Серная кислота

1989 год.

Городская свалка.

Август месяц.

07 часов 04 минуты по местному часовому поясу.

— Орудовали, несомненно, кислотой. Неаппетитное зрелище, скажу я тебе. Если плеснуть на кожу чуток разъедающего химиката, плоть становится мягче воска.

— Думаешь?

— Уверен. Приходилось сталкиваться. Этот парень погиб уже давно. Застыл и окоченел. Облили где-то в другом месте, предварительно задушив, затем привезли сюда в багажнике машины и втиснули в этот убогий барак. Протекторы шин заметил? Автомобиль словно с цепи сорвался, покидая место в какой-то панике. Работали, выходит, не профессионалы, какие-то залетные гастролеры. А применяли явно серную.

— Откуда такая уверенность?

— Сужу по состоянию воздуха. В нём не витают ядовитые пары. Большинство иных кислот, концентрированных, заставили бы нас раскашляться ещё на пороге.

Первый оперативник с потешной фамилией Воронин прижал платок к слезящимся глазам, подавляя острое желание чихнуть. Второй, с не менее забавной фамилией Белявский, стоял рядом, склонившись над изуродованным лицом окоченевшего трупа. Оба, почти сгорбившись, протиснулись в узкий проход самодельного барака, которых на заброшенной городской свалке было, что тараканов в убогой кухне. Местные бездомные обитатели строили такие временные жилища, пока позволяла летняя погода. Зимой они перебирались в канализационные ямы с теплыми трубами обогрева.

— Кислотные ожоги не убивают, если только не пострадали обширные участки тела, — продолжил первый оперативник, морщась от миазмов испарений, фотографируя скорчившееся тело. — Но даже тогда жертва погибает медленно, часами. А насильно скармливать человеку, с которого стекают потоки серной кислоты, целый пузырек снотворного — и неудобно, и глупо. Оно-то действуют едва ли не быстрее кислот.

Кругом, куда не кинь взгляд, громоздились многотонные горы отработанного мусора, издававшего вонь на всю прилегающую территорию. Высились груды истлевших перегнивших овощей, от которых сплошными потоками в специальные канавы стекали ручьи смердящей слизи, похожей на гной. По колеям от мусоровозных машин бродили бездомные отъевшиеся собаки, совершенно не обращая внимания на непрошеных гостей. Свалка была громадной. Она простиралась едва ли не до горизонта, высясь своими холмами, над которыми кружили стаи ворон, галок и грачей. Казалось, вся пернатая братия собралась здесь на бесплатное пиршество. По левую сторону располагались груды исковерканной техники, сломанных приборов и прочей ненужной рухляди. Дальше сплошными кучами шли разлагающиеся продукты всевозможных отбросов, издавая тот самый омерзительный запах, заставлявший прибывших едва ли не выворачивать желудок. Целые горы изношенной одежды, обуви, рванья, сломанных колясок, согнутых колёс от велосипедов, сотни ящиков и тысячи жестяных банок из-под консервов — всё это, можно сказать, изобилие было, однако, рассортировано по кучам, отчего у оперативников от удивления поднимались брови.

Группа отдела криминалистики прибыла сюда на двух машинах несколько минут назад, вызванная сторожем свалки. Они были несказанно изумлены, что на чадящей смрадом громадной свалке существует какой-то сторож, ночующий в будке при въезде в неё. Какой нормальный человек будет охранять всеми забытую и заброшенную свалку, далеко от города, не получая при этом никакой зарплаты? Только умалишенный и сумасшедший мог заниматься таким, в общем-то, совершенно бесполезным делом. Однако, существуют же сторожи, скажем, на тех же кладбищах. Верно?

Так думали оперативники, глядя на тщедушного старика с небритым, осунувшимся лицом, от которого разило свежим перегаром. Он-то и вызвал по телефону сотрудников отдела.

Сейчас двое из них стояли, склонившись над трупом, пытаясь определить мотивы убийства, а заодно и узнать личность погибшего. Кожа на нём пошла бурыми черными пятнами. Руки, прижатые к лицу в безнадёжной попытке защититься, представляли собой сплошные волдыри пузырящейся кожи. Лицо оказалось разъедено до неузнаваемости. Да и лица-то, собственно, уже не было как такового. Оно попросту исчезло, превратившись в полное кровавое месиво чего-то изуродованного и отталкивающего.

— Здесь кислоту применяли с достаточной злобой и в изобилии, — констатировал Воронин. — Лицо, словно корова языком слизала. И пол со стенами вылизан дочиста. Такое ощущение, что после того, как приволокли труп, еще успели шваброй с хлоркой поработать. Даже пыли не осталось. Тогда, отчего так спешно и едва ли не в панике покидали место? Следы шин оставили глубокий вираж, словно их занесло на развороте.

Его собеседник тем временем передавал по рации:

— Так точно. Мы уже на месте. Обнаружен труп мужчины, ориентировочно лет тридцати, с явными признаками насильственной смерти. Что? — он покосился на снующих туда-сюда фотографов. Два криминалиста снимали отпечатки, накинув на лица медицинские маски. Миазмы гнилых испарений заполняли всё прилегающее пространство.

— Нет. Орудием убийства тут и не пахнет. Никакого выстрела или ножевой раны. Просто задушен. Так точно. Применялась серная кислота. Что? Да-да, именно серная. Но мы возьмем пробы с участков изъеденной кожи, в лаборатории потом определят точнее.

Он несколько секунд слушал указания по ту сторону связи, затем, толкнув коллегу в бок, скосив глаза на рацию, отчитался:

— Да. Погрузим тело в санитарную машину. Если бы не сторож свалки, позвонивший нам с утра — неизвестно, сколько бы провалялся здесь этот труп, разлагаясь до костей. Самое удобное место спрятать концы в воду. Что? Так точно. Сами удивились, что здесь еще присутствует какой-то сторож.

— Вы говорите, — донеслось из мембраны трансивера, — что труп сполз по стене и сидит на полу, привалившись спиной к стене, скорчившись, закрывая лицо разъеденными руками?

— Там и лица-то толком нет. И документов. Изъеденная кислотой одежда висит лохмотьями. Но ботинки дорогие. Карманы все пусты. Нет даже каких-либо ключей с брелком.

Он несколькими словами обрисовал ситуацию, положение скорчившегося трупа, затем отключил рацию и, согнувшись, выбрался из барака, обводя взглядом территорию. Солнце уже поднималось над крышами далёких домов ближайшего городского квартала. В нескольких местах небольшими группками в залежах истлевших отбросов копались бомжи, одетые, как он заметил, в довольно сносную одежду. Подозвал сторожа.

— Вот что, дружище. Скажи-ка мне, как ты обнаружил труп?

Старик помялся немного. Было видно, что за время их осмотра, он успел уже не раз приложиться к бутылке, спрятанной, очевидно, в какой-то соседней куче мусора.

— Я это… — икнул он, вытирая грязным рукавом выступившую слюну. — Этот барак нежилой у нас. А когда ночью услыхал звук подъехавшей к нему машины, решил утром проведать. Машина приехала и уехала.

— А что ж ты сразу ночью не проследил за ней? Мусоровозки же сюда по ночам не приезжают. Верно?

— А какой дурень пойдёт ночью проверять?

— Ну, ты же сторож как-никак.

— Сторож да не сторож. Денег мне за это не платят. Просто повелось у нас так с давних пор. Кто живёт в сторожевой будке, тот и присматривает здесь за порядком.

— За порядком? — едва не расхохотался Воронин, протискиваясь из выхода в барак. — О каком порядке речь? Это же СВАЛКА! — отчеканил он, словно забивая молотком гвозди.

Старик хитро осклабился.

— Для кого свалка, а для кого и дом родной.

— Да ну? И много вас тут таких… — он на секунду осёкся, — бездомных?

— Человек сорок.

— И женщины есть?

— Есть. А как без них.

— И дети? — поднял брови второй напарник.

Старик промолчал, справедливо полагая, что он не на допросе: следовательно, отвечать не имеет смысла. Оба оперативника переглянулись:

— Да у вас тут своеобразная коммуна целая!

Сторож кивнул. Кто-то из криминалистов отвлек первого оперативника, увлекая в сторону. Белявский добросовестно почесал затылок, прикидывая что-то в уме. Затем подмигнул старику:

— Ладно, это не наше дело. Пускай этим занимается мэрия с отделом прописок. Номер машины ты, разумеется, не заметил? Пьяный в доску был? Перегаром так и прёт!

— Обижаете, начальник. Похмелился я уже с утра, как только обнаружил труп. Позвонил вам от страха, вот и приложился маленько. Не каждый день у нас тут обнаруживаются мертвецы, да ещё в таком уродливом состоянии.

— А по ночам не страшно дежурить? Ты, выходит, днём отсыпаешься после пары бутылок, а ночью дежуришь? Из будки выходишь?

— Нет. По ночам мы тут закрываемся на все засовы.

— Отчего так? Конкурирующие бомжи нападают?

— Нет.

Старик вдруг внезапно изменился в лице, по которому прошла едва заметная судорога испуга.

— А что тогда? — весело спросил Белявский.

Сторож немного помедлил, потом, растягивая слова и озираясь по сторонам, почти шепотом протянул:

— Запираемся, потому что… — он секунду помедлил. — Потому что по ночам из груд мусора, а может и из-под земли, на поверхность выбираются… мутанты.

Наступила немая пауза. Оба оперативника уставились на немощного старика на редкость вежливым взглядом, очевидно, уже мысленно причислив его к сумасшедшим.

— Что… прости, к-кто? — осёкся Воронин. У обоих из орбит наружу поползли глаза.

— Кто-кто? — как эхо повторил Белявский.

— Мутанты.

Потом через секунду:

— И не просто мутанты, а… мутанты-чудовища.

И умолк, не произнеся больше ни слова. Передернув плечами и не оглядываясь, старик побрел прочь, пробираясь между громадными кучами всевозможного хлама. Где-то прогрохотала мусороуборочная машина, доставив на свалку очередной рейс груза. Где-то гавкнула собака. Закаркали всполошившиеся вороны.

А оперативники так и стояли с разинутыми ртами, уставившись в спину сгорбленного удаляющегося силуэта.

Они и не подозревали, что отныне, начиная с этого дня, слово «мутанты» приобретает для них своеобразный смысл.

Чудовищный.

Уродливый.

И страшный.

А именно…

***

За день до событий.

Салон автомобиля.

23 часа 04 минуты по местному часовому поясу.

…Их было трое.

Первый за рулем, двое сзади. Переднее сидение пустовало: четвертого пассажира они должны были подобрать у газетного киоска, когда минуют последний населённый квартал города.

По дороге к заброшенной свалке в салоне машины происходил следующий разговор:

— Я когда-то бывал на той свалке, — делился впечатлениями сидящий сзади. — Муторное место. Ни один мент не сунется туда, предварительно не собрав отряд быстрого реагирования. — Он хохотнул. — На броневике будут подъезжать.

— Отчего так? — поинтересовался второй, прикладываясь к горлышку жестяной фляги. Протянул через спину водителю, но тот молча скосил взгляд в зеркало заднего обзора, давая понять, что он за рулём.

— Ходят слухи, что эта свалка пользуется какой-то странной репутацией. Вот менты туда и не суются.

— А какой ещё репутацией должна пользоваться обыкновенная гниющая груда мусора? — хмыкнул собеседник. — Там же не салоны красоты и не бани с бильярдами. Скопище бомжей на фоне разлагающегося хлама, не более того. Вонь, гниль, плесень, испарения.

— Погоди, — перебил первый. — Я слышал, что там по ночам… — он немного помедлил. — По ночам люди пропадают.

— Бомжи, что ли? А кому они нахрен сдались? И как это пропадают? Там что, ведётся какой-то учёт? Ты ещё скажи, что они там прописаны, — заржав, откинул голову собеседник. — Вот и хорошо, что мы избавимся от трупа именно там. Кто искать будет?

Машина сделала крутой вираж, взвизгнув колесами. Квартал города остался позади, теперь шла пустынная дорога. У последней трамвайной остановки приютился одинокий газетный киоск. Едва светящийся фонарь над ним отбрасывал причудливые уродливые тени. Ночь была темной. Свет далёких уличных фонарей уже не достигал сюда. Вдали едва мерцали редкие окна многоэтажных домов. Тишина была какой-то зловещей. Отделившаяся фигура из темного провала за остановкой стремительно метнулась к передней двери. Вскоре все четверо уже мчались по направлению из города.

Подъезжая к свалке, сбавили скорость. Кругом было темно и тихо.

— Осторожно. Здесь должна быть сторожевая будка. Старик — алкаш, но слух у него отменный. Погаси фары.

Водитель медленно повёл машину среди громадных куч мусора, величественными терриконами возвышающимися по обе стороны дверей.

— Если тихо проскользнуть, быстро избавимся от трупа, вернемся сразу назад. Никто не увидит.

— Куда нам? — обернулся водитель. В сумраке салона лица было не разглядеть. — Ты тут бывал, показывай путь. В этом мраке и затеряться к чертям собачьим недолго.

— Тихо! Тормози. Поверни сюда. Так. Теперь налево.

Медленным ходом машина продвигалась вперед, виляя между кучами отбросов.

— Вот, — высунув голову в окно, в темноте присмотрелся сзади сидящий. — Похоже, это тот самый барак. В нём бомжи не живут. Избегают здесь появляться.

— Почему? — обернулся через переднее сидение новый пассажир.

— Именно в этом бараке пропадают люди. Я уже рассказывал, пока тебя не было. Здесь и скинем наш груз.

Машина окончательно замерла. Водитель остался внутри, трое вылезли и открыли багажник. Где-то по правую сторону в одной из халуп пробивался луч зыбкого света.

— Там бомжи ужинают, — пояснил первый. — Потом разбредаются по своим баракам. А по утрам, когда прибывают первые мусоровозки, принимаются за работу. Сортируют, перебирают, отсеивают всякий хлам. Многие подходящие вещи затем попадают на барахолку. Тем и живут.

Открыв багажник, все трое с усилием вытащили завернутое в мешковину остывшее тело.

— Если бы кислотой не облили, можно было бы обойтись и без мешковины.

— Сам же сказал, чтобы лица было не узнать. Вот и пришлось орудовать химикатами. Хлопот теперь не оберешься с этим трупом. И досадных, доложу вам, хлопот. Осторожно с руками, чтобы не обжечься. Химикаты ещё не выветрились. Одна капля может испортить настроение на всю оставшуюся жизнь. Хорошо, что перчатки прихватили.

Переругиваясь и тихо волоча тело, они открыли барак. В темноте ничего не было видно. Тусклый свет из салона автомобиля едва озарял их лица. Первый напарник достал фонарик, обернутый тряпкой. Посветил в проход. Втиснув в узкий затхлый барак окоченевший труп, они сняли мешковину и лихорадочно начали вытирать руки.

— Никому не досталось? — спросил в темноте голос. Второй напарник направил луч на безжизненное тело. Труп привалили спиной к стене, и теперь он как бы сидел на полу, изучая неведомые дали остановившимся взором. Глазницы были пусты, изъеденные концентрированным раствором кислоты.

— Теперь его никто не опознает. Надо же, что делает серный раствор с живой материй, — передёрнул плечами третий напарник. — Хорошо, что не воспользовались ни пистолетом, ни ножом. Улики всегда остаются, сколько ты их не запрятывай. А тут — раз! — плеснул, задушил, снова плеснул на лицо для контроля, утопил пальцы в растворе, чтобы отпечатков не было. Поди теперь опознай. Менты с ног собьются, пока будут устанавливать личность. Отпечатки пальцев разъедены, лица не узнать, документов нет…

Договорить он не успел.

Именно в этот момент в бараке начало происходить что-то непонятное.

Стоявший ближе всех к выходу первый напарник внезапно приглушенно вскрикнул, указывая в угол, за спину покойника.

— Там… — голос его била крупная дрожь. — Там… ох! Хрень собачья… там что-то шевелится!

Второй подельник, выпрямившись над трупом, навел луч по направлению указывающей руки. Третий попятился, едва не падая в ноги первому. Создалась небольшая давка.

То, что они увидели в тусклом свете фонаря, заставило их едва ли не заорать, оцепенев на месте.

И было от чего.