Сердце принцессы

Вот уже битый час я сидела перед компьютером, тупо пялясь в монитор. В голове было пусто, на душе тоже, словно кто-то невидимый сделал генеральную уборку и выбросил всё нужное и ненужное. Я была полностью опустошённой. Мне не было ни больно, ни горько. Да и что ещё я могла ожидать? Вся моя жизнь проходит под флагом ненужности. Память услужливо стала перечислять все мои так сказать «достижения».

Когда я родилась, мой отец помахал моей матери ручкой, и исчез за дверью, больше не появившись в моей жизни двадцать три года. Мать тоже не стала сильно заморачиваться, а просто скинула меня на руки своей матери, и тоже рванула устраивать свою жизнь.

Моя бабка поохала поахала, но всё же не стала отдавать меня в детский дом, хотя могла, а оставила у себя. Не любила, но кормила и кое-как одевала – обувала, собирая по всей деревне обноски. У меня ни разу не было ничего моего. Я всегда донашивала чьи-то вещи, почему-то короткие и широкие, непонятного цвета и фасона, почти дырявые туфли и ботинки, а летом я бегала просто босиком, нечего было переводить обувь.

Дед меня просто терпеть не мог, называя «приблудой» и маленькой поганкой. На самом деле я всегда была спокойной и уравновешенной. Никуда особо не лезла, на нервы не действовала. Я как-то сразу поняла, что здесь мне не рады, и поэтому ни к кому не приставала с вопросами или лаской. Поев, что давали, я уходила в сад и там играла до того момента, как позовут обедать.

При этом я очень старалась не попадаться на глаза деду. Когда, то есть всегда, он был в дурном настроении и запросто мог огреть меня палкой.

Бабка швыряла мне миску с едой, совсем как кошке или собаке. Но иногда, когда на улице лил дождь, она разрешала мне, сидя на стареньком диване, поиграть пуговицами. Пуговиц у неё была полная большая шкатулка. Я нанизывала их на длинную суровую нитку и развешивала красивые гирлянды. Вот и все мои развлечения.

Помню, что всегда была зверски голодной, почему-то мечтала о пирожках или о кусочке хлеба с вареньем. Особенно зимой было голодно. Дед просто не разрешал брать ничего со стола или из холодильника.

Летом было легче. Я прибегала на огород, и под предлогом прополки сорняков, объедала ботву свёклы и моркови. А выдранные сорняки носила в курятник. Очень везло, если дед пропускал снесённое курами яйцо. Тогда я пробиралась на кухню, отрезала себе шмат хлеба, разбивала в миску яйцо, солила и крошила туда хлеб. Это было просто божественное лакомство.

А пирожками меня угощала моя самая лучшая в мире подружка, Милана. Она жила летом у бабушки, по нашей улице через два дома от меня. Милану любили все, и люди, и животные. Да и как её не любить? Самая добрая, самая красивая и чудесная девочка. Всегда одетая в новое пышное платьице, большие банты, в виде цветков, беленькие носочки и красные босоножки. Я, по сравнению с ней, была просто оборванка. Но это не мешало нам дружить и играть целыми днями в нашем саду. Даже мои дед и бабка любили Милану, и всегда говорили ей много ласковых слов, а меня просто не замечали, если я была рядом.

Помню наш последний день в деревне. Мне было семь лет. За тот год как-то скоропостижно умерли, сначала дед, а потом и бабка. В дом вернулась моя мать, а вместе с ней приехали ещё какие-то родственники. Они решали, что делать с домом и как-то делить наследство. Ещё приехала сестра моего отца, Нонна. Почему? Я не знала. Помню, что мать тогда позвала меня в дом. Я зашла. Мать сказала:

- Вот, Нюрка, ты теперь будешь жить с Нонной. Поняла?

- Поняла. – Сказала я, хотя ничегошеньки не поняла. Но спорить и спрашивать ни о чём не стала.

- Иди, прощайся с подружкой. Сегодня ты уезжаешь. – Буркнула мать, выпроваживая меня за дверь.

Уже уходя, я краем уха услышала, как Нонна сказала:

- И не затягивай, оформляй на неё отказ. Я её удочерю…

Дальше я ничего не расслышала, дверь захлопнулась. Я побежала к Милане и рассказала ей обо всём.

- Я тоже завтра утром уезжаю в город. Мама сказала, надо готовиться к школе. Первый класс – это так серьёзно. Чем займёмся?

- Пошли в лес, напоследок. А? – Предложила я.

- Пошли. С тобой мне не страшно. Только надо вернуться до темноты, а то бабушка будет огорчаться.

- Да мы на пару часов. Только найдём три-четыре грибочка, и назад. Я ведь сюда больше никогда не вернусь. Дом продают.

- Ой, Анечка, значит мы с тобой больше никогда не увидимся? – Милана заплакала.

- Ничего это не значит. Если мы с тобой настоящие подруги, то обязательно ими и останемся. – Убеждённо сказала я. У меня была твёрдая уверенность, что мы никогда не расстанемся.

В лесу было тихо и так хорошо, что на душе сразу стало тепло и радостно. Мы шли между деревьев, огибая упавшие стволы и замшелые пеньки. Белый гриб и подберёзовик я нашла как-то сразу, а вот красно-головик всё никак не встречался. Я решила дойти до опушки и повернуть назад. Два гриба тоже хорошо, сыроежки за грибы я не считала, хотя их было полным-полно.

Мы вышли на опушку. В центре неё, на старом обветшалом пеньке сидел невысокий, даже маленький, ростом с меня, человечек. Очень странно одетый. Полосатые штаны заправлены, нет обмотаны белой тканью и перевязаны лыковыми верёвками. На ногах настоящие лапти. Рубашка в цветочек, поверх неё жилетка, почему-то без одной пуговицы, а сверху, …, наверное, это и есть сюртук. Не знаю, но очень необычное пальтишко. Хотя на улице было жарко. Август всё же.

- Здравствуйте. – Поздоровались мы хором.

- И вам не хворать. – Поклонился старичок. – За грибочками пришли?

- Да. – Ответила я. – Нам осталось найти один красно-головик и всё.

- Что так мало? Всего три гриба?

- Да. Это просто на память. Засушу. Я ведь больше сюда не приеду. – Сказала я. – А вы хозяин леса, да?

- Нет, я Лёс, присматриваю за природой. – Серьёзно сказал человечек.

- Ясно. А вы не будете нас ругать? – Испугалась Милана.

- Нет. Вы ведь здесь не шкодите, и вреда природе не наносите. Ты ведь, Нюра? – обратился он ко мне.

- Да. Меня зовут Анна. Но бабка называла меня Нюрка. А что?

Лёс посмотрел мне в глаза долгим взглядом.

- Вишь, какой непорядок. Пуговку я потерял, а бабка твоя нашла и забрала. А мне без неё никак нельзя. Душу надо держать застёгнутой.

- Ой, а я видела вашу пуговицу у бабки. Точно такую – чёрненькую с белой точкой с краю. – Хотите, я вам её сейчас принесу? – Я уже развернулась, чтобы бежать домой.

- Хочу, а как же. – Лёс спрыгнул на землю. – Я вас короткой дорогой отведу.

Не успели мы удивиться, как уже стояли перед нашей калиткой. Я заскочила в бабкину комнату. Шкатулки с пуговицами нигде не было. Впервые у меня в сердце что-то шевельнулось.

- Где бабкина шкатулка? – Спросила я у матери, придирчиво разглядывающей какие-то вещи.

- Я её выбросила в мусорку.

- Куда? Где мусорка? – Я требовательно дёрнула её за руку.

Она брезгливо вырвалась.

- Я её отдала Вальке. У неё твоя шкатулка. Всё равно Нонна не разрешит тебе ничего брать с собой. Отвали от меня.

Я побежала к соседке. Валька, её дочь, была странной, все говорили, что у неё не все дома. Вальку не выпускали на улицу, не разрешали ни с кем играть. Да никто по собственной воле играть с ней не хотел. Валька ревела дурным голосом и так тяжело дышала, что становилось просто страшно.

Но мне очень нужна была пуговица. Я же слово дала. Делать нечего. Мы с Миланой храбро переступили порог Валькиного дома.

- Привет. – Сказала я. – Как твои дела?

- Вам чего? – Буркнула Валька. – Обзываться пришли?

- Нет. Мы пришли с тобой поиграть. Мать ведь отдала тебе мою шкатулку с пуговицами? – Тихо спросила я.

- Не отдам. – Резко ответила Валька. – Моё.

- Не надо. Мы пришли показать тебе, как можно с ними играть. Хочешь?

- Хочу. – Валька проковыляла в другую комнату и через несколько минут вынесла шкатулку.

Я высыпала пуговицы на стол. Нужную я увидела сразу, но хватать не стала. А стала нанизывать пуговицы на нитку, делая разноцветные гирлянды, и украшая ими Вальку. Нам было весело, и мы от души играли втроём. Через час или больше пришла Валькина мать и сказала, что Вале пора пить лекарство и спать.

- Как жалко. – Сказала я. – Мы так хорошо играли. Просто завтра мы уезжаем в город. И больше уже не поиграем.

- Ну что же. Так бывает. – Ответила Валькина мать. – Завтра Валя ложится в больницу. Спасибо, что зашли. Ей будет о чём вспоминать. Если сможет. – Тихо добавила она, тяжело вздохнув.

- Валь, а можно я одну пуговичку возьму? На память. – Спросила я.

- Какую? – Подозрительно спросила Валька.

Я показала на чёрненькую с белой точкой.

- Эту? Бери. Она некрасивая. А вот эту, - Валька выбрала деревянную, похожую на фигурную косточку необычной формы. – я тебе дарю. Носи всегда.

- Спасибо тебе, Валя. – От всей души поблагодарила я её.

Мы со всех ног побежали в лес. На улице уже смеркалось. Было страшновато. Но я была уверена, что найду дорогу туда и обратно. Милана даже не пикнула, просто схватила меня крепко за руку, и мужественно шагала рядом.

Лёс сидел на том же самом месте.

- Принесла? – Обрадовался он.

Я протянула ему его потерю. Он сорвал травинку и ловко пришил пуговичку на место. Застегнул свой жилет и широко улыбнулся.

- Спасибо. Так-то лучше. А ну, покажи свою.

Я протянула руку, раскрыв ладонь.

- Хороша. Вот тебе шнурок. Носи, не снимая. Душа должна быть застёгнутой. Всегда. Поняла? – Лёс достал из кармана кожаный шнурок и протянул его сквозь мою пуговицу. Потом надел мне на шею. Шнурок оказался сплошным без единого узелка. Я погладила пуговицу рукой. Она была гладкая и тёплая. Мне стало хорошо.

- Спасибо вам, Лёс. – Я больше не знала, что ещё можно сказать.

- Не за что. А вот тебе, - он повернулся к Милане – я дарю шишку. Когда будешь горько плакать, отломи одну чешуйку и положи в рот. Полегчает. А тебе, - он повернулся ко мне – я шишку дарить не буду. Ты сама справишься. Ну, пошли, провожу вас домой.

У самой кромки мы простились.

Милану уже звали домой. Мы обнялись, прощаясь. И разбежались по домам.

У наших ворот стояла большая чёрная машина. У самого крыльца стояла Нонна. Она что-то недовольно говорила моей матери, та только огрызалась.

- Ничего ей от тебя не надо. Забери свои обноски. То же мне, мать. За семь лет ни разу дочь не навестила. Сказала бы я тебе…, да бесполезно. А ты – она строго посмотрела на меня – садись в машину. Ночевать здесь не будем.

Я боязливо подошла к дверце. Машина была огромной, блестящей, в ней, как в зеркале, отражалось всё вокруг. Ко мне подошёл незнакомый дяденька. Он открыл дверь, подсадил меня в салон и закрепил ремнём через всю меня. Мне стало страшновато. Я хотела сказать, что забыла на столе грибы, но постеснялась. Через две минуты из калитки вышла Нонна, и села впереди, рядом с водителем.

- Серёжа, отвези нас в какой-нибудь магазин, где можно, по возможности, купить всё для этой замарашки.

- Слушаюсь, Нонна Георгиевна. Как раз по трассе есть один гипермаркет. Он работает круглосуточно. Там можно купить всё, что надо и не надо.

- Вот и поехали.

Я тогда впервые ехала в настоящей машине, и очень боялась пошевелиться. Боялась поправить ремень безопасности, хотя он сильно давил на шею. Я во все глаза смотрела в окно на мелькавшие столбы, деревья, дома, пролетающие навстречу машины. Это был восторг.

Нонна не разговаривала со мной. Она просто молчала всю дорогу. Потом мы остановились на стоянке у огромного магазина. Нонна крепко взяла меня за руку. И мы вошли внутрь. Тут мне впервые стало страшно. Яркие витрины, броская реклама, много света, эскалаторы, толпы людей с детьми и без детей. Все с сумками и тележками. Сергей взял какую-то очень большую тележку и посадил меня в специальное кресло, а сам покатил её к прозрачной двери. Нонна шла рядом, не очень обращая внимание на суету и людей. Сергей сам выбирал вещи, советуясь с продавцами. А чаще сами продавцы складывали какие-то вещи в тележку. Нонна просто прикладывала к какой-то коробочке свою карточку. Я чаще просто сидела, или вставала, когда мне говорили, что надо встать. Так продолжалось довольно долго. Когда вся тележка была заполнена пакетами, Сергей завез тележку в магазин игрушек.

- Выбери себе, что понравится. – Сказала Нонна. – У меня игрушек нет.

Я постеснялась и выбрала куклу и мягкую подушку кота. Сергей, между тем сложил в тележку краски, альбомы, пластилин, карандаши и кисточки. Потом ещё ранец и всё, что надо для школы.

Я не знала, что это всё для меня, и просто терпеливо ждала. Потом Сергей всё это погрузил в багажник машины, и мы поехали домой к Нонне.

Память услужливо возвращает в этот вечер-ночь. Квартира мне показалась просто огромной. Прихожая, словно большая комната, из которой двери вели: слева в комнату Нонны, потом в сортир, в ванную, на кухню, и справа в общую комнату.

- Сюда – Нонна указала на дверь слева – тебе никогда нельзя. Ясно?

- Да. – Пролепетала я, прижимаясь спиной к входной двери.

- Сейчас ты пойдёшь в ванну и будешь там купаться, пока я тебя не позову.

Нонна проводила меня и набрала полную ванну тёплой воды. Вручила мне шампунь, гель в бутылке и повесила на крючок большое полотенце для меня. Подождала, пока я сниму всю одежду и сразу сунула её в мусорный пакет.

Я не видела, как она разложила мои вещи. Я с наслаждением купалась, плавала по ванне, сгибала ноги в коленях и отталкивалась ногами от стенки. Казалось, что я плаваю в нашем пруду. Потом вымыла голову и стала ждать, когда меня позовут. Вода уже почти совсем остыла. Я стала замерзать, но боялась включить горячую воду и терпеливо ждала. Наконец, пришла Нонна. Она ничего не сказала, вытащила пробку, дождалась пока вода уйдёт, и только потом включила горячий душ, и как следует промыла мои длинные волосы. Завернула меня в огромное махровое полотенце.

- Всё выбирайся из ванны. Надевай трусики и пижаму. Обувай тапочки и бегом на кухню. Перекусим и спать. Скоро два часа ночи. Хорошо, что завтра воскресенье. Можно выспаться.

Помню, как сейчас, большой бокал горячего молока и булочка, намазанная мёдом. С тех пор это стало моим любимым лакомством.

Потом Нонна отвела меня в большую комнату. Комната действительно была большой. Высокий, до потолка стеллаж делил её на две неравные половины. Большую часть занимала библиотека с рабочим столом, на котором стоял компьютер с огромным монитором, вокруг него стопками лежали какие-то бумаги, авторучки, маркеры, карандаши, непонятные приборы и микроскоп. Возле стола большое кресло на колёсиках.

- К столу не подходить ни под каким предлогом. – Строго предупредила Нонна. – Твой угол за стеллажом. Там ты хозяйка. Сама все разбрасываешь, сама и убираешь. Ясно?

- Да.

Мой угол был гораздо больше того, в котором я жила до сих пор. В глубине стоял старинный диван с откидными валиками. Мне всегда нравился тихий стон его пружин, когда перекатываешься с одного края на другой. А тогда мне показалось, что это настоящий пиратский корабль, а я на нём капитан.

На стеллаже на нижних полках в прозрачных коробках находилась моя обувь, от кроссовок до зимних сапог, выше на полках несколько игрушек и кукла, ещё выше в больших стаканах кисточки, карандаши, авторучки, фломастеры, альбомы, пластилин, краски, потом учебники и тетради, ещё выше детские книги, а дальше художественная литература по школьной программе. Самое смешное, что я с тех пор ни разу не изменила установленный порядок. Даже сейчас, когда мне двадцать три года, всё так же и стоит на тех же полках, на тех же местах.

Напротив стеллажа большое окно с широким подоконником, к которому прикручен откидной столик, на котором я делала свои уроки, рисовала, лепила, клеила. Очень удобно. И настольная лампа в виде сказочного замка всё так же стоит на своём месте. Возле окна дверь на огромный на всю квартиру широкий балкон, на который можно выйти и из кухни. Там стоят два плетёных кресла и высокий стол. Под ним я любила играть в свои игры.

У стены за дверью на балкон стоит небольшой одёжный шкаф, в котором и сейчас лежат мои вещички. Возле него висит огромный телевизор, который я могла смотреть только тогда, когда Нонна не работала за своим столом. А работала она почти всегда и почти круглосуточно. Но телевизор меня никогда не волновал. Я не была избалована такой роскошью.

У Нонны мне было хорошо. Нет, она не любила меня и почти не замечала. Но и не ругала никогда. Не заставляла ничего делать, не требовала от меня ничего. Не интересовалась моей учёбой. Не ходила на родительские собрания. Учителя писали ей в «личку», и она молча протягивала мне деньги и записку, которые я относила классной руководительнице.

В школу Нонна отвела меня сама первого сентября. Самая большая радость была, когда на линейке я увидела Милану. Мы обнялись. Нас зачислили в один класс. Мы сели за одну парту. Это, пожалуй, и всё, что было замечательного в школе.

Потом я узнала, что это элитарная школа. Учеников в неё привозили и приводили гувернантки и гувернёры, я даже не знаю названий машин, на которых приезжали ученики.

В первом классе меня приводила домработница тётя Катя. Она готовила и убирала у Нонны, а также следила, чтобы в холодильнике всегда были продукты. Тётя Катя забирала меня из школы, приводила домой, кормила и уходила. Начиная со второго класса, я уже сама ходила в школу, и сама возвращалась. Сама разогревала свой обед, мыла посуду и шла делать уроки. Потом отдыхала, читала книги, играла, рисовала, короче развлекалась как могла.

Нонна могла вернуться в любую минуту, а могла и не вернуться.

Но бывали дни, когда она гуляла со мной в парке, водила меня в цирк, или в театр. Но всегда так, словно выполняла требование врачей. Надо гулять, надо отвлекаться от работы. Вот она и отвлекалась.

Но я, как я, её не интересовала. Иногда мне казалось, что будь я собакой или кошкой, всё было бы точно так же. Нонна строго следила, чтобы я была одета, обута и сыта. Всё.

В школе было то же самое. Кроме Миланы со мной никто не разговаривал. Я никого не интересовала. У одноклассников были свои тусовки, клубы, поездки заграницу, они только об этом и говорили. У меня этого ничего не было. Но Милана и в том сообществе была своей. Как у неё это получалось - не знаю. Поболтав с одноклассниками, она возвращалась ко мне, и мы вели свои неспешные беседы.

Я всегда была для остальных чужой, даже учителя задавали мне вопросы только тогда, когда никто не мог правильно ответить. И ставили мне всегда четвёрки, остальным, даже за более слабый ответ, пятёрки. Но меня это не трогало. Оценки не имели значения. Мне нужны были знания, а не оценки.

С Миланой мы всегда дружили. Вместе ходили на гимнастику, потом в драмкружок, вместе ходили на выставки. Со мной её отпускали всегда.

Нонна вовсе не интересовалась, где я бываю. Только перед сном она желала мне спокойной ночи и гасила свет. Меня такие отношения очень устраивали. Нежности я не знаю, любить не умею, и потребности такой во мне нет. Как оказалось и ревновать я не умею. Значит у меня вовсе нет сердца. Видимо мне его забыли выдать, когда раздавали внутренние органы. Но тогда, что это стучит внутри меня? Механический мотор? Или это просто отсутствие того, что называется душой? До сегодняшнего дня, я как-то и не задумывалась об этом.

Моя беззаботная жизнь продолжалась до окончания восьмого класса. Перед самыми каникулами Нонна сказала:

- Анна, завтра ты возвращаешься к матери. Я уезжаю на три года в Занзибарию и Килиманжарию. Тебе со мной нельзя. Это небезопасно для тебя.

Я онемела. Это было просто чудовищно. Я не знала своей матери и не стремилась её узнать. Но спорить было бесполезно.

Нонна позвонила моей матери и сообщила, что я завтра переезжаю к ней. Мать отказалась. Нонна сказала, что будет оплачивать моё проживание и предложила тридцать тысяч в месяц, мать сказала сто. Они заспорили и сошлись на пятидесяти. Нонна повернулась ко мне:

- Ты всё слышала. Тебе тоже будет поступать десять тысяч в месяц на твои мелочи. Остальное тебе будет покупать твоя мать.

- Лучше отдай эти деньги мне. Я сама буду ей платить за коммуналку и питание.

- Да, так было бы лучше, но что сделано, то сделано. Как только вернусь, заберу тебя обратно.

Мы расстались без особых сантиментов. Нонна перевезла мои вещи к матери. Её маленькая квартирка была захламлена сверх всякой меры. Первое впечатление было: пыль и грязь везде. Как можно в этом жить? Но других вариантов просто нет. И я осталась.

За восемь лет, что я не видела свою мать, она сильно постарела, ей не было и сорока лет, но седина просто лезла из-под окрашенных в рыжий цвет волос. А лицо говорило об одном, что она очень часто прикладывается к стаканчику.

Радости встречи со мной она не испытала и сразу пошла жаловаться своим собутыльникам, что посиделки в её доме отменяются, это твёрдое условие Нонны. Иначе денег не будет

Нонна уехала, я осталась. Постепенно убрала и вымыла всю квартиру. Но жить от этого легче не стало. До школы теперь надо было добираться два часа. Девятый класс был самым трудным для меня. Я опять была вечно голодной, мать вовсе не спешила закупать продукты. А из тех десяти тысяч, что поступали мне на карту, надо было покупать всё для школы, обувь, которая рвалась просто, как назло, почти сразу, и хоть какую-нибудь еду. Мрак.

Уже по весне я медленно брела по улице и вдруг увидела на сером здании табличку «Строительный колледж». У меня появилась идея. Я зашла в приёмную и разговорилась с пожилой женщиной. Выяснилось, что после девятого класса я могу поступить в колледж, и даже буду получать стипендию, если попаду на бюджет. Это меня устраивало. Я стала готовиться. После сдачи экзаменов, я поступила на специальность сметно-договорного дела. Учиться надо было четыре года. Но когда начались занятия, я поняла, что хочу как можно быстрее закончить это заведение. Я пошла в деканат и, после долгих споров и разговоров, добилась того, чтобы мне разрешили за год сдать экзамены за два года. Так всё и случилось. За один год я сдала все общеобразовательные предметы и часть специальных. Я чувствовала себя самостоятельной, но голодной. Надо было что-то делать. Работать официанткой я просто не могла. Люди меня не прельщали, и ухаживать за ними я не хотела. Подрабатывать курьером тоже не тема. Что тогда?

Помню, как однажды дождливым днём шла мимо большой стройки и увидела на бытовке табличку «Прораб». Замечательно. Я вошла в приоткрытую дверь. За большим столом сидел немолодой грузный мужчина.

- Тебе чего, девочка? Ты кого-то ищешь?

- Здравствуйте, нет. Я хочу здесь работать.

- Работать? Тебе сколько лет?

- Почти шестнадцать. А что?

- Детям на стройке нельзя работать. Это опасно.

- Я хочу работать здесь.

- Да? – Он терпеливо и вежливо улыбался. – Что ты умеешь? Кем ты хочешь быть?

- Я умею рассчитывать сметы и правильно составлять договоры. – Я была настойчивой.

- Да ну? – Удивился он. – А ну, покажи.

Он протянул мне лист бумаги, на котором был начерчен план первого этажа какого-то здания.

Я села за стол, взяла его блокнот и стала быстро расписывать виды работ. Я ведь готовилась к чему-то такому, вот и заучивала всё наизусть.

Мужчина довольно хмыкнул.

- Неплохо. Совсем неплохо. Ты где-то этому училась?

- Я и сейчас учусь. Поэтому могу работать только три-четыре часа каждый день.

- Хорошо. Пожалуй, ты нам сгодишься. Будешь получать пятнадцать тысяч каждый месяц.

- Нет, пятьдесят.

Он рассмеялся. Мы заспорили. В конечном итоге сторговались на тридцати пяти тысячах.

- Хорошо, приноси паспорт. Будем заключать договор.

- Паспорт всегда со мной. А договор я могу сейчас составить.

- А, давай. – Он махнул рукой.

Как оказалось, я разговаривала с самим Генеральным директором. Это было чудом. Он почти никогда не приезжал на этот объект. Но мне тогда повезло. Я и сейчас, вспоминая, удивляюсь своей смелости и своему везению.

Потом потекли дни за днями. С утра учёба, после трёх часов – работа. Было очень нелегко. Но я втянулась и привыкла. Работяги и мастера тоже привыкли видеть меня в прорабской. Не скажу, что им это доставляло удовольствие, но постепенно всё встало на свои места.

Колледж я закончила очень неплохо и сразу поступила в Политехнический институт на вечернее отделение по специальности «Промышленные и гражданские сооружения». Теперь со мной уже никто по работе не спорил, только ругались, когда в сметах было меньше денег, чем они хотели. Но я просто честно делала свою работу. А выбивать «бабло» отправляла всех к Гендиректору.

Четыре, вместо трёх, моих года пролетели, как один. Вернулась Нонна. Она сразу, на второй день приехала за мной. Я её почти не узнала. В своей Занзибарии – Килиманжарии она подхватила какой-то жуткий вирус, или ещё что-то. Короче, там такие насекомые, что избежать заразы не удалось. А тут ещё не долеченная онкология дала о себе знать. Нонна слегла, и пошло – поехало: из одной больницы в другую, их одного НИИ в другой. Пришлось ко всему ещё два раза в неделю возить ей всякие лекарства, расходники и прочее.

Именно в это время появился в моей жизни Иван Алексеевич. Молодой мастер, пришёл к нам сразу после окончания института. Может от того, что на участке больше не было девушек моего возраста, а может и по другой какой-то причине, но он стал ежедневно захаживать в «Прорабскую» (я так и не перешла на работу в центральный офис, хотя предложения были, но мне было удобнее здесь, и я попросила остаться, хотя могла бы работать и на удалёнке). Иван стал приносить конфеты, печенюхи, кофе, стал пить со мной чай и кофе, болтал о том о сём. До него молодые люди как-то не заглядывались в мою сторону. В школе я была изгоем и не котировалась, в колледже смотреть было не на кого, на улице я не знакомилась. Вот и растаяла. Так захотелось участия, тепла и ласки. Он выглядел именно таким, как я хотела, к тому же слишком симпатичным, чисто внешне. Я от него ничего не скрывала, и даже не заметила, как он выпытал обо мне всё, особенно интересуясь, кому достанется имущество Нонны. В отличие от меня, он узнал, кто такая Нонна Георгиевна. Видимо его это впечатлило.

Ванечка ухаживал красиво, даже вдохновенно, как я теперь понимаю.

Нонне, между тем, легче не становилось. Она боролась, как могла, но болезнь постепенно побеждала. Всё лечение было напрасным. Нонна вернулась домой. Я усадила её в её любимое кресло. Она взяла в руки телефон и началась круговерть. К нам зачастили нотариусы, адвокаты, банкиры. О чём они совещались, я не слышала, уходя работать на балкон. На это время я перешла на удалёнку.

Потом наступил день, когда к нам домой приехало пятеро незнакомых мужчин. Один из них встал перед Нонной на колени и стал просить прощения. Она выслушала его внимательно и сказала:

- Встань, Антоша. Прошлого не вернёшь. Судьбу не обманешь. Что было – прошло. Вот что я тебе скажу. Я отдам тебе все свои наработки и изобретения. Часть из них уже внедрена в производство, часть ждёт своего времени. Ты не хуже меня знаешь, что это такое. Сейчас мы с тобой заключим договор. Письменный. Сейчас приедет мой нотариус и один экземпляр будет храниться у него, второй у тебя, а третий у Анны. Так вот, по этому договору ты должен отчислять Анне пятьдесят процентов с полученных тобой доходов от моих разработок.

- Ты хотела сказать – от прибыли. – Подал голос Антон.

- Нет, ты правильно услышал. Твоего труда в этих разработках кот наплакал. Поэтому все остальные отчисления ты будешь производить из своей доли. Тебе тоже хватит, не переживай. Всё, что ты поимеешь, для тебя нежданная прибыль. Так что, потрудись, хоть так.

- Слушай, а кто такая эта Анна?

- Дочь.

- Твоя? – Он хмуро смотрел на Нонну.

- И моя тоже. Анна Антоновна.

- И моя? – Он опешил.

Нонна ничего не сказала, только пожала плечами.

- Не верю. – Прошептал Антон.

- Не надо. Я тебя не приглашаю верить или не верить. Мы с тобой решаем чисто финансовые отношения и всё. Если ты согласен, я отдам тебе всё, до последнего листочка. Если нет … Значит – нет.

- Согласен, конечно. Просто это так неожиданно. А она очень похожа на тебя.

- Спасибо. Я рада. – Устало произнесла Нонна.

Я сидела молча, не поднимая глаз. Этот разговор был мне неприятен. Но это были не мои проблемы. На самом деле, мне ничего от Нонны не надо. Я давно уже обеспечивала себя сама. И даже накопила кое-что, в надежде когда-нибудь купить в ипотеку свою квартиру.

Но Нонна шла к своей цели, как ледокол к Северному полюсу. Я видела, что Антон сломался и полностью готов к подписанию любого договора.

Приехал нотариус. Сделка была завершена. Договор подписан и заверен. Нонна протянула Антону ключи от своей комнаты. Четверо мужчин стали выносить оттуда какие-то бумаги. Много папок. Очень много. Потом, когда они доложили, что всё упаковано и перенесено в машину, Нонна вытащила штук пять флэшек, подержала их в руках, вздохнула и отдала Антону.

- Всё. Компьютер чист. Там нет никакой информации. Всё здесь. Иди, Антоша, и помни о нашем договоре. Я устала. Прощай.

Антон поцеловал ей руки, потом лоб, потом губы, и ушёл. Нонна закрыла глаза. Через несколько дней её не стало.

А ещё через девять дней я впервые зашла в её комнату. Ничего особенного там не было. У входа – кровать. Напротив, у стены, большой шкаф с вещами и такой же с книжными полками, на которых, кроме пыльных следов от унесённых папок, ничего не было. У окна большое мягкое кресло и журнальный столик под торшером. И всё. Я выгребла из шкафа всю одежду и вынесла к помойным ящикам. Через несколько минут там не осталось и следа от шикарных вещей. Но мне они не нужны, а кому-то пригодятся.

Среди этого барахла обнаружилась увесистая шкатулка, внутри которой лежали драгоценности и награды. Видимо Нонну часто одаривали и награждали, но я сколько ни пыталась, не могла вспомнить, чтобы она что-то из этой шкатулки носила. Под шкатулкой лежала кожаная папка с документами. Среди наградных листов, я обнаружила своё свидетельство о рождении и документ об удочерении меня Нонной. Там же лежало завещание и выписка, удостоверяющая мою собственность на эту квартиру и на вклады на энные суммы в разных банках, все эти бумаги были заверены нотариально. Я смотрела на них, тупо соображая. Что мне со всем этим делать? Ни радости, ни горя, я не испытывала. Сложив обратно все бумаги в папку, я отнесла её в свой угол, и опустила за диван, под обшивку. Об этом месте, знала я одна, потому что сама отделила часть обшивки, чтобы спрятать туда свои нехитрые накопления. И вот я баснословно богата. И что? Да ничего. Научусь водить машину. Куплю, и буду катать на ней Милану по выходным дням, если она до тех пор не выйдет замуж. Или сама поеду по стране в отпуск. Про Ивана я тогда и не вспомнила.

Но он про меня не забыл. И как-то так случилось, что уже через месяц он перебрался жить ко мне. Я выделила ему спальню, а сама осталась в большой комнате. Менять свои привычки я не хотела.

Как оказалось, жить с мужчиной в одной квартире хлопотно. Он требовал постоянного внимания. Приготовь, принеси, постирай, убери. Нонна никогда так себя не вела. Я училась быть женой. Иван намекал, что ему нужны деньги на новую машину. Я отмалчивалась.

А тут случилась ещё одна напасть. Не прошло и сорока дней с момента смерти Нонны, как меня стали донимать многочисленные родственники. На пороге нарисовался мой папаша с двумя своими сыновьями. Им срочно нужна была помощь. Они требовали своей доли от наследства. Потом ещё какие-то тётки, сёстры Нонны, не знаю уже какие. Потом моя мать стала ныть, что ей не на что жить, и она умирает от голода.

Я не сентиментальна, и быстро захлопнула дверь перед их носом. Кто из них хоть когда-нибудь протянул мне руку помощи? Может они любили меня? Одаривали подарками? Водили на прогулки в парк или театр? Нет. Почему же я кому-то что-то должна? И потом они же как-то жили до этого. Никто из них на паперти не сидел, не калека, не на смертном одре. У всех есть руки-ноги, пусть идут и как я, зарабатывают себе на хлеб. Точка.

Иван увидел в шкафу шкатулку с драгоценностями и спросил о ней. Я сказала, что теперь они принадлежат мне. Он оживился.

- Давай отнесём их ювелиру, пусть оценит, а?

- Зачем? На все эти цацки есть документы, удостоверяющие их ценность. Мне этого не надо.

- Слушай, но ведь за одну такую штуку можно купить БМВ. Неужели же не интересно.

- Какое ты имеешь к ним отношение? А у меня нет прав на машину. Оставь в покое шкатулку. Она достанется моей дочери, когда я выйду замуж и рожу.

- Тогда давай поженимся. – Предложил Иван.

- Давай попробуем. Если ты меня не бросишь, как мой отец бросил мою мать.

О других своих богатствах я ему ничего не сказала. Мне был неприятен этот разговор. Я поняла, что всё это опять не про любовь. А чего я хотела? Меня никто не любит. Это простой факт. Но Ваня все же был немного другим, ласковым, мечтательным, говорил много красивых слов. Очень хотелось верить.

Мы подали заявление в ЗАГС и стали готовиться к свадьбе. Я познакомила его с Миланой, она должна была стать свидетельницей на бракосочетании. Она была так рада за нас. Мы засиделись в кафе до глубокой ночи. Потом пошли провожать её домой. Попутно договорились, когда пойдём выбирать мне платье и туфли.

Всё было просто замечательно.

В тот день я объехала все известные мне магазины в поисках белых туфель. Такая засада, как назло, ни одна пара не села на мою ногу. Вечером я решила зайти к Милане, пожаловаться на такую беду.

Они стояли под высоким кустом сирени. Он так нежно обнимал Милану и целовал её в губы.

Она уже отошла в самый куст, дальше пятиться было некуда.

- Ваня, зачем ты так? А как же Аня? Это же нечестно. – Слабо защищалась Милана.

- Я сам поговорю с ней. Она всё поймёт. Я только сейчас понял, что люблю только тебя. Ты моя звёздочка, моя мечта. Не отталкивай меня, прошу. Я всё сделаю для тебя. Любимая.

- Нет. Это нечестно. Пока ты не закончишь свои отношения с Аней, ко мне не приходи. Я так не могу. – Милана стала вырываться.

Он не отпускал, продолжая клясться, что сегодня же поговорит со мной, что мы ещё не расписаны, и теперь не распишемся. Милана качала отрицательно головой.

- Ничего говорить не надо. – Сказала я. – Сегодня ты заберёшь свои вещи и уйдёшь. Завтра я уезжаю. Всё. Прощайте.

Я развернулась и ушла домой.

И вот теперь я сижу и битый час тупо пялюсь в монитор, словно жду какой-то подсказки от него.

- А чего ты, собственно, сидишь? – Спросила я у себя. – Можно же более продуктивно провести время.

И я пошла собирать вещички прекрасного «принца». Мне совсем не импонировало, что он будет тут шастать по квартире, канючить, и убеждать меня, то это была ошибка, и он не понимает, как вообще такое могло случиться. В то, что он честно поговорит со мной о своей любви, я не верила. Не такой он человек. Совсем не такой. Я ведь почти год наблюдала за ним в разных жизненных ситуациях. Просто я была в «загоне» и не могла «трезво» разобраться во всём. Да и, честно говоря, очень не хватало дружеского участия и «крепкого плеча» рядом. Вот и влипла. Хорошо, что так быстро всё выяснилось. А ведь могло тянуться годами. Представляю: дети, пелёнки-распашонки, продукты, градусники, прокисший суп, бессонные ночи, швабры, тряпки и … вечно под «шафе» недовольная рожа любимого мужа, упрёки, грязные носки, рубашки, пахнущие чужими духами, подозрения и ссоры. Чудесная жизнь. Нет. Пусть он сейчас уйдёт и больше никогда не вернётся в мою жизнь, даже по работе. Так будет лучше и мне и ему.

Вещей набралось три увесистые спортивные сумки и четыре пакета с обувью и куртками, косметикой и бритвенными и прочими делами. Я обошла все комнаты, заглянула во все углы, чтобы не пропустить какую-нибудь мелочь. Нет. Собрала абсолютно всё, вплоть до газет. Ура. Можно попить чаю с конфеткой. Только бы припёрся не очень поздно. Хотя, ровно в двенадцать выставлю всё за дверь, ведь завтра наступит ровно в полночь. С этими мыслями я отправилась на кухню, чтобы поставить чайник на плиту.

Но тут раздался звонок в дверь. Я пошла открывать.

Иван улыбался своей неотразимой улыбкой. В руках он держал красную розу и тортик.

- Привет. Извини, я припозднился. – Как ни в чём ни бывало произнёс он, пытаясь чмокнуть меня в щёку.

Я отодвинулась и молча указала ему на вещи.

- Надеюсь, ты это не серьёзно? Ничего особенного ведь не произошло. Просто на меня нашло короткое затмение. Но, клянусь, я так больше не буду. Просто, знаешь, Милана такая доступная, вот меня чёрт и попутал. Но ты же другая. Ты – это совсем другое. Я без тебя пропаду. Прости. Первый и последний раз. Клянусь. Ты будешь всегда знать обо мне всё, где я бываю, с кем и о чём разговариваю. Клянусь, больше никакого трёпа. Мы же с тобой через неделю идём в ЗАГС. Ты не забыла?

Я молчала. Просто терпеливо ждала, когда он закончит и уйдёт. На душе было пусто и спокойно. Где-то в глубине я ещё чувствовала себя запачканной, но можно полежать в ванне, вымыться как следует, и забыть его как мерзкий сон. Ничего такого я ему не сказала. Просто стояла и ждала.

- Послушай, Анюта, ты ведь это не серьёзно? Ну куда я пойду на ночь глядя? Давай сейчас попьём чайку, поговорим. Всё у нас будет очень хорошо. А завтра пойдём, купим тебе всё, что ты захочешь. А?

- Ты можешь снять номер в гостинице или переночевать у друзей, в крайнем случае, в бытовке на стройке. Мест много. Через шесть часов я уезжаю, и не знаю, когда вернусь. Не задерживай меня. Иди, Ваня. Иди. – Я, против воли, зевнула. Сказалось напряжение и усталость.

- Значит, ты меня совсем не любишь. – Зло и с надрывом произнёс он. – Вот она, твоя верность. Ты думаешь, что найдётся ещё какой-нибудь дурак, который захочет жениться на тебе? Ты же холодная лягушка, у тебя вместо сердца арифмометр и кусок льда. С тобой невозможно долго находиться рядом, можно отморозить руки. Снежная королева. Я пытался отогреть тебя, сделать человеком, но это невозможно. Я ухожу. Но ты ещё прибежишь ко мне, но будет поздно. Я обиделся. Прощай.

- Прощай – прощай. Давай уже скорее уходи. Мне ещё после тебя полы мыть, а ночь на пороге. Иди уже.

Я передала ему пакеты с обувью, тортиком, и розой. Закрыла дверь на все замки и спокойно пошла на кухню. Как он там сказал? У меня нет сердца. Это я уже, итак, давно знала. Сейчас попью чаю, потом вымою полы, потом полежу в ванне, и спать…

Я заварила себе хороший чай прямо в бокале, взяла вазочку с конфетами и пошла на балкон. Был прекрасный тёплый августовский вечер. Стемнело, зажглись фонари. На скамейке под моим балконом, я живу на третьем этаже, сидел Иван. Возле его ног стояли сумки и пакеты. Он, видимо, размышлял, куда податься. По аллейке шла моя соседка по лестничной клетке, Илона. Она всегда перед сном выгуливала своих двух кривоногих шавок. Говорят, что собаки похожи на хозяев. Это точно. Обе собачонки были коротконогими, злобными, с выпученными глазками, и любопытными сверх всякой меры. Илона была такой же. Вечно недовольная, вечно с претензиями.

- Ой, Ваня, здравствуй! Чего это ты тут сидишь? Собрались куда-то? А где Аня?

- Собрался. Она меня выгнала. Здравствуй, Илоночка.

Ничего себе – «Илоночка». Да он ходок – Ванечка. Ласковое тиляти.

- Как выгнала? Поссорились? У вас же такая любовь! Ах!

- Какая любовь? Ты что? С ней? Это невозможно! Я просто комнату у неё снимал. Как её мать умерла, ей стало страшно одной там жить, вот я и снял по сходной цене. А теперь она уезжает, вот и выставила меня за дверь. Боится, наверное, что я её обворую. А может просто крыша поехала.

- Вот гадина какая! – Воскликнула Илона. – Точно сумасшедшая. А ты ей сколько платил?

- Пятнадцать тысяч в месяц. Плюс продукты. А что? – Врал Ваня.

И ведь врёт, как дышит. Иногда очень полезно подслушивать. Так много можно узнать о человеке. Бедная Милана. Если он ей заморочит голову, так жалко. Между тем Илона, помолчав, произнесла:

- У меня тоже есть свободная комната. Могу тебе сдать её на тех же условиях, если ты будешь помогать мне по хозяйству. Знаешь, иногда очень нужны мужские руки. Нам, одиноким женщинам, очень нелегко приходится в жизни. А я могу для тебя иногда готовить. Я очень хорошо и вкусно готовлю. Согласен?

- Конечно, Солнышко. Думаю, мы с тобой сторгуемся. Кстати, у тебя чудесные собачки. Всегда мечтал иметь собаку.

- Просто замечательно. Ну, пойдём домой. Очень кушать хочется.

Они подхватили сумки и пакеты и отправились жить к Илоне. Этот прохвост нигде не пропадёт. Противно, что завтра я увижу его на работе. А, нет, я же с понедельника в отпуске. А сегодня вечер, вернее ночь пятницы. И отдыхать я буду целый месяц. Шикарно. Вот только чем бы мне заняться? Блин, я же не умею отдыхать. Последние годы я вообще не отдыхала, даже по выходным. И вдруг такая роскошь – тридцать дней. Офигеть! Так что же делать? Может уехать к морю? А что? Я никогда в жизни не была на море. Видела его только по телевизору в фильмах. Деньги у меня есть. Это не проблема. Проблема только куда поехать. В отель, в санаторий я не хочу. Там много людей. Я их просто не хочу видеть. Хочу одиночества. Может снять домик на берегу, или комнату у хозяев? А что? По-моему, хорошая идея.

Я села за компьютер и вбила в поисковик свои «хотелки». На мониторе высветилось десятка три или больше предложений.

Интересующее меня предложение, я нашла на третьей странице. Предлагалась комната со всеми удобствами, у хозяйки, домик стоял в саду на берегу моря, вдалеке от небольшого городка. Я сразу написала ей на почту, и только потом сообразила, что уже полночь. Но ответ пришёл сразу же.

Марианна Владимировна писала, что комната хорошая, просторная, сейчас свободна, можно приезжать хоть завтра.

Мы ещё обсудили питание и оплату. Она написала, что три тысячи рублей в сутки, её вполне устроят. Я написала, что хочу уединения на месяц. Она написала, что этого добра у неё вполне довольно, даже пляж на море, и тот для одиноких.

Пока мы переписывались, я зашла на сайт РЖД и купила себе билет на утро. Всё складывалось как нельзя лучше.

Я сообщила Марианне Владимировне, что выезжаю в семь часов утра и буду на её вокзале через тридцать часов. Она написала, что встретит меня сама, иначе я не найду к ней дорогу. Мы обменялись фотографиями, чтобы узнать друг друга при встрече. И пожелав спокойной ночи, расстались.

Часы показывали без четверти час. Я пошла собирать вещички. Чемодан, с которым уезжала Нонна, оказался очень кстати. Купальника у меня не было, но я решила купить его на месте. А всё остальное, что пришло мне в голову, я сложила в чемодан. Потом взяла свой рюкзак и сунула туда ноутбук, зарядные устройства, телефон, документы и деньги, посидела, подумала и решила взять денег побольше. Вдруг, мне что-нибудь понравится, захочу и куплю.

Потом принесла шкатулку с драгоценностями и засунула её глубоко в диван. Заклеила оторванную обшивку, и пошла разбирать холодильник. Всё, что можно, спрятала в морозилку, остальное вылила в унитаз. Вымыла полки и ящики, вымыла заварочный чайник. Конфеты, печенье и варенье убрала в холодильник, чтобы не привечать непрошеных букашек. Придирчиво осмотрела кухню и пошла за пылесосом. Два часа ушло на уборку всей квартиры. Довольная, я пошла в ванну. Полежала в ней минут сорок. Вымыла и высушила волосы, посмотрела на часы и решила сразу поехать на вокзал. Ложиться спать не имело смысла.

Оделась. Вызвала такси. Закрыла двери на три замка, один из которых последний раз закрывался лет десять или немного меньше тому назад.

Несмотря на позднее, вернее раннее время, на вокзале было полным-полно разного народа. Свободного местечка на длинных рядах кресел не просматривалось. Кто-то откровенно спал, подложив под голову вещи, кто-то смеялся, кто-то пил кофе, кто-то просто тупо пялился в пустоту. Я осмотрелась. Все бутики работали, словно и не ночь вовсе. Я пошла глазеть, чем торгуют. В одном углу обнаружился бутик с летними вещами. На распродаже я купила себе купальник, аквасоки, тунику, очки и крем. Настроение сразу поднялось. Потом, продолжая свои исследования, я набрела на новую коллекцию осенних курток и купила ту, о которой давно мечтала. Лёгкая, почти невесомая, но такая тёплая. Просто супер! Потом встретился тонкий флисовый костюм, купила и его. Потом решила больше ничего не покупать, иначе рук не хватит таскать барахло через всю страну туда и обратно. Среди бутиков притаилось крошечное кафе с привлекательным названием «Пирожковая».

Там действительно продавались самые настоящие жареные пирожки. Вкусные до невозможности. Я съела с картошкой и жареным луком, с капустой, с яйцом, рисом и луком, поняла, что объелась. Мне пришла в голову светлая мысль, набрать пирожков в дорогу. Я так и сделала, купила вех видов по два, ещё бутылку кефира, пачку чая в пакетиках. В соседнем магазинчике прикупила два бокала с видами Москвы, большую коробку конфет, тоже с видами Москвы, набор шоколадок тоже с разными видами Москвы. Решила, что всё подарю гостеприимной хозяйке. Кое-как распихала покупки в чемодан и рюкзак, оставив сладости и бокалы в пакете.

Если бы в это время не подали поезд, я, наверное, ещё чего-нибудь купила. Впервые в своей жизни я получала удовольствие от шатания по магазинам и разнообразных покупок. Правильно говорят, что женщины лечат стресс шопингом. Теперь я с этим утверждением согласна. Как же это классно – чувствовать себя настоящей женщиной.

На этом прекрасные вещи не закончились. В купе я оказалась одна, хотя все остальные купе были забиты под завязку. Я смотрела как заселяются пассажиры с вещами, детьми и собаками. Шум-гам, лай, скулёжка, вопли детей. Жуть. Я закрыла дверь, и сразу стало тихо и прохладно. Кондиционер работал на всю катушку. Мне это очень понравилось. Я разместилась со всеми удобствами, застелив чистое хрустящее бельё, и спрятав чемодан под нижнюю полку, а рюкзак положив под голову, под подушку. Села к окну и стала ждать соседей. Но до самого отъезда никто в моё купе так и не пришёл. «Вот бы никто так и не пришёл» - подумала я, и прилегла. Я собиралась полежать, пока поезд стоит, а как только он тронется, сяду и буду всю дорогу смотреть в окно. Я ведь впервые в жизни еду на поезде. Сегодня я всё делаю впервые. И мне это нравится.

Я проснулась от резкого толчка. На часах было почти три часа дня. Ничего себе, я даже не заметила, как уснула. В купе по-прежнему никого не было. Я ехала одна. Удивительно, но здорово. Открылась дверь, заглянула проводница. Она поинтересовалась, всё ли у меня в порядке. Я сказала «да», потом подумала и попросила её принести мне вечером ужин, и дала ей денег, сказав, что сдачи не надо. Она согласилась и ушла. Я достала свои пирожки, к сожалению, уже холодные, и кефир. Всё равно вкусно. Поела, сходила вымыла бокал. Пришла. Села к окну и стала смотреть. Мелькали леса, поля, городки и сёла, дороги, поезда, машины, люди. Было очень интересно и красиво. Я думала о том, какая же у нас красивая страна. Потом стала думать, что я всё-таки бездушная. Мне совсем не грустно, не больно и не жалко. Совсем никак. И что самое удивительное, мне совсем не интересно, что происходит там, в доме, где я живу. Мне не интересно, как сложатся судьбы, оставленных мною людей. Что они чувствуют, что говорят, что делают. Не интересно. Иван прав – я Снежная королева, нет Снежная принцесса. Королевство у меня крошечное. Мне стало легко и смешно.

В таком настроении я и приехала на следующий день. Марианна Владимировна встречала меня у вагона. Я поздоровалась. Она меня обняла, как родную и повела на стоянку. Мы остановились у старенькой Мазды красного цвета. Погрузили вещи в багажник, сели в машину и стали выбираться со стоянки. Какое-то время потолкались в пробке, а потом выехали на автостраду и рванули с приличной скоростью вдоль берега моря. Я смотрела во все глаза. Моему восторгу не было предела.

- Ты, наверное, впервые приехала на море? – Улыбнулась Марианна Владимировна.

- Да. Я долго об этом мечтала. И вот, случилось. – Я блаженствовала.

-Здесь всегда очень красиво. Особенно в июне. Море, правда, ещё прохладное, но зато всё цветёт. Видишь, между кипарисами и пальмами зелёные такие деревья? Это магнолии, они цветут огромными розовыми цветами, безумно красиво. Приезжай к нам в начале лета, не пожалеешь.

- Спасибо, обязательно. Я теперь часто буду приезжать.

- Это хорошо, что тебе нравится.

Мы ещё немного поболтали в том же духе, потом помолчали, потом Марианна Владимировна стала рассказывать о знаменитых людях, живших или отдыхавших в этих местах. Попутно она показывала мне самые красивые места и дома. У меня не хватало глаз всё увидеть и рассмотреть.

Часа через два мы свернули на боковую дорогу. Она сильно отличалась от современной автострады, но ехать по ней было можно. Теперь нас окружали самые настоящие горы и скалы, почти отвесные, с осыпающимися шестигранниками камней. Меня поразили высоченные деревья, растущие из каменных расселин, почти вплотную примыкая к камням своими стволами. На склонах росли фиолетовые кусты лаванды. Запах, влетающий с ветром в открытые окна, кружил голову. Мне казалось, что я готова пить его как молодое вино, хотя я не пью вовсе. Слева показались дома какого-то городка, но туда мы заезжать не стали, проехали дальше. Потом, слева и справа стали попадаться сначала редко, а потом всё чаще огромные валуны, словно какой-то великан взял и разломал скалы и разбросал по округе, величиной с дом, камни. Опять показалось море, своей синевой слившееся с небом. Я даже не смогла определить, где заканчивается вода, а где начинается небо. Зато чёрные как смоль камни, устилали весь берег. Из-за них в море не было ни одного человека, ни одной лодки. Эти огромные камни устилали берег вдаль, пока хватало взгляда. И тут мы свернули на дорожку к небольшому домику, окружённому садовыми деревьями. Хозяйка щёлкнула электронным ключом. Створка ворот отъехала в сторону. Мы въехали во двор.

- Вот мы и приехали. – Весело произнесла Марианна Владимировна. – Прошу в дом.

Я вышла из машины, ко мне тут же подбежал довольно крупный пёс.

- Не бойся, он не кусается. Дурак-дураком, может тебя насмерть зализать от восторга. Шустрик, уйди.

Пёс, между тем облизал мне руки и ноги. Я только успевала поставить заслон, чтобы он не добрался до лица. Потом он развернулся и припустил к деревьям.

- Побежал к Степанычу, рассказывать новости. Не пугайся, Степаныч, мой кот. Я его у Степаныча взяла, да так и назвала. Знатный крысолов. Серьёзный, не в пример этому Шустрику

Мы пошли заселять меня в комнату. Комната была большой. В центре широкая кровать, застеленная красивым мягким пледом, рядом с ней у окна глубокое мягкое кресло и журнальный столик под торшером. С другой стороны, трельяж и одёжный шкаф уже у другой стены, стул и дверь в сан узел. Там унитаз и душевая кабина, зеркало и рукомойник. Всё чистое, блестящее, даже три белоснежных полотенца, для рук, для ног и банное. На полочке шампуни, гель и жидкое мыло. Ничего себе.

Я вернулась в комнату и тут увидела на стене напротив кровати большой телевизор и книжную полку с десятком разномастных книг.

- Просто супер! Такого я даже не ожидала. – Искренне сказала я.

Было видно, что хозяйке это приятно. Она заулыбалась.

- Умывайся с дороги, располагайся и приходи на веранду, будем обедать.

Она вышла. Я осталась.

Отпуск начинался просто сказочно. Я переоделась и немного полежала поперёк кровати, сладко потянулась и пошла обедать. Не хотелось заставлять себя ждать.

На столе, покрытом клетчатой скатертью, уже стояли тарелки с домашней лапшой. На отдельной тарелке была разложена целая домашняя курица. Запах стоял умопомрачительный. Против воли у меня потекли слюнки. Я вдруг поняла, насколько голодна. Свеженарезанная зеленушка приманила меня к столу в считанные секунды. Мне показалось, что такой вкусной лапши я в своей жизни ещё не ела. К чаю хозяйка поставила на стол горяченькие хачапури. Слоеное тесто просто таяло во рту. Осоловелая, я просто откинулась на стуле, и подумала, что сейчас засну прямо здесь. Невероятно душистый горный и морской одновременно, воздух кружил голову, а чудесный обед склеивал глаза.

- Ты, наверное, хочешь посмотреть пляж и море? – заботливо произнесла Марианна Владимировна.

- Хочу, конечно, но сил подняться просто нет. – Честно ответила я и рассмеялась.

- Можем пойти с утра. Просто через пару часиков начнет смеркаться, а дорога каменистая, можно ушибиться.

- Тогда сейчас. Лучше я лягу пораньше. – Сказала я и пошла переодеваться в купальник.

Наверняка захочу немного поплавать.

Надев купальник и тунику, я обула аквасоки, и подумала «как же это здорово, что всё именно так и случилось. Никаких свадеб, никаких будней. Сплошной тебе праздник.»

Марианна Владимировна протянула мне поролоновый коврик:

- Пляж галечный, лежать на нём жестко.

Мы пошли через сад.

- Можешь рвать и есть, всё, что тебе понравится. А вон, там – она махнула рукой в сторону – есть беседка с гамаком. Когда надоест плескаться в море, можешь поваляться там с книгой.

- Спасибо. С удовольствием. – Я проследила за её рукой.

Там среди мандариновых деревьев виднелась летняя веранда, вернее настоящая беседка, обитая косыми реечками. Там от одного столба до другого был натянут верёвочный гамак. Надо будет воспользоваться.

Тем временем мы дошли до конца сада. Открыли маленькую калитку и начали спускаться с косогора. Впереди чернели огромные валуны. Вблизи они оказались ещё больше, чем издалека. И цвета они были не чёрного, а скорее цвета сажи с сединой, и даже какие-то иссиня-серые, потрескавшиеся правильными шестигранниками, местами гладкие, местами шероховатые. Идти между ними было тесно, и не удобно. Приходилось склоняться, огибать и снова выпрямляться, но тропинка упорно вела к морю. Я слышала шум волн и просто всей грудью вдыхала солёный воздух. И вот, из-за очередного валуна брызнула ослепительная синева. Я ахнула.

Пляж, действительно, был небольшим, даже маленьким, метров десять в длину и метров пять или около того в ширину. Неправильной формы, весь усыпанный круглой, величиной с чайное блюдце, плоской галькой. Море её так вылизало, что на ней можно было свободно стоять, не подворачивая ноги, и лежать тоже было вполне комфортно, только жестко. Весь пляж по периметру и даже далеко в море окружали исполинские великаны – валуны. И только полоса прибоя была песчаной. Сказочное место! Я стояла как завороженная.

- Вот, мой пляжик. Сюда никто не ходит. – Смеясь сказала Марианна Владимировна. – С дороги его не видно, да и пройти сюда можно только из моего сада. А с моря его тоже особо не видно. Камни закрывают со всех сторон. Если только остановиться совсем напротив. Но это ещё никому в голову не приходило. Так что можешь загорать и купаться хоть голяком, тебя никто не потревожит.

- Сказка какая-то. – Только и смогла вымолвить я.

- Ну, ладно. Ты купайся, загорай. Но часа через два возвращайся. Здесь темнеет быстро. Как только солнышко спустится за гору, сразу наступит поздний вечер. Просто идти обратно в темноте не комфортно. Можно ободрать ноги. А я пойду. Надо корову подоить и курам дать корм.

Она ушла. А я всё никак не могла оторвать взгляда от моря. Внутри меня бушевал ураган страстей: восторг, счастье, и миллион чувств. Невозможная синева моря, контрастировала с чернотой камней, голубое, почти выцветшее небо с лёгкими паутинками облаков, блестящие искорки мокрого песка, ровные ряды мелких разноцветных камешков под водой, стайки крошечных рыбок, всё это просто сводило меня с ума. Я и не представляла себе, что на свете бывает такая красота. Я бродила по мелководью, не в силах оторвать взора от подводной жизни. Я любовалась, я млела, я впервые в жизни была счастлива. Наверное, целый час я бесцельно ходила туда-сюда, потом всё же пошла на глубину, проплыла метров двести или больше, и стала любоваться берегом. Я смеялась в голос. Как же это здорово, как это замечательно.

Памятуя слова моей хозяйки, я с сожалением вышла из моря и пошла домой, буквально заставляя себя двигаться, и повторяя про себя, что завтра, с самого утра приду сюда на целый день.

В эту ночь я спала «без задних ног», без сновидений. Отпуск начался просто сказочно.

На следующее утро, за завтраком я познакомилась с хозяйским котом. Огромный рыжий котяра с пушистым хвостом принёс на порог чёрную крысу. Уложил её так, чтобы видела хозяйка, и важно прошёл к столу. Обнюхал мои ноги, посмотрел мне в глаза и запрыгнул на колени. От него просто разило мышами. Но я всё-таки почесала ему за ушками и погладила по спинке. Ему понравилось, и он уже собрался устроиться поудобнее, как Марианна Владимировна замахнулась на него полотенцем:

- Степаныч, имей совесть, от тебя воняет мышами. Поешь и умойся. И только потом приставай к гостям.

Кот посверлил её взглядом, нисколько не обращая внимания на полотенце и строгий голос. Спрыгнул, и важно прошествовал к своей миске. Хозяйка налила ему в миску борщ. Впервые видела, как кот лапой достаёт из миски варёную капусту и степенно так поедает. Не удержавшись, я рассмеялась. Кот строго посмотрел на меня и продолжил свой завтрак.

Поблагодарив хозяйку, я пошла переодеваться, попутно предупредив, что ухожу на весь день, и к обеду, скорее всего не приду. Хочу полностью насладиться морем. Всё же сейчас осень. И завтра может быть уже холодно.

- Нет. Ещё не завтра. Недельки через две, я так думаю. У нас бывает, что дней десять дует ледяной ветер и идёт сильный дождь, море штормит, но в конце месяца, опять дней десять будет хорошо. Хотя купаться потом будет холодновато.

- Тем более. Надо ловить момент. – Я была настроена как следует напитаться солнцем, морем и теплом. – В Москве сейчас, наверное, уже совсем осень. Хотя и не факт. Но моря нет.

Когда я вышла, полностью готовая к заплыву, Марианна Владимировна протянула мне пакет с пирожками и большой бутылкой компота, яблоками и мандаринами.

- Раз ты не придёшь на обед, то там перекусишь. Я буду ждать тебя к ужину.

Всё повторилось, как вчера: море, небо, солнце. Я плескалась, плавала до изнеможения, строила песчаные замки, я чувствовала себя маленькой счастливой девочкой.

Эту птицу я заметила на третий или четвёртый день. Лёжа на коврике, я смотрела в небо. Высоко-высоко птица нарезала круги, не спускаясь и не улетая. Что она там высматривала? Интересно, что видит птица с такой высоты? И что это за птица? На чайку совсем не похоже. А других морских птиц я не знаю. Но эта птица никуда не улетала, ни в этот, ни в последующие дни. Мне было просто удивительно наблюдать за ней. И даже как-то не по себе. Выглядело это так, словно она меня изучает.

В какой-то из дней, я наконец, стала ощущать себя в этом мире. Я стала вспоминать свою жизнь. Мне стало жалко Милану. Тут же вспомнился Лёс. Вот интересно, он живёт только в лесу, или бывает в других местах? Вот бы он пришёл сюда. Мы бы обо всём поболтали. Он такой рассудительный. Я так размечталась, что чуть не заснула.

Но самое интересное было завтра. Когда я пришла на пляж, на камне, на котором я так любила сидеть, любуясь подводной жизнью, сидел Лёс. Я даже не удивилась, только очень обрадовалась

- Здравствуйте, Лёс. А я только вчера вспоминала о вас. Думала, как было бы здорово вновь увидеться, поболтать о том о сём.

- И тебе не хворать. – Поздоровался Лёс. – Ты вспомнила, я услышал. Как поживаешь?

- Уже совсем хорошо. Мне захотелось поделиться с вами радостью. Я боялась, что вы только в лесу живёте. А здесь такая красота.

- Я живу везде. Присматриваю за природой. Просто в том лесу люди не ответственные. Портят лес, мусорят, огонь разводят, почём зря убивают живность, да и вообще не берегут, что им природа дала. Попользоваться, а не навсегда. Вот и приходится, то огонь тушить, то зайцев раненых и лис лечить. Безобразие, одним словом. А здесь, что? Тишь и красота. Здесь отдых. Вот, посижу с тобой часок, и опять за дело.

Мы поговорили о том о сём. Он вытащил из кармана горсть каких-то зёрнышек и посыпал в воду. Почти сразу возле камня закружились крупные жирные рыбы. Красивые такие. Я залюбовалась. Он засмеялся, совсем как мальчишка, простился и ушёл за валун.

Пришёл Степаныч. Улёгся на камень и стал наблюдать за рыбами. Они, явно его заинтересовали. Не успела я и глазом моргнуть, как он ухватил одну, наверное, самую жирную, и важно задрав хвост, не спеша отправился домой.

Я восхитилась про себя его ловкостью и продолжила любоваться рыбами и природой. На душе было спокойно и радостно.

Как и предсказывала Марианна Владимировна, примерно через две недели небо затянули сначала облака, потом пришли чернющие тучи, задул ледяной ветер. Стало так холодно, что я быстренько натянула флисовый костюм и тёплые носки. Делать сразу стало нечего. Смотреть телевизор или тупо пялиться в ноутбук мне не хотелось, и я решила в кои-то веки почитать книгу.

На полке их стояло с десяток. Самых разных. От классики в красивых переплётах, до бульварных, в мягких обложках. Меня заинтересовала одна, в замшевой обложке, оформленная в «рыцарском» стиле, готическим буквами было написано: «Сердце принцессы».

Мне стало смешно. Чушь какая-то. Я решила её просто полистать. Открыла сразу конец книги. Там был перечень глав. Всего девяносто девять. И все они выглядели одинаково, только имена разные: «Жизнь и смерть принцессы Адели», «Жизнь и смерть принцессы Антуанетты» и так далее.

Ладно, почитаю о настоящих принцессах. Интересно всё же, как они там жили-были, умирали.

Я уселась в кресло у окна, было так пасмурно, что пришлось включить торшер.

Тут же ко мне на руки запрыгнул кот Степаныч, размурлыкался, блаженно растёкся под моими ласками, закрыл глаза, подставляя своё упитанное пузико.

Одной рукой я раскрыла книгу, другой продолжила гладить кота. Книга оказалась интересной, даже захватывающей. Это действительно были жизнеописания настоящих принцесс. Все они были совершенно разными: Высокими и низенькими, полненькими и худышками, красивыми и не очень, любимыми своими родителями и не очень, умными и не очень. Но всех их объединяло одно – при достижении ими определённого возраста, все они становились жертвами одного и того же принца. В их королевства приезжал принц Генрик со своим Колдуном. Красивый, статный, умный, обаятельный, он так красиво ухаживал, он превозносил жертву до небес, и каждая из принцесс, кто раньше, кто позже, но все они, как одна, влюблялись по-настоящему, и отдавали принцу Генрику свои сердца. Он принимал их без всякого стеснения, как должное, и отдавал Колдуну. Тот варил из сердец эликсир молодости. Принц его выпивал, делясь с Колдуном, а принцессы умирали. Я была возмущена, но сочувствовать этим несчастным у меня не получалось. Если они не смогли разобраться, что перед ними обыкновенный прохвост и мошенник, значит такова судьба этих принцесс.

На чтение этой увлекательной книги у меня ушло десять дней. Именно тогда мне стали сниться странные сны. Я видела каменные Замки, незнакомые растения, людей в диковинных одеждах. В этих снах я была птицей. Я всё видела с высоты птичьего полёта. Сны завораживали. Утром я долго лежала с открытыми глазами, с трудом вспоминая, где я нахожусь.

Наконец непогода закончилась. Снова выглянуло солнце. Я опять отправилась к морю. Но искупаться не получилось. Море ещё штормило. Зато я могла часами любоваться стихией.

После этой книги что-то изменилось внутри меня. То и дело всплывали разные истории. Мне казалось, что я так и вижу заплаканные лица принцесс, их умоляющие взгляды, протянутые в немой или громкой мольбе руки, и слащавую ухмылку красавца. Это было так несправедливо. Несправедливость не давала мне успокоиться. А ещё интересовал вопрос: кто главный злодей – принц, или Колдун? По всему выходило, что принц. Мне казалось, или хотелось казаться, что Колдун тоже жертва. Два мерзавца – это уже перебор.