правильных слов — и потеря уже самому показалась удачей! Адриан согласно хлопнул друга по плечу, и оба замерли: любуйтесь! Вот мы — свободные и ладные, посредине речной широты с отражением неба!

— Налегай — бросил перевозчику Мирон. — Скоро на базар не протолкнемся.

Гребец ожил, и весла замелькали крыльями, неся повеселевшего Мирона к сладким пряникам для тошного обряда.

Причалы Горюшка закрыла, так что лодкой пристали к отлогому краю, где хотя бы не топорщились кусты из-под воды. Мирон первым вылез на широкое бревно, прошел осторожно по мокрой коре и соскочил на траву, устремляясь к торговым рядам, гомонящим чуть дальше от берега. Склизская с ночного ливня почва требовала всей внимательности, иначе можно было замарать сафьян сапог, а то и улететь обратно в реку. Не нависай над ним такой опасности, Мирон расслышал бы, как сотней метров дальше по течению довольно крякнул молодой рыбак. Радугой согнулась его удочка, вытягивая знатную коричневую щуку.

— Здорова! — с одобрением пошлепал он блестящий рыбий бок. — Весу в тебе, красавица, на половину серебрушки будет!

С кольцом во чреве острозубая «красавица» тянула на десяток золотых, но, не иначе как из мелочного мщения, ловцу она об этом не сказала.