- Не плачьте, тетенька, не надо, он любит вас, - она вздрогнула от неожиданно раздавшегося рядом тоненького, едва не плачущего детского голоса и обернулась.

Белокурый мальчик, лет семи сидел рядом на скамейке, и смотрел на нее огромными, полными сострадания голубыми глазами. Пухленькие щечки вздрагивали, лобик морщился, а уголки губ опускались вниз, готовые вот-вот расплакаться. Такое тепло растеклось по душе, что женщина невольно улыбнулась. На фоне заходящего солнца, он смотрелся ангелочком окруженным ослепительным нимбом уходящего светила:

- Не буду, - она вытерла краешком носового платка слезу в уголке глаза. – Только и ты, тоже не плач. Тебя как зовут?

- И я не буду плакать, - он улыбнулся в ответ. – Меня Серафимом зовут.

- Какое неожиданное и красивое имя, - она вздохнула. – А меня тетя Люба.

Ей не хотелось ни с кем разговаривать этим вечером. На душе скребло обидой на мужа, с которым поругались недавно. Поглощённый работой, он как казалось, мало уделял внимания семье и ей лично. «Эти его встречи, общения. Нет, понятно, что он востребованный, известный художник, что картины его успешно продаются, и потому семья живет в достатке, но…».

- Он любит вас, - мальчик словно услышал ее мысли, и посмотрел с такой уверенностью, что Люба даже вздрогнула.

- Кто? – Не поняла женщина.

- Плюшевый мишка. – Пожал плечами мальчик, словно посетовав на непонятливость собеседницы.

- Какой еще плюшевый мишка? Почему мишка? – Удивилась она, и едва не рассмеялась от уверенной непосредственности в посмотревших на нее в детских глазах.

- А кто же еще? – Он пожал плечами. – У меня тоже есть такая игрушка. Она любит меня, и всегда делает то, что я скажу, она никогда не бывает против моих желаний. Даже когда я злюсь, и кидаю ее на пол, она улыбается. Мне иногда ее жаль, но она и создана, чтобы любить и терпеть. А у вас разве не так?

- У меня не игрушка, - вздохнула Люба, - У меня человек, но ты этого не поймешь, ты еще маленький.

— Вот еще. Я уже большой, мне так папа сказал. Да и какая разница, какая она, эта игрушка, плюшевая или живая? Она же все равно игрушка, и создана чтобы исполнять желания и радовать. Если она вас не слушается, то бросьте ее. Я вот своего мишку часто бросаю на пол, потому что он упрямый, и не хочет стоять на задних лапках, все время падает.

Такой поворот разговора слишком рассудительного мальчика, привел Любу в замешательство:

- Но человек не игрушка…

- Но вы же хотите, чтобы он стоял на задних лапках, а он не слушается? Свои мнения высказывает? – Он посмотрел в глаза, и в этом взгляде прочитался совсем не детский вопрос.

- Нет, не хочу. Я хочу, что бы он любил меня. – Люба покраснела. Она как-то незаметно начала обращаться с этим странным ребенком, как со взрослым, и ей вдруг захотелось поделиться с ним накопленной в душе болью. – Он поглощён своей работой, он живет ей, а семя, которую он клялся любить, остается в стороне. Мы лишние, мы только мешаем. Он сидит за своим мольбертом, и ничего не видит вокруг.

- Ни конфет не дарит, ни цветов. Ни целует и не говорит: «Люблю». Как мне это знакомо, - Закивал сокрушенно Серафим. - Мой мишка такой же. Эгоист плюшевый. Я ему кашу манную в рот, а он есть отказывается, измазюкается весь, умывай его потом. Совсем не ценит заботу.

- Причем тут каша? – Еще сильней покраснела Люба. – Мой муж и целует, и цветы дарит, и про любовь говорит, но он поглощён своей работой так, что не видит, как мне тяжело.

- Вы наверно сталеваром работаете? Устаете очень? – Понимающе закивал мальчик.

— Каким сталеваром?.. Вот еще… Я вообще не работаю, мы в достатке живем. Я за домом слежу, за детьми и мужем ухаживаю, воспитываю… - Смутилась женщина.

- Я вот тоже ухаживаю за своим мишкой, воспитываю, и хочу, чтобы он это ценил. – Сокрушенно вздохнул маленький собеседник. - Воспитываю его, воспитываю, а он все такой же упрямый, никакого внимания мне не уделяет. На лапках не стоит, и служить не хочет.

- Причем тут вообще твой мишка, я о живом человеке говорю.

- Ах о живом? – Мальчик задумчиво нахмурил лоб, и выглядело это так забавно, что Люба не сдержалась и рассмеялась. – А какая разница, он ведь то же эгоист? Вы его кашей кормите, заботитесь, ухаживаете, а он сидит в уголочке, и смотрит в пустоту?

- Ты словно маленький старичок рассуждаешь.

- Папа сказал, что я уже большой.

- Он прав.

- Знаете, когда я пожаловался на свою игрушку папе, то он сказал, что я сам эгоист, и за внешней оберткой не вижу истины. Любовь не всегда видно, ее почувствовать надо. Каждодневные заботы, дела, ее скрывают, но поступки… Мелкие такие, как: поцелуй мимоходом, добрый взгляд, цветы, просто так, а не по поводу чего-то. Люди редко замечают того, кто рядом, ведь они свои, привычные, в них уже нет никакой загадки. Нам хочется книжных страстей, а вокруг серость жизни.

- Ты и в правду дедушка, а не мальчик, - она улыбнулась.

- Я взрослый. Я могу говорить то, что вы взрослые сказать стесняетесь… Любить это так сложно, - он вздохнул и отвел взгляд. – Особенно если кажется, что это никому не надо. Мой мишка сидит и просто смотрит на меня черными глазками, и кажется, что он ничего не чувствует, а на самом деле любит, так папа сказал. С людьми проще.

- Ты думаешь?

- Конечно. Любовь — это забота. Грозный отец, подарит придя с работы шоколадку, конструктор собрать поможет, потреплет волосы на затылке огромной ладонью, мама погладит ненароком, поцелует. Мои родители очень заняты, у них много дел, но они любят меня, просто это часто не видно в ежедневности, рассмотреть надо. Приглядеться повнимательнее.

- Меня не любят. – Глаза Любы наполнились слезами.

- Любят, просто вы привыкли к этому, и не замечаете. Цените, то, что вам подарили.

- Ты слишком маленький, чтобы судить об этом.

- Я взрослый, - он нахмурился. – Так папа сказал.

- И где твой папа, - Люба оглянулась. – Ты же не один тут гуляешь. - Ей вдруг стало страшно за малыша. Один, вечером в парке. Где его родители?

- Папа всегда рядом, он смотрит на меня и на вас, и он любит нас.

- Хотелось бы с ним познакомиться, и дать нагоняй, за то, что оставил сына одного на ночь глядя, - она нахмурилась.

- Обязательно познакомитесь, когда придет время, и тогда вам будет стыдно.

- От чего же мне будет стыдно?

- За невнимание и недоверие. Гордыня страшный грех. – Он улыбнулся. – Но мне уже пора, родители домой зовут, а вас ищут.

- Кто? - Удивленно вскинула глаза Люба.

- Вон тот мужчина, - Серафим кивнул в сторону тротуара. – Он очень волнуется. Он хочет помирится. Присмотритесь к нему повнимательнее, может увидите то, что скрывается за серой обыденностью. Любовь — это дар, а взаимная любовь — это великое счастье, доступное немногим. Не разрушайте недоверием то, что подарено Богом.

Люба посмотрела куда указал мальчик. Там по погружающемуся в сумерки парку, шел муж. Такой несчастный, потерянный, с всклокоченной рыжей шевелюрой, которую расчесывал только по ее настоятельному требованию, в рубашке, которую она отложила в стирку. Он весь в этом. Он искал ее, и увидев сидящей на лавочке прибавил шаг, и улыбнулся. Душа дрогнула нежностью. Как же глупо они поссорились.

- Как ты догадался, что ищут именно меня, - Люба обернулась, но мальчика уже рядом не было. Исчез. Видимо убежал.

«Не все, что кажется, истина, - прозвучали неожиданно в душе, то ли слова ребенка, то ли собственные мысли, и сердце женщины сжалось. – Цените того, кто любит вас, и не сомневайтесь в его искренности. Взаимная любовь, это великое счастье доступное немногим, не разрушайте ее. Храни вас Бог».

Загрузка...