Республика Дахария.
(Бывшая Дахарская АСР)
Юг пустыни Далут.
Сортировочная станция Адар.
…С шагом высоких бежевых ичиг по плиточному полу заскрежетал песчаный нанос. Рука в плотной хлопковой перчатке коснулась заклинившей двери эвакуационного выхода со станции Адар к ее железнодорожным платформам. А позади, за спиной ходока, за бежевым заплечным мешком и прикрепленным к нему латунным чайником в оборванном капюшоне от комплекта армейской химической защиты, оставался просторный холл с его лепниной, барельефами, вычурной мелкой мозаикой и гипсовыми статуями. За пределами взгляда оставался и вставший поперек уничтоженный танк, который метнул башню на балкон второго этажа, и раскинул по сторонам катки, словно прилег отдохнуть после тяжелого и напряженного дня. Отражениями делились медные полоски отрывистой восточной вязи, которая дублировала надписи на старославском языке. За разбитой стеклянной витриной – красный изорванный флаг, обрызганный краской. Под ним – несколько куч непонятной массы, некогда, скорее всего, бывшей военными или боевиками местных банд. Кто уже пойдет и разберет, что творилось тут в страшные для края времена?
Из щели между косяком и дверной створкой дохнуло жаром. Там, за тонкой ширмой из шестисантиметрового клееного бука была настоящая, неподдельная и неподвластная теперь человеку природа Дахарии. Там, через границу, разделяющую свет от тени, пятьдесят два градуса по Цельсию, которые делали зараженную и обезлюдевшую пустошь суровым местом, почти непригодным для дальнейшей жизни.
Перед тем, как толкнуть дверь, Сержио повернул окуляры противогаза. Специальные фильтры изменили затемнение, и теперь он не боялся ослепнуть. И все равно, когда дверь после двух толчков сдалась, он не смог сдержать рефлекса. Прикрыл глаза рукой, и дернул головой в бежевой резиновой маске. Перед глазами по стеклам стекли две крупные капли соленого пота, которые затем захрипели в дыхательном шлюзе. Зрачки сжались, и он увидел все, что должен был. Все, к чему шел, и что было его целью в этой пыльной и высушенной жаром Республике.
Местечко для станции было выбрано в меру удачным. Где-то там, всего в полутора километрах к северу был самый южный город бывших Семнадцати Социалистических Республик – Шаиф-Аил. В шести километрах к югу – теперь уже не охраняемая государственная граница, за которой начиналась двухсоткилометровая зона карантина, и продолжались безлюдные пустыни Ближнего Востока. К западу – теплое Элладийское море, и сотни, тысячи вышек по выкачиванию углеводородов из земли. Основным же ресурсом, конечно, являлась нефть. И именно ее Сержио предстояло найти. Среди десятков, сотен, и возможно даже нескольких тысяч вагонов, которые были сосредоточены на станции Адар.
…Сержио достал из-за ремня красные саперные флажки, и еще раз осмотрелся. Глянул себе под ноги. Все ступени, которые вели к первой платформе, замело песком. Барханы сковали рельсы и шпалы. И казалось, что вагоны, цистерны, и специальные контейнеры для перевозки ядерного топлива (на которых кривой рукой было написано "Тсукор"), стояли в прибрежной полосе и купались в желтых неторопливых волнах. Рассыпчатый песок тащило под легкими дуновениями жаркого суховея, и он шуршал по металлу, пластику, плитке и бетону.
Жар сковал тело. Не помогал даже комплект уставной униформы для Южной Группы Войск ССР, который Полоник успел купить на базе ООН в Альрафе. И на протяжении всего пути до сортировочной станции, Сержио не забывал хвалить себя за то, что оставил тяжелое снаряжение, и решил идти налегке. Только в свободной легкой форме цвета экрю: штанах галифе и длинной гимнастерке, подпоясанной бежевым ремнем с матовой бляхой. Уставным головным убором же был светлый легкий тюрбан, кусок ткани от которого болтался сбоку от лица. На тюрбане – кокарда в виде пухлой красной звезды и ветви хлопка. На рукаве – изумрудный шеврон с темно-желтым кантом Химических Войск когда-то единых Республик. На стоячем воротнике, который защищал шею от солнечных ожогов были такие же, по роду войск, петлицы без званий или принадлежности к части или подразделению. В конце концов, Сержио не являлся духом давно минувшей поры, а лишь использовал богатство предков в свое благо. И благо это было ощутимым…
Из горла вырвался сухой хрип. Нога по колено провалилась в бархан, и жар сковал икроножную мышцу. Сержио упал на колено, и достал ногу, но объятия пустыни не отпускали его. Пот не успевал намочить хлопковых светлых одежд – он тут же высыхал, и форма жглась как каленое железо. Резиновая маска стискивала лицо, и все оно, от лба до подбородка, было разжарено, истекало крупными каплями пота. Линзы запотевали, а затем оказывались местом для гонки соленых капель. Сержио вогнул рог противогаза внутрь, и протер окуляры. Это помогло ровно на минуту, затем все началось по новой. Он хотел было сорвать надоевшую маску, но его остановил визг счетчика радиации. Стрелка колебалась на границе красной зоны, и ходок, немного подумав, зарядил медицинский револьвер радиоблокатором, и ужалил себя в ногу. Толстая игла пробила нежно-кремовую ткань, и в месте укола осталось красное, тут же ставшее коричневым, высохшее пятнышко. Мотнув головой, ходок пошел дальше.
Он встал перед первой цистерной, обожжённой снаружи. Он не знал, что у нее внутри, ведь все маркировки оказались за слоем черной маслянистой субстанции. Сняв хлопковые защитные перчатки, Сержио моментально достал тюбик с солнцезащитным кремом и жирно смазал им кисти. Затем, взявшись за металлические элементы вагонной тележки, подпрыгнул, и схватился за оборванную металлическую лесенку, по которой поднялся на крышу цистерны. Там его ждал неприятный сюрприз – манометр, показывающий огромное давление. Рукавом протерев стекло, так что на одежде остались пятна, ходок постучал по нему пальцем. Стрелка уползла еще ниже, совсем уйдя с чисел в свободное плавание. Сержио с трудом сдержал нервный смешок и огляделся.
-- Кёрва… мать-ё раз-так етить…
…Лом со скрежетом вонзился между спиц клапанного штурвала. Полоник навалился всем телом, и для верности даже ударил по блестящему, но заляпанному штурвалу ногой. Через несколько секунд раздалось нарастающее шипением. Момент, и крышка жахнула вверх, врезавшись в предварительно поставленные предохранительные пальцы. Иначе – ее бы подкинуло на несколько метров вверх, и отправило в неизвестном направлении.
Из цистерны со скрежетом и стоном вырвались остатки давления, которые опрыскали ходока черными маслянистыми капельками. Сержио снял предохранительные пальцы, и через перчатку взявшись за раскаленный металл крышки, откинул ее в сторону. Достал нож, повернул его на солнце, и запустил солнечный зайчик прямо внутрь резервуара. На его радость цистерна оказалась полной. Шумно выдохнув, и склонив голову, Полоник быстро отцепил от пояса мерную алюминиевую кружку и запустил ее внутрь, макнув в смолянистое бурое вещество, которое еще предстояло определить. Выудил немного, смазал пальцы, и посмотрел на свет.
-- Ну привет, милая… -- с хрипом выдавил Сержио, заставляя пересохшее горло издавать скрипучие звуки. – Вот ты какая…
Нефть. Самая настоящая Дахарская нефть, на которой работало все, что только могло от Серебровы до Зкравены. Все, что плавало, летало, ездило, вырабатывало такую бесполезную теперь электрическую энергию – это детище этого громадного нефтяного региона, который буквально утопал в черном золоте. Но бешенная гонка за таким ценным углеводородом, развернутая после Революции, быстро сошла на нет, когда об уроках этой самой революции в Дахарии успешно забыли. Теперь нефть была здешним проклятьем, и по совместительству, главным показателем достатка местных халифов, эмиров и прочих султанов, что еще недавно было рабочими, главками, председателями колхозов или даже народными депутатами.
Сержио поднял глаза, установил красный флажок. Именно по этим ориентирам, когда через четыре дня в этих краях пустынь и колючих кустарников появится паровоз Усы́ Белечко, будут забирать заказанное. А заказано было много – двадцать четыре вагона.
И Сержио, закрыв крышку и закрутив обратно блестящий раскаленный штурвал запорного механизма, распрямился в полный рост. Найти среди десятков одинаковых цистерн именно сырую нефть было задачей… не самой простой. Тяжело выдохнув, он тряхнул головой, пытаясь сбросить нарастающую головную боль. Подуло жаром, песок скользнул по форме и затемненным окулярам противогаза. Белая кожа кистей, не смотря за жирный слой защитного крема, начала неприятно чесаться.
Двадцать четыре вагона с нефтью… В море солярки, мазута, керосина, бензина, дизеля и асфальта. В тесном лабиринте из металла…
…И когда Сержио забрался на очередной вагон, надеясь, что это не керосин и он не вспыхнет, как только окажется открыта крышка, он ощутил странность. Медленно повернулся, и поднес к стеклышку противогаза старый оптический прицел. В жарком мареве пространства извивался минарет местной мечети, расположенной в двух сотнях метрах от станции. Сержио заметил странную точку под разрушенной крышей. И, все же веря своей памяти, решил, что ее там раньше не было. Раньше там было пусто, как раз с тех времен, когда люди отсюда двинулись в Баис-Аил и Ирхону, почему-то подумав, что там им будет житься лучше и счастливее.
Хмыкнув, не в силах терпеть струи пота, стекающие по лицу и глазам, сглотнул. Быстро подкрутил настройки прицела, и снова поглядел на верхушку минарета.
-- Человек?.. – спросил он сам себя. И, не найдя достойного ответа, отвернулся, продолжив: -- Примерещится тут, кёрва, всякое…
В последний момент он увидел почти истертую пластиковую бирку, всунутую между металлическими элементами. Поняв, что на ней написано: «Керосин», спрыгнул с цистерны на песок. И разрыв бархан, забрался под вагонную тележку, чтобы хоть немного передохнуть в тени.
…А на минарете распрямилась загадочная фигура. Развернулась, и ушла. Как и не было…