…О вашем же деле, мой господин, я узнал следующее. В Северном пределе, где зимой так холодно, что даже солнце не является на небо, рождаются те, кто умеет ходить Серебряной Дорогой. В тех краях их зовут Поцелованными стужей, и отличить их можно по цвету глаз – светло-голубому, словно лед, когда река промерзает до самого дна. Они не боятся холода, потому что кровь их холодна, и в сердце их нет тепла, и дыхание их ложится изморозью на стекла. Потому ли, что разум их не туманят никакие чувства, или по иной причине, но они способны также распознавать ложь...
Ларсен думал, что узнает ее сразу. Четыре года ему казалось, что он помнит ее лицо – лучше, чем лица матери и сестер, лучше, чем лицо отца, лучше, чем свое собственное. Сидя за столом в дальнем углу, он вглядывался в каждого, кто входил на постоялый двор в облаке морозного тумана.
Чем дальше он забирался на север, тем холоднее становилось. В Коэдане он уже чувствовал дыхание зимы, а стоило пересечь границу Северного предела – стало по-настоящему холодно.
Он провел здесь месяц. Сперва спрашивал о Поцелованных стужей разных людей, и ему даже подсказали, где искать одного из них – но он-то хотел найти девчонку. Потом ему посоветовали отправиться дальше на север, в ту его часть, что отделял от остального княжества горный хребет Аскенгуур. Туда, где места совсем дикие. Он сунулся было в горы, шел какими-то лисьими тропами – только такие тропы и остались после того, как сто лет назад горы сдвинулись и закрыли перевал, похоронив под тоннами камня целую армию, – но понял, что не дойдет, и вернулся.
И тут удача наконец повернулась к нему лицом – он нашел лодку, что шла на север вдоль берега.
Капитаном лодки был один из этих северных дикарей, мужчина, заросший бородой так, что лица не разглядеть. Пока Ларсен лежал под навесом, страдая от морской болезни, он стоял на носу и пел, словно ни холод, ни ветер, ни качка были ему нипочем. От этого пения Ларсена мутило еще больше, зато до Гардарны добрались в два дня.
Где сейчас жила Поцелованная стужей, он не знал. Может, здесь, в Гардарне, единственном городе по эту сторону Аскенгуура – если, конечно, это место можно назвать городом. А может, в одном из крошечных сел, что разбросаны вдоль скалистого берега, или на одиноком хуторе где-то в глуши. Здесь, за горным хребтом, можно много дней идти и не встретить человеческого жилья. Но она была здесь. Он нашел тех, кто знал ее – девчонку, Поцелованную стужей, чей отец тоже один из них. Он надеялся, что ей передали послание и она придет. А если нет… То он все равно найдет ее. Измерит ногами весь Северный предел и найдет. И вовсе не потому, что господин Максимилиан ему это велел.
В конце концов, найти ее дом не может быть сложнее, чем добраться сюда.
Тяжелая, обитая железом дверь в очередной раз открылась, его обдало холодным воздухом, и он поежился. Вошел парнишка-охотник, невысокий и коренастый, остановился, отряхнул сапоги, поправил длинный нож на боку. Видно, неудачная была охота, подумал Ларсен. Никакой добычи при нем нет.
Парень тем временем огляделся – и направился прямиком к столу, за которым он сидел. И лишь когда паренек стащил шапку, из-под которой упали на плечи тяжелые черные косы, когда Ларсен встретил взгляд льдисто-голубых глаз – он вдруг понял, кто перед ним.
Конечно, подумал он с досадой. Четыре года назад она была младше, он запомнил ее подростком, худой, сутулой и нескладной. Ему следовало знать, что она не всегда будет такой.
– Это ты искал проводника? – спросила девушка, усаживаясь напротив.
Обернувшись, она махнула рукой женщине, что разносила еду, и та кивнула в ответ. А она часто здесь бывает, зло подумал Ларсен. Видно, здесь и встречается со своими дружками-контрабандистами, теми, что тащат в его земли листья сновида.
– Да, я, – кивнул он, стараясь выглядеть дружелюбно. – Меня зовут Ларсен фа-Адати.
Девчонка склонила голову, рассматривая его.
– Ты пришел издалека, – протянула она. – Говор не наш, одежда чужая.
– Из Дамаренны, – кивнул он и добавил, не сомневаясь, что она понятия не имеет, что это такое: – Это на юге, в Контильской империи, у самого Лианского моря.
Он словно наяву почувствовал запах соли и пряностей и улыбнулся. Поскорее бы вернуться домой, к солнцу, к крикам чаек, к широким мощеным улицам, к деревьям, подпирающим небо, к величественным храмам, где звучит музыка, а стены украшены росписями – и, конечно, к библиотеке, самой большой во всем обитаемом мире, где столько книг – больше, чем деревьев в лесах этих северных выродков.
– Далековато, – протянула девчонка.
– Мне нужно вернуться туда как можно быстрее, – сказал он. – Говорят, ты можешь помочь.
Девчонка еще несколько секунд смотрела на него, потом покачала головой.
– Нет, – сказала она, и внутри у него все оборвалось. – Я не хожу дальше Лисийских холмов.
Он прекрасно знал эти места. От гор, разделивших надвое Северный предел, до Лисийских холмов была сотня миль, но ему нужно было увести девчонку дальше, гораздо дальше – в самую Дамаренну.
– Послушай, – сказал он, наклонившись к ней. – Я ведь заплачу, сколько надо.
– Проведу до Лисийских холмов, – уперлась девчонка, – не дальше.
Он сжал кулаки. Если бы был способ заставить ее – связать, запугать, да что угодно – он бы не колебался ни секунды. Но они пойдут Серебряной Дорогой – а это ее владения. Ее и подобных ей тварей.
– Но от Лисийских холмов до Дамаренны месяцы пути! – воскликнул он.
– В наших краях двое Поцелованных стужей. Хочешь – подожди, вот вернется Оддвар, он проведет тебя куда скажешь.
Значит, ее отец еще жив, подумал Ларсен. Он прекрасно помнил Оддвара – в конце концов, тот однажды спас ему жизнь. И ему совсем не хотелось встречаться с ним снова, особенно при таких обстоятельствах.
– Я не могу ждать, – покачал он головой. – Я прошу тебя…
– Прости, – перебила его девчонка и поднялась.
Ларсен почувствовал, что вот-вот упустит свой шанс, и схватил ее за руку. Девчонка рванулась, но он держал крепко.
– Пожалуйста, – повторил он, глядя на нее снизу вверх. – Это ради моей сестры, я прошу…
Девчонка прекратила вырываться.
– А что с ней? – спросила она.
В голове мелькнули записи, которые показывал ему господин Максимилиан, те, что собрал еще его отец, а до того – его отец. Письма путешественника, что был здесь задолго до него. Там говорилось, что Поцелованные стужей чувствуют ложь. Так это или нет? А если… если сказать не всю правду?
– Альхейт больна, и если ты откажешься… Она – вся моя семья, я должен спасти ее.
– Вся твоя семья? – повторила девчонка, снова усаживаясь напротив него.
– Больше никого нет, – сказал он глухо. – Нас только двое.
– Мне жаль, – сказала она тихо.
А чья эта вина, хотелось ему закричать, кто бросил остальных на Серебряной Дороге?! По чьей вине мне пришлось в одиночку заботиться о Альхейт, из-за кого мы оказались на юге, где никого не знали, и моя сестра заболела от горя?!
– Если ты откажешься – она умрет, – сказал Ларсен, глядя ей в глаза. – Я знаю, это далеко, но ты – моя последняя надежда. И единственный шанс Альхейт. Я что угодно отдам. Прошу, не отказывай.
Он видел, как напряженно она думает, как что-то происходит в ее душе, как на лице ее отражаются все сомнения и как она наконец решается.
– Хорошо, – помолчав, сказала девчонка. – Я… Ладно, я тебя отведу.
– Спасибо, – сказал он с облегчением. – Что нужно сделать? Я никогда еще не ходил… Ну, вот этой вашей дорогой.
– Ничего. Тебе – ничего не нужно. Просто жди меня тут, завтра я приду за тобой.
– Как это – завтра? – забеспокоился Ларсен. До завтра она еще, пожалуй, передумает! – Может быть, мы пойдем сейчас? У меня совсем немного времени…
– Нет, – помотала она головой. – Мне надо предупредить… кое-кого, что я ухожу. Завтра встретимся здесь, тут совсем рядом хорошее место…
– А ты не обманешь? – сказал Ларсен не подумав и тут же с досадой прикусил язык.
– Я – Поцелованная стужей, – сказала девчонка так гордо, что он едва не расхохотался, хотя смешного во всей ситуации, пожалуй, было маловато. – Раз сказала, значит, приду.
Она поднялась, снова натянула шапку, собираясь уходить.
– Постой, – окликнул он ее. – Ты же не сказала, как тебя зовут!
– Сигрит, – обернулась она. – Из Ранстура.
Сигрит. Точно. Вот как ее звали.