Секретные грузы дальнобойщиков СССР. Том 1

Место событий: дальнобойные маршруты по всему Советскому Союзу.

Время событий: 80-е года прошлого века.

Точка прибытия: космодром Байконур.

20 часов 16 минут по местному часовому поясу.

Ночь накрыла степь плотной черной вуалью, скрывая все, что было вокруг, словно тяжелым одеялом. Павел Иванович щелкнул переключателем на панели, так как радио по-прежнему молчало, ни одной искры сигнала. Ветер за окном шуршал, пронзая ровный стук колес по разбитой дороге. Он сжал руль, чувствуя, как по коже пробегают мурашки. Не от холода, а от чего-то другого, необъяснимого.

— Связь пропала, — тихо сказал он Борису.

Тот, сидящий справа, кивнул, не отводя глаз от дороги.

— Сто раз говорил, — Борис густо хрипел, — здесь она никогда не ловилась. Глушь, Иваныч. Сплошная глушь и забытая богом степь.

Грузовик с тяжелым, металлическим, покрытым тентом грузом, неспешно катился вперед, заглатывая километры неведомых земель. Молчала природа, молчало пространство вокруг. Казалось, даже звукоизоляция кабины не спасает от гнетущей пустоты.

— Главное, чтоб сам груз не начал шалить, — проговорил Павел Иванович, наблюдая, как тент слегка дрожит от внутренней вибрации.

Оба напарника уже не первый раз отправлялись тайным маршрутом, куда им указывали в путевках, не ставя в известность об остальных деталях поездки. Ивановичу недавно перевалило за пятьдесят, и он был старше Бори почти вполовину, считаясь старшим в их коллективе. Павел Иванович был одинок с прошлого года, когда похоронил милую сердцу супругу, ушедшую в иной мир от инфаркта. Слабое здоровье не позволило прелестной хозяйке его очага прожить полноценную жизнь, а уже взрослый сын обитал где-то за границей, потеряв с отцом всякую связь. У Борьки дело обстояло иначе. Любимая молодая жена ждала его с каждого рейса, когда неугомонный супруг уже сможет осесть на месте, заведя, наконец-то, детей. Оба напарника дружили пятый год, экипаж был сплоченным, проверенным в деле. Иваныч представлял собой умудренного опытом наставника, Борька же был рубахой-парнем и любимчиком всего обширного коллектива дальнобойщиков. Перевалочные пункты и автобазы были разбросаны по всей стране, входя в общую сеть Главной Автобазы, расположенной в Дзержинске. Это были восьмидесятые года прошлого столетия. Ранее дальнобойщиков посылали на другие объекты, а вот в эту чертову дыру из степей и оврагов они отправились впервые. Когда загружали секретный груз, их на пересадочной станции не подпустили к прицепу. Кран приехал, выкатил что-то тяжелое, погрузчик упаковал это в фуру, а им лишь вручили накладные с картой маршрута. В протоколе значилась какая-то отметка, рефрижератор опломбировали, точку доставки указали, и адью! — мол, там вас встретят, ребята. Главное, груз довезите.

И они повезли. Впервой, что ли?

***

Ехали без перерыва двое суток. Затем еще двое, сменяя друг друга за рулем. Пока ничего неприятного не происходило. Продолжали ехать еще трое суток, петляя по трассам, которые вывели в точку маршрута наутро девятого дня. Переночевали в придорожной гостинице, специально оборудованной на трассе для дальнобойных рейсов. Душ, телевизор, столовая. Перекинулись парой слов с другими дальнобойщиками. Отсюда рейсы разветвлялись по всей стране.

— Сколько едем, Иваныч?

— Восьмые сутки. Давай-ка сам веди календарь.

Ночевали в кабине. Снова в гостинице. Потом в каком-то дворе. Позади осталась Сибирь, тайга, почти четверть маршрута, когда начало происходить то, чего они все время боялись. Ночь продолжала наваливаться как тяжелая пелена, дорога тянулась бесконечной лентой, Борька держал руль, Иваныч, свернувшись в кресле, слушал, как кузов дышит под давлением груза, будто внутри фуры живой организм, пытаясь выбраться наружу и заявить о себе голосом мотора со скрипом металла.

— Куда дальше? — спросил Борька, голос был низким, усталым, как будто не спал несколько дней.

— Дальше по маршруту, — ответил Иваныч безмятежно. — Куйбышев, Оренбург, Актюбинск, Казахзская республика, Байконур. Никаких сюрпризов. Но ты знаешь, Борька, иногда сюрпризы прячутся там, где их не ждешь.

Кабина была наполнена легким запахом холодной старины, словно в ней собрались воспоминания о прошлых сменах и дорогах, которые они проезжали. Груженое нутро фуры шуршало, шептало.

— Груз гудит, — заметил Борька, не поднимая взгляда. — Не похоже на обычное гудение.

— Гудит, наверное, не груз, а время, что идет наперед, — спокойно ответил Иваныч. — Слыхал такую пословицу: если мы слушаем слишком долго, время начинает слушать нас?

— Нет. У Ницше было про бездну. Если долго смотришь в нее, то и она смотрит в тебя.

— Это у Ницше. А тут, братец, другой груз, другая философия.

Держали путь, пока не настала точка, где дорога стала казаться узким канатом, натянутым между двумя мирами. На КПП остановились не по своему желанию, а потому что так требовало расписание охраны с протоколом формальностей. Два дня тянулись бесконечно медленно: вопросы, проверки, комплектация раций, сухие пайки и холодные взгляды людей в формах. Борька переглядывался с Иванычем, пытаясь понять, зачем так много людей вокруг обычной перевозки, зачем столько наблюдения, если груз, казалось бы, оформлен по накладной в полном порядке?

— Видать, не просто груз мы везем, — произнес Борька, когда очередной сотрудник КПП спросил о содержимом кузова. — Что-то здесь не так. Какой-то он не такой. Жаль, пломбы срывать нельзя.

— И с каких это пор тебя беспокоят пломбы? — шутливо съязвил старший напарник. — Забыл, как вскрывали в прошлый раз?

— Ага. И едва под статью не попали. Нам же дали подписать о неразглашении, тоже забыл?

Груз внутри фуры, казалось, слышал их разговоры, и каждый раз, когда они перебрасывались фразами, он будто отвечал, тихо, едва заметно, но достаточно сильно, чтобы улавливали его частоту колебаний.

— Сиди рядом молча, не вякай, — произнес Иваныч, когда они на третий день покинули КПП, — похоже нас тут кто-то слышит .

С непривычной тишиной за спиной, они ехали вперед, каждый километр становился еще одной отметкой на карте их собственного страха. Груз внутри фуры продолжал жить своей жизнью: где-то внутри просыпался, начинал шептать своим неясным языком. Дорога под фурой становилась все хуже, миновав пустынные степи. Борька держал руль, Иваныч продолжал сидеть в кресле, сверяясь с картой.

Крутой поворот — БАЦ! — сыпучая пыль поднималась над дорогой мелкими смерчами. Фура шла меж песков и растений перекати-поле. Тугая материя тента дрожала, Борька, не поднимая глаз, видел, как отражение фар в лобовом стекле перекрашивается в холодно-голубые тона — будто мир за пределами кабины сам напрягался и искал путь наружу.

— Опять, бляха-муха? Второй КПП? — чертыхнулся Борька, почти шепотом, чтобы не сорвать хрупкую паузу между ударами шин и гулом двигателя. Впереди маячили огни шлагбаума, военный барак, будка контроля.

— Въезжаем в запретную зону, — пожал плечами Иваныч. — Отсюда начинаются поля Байконура.

Стадия ожидания на КПП затянулась как в прошлый раз, но уже не казалась такой длинной по времени. Люди в форме ходили туда-сюда, проверяя документы, заглядывая под днище машины, копаясь в моторе.

— Как на шпионов глазеют, — Борька с Иванычем обменивались короткими фразами.

— Ты чувствуешь это? — спросил Борька, когда очередной инспектор приблизился к окну кабины, пристально вглядываясь внутрь.

— Что именно? — Иваныч не отводил взгляд от мужчины в форме.

— Груз. Он как будто стал дышать сильнее, когда этот тип подошел. Чувствуешь вибрацию? Кабина дрожит, ей богу…

Свет в кузове стал тусклее как плотный занавес, который медленно опускают перед спектаклем. Заглянув под капот, инспектор удалился с бумагами в руке, поставив в них какую-то галочку. Борька осторожно повернул ключ, мотор как бы вздохнул. И не просто вздохнул, а как живой механизм, который живет собственной жизнью.

— Святой Архимед, едрит его в пень, — озадаченно выругался младший напарник. — Да этот двигатель скоро начнет нам анекдоты рассказывать человеческим голосом!

После второго КПП снова тронулись в ночь. Байконур доносил до них шепот ветра. Борька держал руль, зубы сжаты, дыхание ровное, выработанное привычкой выживать на пустой трассе. Впереди дорога сужалась, пыль под фурой вздымалась густой мглой. Заскрежетал под колесами мост, справа в степи вспорхнула одинокая птица. Впереди виднелись далекие постройки космодрома, сначала наблюдательные вышки, потом за ними прочертили небо прожекторы.

— Только не надо мне говорить, что тут они проводят секретные опыты! — разъярился Борька. — Мне и дороги хватило по горло.

— Тут все серьезнее, — криво усмехнулся Иваныч, не отводя взгляда от бетонных построек, видневшихся впереди. — Байконур не просто космодром, а давно уже стал складом для всего, что государство не хочет показывать. И если нас сюда пустили с таким грузом, значит, что-то планируется.

Фура загудела на пониженной скорости, будто сама чувствовала, что заезжает туда, где обычные законы перестают работать. Ветер усиливался, набирал темп, разнося по степи запах гари с железом. Борька чуть сбросил скорость: карта рейса показывала прямую, но асфальт неожиданно ушел в рытвины, дорога стала похожа на взлетную полосу, пережившую несколько десятков стартов.

— Смотри, — шепнул он, кивая вперед.
Иваныч посмотрел туда же и замер: впереди возвышался ангар, огромный, как утонувший в степи айсберг. На крыше мигали красные огни, к воротам тянулась рельсовая линия, по которой когда-то двигались ракеты к стартовым позициям.

— Нам туда? — спросил Борька.

Старший напарник достал из нагрудного кармана пропуск, еще раз глянул на печати, сверил с указателем у дороги. Кивнул. Когда ворота ангара начали медленно расходиться, оба ощутили, как груз за спиной оживился, словно дышал уже в такт с открывающимся пространством. Воздух в кабине стал гуще, радиоприемник вдруг ожил коротким треском, хотя был выключен. Именно выключен.

— Объект под присмотром… — донеслось из пустых динамиков, утопленных в двери кабины.

Из-за ворот вышли двое в белых комбинезонах и без слов махнули, разрешая на въезд.

— Ну все, Борька. Добрались. Сейчас узнаем, зачем нас сюда притащили.

Фура медленно въехала внутрь, со скрежетом захлопнулись ворота. Тьма ангара встретила их гулким эхом. И тут впервые за все время груз из кузова ответил не вибрацией, не дыханием, а каким-то странным коротким отчетливым стуком. Как будто кто-то изнутри просился наружу. Стук повторился. На этот раз громче, настойчивее, так что даже вибрация от двигателя потерялась на его фоне. Борька резко выжал тормоз, кабина рванулась вперед.

— Чёрт! — выругался он, глядя в зеркало заднего вида. — Оно там… двигается!

Иваныч молча схватил рацию, из динамика вместо привычных шипений вырвался короткий, искаженный сигнал: кто-то пытался пробиться в эфир с чужой частоты. В ангаре начали подниматься краны. С потолка медленно опустились массивные балки с магнитными замками. Люди в белых комбинезонах заговорили в микрофоны, их голоса глухо отдавались в металлических стенах.

— Глуши двигатель, — приказал один, показывая жестким жестом вниз.

— Глуши, — повторил Иваныч, и, заметив, что Борька не двигается, сам дотянулся, повернул ключ.

Двигатель не послушался. Заурчал громче, будто сопротивляясь приказу. Стрелка тахометра уперлась в красную зону. Кабина заходила ходуном.

— Да ёкарный бабай… он сам работает! — Борька вцепился в руль, глаза вылезли из орбит.

Задние двери кузова дрогнули. Металлическая пломба, казалось, напряглась, выгибаясь, словно изнутри ее толкал какой-то невероятный напор. Створки прицепа выгнулись изнутри.

— Держись! — крикнул Иваныч.

ХЛОП! — резкий, как выстрел хлопок. Одна из пломб сорвалась, с хрустом ударившись о бетон. Люди в белых комбинезонах закричали, кто-то начал раздавать команды. Красные сигнальные огни в ангаре замигали чаще. Из кузова донесся низкий, гулкий звук. Не стон, не механический скрежет, что-то среднее между ревом двигателя и дыханием живого существа. Фура сама двинулась вперед, игнорируя тормоза. Борька давил педаль в пол, но машина только ускорялась, как будто кто-то другой сел за ее управление.

— Иваныч! — сорвался он на крик. — Эта чертова механика сама управляет собой!

Секунду спустя в стене ангара раскрылись огромные жалюзи. Впереди открылась ночная степь с силуэтами стартовых площадок. И груз, и сама фура будто рвались туда, навстречу темноте, навстречу звездам. Скрежет шин по бетону оглушил. Красные лампы тревоги залили ангар багровым светом, сирена взвыла, в динамике рации прорезался чей-то крик:

— Перехват! Немедленно остановить транспорт!

Иваныч вцепился в приборную панель, Борька пытался удержать руль, но фура будто жила, сама выбирая траекторию. Ударила боком по воротам, сорвала створки, выскочив в степь. Сзади гулко зарычали моторы. Колонна военных «Уралов» с парочкой командирских «Уазиков» рванули следом. Лучи прожекторов резали ночь, пытаясь удержать цель в поле зрения.

— Чёрт! — заорал Борька, пытаясь нажать тормоз. — Она не слушается!

— Тогда держи руль и молись, — спокойно бросил Иваныч, хотя голос дрожал. — Видать, движок сошел с ума.

— Как он… как эта хрень может сойти с ума? Она же — машина-аа!!!

Позади прогремел первый выстрел. Снаряд ударил в землю метрах в двадцати от фуры, вздыбив фонтан песка с пылью. Машину повело, не остановилась, ускорилась, словно ее гнал вперед невидимый двигатель.

— Они же нас к чертям разнесут! — Борька сорвался на визг.

— Нет… смотри! — Иваныч ткнул пальцем в окно.

Вдалеке темнела громада стартовой площадки. Металлические фермы, держатели, шланги, сопла, прожекторы, башни обслуживания, все это возвышалось над степью, как врата в иной мир. Фура мчалась прямо туда. С каждой секундой кузов вибрировал сильнее, словно то, что находилось внутри, пробуждалось окончательно. Металл гудел, швы скрипели. Военные открыли плотный огонь. Пули и трассеры рассекали ночной воздух, фура будто отталкивала их невидимой стеной. Пули свистели рядом, оставляя искры на асфальте, а кабина оставалась целой, защищенная каким-то прозрачным коконом.

— Иваныч… — Борька сглотнул, чувствуя, как руль сам начинает поворачивать. — Она нас тащит к стартовой площа… площадке.

— Да я уже понял. Вопрос только: доберемся ли живыми, или попадем под огонь?

Фура рванула на взлетную полосу. Сирены военных смолкли внизу, в небе, прямо над ними, медленно загорелись огни. Что-то готовилось к старту. Снова завыло. Рев двигателя сливался с гулом сирен позади. Военные не отставали: два «Уаза» выстроились по бокам, зажимая машину в тиски. Из кабин торчали стволы пулеметов, трассеры свистели рядом, осыпая искрами асфальт. Борька давил тормоз до упора, ноги ныли от напряжения, но педали были мертвы. Руль в его руках жил своей жизнью, вибрируя, как от напряженного пульса.

— Она нас не слушает! — Борька орал так, что голос срывался.

— А ты попробуй не мешать, — холодно ответил Иваныч. — Везет она, а не мы, понял? Нас везут, как почту.

Фура резко рванула вправо, вильнув так, что «Уаз» не успел перестроиться и вылетел в степь, перевернувшись набок. Водитель даже не понял, что случилось: будто невидимая сила швырнула броневик, как игрушку. Слева второй «Уазик» догнал кабину, пулеметчик открыл шквальный огонь прямо по стеклам. Пули, вместо того чтобы разбить стекло, попадали в невидимую преграду, каждая оставляла вспышку, словно билась о невидимый купол.

— Господи… — выдохнул Борька. — Эта хренова машина нас еще защищает.

— Или охраняет сама себя, — поправил Иваныч, вцепившись от бешеной скачки в панель. Грузовик мотало туда и сюда. Колеса визжали. В этот момент впереди развернулась картина, от которой у обоих сжалось горло. На взлетной площадке, подсвеченной прожекторами, стояла ракета. Не макет, не музейный экспонат, а самая настоящая, с включенными системами, с белым паром, стекающим с боков. Огромная махина, готовая к старту. Исполин, монумент, колоссальный столб, готовый рвануть в темноту космоса. Фура неслась прямо к ней. Сирены на базе завыли громче, прожекторы пересекли небо. По обеим сторонам полосы ринулись новые колонны военной техники. «Уралы», «Кразы», даже БТРы. На крышах засверкали турели.

— Все, — выдавил Борька. — Конец. Нам хана!

Очевидно, груз в кузове «думал» иначе, если он вообще был способен думать. Металл фуры заходил ходуном, прицеп осветился изнутри холодным голубым светом. Сначала слабым, затем ярче — так, что лучи армейских прожекторов потускнели рядом. Иваныч, прищурившись, пробормотал:

— Да это не мы едем к ракете… Это ракета ждет нас, братец. Усек?

В следующую секунду кузов сорвало. Металлические створки распахнулись, изнутри, в реве ветра и треске металла, ударил луч — не вверх, не в сторону, а прямо в корпус ракеты, словно соединяя их воедино. Машину подбросило. Воздух завибрировал. Военные открыли массированный огонь, но было поздно. Прямо на глазах всего Байконура фура и ракета становились… единым целым.

Такого феномена не происходило никогда на Земле, от слова совсем! Ракета и фура единое целое? Как такое возможно? Как, может существовать такой мутант симбиоза металла, колес, сигарообразной формы с ядерным топливом? Бред? Галлюцинации?

Военные между тем рванулись в атаку. Два дальнобойщика, не успевшие пройти контроль, представлялись сейчас для космодрома нешуточной опасностью. Без проверки и карантина они были потенциальной агрессией, да еще непонятные действия их многотонной машины, из прицепа которой рвался свет с диким ревом. По полосе, с обеих сторон, загрохотали залпы: пулеметы, гранатометы, даже короткие очереди из пушки БТРа. Воздух заволокло дымом, трассеры резали темноту, но голубой свет из кузова не угасал. Он обволакивал фуру, а затем словно стекал в ракету, превращая их связь в мерцающую ртутную каплю. Один из «Уралов» пошел на таран, ударив фуру в бок. Кабина содрогнулась, Борька едва не влетел лбом в стекло, но удар прошел сквозь пустоту: «Урал» отлетел в сторону, перевернулся, загоревшись всем корпусом: ВЖУ-УУХ! — полыхнуло плазменным шаром.

— Они ее не остановят, — хрипло произнес Иваныч. — Машина взбесилась!

Сирена на стартовой площадке сменила тон. Высокий, пронзительный вой, какой бывает только при аварийном отключении, ушел в сторону ангаров. Башня обслуживания внезапно начала отъезжать от ракеты, движения были неровными, дергаными, словно управлял ею не человек, а сбившаяся программа. Ракета засветилась ярче, вместо привычного обратного отсчета все вокруг пошло вразнос. Один экран на диспетчерской вышке показывал «СТАРТ», другой — «АВАРИЙНАЯ ОТМЕНА». Прожекторы мигали, как лампы на перегруженной сети. Голос автоматики повторял: «Запуск… ошибка… запуск… ошибка… запуск… старт… отбой».

Фура, словно ощутив сбой, взвыла двигателем, резко затормозив прямо под ракетой. Кузов трещал, металл выгибался, голубое свечение стало беспорядочным.

— Да что ж здесь твориться, мать вашу? — Борька хрипел, едва шевеля губами. — Она… же не туда подключилась…

— Кто, она? — старший напарник выглядел не менее потрясенным.

— Да фура же наша, к бесовой матери! Как живая, клянусь!

Военные не упустили момента. БТРы выстроились полукругом, открыли плотный огонь по связке «фура–ракета». Один из снарядов попал прямо в кузов: ВШУ-УУХ! — свет взорвался ярче, но не исчез. Вместо этого ударил по земле, вся стартовая площадка содрогнулась, будто под ней кто-то проснулся. В динамике рации прорезался чужой голос. Низкий, металлический, лишенный интонации:

— Программа сбита. Возврат.

В ту же секунду связь между фурой и ракетой оборвалась. Голубой луч исчез, кузов захлопнулся, как будто ничего не бывало. Ракета затихла. Башни замерли. Огни погасли. Фура, скрежетом шин и визгом металла, остановилась прямо посреди стартовой площадки. Тишина навалилась мгновенно. Лишь далекие крики военных и треск горящего «Урала» напоминали, что секунду назад здесь бушевал хаос. Борька выдохнул и только собрался заговорить, как кабина снова содрогнулась. Из динамика вырвался голос, будто кто-то взломал его и теперь выводил оттуда команды:

«ВОЗВРАТ В ПУНКТ ХРАНЕНИЯ. ОШИБКА СИНХРОНИЗАЦИИ. ОБЪЕКТ НЕ ГОТОВ.»

Фура, против воли водителей, медленно развернулась. Она сама везла себя обратно — туда, откуда приехала.