Сегодня ты умрешь

— Сегодня ты умрешь? — спросила девочка, смотря снизу вверх на великана. На его серо-бурой грубой шкуре сошлись в безумной пляске прожитых лет шрамы и татуировки. Девочка держала огромную ладонь своими маленькими ручками и терла большими пальцами застарелые мозоли.

— Да, — коротко ответил тот.

— Но... Почему?

— У этого много причин. Но основная в том, что пришла моя пора уходить в долину вечной охоты, — оскалил стершиеся клыки в улыбке великан. — Как и всему моему миру.

— Твоему миру? Ты разве не из нашего... моего мира?

— О нет, маленькая. Мой мир уходит вместе со мной. Как когда-то произошло с сотнями других.

— Я... не понимаю.

Великан хмыкнул. Вокруг янтарных глаз собрались морщины. Он потер переносицу и провел рукой по седым волосам. Посмотрел в небо. Вздохнул, вспоминая о былом и страшном. О том, что сотворили и чего добивались тогда.

— Твои сородичи пришли на нашу землю. Мы не хотели вас. Вы не знали о нас. Война была неизбежной, — снова вздохнул великан. — Слишком разные.

Девочка еще сильнее сжала ручками тяжелую и твердую как камень кисть. Она стояла рядом с ним, теряясь на его фоне, как пушинка рядом со скалой. Но она не собиралась улетать, как этот самый пух, по мановению ветра.

— Но войны же не случилось. Вон, все живы.

— Живы... да не все, — вздохнул великан снова. — Или не полностью. Твои сородичи умеют убеждать, маленькая. А мы... слишком гордые, слишком наивные, слишком упертые, чтобы понять, где нам лгут.

Она смотрела своими голубыми глазами на него, все сильнее сжимая ладонь. Он чувствовал ее тепло. И морщился, когда она задевала новые еще кровоточащие и гноящиеся рубцы.

— Но... зачем?

— Что зачем?

— Зачем бороться, если к вам пришли не воевать?

— Чтобы остаться собой, маленькая. Иногда это стоит всего, что есть.

— Именно поэтому ты сегодня умрешь?

— Нет, не поэтому.

Великан снова вздохнул. Силы медленно оставляли его крепкое еще тело, уходя вместе с кровью, впитываясь в землю, которую тот обещал защищать. Но он смотрел в лицо девочки, в ее огромные голубые глаза и любовался ее образом. Она будто бы была воплощением истинной красоты среди этих грубых и жестоких мест.

Так хотелось отдать ей все, что есть.

Он сплюнул кровью на песок и снова прислонил затылок к огромному и холодному камню. Ее тепло уводило куда-то в далекие дали. Но великан молчал.

— А почему?

— Потому, что мы проиграли, маленькая. Как и все, кто был до нас. И кто будет после. Таков путь, — кривая усмешка снова ненадолго мелькнула на бледнеющем лице. — Таков путь...

— Ты же мог согласиться. Как и многие другие.

Он попытался рассмеяться. Но лишь пустил красные пузыри. Стер выступивший пот со лба и кровавую пену с губ, снова качнул головой, борясь с закрывающимися глазами. Пару раз моргнул. Перед глазами все расплывалось, менялось, теряло знакомые очертания.

— Ложь. Все ложь... — прохрипел он.

— Почему ты так думаешь? — голос девочки заставил картинку перед глазами снова стать целой и единой. — Я ж с тобой.

Великан еще хмыкнул. Закашлялся. Убрал красные капли с губ. Поморщился, смотря кровавые линии на руке.

— Ты со мной, да, маленькая. Но надолго ли?

— До последнего... Навсегда.

Она ласково улыбнулась, проведя маленькой ручкой по грубой коже лица умирающего. Тот в ответ отпрянул, увидев что-то неправильное.

— Что случилось? — спросила девочка, убирая руку.

— Ложь, — вздохнул великан, медленно вставая, опираясь на валун. — Как всегда.

Девочка нахмурилась.

— Почему ты думаешь, что кто-то лжет?

— Я не думаю. Я знаю.

Он взял огромный топор, тяжело вскинул его и положил на плечо. Медленно побрел по зеленому лугу под голубым небом, по которому плыли пушистые барашки облаков. Солнце золотило колоски недалекого поля, а за ним вился дым от труб поселка, куда великан и хотел пойти.

— Ты не дойдешь.

— Знаю.

— Тогда зачем?

— Я попытаюсь, — сказал он, делая еще один шаг.

— Это лишено смысла! — воскликнула девчонка, появляясь перед воином. — Слышишь? Твое упорство бесполезно!

Тот устало посмотрел на нее. Невесело хмыкнул, разглядывая длинные уши в пшеничных волосах. И обошел ее, осторожно ступая в высокой траве.

— Тебе тяжело! И больно! Зачем бороться?

— Именно потому, что мне тяжело и больно. Потому, что я — это я. А не как остальные.

— Но они счастливы!

— Быть рабами?

— У них есть все, что им нужно!

— Ничего у них не осталось, маленькая, — вздохнул воин. — Ничего. Весь мой клан стал ничем за один день. Все мои братья и сестры. Все, кто был мне дорог. И именно поэтому я должен идти.

Девочка снова появилась спереди, недовольно хмуря тонкие брови. В огромных глазищах искрилась буря. Она встала перед великаном и уперла тоненький пальчик тому в живот. Он остановился и посмотрел сверху вниз на свою собеседницу.

— Ты меня не остановишь.

Та сжала кулачок и в изнеможении ударила по мощной груди бывалого воина. Сделала шаг и прислонилась к нему лбом, размазывая слезы по красивому лицу. Воин аккуратно взял ее за подбородок, как изящную и невероятно хрупкую вазу и посмотрел на нее.

— Я знаю... — тихо сказала она, вздыхая. — Ты все равно найдешь выход.

И она отступила, пропуская воина вперед. Тот стиснул зубы и снова медленно пошел вперед. Шаг за шагом. Не оглядываясь. И мир медленно рассыпался, меняясь и проступая. Зеленый луг стал пустырем, на котором тут и там лежали когда-то гордые воины, опутанные бурыми корнями, проникающими в израненные тела. На сером небе тут и там вспыхивали зеленые огни чужеродной магии. Воин шел вперед. Он видел, как ему навстречу поднимались старые братья по оружию.

Но это уже были не они, а пустые, безмолвные оболочки.

Воин шел, делая новый шаг к цветку. Видел улыбки на худых лицах захватчиков, пришедших сегодня. Они думали, что он уже ни на что не годен. Или уже подчинился, как другие до него.

Как каждый, кто приходил сюда, ведомый голосом маленькой девочки с острыми ушами.

«Лес должен расти», — так они говорили.

«Я не сдамся», — мысленно ответил им воин.

Ведь сердце этого отростка Леса — вот оно. Уже совсем близко. Сделать еще один шаг. Протянуть руку. Слиться с ним, стать его частью...

Или со всей силы бросить топор, чтобы тот срубил царственный алый цветок.

— Сегодня ты умрешь, — прохрипел он, отдав этому все оставшиеся силы.

Со всех сторон полетели копья, стрелы и клинки из магической древесины, впиваясь в и так израненное тело воина, который пал на колени. Но на его лице так и застыла усмешка, обнажающая один затупившийся клык.

Воин не стал рабом. Лес отступил, потеряв свое новое сердце.

Лес придет вновь. Но к его приходу будут готовы.

Но сегодня умер воин. Его клан. Его мир.