Семнаца, Девушка из Столицы

Тонк. Про этот город скази обычно так:

— Самое говно на карте, последняя высечка перед жопой мира, коей были Руины Древних.

Воздух здесь был горьким — смесь пыли, окисленного металла и озона. Идеальное место для таких, как Бормо.

Старик сидел на покосившемся крыльце своего бунгало, которое было скорее грудой ржавого хлама с навесом, и жевал жареный гриб. На вкус — старый ремешок, довольно горький. Но питательно.

— На грибах еще можно продержаться, Арчи, — задумчиво сказал он шарообразному дрону, висевшему рядом. — Не будь у меня этого дара… черт знает, как бы мы выжили.

Дрон жужжал, его оптический сенсор был сужен в щелочку.

— Выжили. Грандиозно. Мы не выживаем, Бормо, мы медленно разлагаемся. А теперь на нас еще и это навесили.

— Навесили — Вздохнул старик

Сначала была ссылка в Тонк. Теперь и приказ шефствовать над новым «спецом» из столицы.

— Ошибки «Фонда Очистки» нужно списать на кого-то незначительного, — продолжал ворчать Арчи. — И мы идеально подходим. Какой-то мелкой девахе, папиной дочке, вероятно, устроили «стажировку» подальше от глаз. А мы — ее няньки.

— Не будь так циничен, друг. Может, она смышленая.

Арчи издал звук, похожий на короткое замыкание.

— Она будет тут ходить с надутыми губками и брезговать. Еще откажется есть грибы. Предсказываю.

Бормо вздохнул, доел гриб и поднялся.

— Ладно, пора на вокзал. Встречать наше «счастье». И грибы продать.

Гравивокзал Тонка был таким же унылым, как и все остальное: ржавая платформа, пара облезлых скамеек и вечно пьяный смотритель. Бормо разложил свою драгоценную ношу — связки странных, костистых грибов.

Первым подошел толстяк, лицо которого напоминало испорченный пирог. От него несло дешевым самогоном и потом.

— Эй, старикашка, это чё за поганки? — хрипло спросил он, ткнув толстым пальцем в самый крупный гриб.

— Это, уважаемый, «Плевок Великана». Очень питательный, — вежливо ответил Бормо.

— Херня какая-то, — буркнул толстяк. — Давай за полцены, а то воняют они, блядь, как помойка.

— Простите, не могу. Цена фиксированная.

— Ну и иди на хуй, сквалыга, — толстяк плюнул почти что Бормо в ботинок и поплелся прочь.

Потом правда вернулся. Бормо улыбался.

— Хер с тобой, давай — и протянул оплату.

Следующим был мутант с обильной шерстью на лице и желтыми глазами. Эдакий человек-волк. Он понюхал воздух.

— Грибы. Хорошо. Мне все, — его голос был низким рыком.

— Отличный выбор! Это будет…

— Не болтай, старик, — волк оскалил клыки. — Деньги есть. Давай больше не проси.

Он швырнул несколько монет, схватил грибы и удалился, чавкая.

— Приятного аппетита, — тихо сказал Бормо, подбирая монеты. Даже больше чем надо.

Бормо уже решил, что «спец» их кинул, не соизволив появиться, как вдруг искаженный помехами голос проревел из репродуктора:

«Внимание! Гравиевый поезд „Стрела-7“ попал в аномалию на подъезде к станции. Все рейсы задерживаются».

Смотритель, пошатываясь, подошел к Бормо.

— Старик, ты ж у нас механик… единственный, блять. Поезжай, глянь, что там. А то эти уебаны из охраны только стрелять умеют.

Бормо вздохнул. Он ненавидел аномалии. Но деваться было некуда. Старик сел на свой древний мопед, больше похожий на консервную банку с моторчиком. Мопед, плюясь магическими газами, поехал по направлению к Руинам.

Механик уже представлял себе худшее: искривленное пространство, расплавленные вагоны, панику. Он приготовился увидеть трупы или, что еще хуже, выживших, которым нужна помощь.

Но то, что он увидел, заставило его замереть.

Поезд стоял целый и невредимый. Рядом с ним, на выжженной земле, лежала гигантская, полупрозрачная медуза — классическая пространственная аномалия «Сквозняк». Она была мертва, ее щупальца медленно таяли в воздухе, словно пена.

А рядом, поправляя перчатку, стояла худенькая девчонка с волосами цвета электрической сини. Она спокойно принимала толстый пачку кредитов от дрожащего проводника.

Бормо подъехал ближе, заглушил мопед.

— Э… что произошло? — выдавил старик не понимая.

Девчонка повернулась. Лицо у нее было детское, а глаза… механические. Не такие как у роботов, но и не как у людей.

— А, вы, наверное, Бормо? — она картинно поклонилась. — Я — Семнаца. Ваш новый напарник. А тут эта хуйня пространственная вылезла, всех в жопу тыкала, гравитацию ебала. Ну, я ее и нахуй послала. — Девчонка рассмеялась.

Бормо открыл рот, но слов не находил. Он смотрел то на нее, то на гигантскую тушу аномалии.

— Как… — начал он.

— Да похуй как, — махнула рукой Семнаца и протянула ему все только что полученные деньги. — Держите. На грибы. Я слышала, вы ими увлекаетесь.

Бормо машинально взял кредиты. Его мозг отказывался складывать картинку в единое целое.

— Дитя мое… — наконец произнес он, находя силы. — Пожалуйста… не выражайся так… грубо. Мы… мы механики. Приличные люди.

Семнаца нахмурилась, ее лицо выразило искреннее недоумение.

— А как надо? «Отправила в небытие»? Звучит хуёво. Словно меня назначили стирателем.

— Ну… можно просто сказать «обезвредила».

— Поняла, — кивнула она, но в ее глазах читалось «фигня какая-то». Потом она посерьезнела. — Я не механик, Бормо. Мне сказали… я Ключ. Правда, я сама хуй знет, что это значит.

Старик покачал головой. Загадка на загадке. Но деньги в руках были самыми настоящими. А девчонка, уничтожившая аномалию голыми руками, смотрела на него с тихим ожиданием.

— Ладно, — сдался он. — Поехали домой. Ужинать. Грибами.

Когда он привез ее в свое бунгало, а Арчи, зависший в дверях, издал тихий, полный ненависти щелчок, Семнаца осмотрела его лачугу и сказала:

— Уютно.

Время спустя сели ужинать. Бормо поставил на стол тарелку с жареными грибами. Они пахли пылью и самим Тонком. Хоть теперь и были деньги, чтобы купить что угодно, это было непривычным для них. Семнаца, не глядя, взяла гриб, откусила и с полным ртом сказала:

— Охуенно. В столице таких нет. Как же классно что я у вас!

И Бормо подумал, что, возможно, не все еще потеряно.