***
Причудливо оплавилась свеча,
Твоим живым застыла изваяньем,
Огонь внизу, а ты свои сияньем
Покатом плеч, груди, точёных рук
Каскадом локонов, в плаще и пеньюаре -
Стоишь вверху, огонь у ног твоих.
Он лижет платье, волосы тревожит,
Старается слизать тебя - не может,
Сужается до лужи на подсвечнике.
Вот капля в волосах сползла на грудь,
По жёлобу живот преодолев,
Широких бёдер внешней стороны
Коснулась, и легла - у ног твоих.
Огонь мелькая золотыми языками исчез.
Дымком еле заметным, его душа ушла.
Твой облик без него окаменел.
***
Жидкой кроной помашут мне
Тонкие стройные сосны.
Изгибаясь предельно,
Вальсируя гибким стволом.
Ветру с ними легко,
Нынче весел он,
Вовсе не грозен.
Хотя, в чаще, на склоне,
Последствий, веселий былых
Бурелом.
Сосны, кажутся юными,
Скрип их похожий на щебет,
Двух гуляющих вечером
В парке смешливых девчат.
Чьи сердца до краёв,
Расплескает, бессмысленный лепет.
В этом возрасте всё не напрасно
И все не молчат.
Этот лес заповедный,
А заповедь, веское слово.
Ты, поди ка, притронься
К корявой кряжистой коре.
И не хочется нового,
Так же, как впрочем, иного.
Только быть бы вот в этой
Природной поре.
СЕНТЯБРИНЫ
Поверженных цветов, не ставших украшеньем,
У слякоти у ног, целующих траву,
Уже не сбережёшь.
У розы весь бутон, раскисший грязноцветный,
У белых сентябрин, стеклянные глаза
И смотрят в пустоту.
А десять дней назад, живой цветастой фреской
Значенье моих чувств, могли изобразить.
С надеждою смотрел, и к ним влекло движенье,
Я знал, что что-то есть. И не могло не быть.
И надо бы успеть, но на глазах уходит,
И сила есть достать, но есть ли право взять.
Вот так мы иногда, сомненьями своими,
Рассыпем чувства в прах, не ценим не храним.
Теперь промозглый дождь, склонились сентябрины,
Стеклянными глазами, уставились в траву.
У розы лепестки, лишились сил, опали,
Залипли на бутон и обняли листки.
***
Буквы рассыпаются в тетради,
Не находят полноценно места.
Все наши дела чего-то ради,
Зачастую нам не всё известно.
У поэта дело стопорилось,
И в прямом и в переносном смысле.
Муза поначалу огорчилась,
А потом пришли к ней свои мысли.
Муза была девушкой проворной
Как поэт не стала стопориться.
Непривычка к речи разговорной,
Помогала и стихам твориться.
Сочинит за вечер стихов тыщу,
Утром встанет солнце, Муза пишет!
Шёл поэт к родному пепелищу,
Ноги волочёт и еле дышит.
Ничего он написать не может,
Хоть и перестал он стопориться.
Как до такой жизни только дожил?
Думает поэт, как докатился?
Муза пишет, дни и ночи пишет!
На стихах не девичьи нагрузки!
Вот уже и Муза еле дышит,
Не весёлый взгляд её и тусклый.
Спать легла в чём было не помывшись,
Сны страшны, как чистая бумага.
Ночь прошла, они не сговорившись,
Встретились на утро у продмага.
Бархотились тучки у Светила,
А дорогу бороздила сырость.
- Никуда я и не уходила!
- Хорошо, что всё же возвратилась!
***
Автобус чётко влился в пробку,
Держась за поручни неловко,
Я где-то в глубине души,
В кольце из верениц машин,
Вмиг тоже становился нервным,
Что путь, как говорят, не верный.
Среди людей, в салоне стоя,
В эмоций транспортном застое.
Довлеют новости и сводки,
Вдруг взгляд мелькнувший
Женский, кроткий…
***
Тихо блещет, мигом, разом,
Свет из зеркала, души.
Я совсем глухой, безглазый,
Фибры резвы, я спешил.
Пустота, границ преграда
Ветер, бред, исток огня,
Ты — не грустна и не рада.
Я — полцарства за коня!
Ласковое онеменье, трепет пыль.
А я как раз!
Заскользил, упал, остыл.
Дождь, вино, любовь, экстаз.
В пустоте не мило, гладко.
Я окинул те края
Они сузились украдкой,
Исказились, ты да я.
Мы одни и тени блекнув
В плаче тихо разошлись.
Я на ноги встал окрепнув,
Ты горишь, гори искрись!