Сделка

Тишину в лавке Древнего Алхимика нарушало лишь назойливое, как звон монет, цоканье капель о железное блюдо. Сгустившийся запах трав щекотал ноздри, и, как ни сдерживался Ринус, чихнул. От неожиданной вибрации со стола взметнулось облачко пыли, заигравшее в полоске солнца мириадами золотистых искр. Сюда в самый дальний тупик Каменного Переулка, приходили лишь те, кому уже не могли помочь ни лекари, ни жрецы. Те, кто был готов на всё.

Ринус стоял перед прилавком, до боли сжимая в потных ладонях бархатный мешочек с фамильными драгоценностями. Дочь, Мира, угасала с каждым днём. Её лицо, ещё недавно румяное, стало восковым, а в глазах плясала чужая, леденящая тень.

— Я слышал, вы можете всё, — выдохнул Ринус.

Старик, кожа которого напоминала пожелтевший пергамент, медленно кивнул. Его глаза, мутные, как воды лесного омута, уставились на горе убитого отца.

— Всё — слишком громкое слово. Но кое-что — да. За соответствующую цену.

— У меня есть драгоценности…

— Мне не нужны твои камни, — отрезвил старик. — Я хочу получить твою тень.

Ринус почувствовал, как по спине пробежали ледяные мурашки.

— Моя… тень? Но зачем она вам?

— А я разве спрашиваю, отчего болеет твоя дочь? — усмехнулся старик.

— Это безумие, — произнес Ринус, онемев от ужаса.

— Безумие — стоять, сложа руки и наблюдать, как твой ребёнок тает на глазах, отказываясь от последнего шанса. Сделка проста. Я возвращаю девочке здоровье, а ты оставляешь здесь то, что следует за тобой по пятам. Да она тебе и ни к чему, не так ли? Ты её никогда не кормил.

Сердце Ринуса бешено заколотилось. Воспоминания о Мире, её смех, её просьбы почитать на ночь — всё это вмиг затмило древний, первобытный страх.

— Я согласен, — выдавил он после краткого, но тягостного раздумья.

Старик ухмыльнулся, и его улыбка была похожа на трещину глиняного кувшина. Он протянул руку, и Ринус почувствовал жуткое ощущение, будто с него содрали мокрую, липкую одежду. Он инстинктивно обернулся. Свет от лампы на стене падал прямо на него, но на полу не было ничего. Ни единого пятна черноты.

— Иди, — проворчал старик. — Твоя дочь ждёт.

Ринус выбежал из лавки, не помня себя от странной смеси восторга и ужаса.

Мира выздоровела. Уже на следующий день румянец вернулся на её щёки, а в глазах снова загорелся озорной огонёк. Она смеялась, бегала по саду и крепко обнимала отца. Ринус был счастлив. Но лишь первые дни.

Ужасные последствия накапливались постепенно, точно так же как когда-то копились капли в лавке алхимика. Сначала он заметил, что люди на улице шарахались от него, будто натыкаясь на невидимую преграду. Друзья перестали звать в таверну, соседи переходили на другую сторону. Без тени он стал… призраком. Невидимкой среди живых.

Но это было лишь началом. Солнце, когда-то ласковое, теперь жгло его кожу дотла. Риниус стал жить ночью, прячась от ослепительного света, который сделался для него ядом. Мир потерял былую яркость, звуки доносились будто из-под толщи воды, а еда казалась безвкусной. Он был жив, но окружение яростно отторгало его, как инородное тело.

Однажды безлунной ночью, глядя на спящую Миру, Ринус увидел на стене её комнаты нечто, отчего кровь застыла в жилах. Там лежала его тень. Уродливая и густая, как смола. Она не повторяла его движений, а жила по своим законам, извивалась, растягивалась и впивалась в него двумя пустыми провалами глаз. В её беззвучном присутствии читалась ядовитая насмешка и ненасытный голод.

С каждым днём тень становилась всё плотнее, всё материальнее. Она начала покидать стену, крадучись по дому, как чёрный, безмолвный призрак. Ринус чувствовал её леденящее дыхание в затылок, видел, как она скользит по коридорам.

И вот однажды ночью Ринус проснулся от тихого плача. Он вскочил и бросился в комнату дочери. В луче лунного света, пробивавшегося в окно, застыла его тень. Она склонилась над кроватью Миры, и её длинные, костлявые пальцы медленно, с почти зловещей нежностью, гладили волосы девочки. Дочь спала, но по её щеке скатилась слеза.

Обезумев от отчаяния, он пошел к старику. Распахнув знакомую дверь, он увидел не древнего старикашку, а молодого, пышущего здоровьем парня.

— А где хозяин лавки? — едва выдавил Ринус.

— Это я, — весело усмехнулся парень. — Сделку отменить невозможно, а мне мой новый облик и эта юная сила очень нравятся, так что возвращать ничего не буду.

— Я не хочу, чтобы тень пугала мою дочь! — взмолился Ринус.

— Это твои проблемы, но знай, больше уступок не будет, — громко, с наслаждением засмеялся парень.

Ринус вышел из лавки, прикрываясь от ненавистного солнца черным плащом, и почти бегом поспешил домой. Дочь перестала плакать во сне, она росла и хорошела на глазах. Он же навсегда позабыл радость солнцу, да и от драгоценностей, что пылились в сундуках, не было никакого проку. Даже любимое увлечение — охота со сворой верных собак больше не доставляла удовольствия, псы не признавали в нем хозяина, они не слышали его голоса и рычали при его приближении.

Вот и Мира собралась праздновать свой день рождения. Она пышно накрыла стол, позвала подруг. Отец подарил ей те самые драгоценности, которые берег для ее совершеннолетия. И вот она — взрослая, прекрасная, сводила с ума знатных парней со всего города. Ринус тешил себя мыслью, что будущее дочери надежно устроено.

Но в канун торжества в гостиную вошел тот самый парень из лавки, будто тень из кошмара.

— Папа, — Мира подбежала к креслу отца. — Это мой жених. Я приняла его предложение.

Сердце отца не выдержало. Горький, сдавленный стон вырвался из его груди — и Ринус навсегда покинул этот бренный мир.