Серый. Хронозаначка.

Поистине человек

должен властвовать

над природой

силой белой магии.

Бердяев Н. А.

2 часть серии о Сером.

Первая о том, как обычный офисный планктон, любитель дачи, находит загадочные артефакты. Или они находят его, но он становится магом Цвета - Серым. Добро пожаловать в магический мир света!

Первая книга здесь https://author.today/work/490830

Добро пожаловать в магический мир цвета и звука!)

* * *

Серый проснулся резко. Как говорил его друг — «Сон алкоголика краток и тревожен», хотя возможно и не друг говорил, а прочитал где-то. В груди была неподъемная тяжесть — открыть глаза было проще, чем встать с дивана. Прислушавшись, ему показалось, что пока он спал кто-то разорвал ему грудную клетку засунул внутрь черный камень и грубо зашил строгими нитками. И теперь эта черная тяжесть раздавливала все его мысли и чувства. Голова отчаянно раскалывалась, каждый удар пульса отдавался глухой болью в висках, апатия казалась бесконечной трясиной, затягивающей его глубже и глубже с каждым вдохом и выдохом. Он лежал неподвижно, уставившись в потолок, где по тонкому лучу света, пробивавшемуся сквозь плотно закрытые ставни, медленно клубясь плыли частички пыли, создавая призрачный танец в воздухе.

Именно этот тонкий, почти невесомый луч, упиравшийся прямо в его подушку, и выдернул его из небытия сна. Этот лучик был слишком ярок для его воспаленных глаз, слишком настойчив для его опустошенной души, луч этот был слишком живой. Он чувствовал себя пустым сосудом, в котором когда-то бурлила жизнь, а теперь осталась лишь атхлая пустота.

Тяжело вздохнув, Серый решился и протянул руку к прикроватному столику, надеясь наткнуться на бутылку с остатками чего-то крепкого. Пальцы нащупали скользкое стекло, бутылка пошатнулась и с глухим стуком упала на пол, потянув за собой еще несколько таких же пустых емкостей. Звонкий звук эхом разнесся по маленькой комнате, ударил по ушам ярким звоном, подчеркивая его одиночество. Все они были безжалостно пусты, как… и его собственные надежды.

«Бесполезно», – зачем-то прохрипел он себе под нос, голос был хриплым и чужим. Ничего нет, а чтобы было нужно в магазин, а до магазина пять километров, но ехать куда-либо не хотелось ему совершенно. Любое движение казалось ему совершенно бессмысленным. Однако совсем умереть с голода или жажды он пока не был готов.

С тяжелым стоном он поднялся, чувствуя каждый сустав своего тела. Сначала сел раскачиваясь, диван при этом противно заскрипел пружинами. Потом поднялся и пошаркал на кухню, чтобы хоть как-то заглушить горечь во рту. Заварил себе чай, наливая его в давно не мытую кружку, на дне которой виднелся бурый осадок. Ни сил, ни желания приводить себя в порядок у него не было.

Накинув на себя видавшую виды куртку, он вышел на улицу, где осенний ветер тут же пробрал до костей. Прохлада должна была отрезвить, но она лишь добавила тоски. Мысли, которые он так усердно пытался заглушить алкоголем, медленно, но верно, начали пробиваться сквозь туманную пелену.

Он опять вспомнил все, что произошло.

Все началось именно здесь. В тот день он приехал на дачу вечером пятницы, чтобы посадить купленные кусты голубики. И по странной логике решил прямо с вечера, хотя было уже темно, выкопать посадочные ямы. И выкопал на свою голову. Уже достаточно углубившись, он уткнулся лопатой во что-то. И это что-то изменило его мир — сырный нож, неразменная монета, старая книжка-сказка «Цветик-семицветик» и самое главное он— колоризатор. С виду детская игрушка разноцветный ксилофон, но когда Сергей Николаевич, как звали его коллеги догадался и активировал его, то стал Серым, магом-цветочем, и с того момента жизнь его изменилась.

Жизнь забурлила, втянула его в воронку приключений и совершенным чудом для него стало то, что все они целыми и невредимыми выскочили через узкое горлышко судьбы. Но… Эти две буквы «но» все изменили…

Да, ему удалось тогда остановить эпидемию, которая грозила уничтожить их мир. Да, благодаря его усилиям получилось остановить Растворитель, а к власти у «звукачей» пришли более вменяемые люди, и теперь они даже сотрудничали с цветочами. Это было достижение, великая победа… Три ха.

И, да, ему удалось спасти Дашу. Вытащить ее из самого пекла и вернуть к жизни. Это был его личный триумф, ради которого он был готов на все. И несколько дней он купался в потоке безусловного счастья. А потом. А потом все закончилось, эти несколько дней прошли и он понял что чувствует бабочка пришпиленная к суровой картине жизни булавками обстоятельств. Она приехала тогда нарядная, спокойная, сияющая… Артем не вышел, а махнув издалека остался сидеть в машине. По уму уже это одно должно было его натолкнуть на размышление, но он буквально пил ее взглядом. Даже не понимая, что она говорит. И только тогда. когда она толкнула его острым кулачком в бок, посмотрела на него этими ясными, глазами и повторила свои слова, он понял все. Мир не померк, небесная твердь не упала на землю. Птицы не перестали петь. Просто мгновенно умерло «мы», а осталось только «он» и «она». Она не была жестокой, поняла, что с этого момента даже ее вид причиняет боль.

– Серый, – сказала она тогда, ее голос был тих, но тверд, – Я люблю Артема.

Мир рухнул. То белое, что еще оставалось в его душе, мгновенно сжалось до горошинки. Его мир стал черно-черным, лишенным каких-либо оттенков радости и надежды.

И вот, с того дня прошло уже несколько месяцев. Он заперся на даче, заливая свое горе алкоголем, стараясь ни о чем не думать, никого не видеть. Единственным, кто изредка прорывался сквозь его завесу отчаяния, был Саня. Несколько раз Павла — девушка в его голове пыталась воззвать к его благоразумию, но все было бессмысленно, он даже бился в каком-то припадке головой о стену, только чтобы она молчала и она замолчала.

Кстати, это было очень странно, но Саня, в отличие от Артёма, вспомнил все их общие приключения, все путешествия по мирам. Артём помнил лишь обрывки, а Саня — вспомнил все до мельчайших деталей. Это было забавно, ведь Павла сказала, когда выдергивала их от мертвенного света, что потеря памяти — обязательное условие.

Саня тогда в очередной раз пытался объяснить ему, что жизнь продолжается, но Серый его не слушал, молча сам себе налил и выпил.

— Алкаш, — в сердцах сказал друг и взял его куртку, чтобы выйти покурить. Засунув руки в карманы, он принялся доставать оттуда камешки, засохшие ягоды, золотую монету.

— Слушай Серый, это же монета из тех, которые мы множили для олигарха, а эта ягода с куста возле дома на Парителе… Он улыбнулся и протянул мне горсть этих маячков памяти, но я ударил его по руке. И они разлетелись по комнате рикошетя от стен и мебели.

— Идиот, — Саня начал их собирать: это же память!

— Нахрена мне нужна такая память!!! Иди в жопу со своей памятью!

— Ого, – только и смог вымолвить он тогда. – А ведь я вспомнил все. Все вспомнил!

И он рассказал, как ожили в его памяти картины их странствий, каждый мир, каждое испытание. Это было странно, почти мистика, но объяснимо. Только этот случай и был единственным забавным, что произошло в моей жизни за последние месяцы. Все остальное было лишь тусклой чередой дней, проведенных в забытьи.

Вот кстати все эти камешки-ягодки лежат, Саня засунул их в старую мыльницу.

Я взял чашку, которая до половины была полна какой-то мути, открыл дверь и выплеснул содержимое на улицу. С сомнением посмотрел на кольца чая от старых заварок на стенках внутри чашки. Мысль помыть ее пролетела через мой мозг со скоростью звука, отгоняя ее я встряхнул головой и насыпал из пачки чая в чашку, кинул ложку засахарившегося меда и залил кипятком.

Погода стояла тихая, мне казалось, что я могу услышать, как шелестит лист в десятке метров на меня, на удивление было хорошо. Хорошо греть руки горячей чашкой, потягивая мелкими глотками воду, настоявшуюся на чайных листах. Хорошо.

Слух уловил какой-то инородный звук. В дачную тишину, которая на поверку тишиной и не была, а состояла из шелеста листьев, дыхания ветра, пения каких-то птиц… в эту тишину раздался инородный искусственный звук. Где-то вдалеке послышалось низкое урчание мощного двигателя дорогой машины. Сто процентов дорогой машины, потому что он отличался от треска местных таратаек как Алек Болдуин от бомжа Петровича.

Так и есть, внизу участка появился Линкольн Навигатор. «Ничего себе, к кому это?», — подумал я. Вот это дачники в нашем СНТ пошли. Движение в это время года на дачах было крайне редким, большинство жителей уже давно перебрались обратно в город, оставив свои летние домики в одиночестве.

Тем более странно было видеть тут это чудо автотехники, блестящий благородный черный автомобиль явно не вписывался в общую картину дачного запустения. Но тем не менее он остановился прямо у его старых, даже чуть покосившихся ворот. Кто-то, стало быть, решил нанести ему визит. Какое неожиданное вторжение в его добровольное затворничество.

«Кого это интересно принесло ко мне в гости?», – пробормотал вслух Серый, чувствуя легкое раздражение, смешанное с удивлением. Он не ждал никого, кроме, возможно, Сани, но тот обычно приезжал на своей старой развалюхе, а не на таком люксовом авто.

Дверца роскошной машины распахнулась с почти бесшумным щелчком. Оттуда сначала появилась элегантная нога в дорогом ботинке, затем рука, опирающаяся на изящную трость, и наконец, показался их владелец. Владелец рук, но и трости.

— Моня!

Весьма позитивно выглядел Адамон, выбравшийся из машины, несмотря на весь свой фирменный вид. Улыбаясь, он смотрел на меня. Значит помогли ему мои прививки от пафоса, а ведь с недавнего времени он занимал пост главы всех европейских цветочей, но, судя по всему, эта должность не совсем испортила его. Ведь несмотря на свой строгий, исполненный важности вид, на лице у него была довольно приветливая, почти виноватая улыбка. Он осмотрелся, словно оценивая состояние дачного участка, а затем его взгляд остановился опять на мне.

– Серый, привет, гостей принимаешь, бирюк!? – прозвучал его знакомый голос, раздражающе бодрый, по-моему, как для раннего утра и моего общего состояния.

– Гости по приглашению ходят, а остальные — татары… Но заходи, не закрыто, – пробурчал я, откладывая уже совсем остывшую кружку с чаем. Поднялся с скамейки и медленно пошел навстречу другу. Несмотря на состояние, я был рад его приезду. Мы подошли друг к другу, и крепко обнялись, это было искреннее объятие, пропитанное старой дружбой.

Хотя Серый и выглядел очень непрезентабельно – небритый, в помятой одежде, с кругами под глазами. Моня же, напротив, был одет с иголочки, излучая уверенность и солидность.

– Что привело тебя в мир дач и запустения, о бог пафоса!? – спросил я, отстраняясь и обводя рукой окружающий пейзаж.

Адамон насупился.

— Дела. Не бухло же тебе привезти…

— А ты привез? — спросил я и что-то в моем голосе вызвало озабоченность у Мони. Он посмотрел на меня с удивлением как будто в первый раз…

— Оооо, да ты я вижу с похмелья. Мерзьки пьянь! — Моня хохотнул и звонко щелкнул пальцами перед моим носом, и я мгновенно почувствовал себя так… Идеально я себя почувствовал, он мгновенно привел меня в идеальное состояние.

Вот так-то лучше. А мне было не лучше, мне сильно захотелось в душ или, лучше в баню, сауну, на худой конец лакониум.

— Я ненадолго. Времени нет, так что ты скоро получишь возможность попасть в душ. Я сразу понял, что дело все-таки серьезное, взгляд Мони стал серьезным, и он даже придвинулся ближе, понизив голос. Хотя кто-тут могу подслушать, разве что воробей, чистивший перья на ветке рядом.

– В общем дело такое, Серый. У нас появилась определенная проблема, а скоро она сможет стать огромной такой проблемой. И, к сожалению, она настолько специфична, что касается непосредственно тебя. – Моня сделал паузу, собираясь с мыслями. – Знаешь ли ты, вас в доме отдыха должны были обучать, или, возможно, уже не помнишь, так я повторю.

У каждого из семи основных цветов, а также у черного и белого, есть свои эталоны. Ну как эталон метра, который хранится в штаб-квартире Международного бюро мер и весов возле городу Парижу.

Ну а эталоны цвета хранятся на разных континентах, в этом году они хранились у нас. И да, это не просто символы, это…первоисточники силы и сути цвета.

Я кивнул, и обрывки воспоминаний о когда-то вбиваемых в мою голову основах всплыли перед глазами. Помнил я многое, но откровенно говоря, эта информация казалась пылью из другого мира, шелестом давно ушедшей жизни.

– Так вот, – продолжил Моня, и в голосе его звенела сталь, – Пропал Эталон белого цвета. Растворился. Исчез. И это, Серый, не просто досадная потеря. Это – катастрофа для всего нашего мира, для всех цветочей. Последствия – как осколки разбитого зеркала, непредсказуемы и болезненны. Во-первых, мы не просто потеряем лицо – мы с треском провалимся перед всем цветочным сообществом. А во-вторых, не сегодня, но через пару-тройку месяцев хрупкая гармония, которую мы с таким трудом выстраивали, окажется под угрозой полного разрушения.

Он замолчал, словно перебирая в уме слова, а потом продолжил, понизив голос:

– Самое странное, Серый, – он вскинул на меня взгляд, полный неприкрытой тревоги, – Его следы обрываются в прошлом. Мы сумели установить лишь приблизительный период: начало XIX века. Словно его вырвали из нашей реальности и швырнули в пучину времени. Мы понятия не имеем, как это произошло, или кто за этим стоит. Это работа невероятно мощного мага, и это… явно не цветочи и не звуковики. Чувствуется вмешательство какой-то третьей, неведомой силы.

Я нахмурился, переваривая услышанное.

– А я-то тут при чём? Моня, ты же знаешь, я… отошел от дел. Меня больше не прельщают приключения. Я кое-что уже сделал, если ты помнишь…

– Ты при чём? – Моня комично покачал головой, округлив глаза в притворном удивлении, но взгляд его оставался серьезным и напряженным. – Ты – ключевая фигура, Серый. И не говори так, не трепи мне нервы! Боюсь, как бы от твоего алкогольного воздержания извилины в голове не выпрямились окончательно! Ты нужен нам, как никогда! Твоя феноменальная способность вляпываться в самые немыслимые ситуации, твоя склонность к безрассудным поступкам – это единственное, что может нас спасти!

– Спасибо, Моня, твои комплименты всегда меня радуют, но… нет!

Моня закатил глаза и с шумом выдохнул. Я был уверен, что он тут же, мысленно, наградил меня каким-нибудь сочным эпитетом, эта наглая морда.

– Слушай меня внимательно! Только твои способности, твоя уникальная связь со всеми цветами, твоя… исключительность… – он набрал в грудь воздуха. – В общем, я думаю, что только ты можешь отправиться в прошлое, расшевелить там осиное гнездо, наследить, как слон в посудной лавке. Да что угодно твори! Но… найди его. Никто другой на это не способен. Ты – наша единственная надежда.

Но я не собирался соглашаться. Волна раздражения поднималась во мне. Опять двадцать пять – сначала только ты можешь спасти мир, а потом «точно сказать не могу, но все как-нибудь образуется, когда станет совсем худо!».

Моня тем временем прожигал меня взглядом, в котором смешались надежда, отчаяние, наглость и еще целая гамма трудноопределимых эмоций.

– Я могу на тебя рассчитывать? На твою помощь, Серый?

– Нет, не можешь. Я сказал тебе, что не могу, а главное – не хочу. И ты обещал коньяк! Посылай кого хочешь… Хоть Артема, он очень перспективный… цветоч.

Моня, наверняка вновь осыпав меня мысленными проклятиями, резко развернулся и направился к машине. Я подумал, что сейчас он хлопнет дверью и умчится дальше решать свои глобальные вопросы гармонии. Но не тут-то было. Во-первых, он вдруг зачем-то направился к багажнику и открыл его.

И оттуда, словно выпущенная из заточения серая молния, вырвался Найденыш, бросившись ко мне, облизывая лицо, царапая лапами, радостно скуля и повизгивая от восторга.

– Найденыш!

Я присел на корточки, гладя взъерошенную шерсть счастливого пса, и удивленно посмотрел на друга.

– Оттуда, – буркнул Моня. – Своих не бросаем.

Потом он постучал по стеклу дверцы. Окно опустилось, и в проеме показалась рука, протягивающая бутылку коньяка… и, должен признать, коньяка весьма VSOP-шного уровня.

– Ладно, Моня, я подумаю… Но не сегодня. Найденыш со мной останется.

– Отлично! – он растянул губы в подобии улыбки, но она тут же исчезла, когда он, уже собираясь залезть в машину, обернулся и, понизив голос, сказал:

– Подумай, только… Только, прошу, быстро подумай. А Артема мы… послали туда. И… уже неделю он не выходит на связь.