Химера Себея лишена обояния, у неё седые виски и холодные руки.

От её дыхания рвётся воздух, леденеет ртуть и замерзают звуки.

Она уже сто лет с открытыми глазами спит, хотя её невозможно увидеть раздетой.

За это время много воды утекло, её глаза покрылись плесенью и стали белого цвета.


Солнце остывало, зрело новым месяцем, небо стало частью океана.

Всё, к чему не прикоснулось сердце, исчезло и растеклось по памяти туманом.

Если утром ливень, значит летом – осень, вечером – тихий ужин и новости.

Мне трудно понять, зачем и кому эту чашу я должен куда-то нести.


Каждый раз мои зубы крошаться, когда говорят о любви и законе.

Пытаясь прыгнуть выше крыши, я знаю, что могу приземлиться в сумашедшем доме.

Когда смотрю на головы святых, то вижу чудный урожай картофельного пoля.

А я река-вода, небо в зеркале дна, подо льдом – пелена... я проездом в юдоли.


Есть версия, что Путь в конечном счёте длинный, но в основных чертах не труден.

Я не уверен, смогу ли оставаться человеком, когда меня выведут в люди.

У этой проказы отсутствует имя, мне скучно плутать в лабиринтах поиска смыслов.

Я сомневаюсь, хвaтит ли у меня времени себя досчитать, когда закончатся числа.


Я видел кино, на экране покойник казался живым из-за мелькания кадров.

Сюжет бестолковый, не спорю, я разное видел, но знаешь – мне холодно, падре.

Здесь большинство по сути не живых, порой мне кажется, что это – сновиденье.

Себея спит... а я себе на титульном листе стираю месяц, день и год рожденья.

Загрузка...