Секреты от старших

Девушка волновалась, вслух пересчитывала разнокалиберные жаровни и сотейники, кастрюли, пузатые горшки и блюда, проверяя содержимое под серебристыми крышками. Шутка ли – приготовить еды на два дня вперёд и ничего не перепутать! Что сразу подать на стол, что спустить в погреб-ледник, что, наоборот, оставить в нагретой печи.

Ох, какой был стыд, когда она подала хозяину солёный чай! Хорошо ещё, ужин был обычный, а не званый, да и барышня к нему не спускалась, но всё одно стыд – уж два месяца как, а до сих пор уши огнём горят, как вспомнить! И, как на беду, хозяин-то чудной какой-то: хоть бы обругал, накричал, как все нормальные люди, чтобы за обидой и жалостью к себе хоть немного спрятаться от этого обжигающего уши стыда! Да даже если бы отволок на конюшню и отхлестал вожжами, как сердитый подвыпивший отец, когда она что-нибудь портила на ферме! Чтобы наказание стало свершившимся, и не мучило её впредь тягостной неизвестностью, ожиданием либо отправки обратно на родительскую ферму со страшным клеймом «не справилась», либо – приказа отработать все свои провинности, ошибки и битый хрусталь по-другому… И неизвестно, что тут хуже – уж точно не простая порка на конюшне.

Но – лишь вздохнёт да посмотрит на неё так, что хоть сквозь паркет провались! Так не проваливается ведь – своды в ярд толщиной, каменные, былые господа на века строили.

Она отнюдь не напрашивалась на эту непривычную работу, и будь её воля – осталась бы в доме строгих, иногда жестоких, но всё равно любимых родителей, среди привычных с детства известняковых стен, свежих овощей и любопытных пушистых ягнят. Но понимала, что с каменистого и не шибко плодородного надела родителям ещё кормить остальных сестёр, потому не обижалась, что вакансию в господском доме отец воспринял как ответ на свои долгие молитвы. Да и вообще ей никто не сказал, что на родителей можно обижаться.

Потому так тщательно девушка проверяла плоды своего сегодняшнего труда, прежде чем закрыть тяжёлую кулинарную книгу, первые страницы которой, потемневшие и захватанные, были заполнены ещё угловатым готическим шрифтом и вычурной скорописью прошлого века. Теперь можно сбросить испачкавшийся кухонный фартук, размять затёкшие плечи и подняться наверх.

— Ужин готов, ваша милость. Будут ещё распоряжения?

— Можете быть свободны, Элена. Тем более, что скоро уже и смеркается. Этьен ведь вас проводит?

Блондинка потупила взгляд в носки туфелек и залилась румянцем, как будто хозяин спросил что-то слишком личное и даже постыдное, и смогла лишь молча кивнуть.

— Хорошо. Передайте родителям, что я доволен вашей службой.

Здесь бы обрадоваться, или хоть вздохнуть облегчённо, но Элена лишь краснеет ещё гуще, снова вспоминая все разбитые бокалы и бульон с сахаром. Ей-богу, лучше бы обругал.

Её смущение не укрылось от мужчины.

— Ну же, милая, вы действительно многому научились за эти месяцы. Ждём вас в понедельник.

Что ж, по крайней мере, не накажут, и не выгонят. Значит, теперь можно сбросить форменное платьице и чулки столь тонкие, что в деревне их не решилась бы носить даже самая легкомысленная девушка, распустить волосы из тугого клубка, переодеться в привычную ковбойку и джинсы. На всякий случай спрятать поглубже под подушку роман с пожелтевшими страницами и вычурно-длинным названием и не думать о том, что, когда хозяин разрешил ей читать книги из фамильной библиотеки – он вряд ли ожидал, что белокурая горничная так быстро доберётся до тщательно спрятанного заднего ряда на полке в углу. Не забыть запереть утопленную в глубокий свод дверцу чёрного хода и вывести из сарайчика под замшелой крепостной стеной велосипед. Украдкой довольно улыбнуться, видя, что Этьен со своим велосипедом уже ждёт на другой стороне двора, делая вид, что подтягивает спицы. И нырнуть под тяжёлую арку с резным геральдическим чудищем, грозно выпускающим когти в ожидании незваных гостей. Смеркается – пожалуй, и правда пора поспешить.

Жаркое летнее солнце прогрело асфальт, и, пожалуй, не будет ничего странного, если она расстегнёт рубашку и завяжет узлом, подставив освежающему ветерку несколько дюймов золотистой кожи. Девушка была слишком простодушной, чтобы целенаправленно искушать, но ей уже нравилось радовать взгляд молодого человека и ловить этот взгляд на себе. А с Этьеном можно не бояться, что это приведёт к нежелательным последствиям, встретит осуждение или выйдет за пределы этих смыкающихся над дорогой зелёных сводов.

Миновав поспевающие яблочные сады поместья Эрнанвиль, на изгибе виляющей дороги Элена украдкой поглядывает назад и улыбается, убедившись, что юноша со своим велосипедом неотступно держится ярдах в пятидесяти позади. Не ближе.

В деревне слишком мало тем для обсуждения. Не зря здесь говорят: где два глаза, там семь языков. Поэтому – 50 ярдов. Слишком мало для сплетен. Но достаточно, чтобы парень видел фигурку на велосипеде впереди. И чтобы Элена чувствовала его взгляд и его присутствие, и робко, мечтательно улыбалась.

Осталась позади белокаменная часовня с горящей свечой на окне. Лишь ближе к дому, там, где над дорогой и вокруг неё густо сплетались лесные ветви, сквозь которые едва пробивались последние закатные лучи, девушка позволила себе притормозить, и, дождавшись Этьена, протянула руку. До развилки оставалось лишь триста ярдов. Поэтому Элена не спешила отпускать пальцы парня. Ехали молча, то ли опасаясь быть услышанными, то ли боясь спугнуть нечто несказуемое. Двести ярдов. Сто. Поворот налево – на ферму Аберкромби. Поворот направо – деревня. Прощальный взгляд, такая же молчаливая улыбка, взмах руки. До понедельника всего два дня.

Пастор Херберт, разумеется, не одобрит, если парень будет провожать её до дома, а родители во всём согласны с пастором. Впрочем, от развилки до фермы – меньше мили, что может с ней случиться в трёх шагах от родного дома? На работе её не наругали, а значит, и дома ругать не за что. Жаль, что старшие сёстры разъехались – Тереза ещё в прошлом году вышла замуж в соседний Бернарвиль, а Адель, вопреки ворчанию бабушки и опасениям пастора, что «там испортят девку», поступила в колледж святой Бриджит, и приезжала только на каникулы. Но оставались две младшие, её любимицы и воспитанницы, и с разрешения дворецкого Элена прихватила из буфета пару экзотических городских сладостей. Она возвращалась домой в хорошем настроении.

* * *

Резная дверь библиотеки рывком распахнулась.

— Дядюшка Дракула, я в Порт Сен-Пьер, к ужину не жди.

Вопреки ожиданию, виконт Франсуа Эрнанвиль не только оторвался от любимых фолиантов, но сквозь неизменно-бесстрастную аристократическую маску на секунду прорвалось что-то похожее на эмоцию. Какую именно – племянница рассмотреть не успела. Мужчина взглянул за окно, затем на девицу в клёпаной байкерской куртке и высоких ботинках, и ответил не сразу.

— Что, даже не опробуем пару бутылок из урожая позапрошлого года, который как раз должен дозреть? – непринуждённо поинтересовался он, закрывая книгу. – Я уж собирался было в погреб…

Настала очередь глазам девицы озадаченно округлиться.

— Эй, дядь, чё происходит-то? Кто всё это время читал мне нотации о вреде юношеского алкоголизма? У кого даже занюханной стопки нельзя было выпросить?

— Видите ли… ваше поведение в последнее время было достаточно похвальным, и вполне заслуживающим некоторого поощрения… Тем более, что вы уже взрослая девушка…

— Так-так-так, дядюшка, мы ведь, помнится, забились не заплетать друг другу уши. – Она решительно приблизилась и взглянула мужчине в глаза. – Ну-ка, выкладывай прямо, если тебе от меня что-то понадобилось!

Дядюшка выдержал её требовательный взгляд, вздохнул и ответил:

— Что ж… Обычно я стараюсь не ограничивать ваш досуг, но именно сегодня мне хочется, чтобы этот вечер вы провели со мной, барышня Кассандра-Виктория. Прямее некуда.

Племянница воззрилась на него удивлённо. Подозрительно оглядела от носков лакированных туфель до белоснежного накрахмаленного воротничка и недоверчиво поинтересовалась:

— Ещё скажи, что я тебе до сих пор не осточертела?

— Мы как-то мало времени проводим вместе, не находите?

Недовольная физиономия строптивого подростка мгновенно преобразилась в доверчивую мордашку поглаженного уличного щенка.

— Смотри, дядь, мне действительно нужно в Потр-Сен-Пьер. Пара корешей из клуба уезжают с паромом на материк. Думала затусить допоздна, но раз так – отдам пару одолженных шмоток и сразу вернусь. На байке туда и обратно – от силы час. Лады? Но с тебя бутылка, как обещал!

…Когда звук мотора окончательно затих за воротами, виконт зажёг свечу в бронзовом подсвечнике и по каменным ступенькам поднялся на самый верхний этаж башни, куда метла Элены явно не добиралась. В верхней комнате, слишком холодной и старомодной, никто не жил со времён прадедушки Арчибальда, склонного к романтизму. С тех пор, как замок почти опустел, оставшимся обитателям хватало более комфортных помещений. Хозяин оглядел уже подёрнутый сумерками вид, и оставил зажжённую свечу на каменном подоконнике – так, чтобы в окрестностях её было видно издалека. На Северном острове чтили традиции.

* * *

В городке Кассандра замешкалась лишь самую малость, хотя отбрыкаться от настойчивых предложений остаться, выпить и курнуть было не так просто. Возвращалась уже затемно. И лишь благодаря толстому Джерри по прозвищу Борода, когда-то, вместе с первыми уроками, втемяшившего правило не лихачить по темноте, она своевременно заметила лишнюю тень на асфальте и сбросила скорость. Вот кем нужно быть, чтобы выпереться на проезжую часть вечером, да ещё и в туман?! Затем девушка заметила, что силуэтов было несколько. Всё новые появлялись из-за мохнатых еловых стволов, из сгустков тумана, из канавы на обочине. Запоздалые мурашки опасности побежали по затылку, когда зрение срисовало какую-то неправильность, несоответствие в этих фигурах. Не так они перемещались в пространстве и изменялись в контурах, как это положено было людям и даже животным. Кассандра не оглядывалась, но откуда-то знала, что позади – такие же тёмные, нечёткие силуэты, подкрадывающиеся, перекрывающие дорогу, загоняющие. Но прежде, чем паническое, безнадёжное, парализующее отчаяние нахлынуло и задавило волю и сознание, рефлексы бросили байк через придорожную канаву вбок, в негустой, по счастью, ельник.

Кассандре было стыдно. Джерри Борода, Обгоревший Домингес и Гарри Черепушка всегда говорили молодняку не нарываться первыми, но не бегать от прямого нападения. Однако здесь угроза была другая, непонятная, которой неизвестно, как противостоять. Она вдруг почувствовала, что в лесу очень, не по-летнему холодно. Впрочем, необходимость перескакивать через упавшие ветки и не налететь в темноте на ствол привели наездницу в чувство. Главное – не оглядываться, следить за дорогой. Через пару минут лес выпустил её на извилистую грунтовку, каковые во множестве пересекали здешние поля и заросли. Адреналин согнал давящую панику. Это, вашу мать, «Джилера-Рондини», за ней не всякая нечисть угонится, — азартно подумала Кассандра, изо всех сил нажимая на газ. И едва не завизжала от радости, когда за поворотом увидела огонёк на вершине знакомой башни. Только тут девушка нашла в себе силы оглянуться. Похолодела, заметив за плечом бесформенное движение – но это всего лишь клубились, возвращаясь на место, потревоженные ею сгустки влажного тумана.

Завтра же она возьмёт билет на паром! Ко всем лешим этот шизоидный остров! Хрен знает, что у них здесь происходит, но Чокнутая Кэсс на такое не подписывалась. Даже если ей придется выкупить весь паром целиком или угнать его – она отдаст всё, что угодно, чтобы больше никогда не встречать этих быстро меняющих форму, юрких тварей.

И в тот момент, когда Кэсс составила чёткий план и выдохнула облегчённо, где-то неподалёку раздался приглушённый туманом девичий визг.

Пальцы до боли сжали ребристый пластик руля. Кассандра узнала этот голос, даже искажённый ужасом. Больше всего на свете ей хотелось сейчас умчаться как можно дальше. Но хотя она недолюбливала недалёкую и слишком робкую блондинку, всё же та не сдала её дядюшке в тот раз возле винного погреба. В «Псах Асфальта», куда так трудно было добиться вступления малолетке, тем более девчонке, её учили, что долги нужно возвращать. Всегда.

Крик повторился, долгий, панический, безысходный. Кассандра отчаянно-зло оскалилась, рванула с пояса толстую стальную цепь и нажала на педаль газа.

Байкерша прекрасно понимала, что идея так себе. Явно не на этого противника рассчитано всё, чему ­­её учили ветераны клуба («если кто обидит, доча, мы, конечно, подтянемся – но лучше, чтобы тебя не успели обидеть»). Но в ситуации экстремальной человек склонен делать именно то, чему научился, зачастую не задумываясь. Никто не сможет сказать Черепушке или толстому Джерри, что их воспитанница струсила! Поэтому девчонка, чьё сердечко готово было остановиться, а пальцы на руле еле слушались при виде приближающихся размытых силуэтов и мертвенно тлеющих глаз, издала максимально угрожающий вопль. «Бери нахрапом, не дрейфь, что ты мелкая – главное, напугать, а там у страха глаза велики». Глаза у неведомых противников были маленькие и тусклые, и – мать их за ногу! – Кэсс поняла, что у некоторых их было неправильное количество: где по три, а где и по четыре.

…То ли время замерло в растянувшихся долях секунды, то ли мир вокруг неё приобрёл какую-то нереальность очертаний и совершенно перестал шевелиться: даже движение потревоженного тумана, даже ветер в лицо – исчезли…

* * *

Контакты с внешним миром виконт Эрнанвиль обычно делегировал слугам, и в их отсутствие снимал трубку не очень охотно. Но сегодня вечером он взял её почти сразу, как будто ждал тревожных вестей. Респектабельный «Паккард-Клипер» вылетел из каменной арки с непривычной для него прытью, безошибочно выбирая на путаных просёлках нужные повороты, и едва увернувшись, чтобы не раздавить так и оставшийся на асфальте сломанный велосипед.

До отдалённой фермы Аберкромби электричество так и не дотянули, и сейчас окошки серого известнякового дома беспокойно мигали в тумане разными оттенками свечей, фонарей и ламп. Главный дом, низкий и ещё более вросший в землю от возраста, был не очень удачно расположен в ложбине между двумя холмами, чтобы защититься от штормовых ветров с моря. Поэтому по осени и весне здесь было сыровато, а в такие прохладные ночи – туманно.

Внутри, как обычно в сельских домах, витала смесь кухонных и хозяйственных запахов, въевшийся в стены дымок от очага, запах восковых свечей перед простым крестом, где бабушка Юлиана во вдовьей шали сейчас читала из засаленной книги псалмы на своём родном нормандском – единственном языке, на котором сподобилась выучиться грамоте. Наверху кто-то успокаивал испуганно плачущую младшую дочь, всё ещё не понимавшую, что случилось. За стенкой беспокойно толклась, ржала, взблеивала и кудахтала живность, которой передалась тревога людей. Кассандра-Виктория, оказавшись в тепле и безопасности, откровенно клевала носом от переизбытка треволнений. И только услыхав шум знакомого мотора, встрепенулась. Бросила на входящего дядюшку настороженный взгляд – будет ли отчитывать и грозить домашним арестом за то, что опять встряла в неприятности? Аристократ двумя шагами преодолел низкую комнатку и сжал девчонку в объятиях. Похоже, не будет.

— Я надрала их блохастые задницы, дядя! – похвасталась она. Ощутив укол совести, уточнила: — Ну... Или, во всяком случае, вовремя унесла наши.

Члены семьи что-то говорили виконту, но племянница уже не пыталась вслушиваться в малопонятный крестьянский диалект с мешаниной неправильных английских, французских и местных словечек.

— Она ведь истинная наследница, ваша милость! Possesseu!

— Мама, не морочьте голову его милости! Пастор даже говорить о таком запрещает! Peche, paganisme!

Провожать их вышла вся семья. При виде совершенно непривычного ей уважения в глазах взрослых Чокнутая Кэсс на секунду опешила, но тут же приосанилась, припомнив все преподанные дядюшкой манеры, и, будто что-то вспомнив, уже у облезлого штакетника обратилась к ним:

— Тут вот ещё что, уважаемые. Вы же понимаете, что далеко не каждую пятницу я катаюсь именно в здешних местах. А кто знает, когда эти ваши шибздики снова решат, или там ещё что-нибудь…

Родители Элены переглянулись. Судя по их глазам, это было именно то, о чём им сейчас думать не хотелось.

— Словом, разрешили бы вы лучше нашему садовнику провожать Элену до фермы. Всё равно почти по дороге. И вам спокойнее, и господской семье, — она выделила эти слова, с достоинством оглянувшись на дядюшку, — хлопот меньше.

Фермерша испуганно прикрыла ладонью распахнутый рот.

— Да не принято так-то в наших краях, барышня! Чтоб незамужнюю девку, до дома… Что люди-то в деревне скажут?

— Зато на похоронах они о ней скажут только хорошее. Оно вам точно надо? – не удержала манерную личину Кассандра. Это подействовало, мать растерянно взглянула на мужа, тот подумал, крякнул и махнул рукой:

— Пускай Этьен провожает. Но ежели что, я ему своими руками…

Уже в лимузине, глядя на туманную дорогу, виконт поинтересовался:

— Вы действительно боитесь, что твари могут вернуться, милая племянница?

Милая племянница, устроившаяся с ногами на переднем сидении, минутку подумала и отхлебнула глоток из плоской бутылки.

— Не-а. Точно не в ближайшее время и не на этой дороге. Чего-то мне так кажется.

— Но вы же настояли, чтобы Элену провожал Этьен?

— Экий ты недотёпа, дядюшка Дракула! Потому что иначе хрен бы им разрешили встречаться!

Дядюшка помолчал.

— Мне, признаться, казалось, что наш старательный садовник несколько вам небезразличен.

Брюнетка покраснела и сконфужено покосилась на него:

— Чё, так палевно, что ли?

— Когда вы втроём оказываетесь в одном зале, между вами искры проскакивают.

— Мне-то он, может, и небезразличен, да вот я ему – вполне, — вздохнула девчонка. – Пусть получает свою белобрысую, раз уж мне не светит.

Эрнанвиль отвлёкся от дороги и внимательно посмотрел на исцарапанную ветками девчонку в шипастом ошейнике и смазавшемся в ходе событий макияже гуталиновых тонов.

— Вы выросли настоящей леди, барышня Кассандра.

От неожиданности та поперхнулась вином и удивлённо воззрилась на дядюшку. Но виконт был совершенно серьёзен.

— Ты это говоришь, чтобы ко мне подмазаться?

— Это ведь не только я говорю, милая племянница.

— А кто? Аберкромби, что ли? Тоже мне выдумали, «истинная наследница»...

Франсуа задумчиво постучал пальцами по рулю.

— Вы просто ещё обо многом не в курсе, Кэсс. Видите ли, это был не комплимент. Признаться, я сам всё ещё не вполне понимаю, как у нас здесь это всё устроено. Но факт, в котором убедились многие поколения жителей архипелага – создания Малого народа признают хозяина земли и его наследников, и показываются на глаза только им. А Чёрная Свора их не трогает. Но всё не так просто, чтобы решаться наличием купчей на землю. Кого-то остров признаёт сразу, а к другим будет присматриваться два, три поколения. Могут показываться хозяину мелкой фермы и не признавать соседнего помещика. Можно обладать их признанием, но утратить его, например, если плохо обращаться с землёй. Но из деревень сейчас многие уезжают. Поэтому «истинных хозяев» осталось не так много. Эрнанвили, Фиц-Бернары, Армстронги, Аберкромби – если бы бедняжка Элена была хоть на двести ярдов дальше, на отцовской земле – ей бы уже ничего не угрожало. Ещё, подозреваю, сержант Доусон. Но он не признаётся, считая, что сотруднику полиции подобное не пристало, — не отрывая взгляда от дороги, перечислял он, как вещи вполне обыденные.

— Подожди… И Элена? – удивлённо переспросила племянница. Виконт кивнул.

— Слишком пугливая, рассеянная и нервная для горничной, не так ли? Однако девчонке, которая иногда видит немного больше, чем положено людям, согласитесь, трудно не быть пугливой и растерянной. Поэтому мне глубочайше плевать на недоумение и даже сплетни, вызванные столь неудачным выбором горничной.

Кэсси прикусила язык, вспомнив все свои насмешки над «белобрысой курицей».

— И то, что сегодня вы не пострадали и смогли защитить Элену… Понимаете?

Девушка слушала очень внимательно, вспоминая, как с явной неохотой отступали, уползали в придорожные канавы и кусты рваные силуэты, когда она рывком подняла с асфальта перепуганную упавшую блондинку, коротко крикнув: «запрыгивай, дура!»

— Так значит, они вовсе не испугались, а… И если бы я не была твоей племянницей… — она нервно сглотнула.

— Кто знает, моя милая. Как я уже сказал, для этого мало формальных прав. Да и, в конце концов, не будь вы моей племянницей, вы бы здесь и не появились, — он успокаивающе положил руку на дрожащую девичью ладошку.

— Предупредить нельзя было? – обиженно пискнула Кассандра. Эрнанвиль виновато развёл руками:

— В каких выражениях вы себе это представляете, милая племянница? Вы ведь и без того, признайтесь, многие требования и рекомендации списывали на мои причуды. В конце концов, подобное случается не столь часто, и я мог надеяться…

Девушка в сомнении почесала взлохмаченный затылок, выкинув из него кусочек еловой ветки.

— Ну а теперь, когда… Что ещё здесь случается «не столь часто»? Давай-ка сразу и начистоту, чтобы я была в курсе.

— Что ж. Если вы настроены всё же задержаться на островах… То, о чём вам стоит быть в курсе, хранится на верхней полке второго шкафа замковой библиотеки. – Не очень охотно, но всё же ответил виконт. – Четыре тома «Поверий, историй и легенд Северного острова». «Хроника всех событий необъяснимых и пугающих, записанных настоятелем Лонсевильского прихода, достопочтенным магистром богословия Лингаредом лета 1783»…

— Подожди, подожди, дядь! – Юная байкерша знакомилась с новой реальностью явно без энтузиазма. – Ты хочешь сказать, что персонажи всей этой верхней полки… — она вопросительно взглянула в темноту за окном.

— Ну что вы, милая племянница, не все, конечно. Я твёрдо убеждён, что некоторые из них являются плодом суеверия, бурных фантазий либо избыточного усердия отцов-инквизиторов. Однако же, как вы имели случай убедиться…

Кассандра сжалась в кресле, обхватив колени и переваривая услышанное и произошедшее.

— Дядь, тебе самому-то здесь не стрёмно?

Такой вопрос явно удивил виконта, который никогда его себе не ставил.

— Уже известная вам секта пастора Херберта, присутствие которой в деревне я сношу, признаться, без восторга, угнездилась в наших краях именно благодаря страху некоторых жителей – преимущественно приезжих — перед местными особенностями. И, как вы видите – нельзя сказать, чтобы её появление изменило что-либо в лучшую сторону. Страх – плохой советчик, юная леди. К примеру, у вас в городе гораздо выше риск стать жертвой ДТП, бандитского нападения, да и каждая очередная эпидемия собирает там, в силу скученности жителей, жатву гораздо более трагичную. Однако же вы привыкли там жить, и утром не боитесь выходить на улицы, хотя наверняка осознаёте, что на них обретается некое число пьяных водителей с неисправными тормозами, криминального элемента и носителей привезённого из экзотических стран штамма, не так ли?

Племяшка печально согласилась:

— К тому же там ещё и в школу ходить приходится, да ещё и родители…

Лес слева от дороги сменился яблочными садами, над которыми виднелись конические крыши Шато Эрнанвиль.

* * *

Солнечным утром окрестности выглядели приветливо и совершенно безобидно. Идиллия, да и только, — саркастически констатировала Кассандра, с вершины башни разглядывая окружённые садами домики немногочисленных ферм и холмистые поля, прочерченные тартаном каменных оград и расшитые витиеватой кельтской вязью просёлков. Нет уж, знает она эту идиллию и второй раз не купится. Устроившись меж двух крепостных зубцов, девица хмуро листала том в кожаном переплёте – разумеется, «Хронику» достопочтенного Лингареда. Откуда-то же вылезают в идиллию эти вот, коим в «Хронике событий необъяснимых» даже название есть – Чёрная Свора. И гравированная иллюстрация, дабы освежить память барышни Кассандры-Виктории, на случай если она забыла события пятничного вечера. А она не забыла. И это первая причина спетлять отсюда подобру-поздорову. Впрочем, достопочтенный Лингаред обещает, что вылезают они нечасто, только в безлунные ночи и канун Всех Святых, что, несомненно, лучше подобной дискотеки каждый вечер. Кстати, о дискотеках – это вторая причина спетлять. Единственная в городке гаражная рок-группа, которую Кэсс в пятницу проводила на паром, вчера прислала весточку, что их концерт в Метрополии приняли гораздо лучше, нежели в патриархальном Порт Сен-Пьере, и они подумывают принять интересное предложение и задержаться подольше. За ребят, конечно, приятно, но остров окончательно погружается в болотную тоску. А весёлые приятели со старой тусовки, видать, уже совсем её забыли – за всё время ни письмеца, ни телеграммы, хотя оставляла ведь адрес! Кассандра обиженно скривилась, проследила взглядом, как в каменную арку въезжают две фигурки на велосипедах, услышала снизу весёлый щебет, и уголки её губ окончательно капитулировали земному тяготению.

Скрипнула дверца чёрного хода, и каменная толща мгновенно поглотила звуки шагов и голосов. Однако вскоре на узкой винтовой лестнице раздалось приближающееся копошение, и запыхавшаяся Элена, ещё не успевшая переодеться, вынырнула на верхнюю площадку.

— Доброе утро, барышня. Будут ли какие распоряжения? Когда прикажете подавать завтрак?

Ах да, ведь дядюшка же умотал с самого утра на свои виноградники и винокурни, а старик дворецкий ещё не возвращался с городской ярмарки. Значит, она, Кэсс, осталась тут типа за хозяйку.

— Ты же знаешь, блонди, что я не по этим делам – чай, сама себе могу и шнурки завязать, и бухлишко открыть. Так что можешь волынить, пока взрослые не приехали.

Горничная потупила взгляд в носки кроссовок и торопливо выпалила:

— И… у меня ещё не было случая вас поблагодарить, барышня Кассандра-Виктория. Если вдруг… если я смогу что-то для вас сделать, только скажите. Я с радостью!

Наследница осмотрела Элену заинтересовано, попробовала представить робкую горничную в косухе, высоких ботинках и роком в наушниках – не смогла, и только махнула рукой:

— Ты не добрый джинн, блонди. Если бы ты могла перенести меня куда-нибудь в Вудсток, или мою тусовку сюда… Но не сможешь, так что буду и дальше зарастать плесенью в этом захолустье.

Элена напряглась, силясь понять все услышанные словечки и выражения, и наконец тихо спросила:

— Вам здесь не с кем дружить, барышня Кэсс?

Та взвизгнула, будто ей наступили на больной мозоль:

— Нет, блин, мы же каждый вечер со старым Генрихом сейшеним под металл, задувшись косяком на пару!

Блондинка замерла с открытым ротиком, наконец, сообразила, что барышня так шутит.

— Ох… какая же я недотёпа! Я об этом никогда и не думала. Ведь у меня здесь и сёстры, и… — она запнулась, быстро взглянув вниз, на старый сад. В сомнениях перевела взгляд куда-то вдаль, в сторону побережья, и наконец смирившись с тем, что при барышне Кэсс можно не шибко соблюдать этикет, присела на соседний проём:

— Конечно же, так не должно быть, барышня! Послушайте… кажется, я знаю, с кем вас можно познакомить. Только… — она понизила голос и опустила глаза, — только я не знаю, одобрит ли его милость виконт… И если мои родители и пастор Херберт узнают, с кем я вожу знакомство, они точно не одобрят…

Вселенская скорбь, вместилищем коей был взгляд Кассандры, тут же сгорела в лукаво-заинтересованных огоньках:

— Да неужто? Наша скромница Элена имеет секреты от старших? Ну-ка, колись – это какое же знакомство в вашей застёгнутой деревне считается неподобающим? С пастором конкурирующей секты, что ли?

От её слов горничная ещё больше покраснела и почти шёпотом выдавила:

— Нет, что вы. Просто… она немного не такая, как все люди. Но очень хорошая! Так что вы уж постарайтесь поделикатнее. Вы… никогда не были у Серебряной бухты, барышня Кэсс?

— Это хотя бы где?

— Отсюда в получасе езды на велосипеде.

— Значит, на «Джилере» от силы минуты три. Айда, дядюшка всё равно сказал не ждать раньше обеда!

На лице горничной отразилось сомнение. Единственный её опыт общения с мотоциклом Кассандры был в состоянии полуобморочном и при обстоятельствах, которых она предпочла бы никогда не вспоминать, что не вызывало желания повторять его. Но байкерша уже вскочила на ноги.

— Ты ведь хочешь вернуться до того, как здесь спалят твоё отсутствие в рабочее время? И вообще, кто только что обещал для меня всё и с радостью?

Блондинка покорно вздохнула, и лишь по дороге заскочила в буфет, сунув что-то в небольшую сумку через плечо, пока барышня Кассандра выводила на свободу железного коня.

— Держись крепче да смотри, чтоб уши ветром не оторвало!

На переднем дворе «Джилера» притормозила, наткнувшись на Этьена, занятого геркулесовым единоборством с непомерно разросшимся хмелем.

— Мсье Этьен, если мой почтенный дядюшка или уважаемый Генрих вернутся раньше срока – я отправилась на Ассамблею благородных девиц. В сопровождении Элены, ибо незамужней барышне не пристало выходить в общество одной, — манерно похлопала ресницами наследница и нажала педаль, оставив молодого садовника в несколько шокированном состоянии. Элена успела только пискнуть и вцепиться в талию брюнетки, когда байк с шумом стартовал и тут же скрылся на шоссе.

* * *

Серебряная бухта являла собой в меру крутой меловый обрыв, полукругом спускавшийся к небольшому укромному пляжику. Россыпь как подводных, так и выступавших на поверхность камней ограждала её от визитов рыбацких и туристических лодок, а удалённость от дороги и неприметность заросшей тропки вдоль склона – от гостей с суши.

— Иногда прибой здесь выносит старинные серебряные монеты, — рассказывала Элена, пока они, оставив наверху мотоцикл, осторожно спускались навстречу волнам. – Сейчас уже не столь часто, а раньше, рассказывают, много их тут было. Потому бухта и Серебряная. Никто уж не помнит, откуда. Наш учитель говорил – с голландского торговца, разбитого штормом лет триста назад. А пастор на проповеди – что монеты эти дьявольские, коими он пытается купить христианские души, и тот, кто соберёт их тридцать, по числу сребреников, взятых Иудой, и не пожертвует их в церковь – тотчас же умрёт!

Брюнетка недоверчиво хмыкнула:

— И как, многие умерли?

— Конечно! – удивилась её непонятливости горничная. – Приход-то большой, каждый месяц, считай, кто-то да помирает. А как знать, не собрал ли кто-нибудь из них перед этим тридцать монет? Вы осторожней, барышня Кэсс, здесь осыпается.

Высоко поднявшееся летнее солнце уже заглянуло в меловый амфитеатр, заливая его тёплым золотом. Элена сбросила кроссовки и одежду, поставила на большой плоский камень у берега прихваченную с собой банку домашнего джема и шагнула в воду. Кроме них, на пустом берегу никого не было, и Элене некого было стесняться.

— Возможно, придётся немного подождать, барышня…

Только здесь брюнетка разглядела, наконец, что в ней нашёл Этьен. Без строгого форменного платьица или на два размера большей, явно с плеча старших сестёр ковбойки блондинка избавилась также от вечно потупленного взгляда, сжатых коленей и согнутых плеч. Сильное, взращённое на натуральных деревенских харчах, морском воздухе и физической работе тело, летящее с камня в волны, вызвало у бледной тщедушной рокерши вздох зависти. Но в этот момент из-за края большого камня появилась тонкая белая рука, быстро цапнула банку с повидлом и исчезла, заставив Кассандру вздрогнуть от неожиданности и замереть. Через пару минут рука появилась снова, аккуратно положив в то же место небольшую веточку ветвистого коралла. Впрочем, несмотря на её скрытность, оказалось, что Элена тоже всё видела.

— Не стоило так, барышня Орси, — вздохнула она, выныривая рядом. – Я ж просто так угощаю, по-дружески. Зная, что вы любите…

Из-за кромки камня вслед за рукой показалась весьма элегантная, с хитрыми зелёными глазищами на узком лице девичья головка в обрамлении мокрых тёмно-каштановых локонов. Взглянула на Элену, прочитав её исполненный внутренней борьбы взгляд, и что-то шепнула одними губами. Горничная неуверенно улыбнулась:

— Нуу, раз тоже по-дружески и просто так, тогда я, конечно, возьму. Спасибо.

Тут зеленоглазая заметила, наконец, пошевелившуюся Кассандру и снова спряталась за спину горничной.

— Ну что вы так. Это барышня Кассандра – племянница господина виконта. Не стесняйтесь.

Незнакомка неуверенно, но любопытно выглянула из-за плеча блондинки. Кассандра решилась, наконец, сбросить тяжёлые ботинки и ступить в прохладную воду.

— Ну… привет, что ли.

— Ну, привет, — одними губами с улыбкой ответила зеленоглазая. Элена украдкой помахала пальцем перед своим ртом. Кассандра поняла, в чём дело, и постаралась не выказать обидной жалости. Эк не повезло-то девчонке, ведь такая красивая, и надо же…

— Ор-се-и-да, — медленно прочитала она по ярко-алым губам. – Для подруг – Орси.

— Кассандра-Виктория-как-то там ещё. Кто так называл, тот пусть язык и ломает, а для друзей – просто Кэсс.

Когда, отвечая на рукопожатие, осмелевшая девица высунулась из воды, оказалось, что купается она топлес – по пуританским здешним нравам, дерзость неслыханная, что сразу вызвало у байкерши симпатию и уважение.

— Ты любишь море? – поинтересовалась Орси, изучая новую знакомую.

— Не знаю… Я ведь из города. Только и видела его, что на пароме.

— С парома не увидишь, — беззвучно рассмеялась девушка. – Хочешь, покажу тебе подводные пещеры? Затонувший галеон? Поля, где волна колышет стебли водорослей, среди которых прячутся от хищников стайки разноцветных рыб?

Не привыкшая читать по губам Кэсс была не уверена, что понимала всё. Зеленоглазая заметила это, и очень старалась говорить медленнее и чётче. Брюнетка придвинулась ближе, чтобы лучше читать – эта близость глаза в глаза и общение в тишине придавали какую-то недостижимую при обычном разговоре доверительность.

— Я знаю и могу показать все уголки на побережье! Но здесь мне совершенно не с кем общаться, кроме Элены, а она почти всегда на работе…

Ну да, зная эту деревенщину, никто не захотел дружить с немой, — сообразила брюнетка. — Кроме Элены… А блонди-то, выходит, гораздо лучше и башковитее, чем кажется.

— Только тебе понадобится… как он у вас называется? Акваланг. Придёшь завтра?

— Приду, — пообещала Кэсс. Этот короткий ответ вызвал у новой подруги бурю восторга. Радостно улыбнувшись, Орсеида грациозно приподнялась над камнем, опираясь на руки, полностью вынырнула и гибко перекувыркнулась через спину, взмахнув длинным, в полтора ярда, серебристо-сизым хвостом. Байкерша подскочила и попятилась:

— Она же… рыба!

— Фу так говорить, барышня Кэсс! – шикнула на неё Элена, беспокойно оглянувшись и убедившись, что резво плещущаяся Орсеида ничего не слышит. – Морские девы очень обидчивы!

— Я домой! – Решительно выдохнула Кассандра. – Совсем домой, на паром. С меня хватит!

Элена удержала пятящуюся брюнетку почти силой:

— Ну как не стыдно, барышня! Вы ведь Чёрной Своры не испугались! А теперь…

— Я не боюсь! Я…

— Вы ведь истинная владелица земли… possesseu… Понимаете? Никто, кроме вас, её даже не увидит…

— У неё хвост!

Зеленоглазая Орсеида вынырнула совсем рядом, и её счастливая улыбка заставила Кассандру в сомнении остановиться. Не заметила перемены в настроении новой знакомой, и лишь попросила:

— Только… не говори никому, хорошо? Нам не разрешают общаться с сухопутными. Особенно с вашей семьёй…

— Почему с нашей? – автоматически спросила племянница, пытаясь осмысливать происходящее и свои действия. Морская дева взглянула на Элену. Та вздохнула и присела на плоский камень:

— Хорошо, давайте я расскажу. Ей трудно много разговаривать на воздухе. Я ещё маленькой была, когда был жив дедушка, и у него собирались старые моряки. А бабушка всё ругалась, что грех при детях пьянствовать и городить такие россказни… Говорили, что эти монеты вовсе не от дьявола и не с голландского судна, а из сундука, спрятанного в затопленных пещерах пиратами капитана Тарлтона. Говорили, что сопутствовала им удача, ибо Гвидиона Тарлтона любила прекрасная морская дева. До тех пор, пока он, разбогатев и получив от короля офицерский патент и рыцарское звание, не предпочёл ей дочку богатого маркиза…

Элена подставила лицо навстречу поднявшемуся ветру и солоноватым брызгам, и, глядя вдаль, продолжила:

— Морская дева умерла от обманутой любви, и её белоснежное тело превратилось в белую пену. Перед смертью она сказала: «Что море дало, море вернёт обратно», — и после того капитан так и не смог найти своего сундука.

— Дай угадаю: знатная фифа его после этого бросила? – усмехнулась Кассандра, стараясь не глядеть на шевелящийся рядом хвост. Горничная помотала белокурой головкой.

— Нет. Маркиз, рассчитывавший браком дочери поправить свои дела, конечно, настаивал на разрыве помолвки, но она заявила: «Неужели твоя дочь куртизанка, чтобы любить за деньги?» Гордая маркиза ослушалась отца и вышла замуж без благословения, поставив лишь одно условие: никогда больше не выходить в море. Ибо сёстры и братья обманутой морской девы жаждали отплаты за её смерть. Семь лет капитан соблюдал это обещание, а потом не выдержал, ибо видел, что его знатная жена живёт в бедности, а у неё к тому моменту ещё и родился ребёнок. Но в первом же рейсе его корабль был разбит ураганом. Никто не понял, как же случилось так, что спастись смогли все, кроме опытного капитана, тела которого так и не нашли, — тихо закончила Элена.

— И при чём здесь наша семья?

— Разве его милость вам не рассказывал? – спросила горничная и прикусила язык.

— Эй, эй, что за секреты от подруг? Мы так не договаривались!

«Теперь точно наругают. А возможно, и выгонят», — обречённо подумала блондинка, коря себя за длинный язык. Но отступать было некуда.

— Так ведь именно от них и происходит ваша фамилия, барышня Кассандра, — виновато произнесла она. – Портрет маркизы Селестины-Аркадии до сих пор висит в библиотеке замка. Но портрет капитана Тарлтона его милость вешать не разрешает, хотя Генрих рассказывал, что он хранится где-то на чердаке. Вот поэтому Орси вряд ли разрешат общаться с вами. А больше-то ей и не с кем…

— А почему не с кем? Ты ведь можешь тусить со своими… родственниками? – с надеждой спросила Кассандра, изыскивая подходящий для успокоения совести повод отделаться.

Орсеида, слушавшая рассказ молча и внимательно, тут же недовольно шлёпнула по воде хвостом, подняв тучу брызг:

— Да у них же одна скукотища и куча ограничений! В каштановый не красься, плавай зелёная, как все нормальные морские. С теми не дружи; там не гуляй; морячков не пугай; сиди, бренчи на этой арфе, вышедшей из моды ещё при бабушке!

Байкерша внимательно прочитала по губам, заинтересовано приподняла бровь и уточнила:

— А сколько тебе лет?

Орсеида на секунду запнулась.

— По вашему возрасту — четырнадцать! Но по морским меркам я уже взрослая!

Кассандра оглядела морскую деву оценивающе и ответила:

— А знаешь, хвостатая, сдаётся, мы всё-таки подружимся…

* * *

Просьбе об акваланге виконт удивился, но, поскольку племянница в кои-то веки просила не выпивки и не провести в родовом замке рок-фестиваль, возражать не стал. Довольная Кэсс уже натянула бикини (разумеется, чёрный и с серебристым скалящимся черепом) и как раз проверяла шланги и клапаны, когда на пороге появилась Элена с серебряным подносом в руках – как обычно, затянутая в чёрное платьице и белоснежные чулки, с покорно опущенным взглядом.

Сердце байкерши ёкнуло, когда на подносе она рассмотрела надписанный знакомым почерком долгожданный конверт.

«Салют, Чокнутая! Слушай, есть взрослое дело. Нужен не засвеченный перед фараонами верблюд, чтобы толкнуть с материка в Метрополию пак колёс. Слыхали, у тебя как раз появился новый байк? Уверены, ты не сдрейфишь. Тусовка рассчитывает».

Дочитав, брюнетка закусила губу и бросила быстрый взгляд на горничную. Впрочем, та всё равно бы ничего не поняла, даже если бы увидела текст. Ещё вчера Чокнутая Кэсс не сомневалась бы ни минуты. Возможность проявить себя в настоящем взрослом деле, перейти из малолеток в уважаемые члены тусовки!

— Ответ будет, барышня Кассандра?

Та мучительно задумалась, наконец, скомкала письмо и бросила в корзину, прежде чем вернуться к ремням и шлангам.

— Нет. Колёса, блонди – для слабаков, которых в этой жизни недостаточно кроет без них.

Горничная не поняла ни слова, но дисциплинированно согласилась:

— Несомненно, так, барышня.