Сердце Бури

Язык плохо слушался Карела, но он настойчиво справлялся со слабостью и лепетал:

— Ленка! Да я ж тебя… Я ж обожаю. Жить не могу… без тебя! — Он протянул к ней руку, как будто просил подаяния.

Елена страдальчески сморщилась и отвернулась. И тут же на глаза попалась мама. Она так и сидела за праздничным столом, застывшая, закаменевшая в неловкой позе — ссутуленная спина, приподнятые плечи, взгляд, устремленный в никуда. Елена подняла глаза — чуть дальше сестра уперлась поясницей в подоконник и не замечала, что натянула штору, и так вон перепуганная до немоты. «Хоть бы карниз не упал на голову, а то ведь и до смерти испугает», — подумалось. Елена вновь повернулась к почти уже бывшему мужу и устало проговорила:

— Карел, давай ты пойдешь к себе домой, выспишься, и мы потом всё обсудим.

— Ленка, вернись! — Пьяно воскликнул Карел и тряхнул головой, будто отгонял от себя её слова, как лошадь, отгоняющая навязчивых мух. — Ленка, а хочешь я на колени стану?!

— Нет.

Елене надоел этот дешевый спектакль, она начала злиться. Отчего воздух заметно остыл, и у пола закружились редкие кристаллики льда. Они кружились в воздухе и ложились на паркет, мгновенно превращаясь в капли.

Но Карел, ничего не желавший слышать, не замечал этих мелочей. Он таки рухнул на колени, воздевая руки в трагическом жесте бесталанного актера и так же бесталанно подвывая:

— Я тебя прощаю! Но и ты должна простить меня за всё!

— Карел, а давай-ка вставай, дорогой, — бабушка подошла к нему и подхватила его под руку, чтобы помочь подняться.

— Бабичка, а ты не лезь, не лезь! — Пьяно дернул рукой Карел, высвобождаясь из слабых бабушкиных пальцев.

С руки его, вялой и нескоординированной, полетели разноцветные искры, и Елена страдальчески сморщилась — ну разве можно магу пить? Никакого же самоконтроля! Карел вдруг на диво ловко поднялся и зашарил вокруг глазами.

— Не могу без тебя… — Забормотал. — Не могу, нельзя мне…

Быстро качнулся к Елене, сграбастал в объятия и мокро поцеловал. Она отвернулась, закрывая глаза и вырываясь.

— Пусти, — прошипела сквозь зубы, и в комнате засквозило злым, холодным ветром.

Ну вот, у неё тоже никакого самоконтроля! Вырвалась наконец, а Карел, оттопыривая, как обиженный ребенок, губу, пробормотал:

— Так, значит, да? Так?! — Дернулся к столу, схватил нож и, коротко размахнувшись, всадил его Елене в сердце.