Седьмой

...не все мы умрём, но все изменимся…

1Кор. 15:51

Пролог

Юпитер сегодня гудел, как сломанная микроволновка в столовке на второй взлётке. Уровень радиации, конечно, был в тысячу миллионов раз выше. Я прям чувствовал, как яростно электроны и протоны колотят в броню «пчелы». Над правым бортом, от носового ракетного пилона и до кормового двигателя, по ячеистому титану то и дело пробегали разноцветные эльмики.

Краем глаза я видел, что индикатор остаётся в зелёной зоне. И всё-таки сегодня патруль хотелось завершить побыстрее.

— Боря, сколько набираем к концу зоны? — спросил я.

Говорить с альтером вслух — это дурной тон и по-дитячьи, знаю. Но на патрулировании все пилоты общаются с альтерами голосом. И пусть голос пишется, а в любой момент скучающий диспетчер может включить прямую прослушку. Когда ты летишь над Юпитером, зажатый в пятидесяти тоннах металла и плазмы, лавируя в магнитосфере и пытаясь не поймать смертельную дозу радиации, на это плевать.

Куда важнее не сойти с ума.

«Чего именно набираем, Святослав?» — вопросом ответил альтер.

Боря – он натуральный «bore»[1]. Такой уж вырос, потому такое имя и получил.

Или наоборот? Стал занудой, потому что я назвал его Боря?

Не могу понять, что случилось раньше.

— Сколько радиации набираем, Боря? — терпеливо повторил я.

Спорить с собой — дело нормальное, а вот обижаться на себя — смешно.

«В пределах допустимой нормы».

— Сколько в числах?

«Три миллизиверта».

— Терпимо, — неискренне согласился я.

Потянулся к соску, отхлебнул воды. Мне показалось, что щелочной привкус усилился — значит, корабельный искин тоже озабочен дозой.

Я повёл плечом, наклоняя «пчелу» на левый борт. Юпитер — гигантский, бушующий, чудовищный и прекрасный — послушно завис над головой. Коричневое, бежевое, белое, оранжевое; завитки ураганов, в которых утонула бы Земля, воронки смерчей, которые подняли бы Луну, чёрные и белые пятна циклонов и антициклонов.

Юпитер очень, очень красивый!

И очень смертоносный.

— Боря, тебе нравится смотреть на Юп? — спросил я.

«Это сложный вопрос, Славик. Будто смотришь на смерть. Нравится ли мне смотреть на смерть? Пока она далеко — да. Жутко и волшебно. Но с Юпитером одна беда — он никогда не бывает достаточно далеко».

Боря всегда такой обстоятельный. По-моему, это не просто занудство, а какой-то внутренний протест.

— А мне нравится, — сказал я. Тоже из чувства протеста. И, чтобы усугубить, добавил то, что никогда не говорят в патруле: — Когда вернусь, первым делом...

Я даже закончить не успел: запищал датчик присутствия. Не страшно запищал, скорей радостно: «Пи-пи, пи-пи-пи, пи-пи, пи-пи-пи».

На месте Бори я бы обязательно высказался по поводу запретной темы. Никто, никогда, ни за что не говорит о возвращении, когда находится в патруле над Юпом!

Но альтер молчал. И в этом молчании было куда больше укоризны, чем в любых словах.

— Это ангел, — сказал я, потянувшись и поставив «пчелу» кормой к Юпитеру. — Просто ангел, понятно тебе?

Конечно, менять положение истребителя нет нужды. Экраны выведут изображение куда угодно. Но на ангелов, как и на Юпитер, куда интереснее смотреть человеческим взглядом. Почему-то кажется, что ты видишь больше, чем в любом, самом расширенном диапазоне. А стабилизированный ячеистый титан оптически прозрачен лишь в верхней полусфере кабины.

Искин уже просыпался, прогонял по цепям тесты, выходил на связь с другими «пчёлами», накладывал на колпак кабины цветные линии и диаграммы. Я снова неловко потянулся к соску, в пухлом пилотажном костюме двигаться было привычно неудобно. Сделал глоток, другой. Вкус воды изменился. Щёлочи стало больше, а ещё горчили витамины и морозили нёбо стимуляторы.

Искин ждал неприятностей.

«Просто ангел, конечно», — сказал альтер иронично.

— Синий-два, нахожусь на траектории, есть радиоконтакт, — сказал я. — Предположительно ангел, движется расходящимся курсом двенадцать градусов, выше меня на семь тысяч километров...

— Синий-три, контакт подтверждаю, — отозвался Джей.

— Синий-четыре, веду поиск, — голос Хелен едва пробился сквозь помехи и был отфильтрован искином до полной потери интонации. Её «пчела» шла над атмосферным вихрем, который в радиодиапазоне гремел, как Большое Красное пятно.

— Синий-один, — пробился старший звена. — Тишина в эфире. Синий-три, ты ближе всех, доклад.

Секунд десять в эфире висела тишина. Всё это время я искал взглядом ангела. Наконец заметил крошечную белую точку в перекрестье координатной сетки. У меня чуть-чуть отлегло. Ангел был один, и, судя по мельтешению крыл, — серафим.

Кто рискнёт напасть на серафима, тем более летящего в одиночку?

Вряд ли мы тут понадобимся.

Датчик простучал: «Ту-дух, ту-дух, ту-дух».

— Гружёный... — донеслось от кого-то из звена.

Я бросил выделываться и вывел на колпак увеличенное изображение.

Серафим плыл величаво, как все серафимы в свободном полёте. Теперь я видел его трассу, спроецированную на колпак искином — серафим появился у южного полюса Юпитера, где к нему подцепился грузовой конвой. Конвой — семь шарообразных кораблей, каждый диаметром в семнадцать километров, — плыл за ним, будто головастики за огромной лягухой. Плазменные хвосты — выхлопы из маршевых двигателей — болтались за каждым шаром километров на тридцать. У серафима никаких видимых движителей не было. Ну, разве что два гигантских расправленных крыла, слегка подрагивающих на краях. Вторая пара крыльев прижималась к телу. Ещё два крыла были сложены впереди, прикрывая головную часть. С кромки крыльев то и дело срывались плазменные сгустки, но они разлетались во все стороны, так что явно не имели отношения к движению.

Если есть что красивее и страшнее Юпитера — так это серафим с конвоем, летящий над Юпитером к точке перехода.

— Синий-один — серафиму, — раздалось в эфире. — От лица человечества почтительно приветствуем высокого гостя.

Серафим, разумеется, не ответил. И хорошо. Я бы обделался, прозвучи ответ, а мне еще семь часов болтаться в космосе...

«Давай-давай, вали быстрее, шестикрылый», — произнёс в голове альтер без малейшей почтительности.

По форме, конечно, я его не одобряю. А вот по содержанию согласен полностью. Ещё десять минут — и серафим с конвоем покинет нашу зону.

«Бом-бом-бом, — тревожно пропел датчик. — Бом-бом, бом-бом-бом».

Всё стало понятно всем и сразу.

Никто не орал, никто не ругался, и даже Паоло не принялся командовать. Мы все знали, что делать.

И что будет — тоже знали.

— Искин, щенов, — скомандовал я, пусть и это было лишним.

Слова полезны, слова мешают думать.

«Пчела» вздрогнула, когда искин выпустил четыре автономных бота. Кормовые двигатели запели громче, переходя в форсаж, индикаторы радиации сдвинулись в жёлтое. Боты радостно носились вокруг «пчелы», осматриваясь.

— Есть контакт, — сообщила Хелен. — Идентификация... Падший престол... опознан как Соннелон. Вынырнул из облаков, двадцать четыре к северу... Идёт на перехват, один.

Я выдохнул.

Серафим размажет престола, уверен. Но мы в их титанической битве даже на мошкару не тянем. Так что будем болтаться за конвоем, наблюдать, излучений нахватаемся, но выживем. Возможно. Глупый наглый падший престол...

— Смена данных! — Хелен будто взвизгнула. — За престолом следуют два господства! И с ними стая вонючек, до сорока единиц! Идут прямо на меня.

Внутри меня что-то ухнуло вниз и затрепетало.

Вонючки — это как раз для нас. Для патрульных. С десятком мы бы справились. Может, с парой десятков... но сорок!.. И два господства... в отличие от высших чинов, они не упустят возможности отвлечься на людей...

— Сбрасываю боты, — тем временем докладывала Хелен. — Веду огонь...

Я закрыл глаза и попытался представить Хелен. Она жила в женской общаге, на третьем или четвёртом уровне. Однажды после патруля мы немного потискались с ней в душе, но, конечно, ничем это не кончилось, да и не могло... Ещё мой альтер любил над ней поглумиться, а её альтер, Эйр, похоже, насмехалась надо мной.

Сейчас её «пчела» пыталась уйти от накатывающей смертоносной лавины. Щены мельтешат между ней и врагом, пытаясь сбить ракеты, крошечный истребитель идёт на форсаже — пылинка в мире титанов...

— Не успеваю, — голос Хелен прозвучал очень чисто и ясно. — Попытаюсь добраться до господства, ударить в управляющий узел. Пожалуйста, если кто-то выжи...

Связь оборвалась.

Мы — трое оставшихся, молчали. «Пчёлы» мчались к конвою, именно по нему ударят вонючки. Жирная и почти беззащитная добыча, которую мы попытаемся защитить.

Втроём. Ха-ха.

«Теоретически шансы выжить есть всегда», — сказал альтер.

Я глянул на индикатор. Середина жёлтой зоны. За спиной реактор в форсажном режиме, мы мчим напрямую, не выбирая безопасных проходов в магнитосфере Юпитера.

Прежде, чем закончится бой, наши тушки получат смертельную дозу радиации.

«Славик, мне очень жаль, — сказал альтер. — Но мы ведь вместе? До конца».

— Конечно, — сказал я, глядя на серафима. Тот пробуждался от дрёмы. Расправлялось тело, сверкая кристаллической бронёй, гневно вытягивались и трепетали крылья. Для нас падший престол был ещё не виден, но серафим его чуял. Пространство дрожало от закипающей ярости.

— Синий-три, — сказал Джей. — Вижу престола. Подтверждаю, это Соннелон! У него странная... хрень... фиолетовая... между ободами... будто застывший разряд...

Он не успел договорить — серафим окончательно перешёл в боевую форму и метнул сквозь миллионы километров пространства разряд энергии. Сияющее белое копьё пронзило космос, вспыхнув ярче тысячи солнц. Прозрачный колпак кабины потемнел, но я всё равно заорал, ощущая жар на лице. Перед глазами сияло, хоть разряд давно уже затих, я дёргался, на ощупь нашёл сосок и принялся глотать насыщенную обезболом воду. У неё уже и вкуса воды-то не было, сплошь химия. Потом зрение немного вернулось, и я увидел повсюду брызги крови — моё лицо превратилось в сплошной ожог.

Говорили мне, что фотоблок может не успеть отработать, а я не верил...

Но истребитель ещё жил, «пчела» переключилась на ручной режим, как только радиация сожгла электронику и убила искина. Простейшие цепи, простейшие действия.

То немногое, ради чего люди и нужны в космосе, внутри куска умного металла.

Я подёргал руками, стабилизируя «пчелу». Боты не то унесло близкой вспышкой, не то выжгло органическую составляющую. Так... что осталось... "шквал" не отвечает, эрзэкашка тоже молчит... значит, я без кинетики. Фтороводородный лазер? Но вонючки хорошо держат все виды излучений. Есть одна ракета с термоядерной боеголовкой, она и меня окончательно угробит, но индикатор и так глубоко в красной зоне...

С чего вдруг серафим принялся палить на таком расстоянии?

Зачем?

Он же не только нас снёс, что мы ему, жалкие человечки, он спалил конвой! Сквозь просветлевшую броню я видел семь полыхающих крошечных солнц, семь гружёных сжатым водородом кораблей. Немалый груз! И серафим сжёг всё своим ударом!

Шестикрылый великан парил над Юпитером в окружении плазменных сгустков и будто всматривался вдаль. Ждал ответа от падшего престола?

«Пчелу» по инерции несло всё ближе и ближе к серафиму.

— Синий-два, — сказал я. Аварийный передатчик должен сейчас работать на полной мощности. Может, кто и услышал. — Звену крышка. Серафим ударил по престолу, нас накрыло вторичкой. Боеспособность сохранена минимально... исполняю долг.

Ответа не было. Может, и Паоло мёртв.

«Только не плачь, — сказал Боря. — Ты не маленький».

— Да хрен я заплачу! — прошептал я распухшими губами. — Нетушки...

«А давай по серафиму засадим? — предложил Боря. — Ему всё равно, а нам развлечение».

Я даже задумался, нет ли в этом смысла.

Но тут серафим взмахнул крылом и над ним начал концентрироваться ещё один разряд. Я понял, что на этом всё закончится, и просто расслабился, чуть развернув истребитель, чтобы смотреть было удобнее.

Серафим почти нанёс удар.

Почти.

Полыхнуло фиолетовым. И я, как ни странно, успел подумать, что это та самая «фиолетовая хрень», о которой успел доложить Джей.

Потом, конечно же, умер.

[1] Скучный человек, зануда (англ.).