Селена и новый мир

Смерть пришла к Селене не внезапно. Она знала, что горящий зал её дворца станет гробницей. Ярость врагов, измена соратников — всё было ожидаемо. Последнее, что она почувствовала, был вкус собственного яда на языке. Гордость. Тишина.

А потом — крик. Не её. Высокий, пронзительный, как у новорождённого.

Она открыла глаза. И всё было не так.

Небо — белое. В воздухе — запах магии и молока. Тело — слабое, безвольное, чужое. Руки не слушались, слова не шли с языка. Всё, что она могла — это кричать. И она кричала. От ярости. От ужаса. От унижения.

«Где мои доспехи?»
«Где мои солдаты?»
«Почему я не могу… встать?»

Селена — Императрица, убийца, воительница — была заключена в теле младенца. Она чувствовала, как мозг почти взрывается от притока сознания в столь крохотную оболочку. Малейший звук резал, свет ослеплял, прикосновения вызывали панику.

Она чуть не сошла с ума.

Месяцы прошли в мучительном молчании. Она наблюдала за миром сквозь мутные глаза ребёнка. Её сознание, застрявшее в маленьком теле, было пленником биологических ограничений. Это была пытка для разума, способного командовать армиями.

Её первой мыслью о мире было: "Я уничтожу всё, если это ещё один ад."

Но потом она услышала имя.

— Моя милая Селена… — прошептал мужчина с платиновыми волосами, глядя на неё как на фарфоровую статуэтку. — Добро пожаловать в род Малфоев.

И Императрица поняла. Это — не ад. Это — второй шанс.

А значит, она не просто выживет.
Она вновь поднимется.
Только теперь — в новом теле. В новом мире. С новой властью.

И всё начнётся с яда, капающего не в кубок, а в ухо. Словами. Манипуляцией.
Она вырастет — и покорит.

Её пальцы не слушались. Они были маленькими, пухлыми, нелепыми. Но разум внутри был прежним — хищным, расчётливым. На стене, прямо напротив детской кроватки, висел старинный меч. Украшенный рукоятью с змеями и изумрудами, он был всего лишь семейной реликвией — для них. Для неё же — символом силы, её первой настоящей цели в этом новом теле.

Селена лежала в кроватке и терпеливо наблюдала. Дни. Недели. Она училась — как напрягать мышцы, как перекатываться на живот, как использовать перила кроватки, чтобы подтянуться. Её тело медленно поддавалось её воле, но так неохотно, что бывшая императрица едва не кусала губы от ярости.

Однажды, когда в комнате не оказалось ни одной няни, и магия домашнего комфорта дремала, Селена уцепилась за край подушки, соскользнула вниз — и упала на ковёр. Без звука. Она не плакала. Гнев заменил ей боль. Ползком, с нечеловеческим упорством она приблизилась к стене, где висел меч.

Селена подняла глаза. Он был выше. Намного выше. Но её взгляд — стальной, холодный — был направлен точно на него. Она подняла руку, как будто собираясь призвать его, будто меч мог вспомнить свою старую хозяйку.

Но тут раздались шаги.

— Что ты здесь делаешь?

Голос был глубоким, властным. Она почувствовала, как руки подхватили её — легко, без усилия. Он держал её, словно антикварную книгу. Абраксас Малфой — глава рода, отец Люциуса, её отец в этой жизни.

Селена посмотрела на него с вызовом, даже несмотря на то, что её лицо всё ещё принадлежало младенцу. Он внимательно изучал её, как будто... видел.

— Ты ещё даже говорить не умеешь, а уже тянешься к мечу. — В его голосе не было умиления. Был интерес. Возможно, тревога.

Селена поджала губы. Если бы могла, она бы сказала: «Это ты повесил оружие передо мной. Я лишь решила, что оно должно быть моим».

Абраксас слегка усмехнулся, гладя её по голове.

— Ну что ж, моя малышка... Похоже, в тебе есть настоящий Малфой. Или кто-то пострашнее.

Он повернулся и понёс её обратно в кроватку. Но, положив её, задержался на миг. Затем подошёл к мечу, снял его со стены... и положил в угол комнаты, ближе к полу.

— Посмотрим, как скоро ты сможешь дотянуться до него по-настоящему.

Селена лежала, молча. Её сердце билось размеренно, уверенно.
Ибо первая битва была выиграна.

С того дня меч стал не просто целью — он стал вызовом. Утро начиналось с попыток подняться. Ночь — с проклятий, шепчущихся в тишине детской. Каждое движение оттачивалось, как когда-то удары клинком. Ползать она научилась за неделю. Стоять — за две. И когда её тело впервые послушалось и удержало её на ногах, в груди родился рёв беззвучной победы.

Абраксас наблюдал. Не вмешивался. Он словно испытывал её.

Когда Селена сделала свой первый шаг — не под чьи-то одобрительные аплодисменты, а ради стали, лежащей в углу комнаты, — он не произнёс ни слова. Но она почувствовала: его интерес рос. Его магия начала медленно касаться её мира — он проверял, чувствует ли она потоки. И Селена отвечала. Без палочки. Пока молча. Но чувствовала.

Она росла — не как дитя. Как оружие.

Слуги называли её "тихой бурей". Она не капризничала. Она наблюдала. Изучала каждого, кто входил в её поле зрения. Смотрела, как они двигаются, как держат себя, на какие слабости надеются. Даже мать, обычно нежная к Люциусу, сдержанно относилась к Селене. Девочка не тянулась к материнским объятиям. Только к стали.

И вот настал день. Она подошла к мечу. Подняла его двумя руками. Тот был слишком тяжёлым, чтобы поднять его полностью, но она держала его остриё, как бы утвердив: «Ты снова мой».

Абраксас вошёл в комнату как раз в этот момент.

Они встретились взглядами.

— Слишком рано для оружия, — сказал он.

Селена лишь сжала рукоять сильнее, её взгляд не дрогнул.

— Но не для воли, — добавил он после паузы. — Хочешь, чтобы тебя учили?

Она не ответила — не могла. Но в её молчании было больше решимости, чем в крике армии.

Абраксас повернулся к двери.

— Тогда будь готова. Я приведу тех, кто выковывает не мечи, а воинов.

И Селена улыбнулась. Чуть-чуть. Почти по-человечески.

Ибо Императрица вновь получала своё оружие.