Сегодня Ноль - Здесь.

Старик и линия zero

В городе, что торговал приличиями с лотка, а грехи складировал в подвалах, жил старик, чье ремесло почитали за юродство. Каждое утро он подходил к чугунному люку на главной площади, снимал крышку и молча опускал вглубь гирю на просмоленной веревке. Горожане звали его прибор грубо — знали, что измеряют. Старик же называл его просто — Измеритель.— Ну что там, отец? — спрашивали торговцы, пряча глаза в мешках с мукой. — Не поднялось за ночь? — Поднялось, — отвечал старик, выбирая веревку. — На ширину ладони. Сегодня лучше торговать честно. Слова нынче тяжелые, далеко не улетишь. Его не любили. От его правды веяло озоном и гнилью. Но пекарь молча откладывал недовешенный хлеб. Ростовщик вычеркивал лишний ноль из долговой книги. Матери крепче обнимали детей. Потому что все знали: когда поднимается то, что внизу, даже камни мостовой начинают лгать. Однажды в город вошел новый Правитель. Его речи были выстроены из лакированного дерева: «Наш путь — ввысь! Наш воздух — чист! Наша цель — горизонт!» В первый же день он указал на старика.— Убрать это. Тот, кто измеряет тьму, служит ей. Мы будем измерять только свет. — Тьма служит тому, кто забывает, где у его дома порог, — тихо ответил старик.— Тем хуже для порога, — рассмеялся Правитель. Люк залили свинцом и накрыли гранитной плитой. Измеритель переплавили на солдатские пряжки. Город вздохнул. Газеты вышли с заголовками: «Эпоха Подвалов Окончена!» Вечерами на площади играла музыка, а слуги разбрызгивали духи, чтобы сам воздух говорил только приятное. Первую неделю казалось, что город взлетел. На вторую слова проповедей стали липнуть к нёбу. Шёпот влюблённых начал отдавать затхлостью. На третью в главной библиотеке с потолка сорвалась книга — не упала, а шлепнулась, словно была мокрой изнутри. Но никто не связал это с люком. Ведь если нет измерителя, то нет и того, что он измерял. А потом пришли дожди. Из-под гранитной плиты просочилось то, у чего нет имени. То, что копится в каждом доме за молчаливым ужином. Молчаливые обиды, невыплаканные слёзы и липкий страх затопили площадь. Приличия утонули первыми. Правитель кричал с балкона: «Это временные трудности! Главное — сохранять высоту духа!» Но дух не живёт там, где нечем дышать. Старика нашли в его сарае. Он не чинил вёдра. Он строгал из дуба новый Измеритель, только на этот раз на гире не было ни одной насечки. Лишь одно слово, вырезанное глубоко и навсегда: «НОЛЬ».Ему не сказали: «Прости». Ему сказали: «Делай». Ночью они вскрыли площадь. Гранитная плита треснула, словно прогнившая кость. Старик опустил гирю в черноту. Веревка ушла вниз, натянулась и замерла. Он поднял Измеритель, посмотрел на мокрый след и сказал не людям, а самому камню: — Пол прогнил. Прежде чем строить лестницу, нужно найти место . Утром он не стал кричать. Он просто провел по камням площади жирную черту белым мелом и поставил рядом табличку: «СЕГОДНЯ НОЛЬ — ЗДЕСЬ». И город замер. Каждый, кто пересекал черту, чувствовал, как меняется воздух. Булочник понял, что вода из его колодца пахнет ложью, и перенес пекарню на холм. Учитель увидел, что его класс стоит точно на черте, и перевел занятия в сад. Врачи заметили, что раны заживают быстрее у тех, кто лежит по ту сторону мела. Правитель прибежал в ярости, чтобы стереть черту. Но его нога замерла над белой линией. Правда, проявленная ясно, обладает силой останавливать сапоги.— Ты хочешь вернуть нас во мрак? — прошипел он. — Я вернул вам пол, — ответил старик. — Теперь вы снова знаете, где начинается лестница. Конечно, многие смеялись. Многие продолжали жить по ту сторону, уверяя, что запаха нет. Но мусорщики стали выносить ведра не раз в неделю, а каждый вечер. Художники перестали рисовать портреты — они рисовали окна. И однажды главная газета вышла с единственным словом на первой полосе: «Простите». Город выдохнул. И впервые за долгое время смог сделать вдох. Старик больше не измерял глубину. Он лишь каждое утро стирал старую черту и проводил новую — «сегодняшний ноль». Его работа была не в том, чтобы осушать подвалы. А в том, чтобы не дать миру забыть, что у него есть пол. Говорят, в ту ночь над площадью стоял кто-то огромный и тихий. Он не смотрел на город. Он смотрел на черту, как смотрит архитектор на первую линию фундамента, вздыхая с облегчением от того, что мир снова можно строить.