Сестра Огня 2

Небо на Геддарсу – тусклое, бледное и светло-розовое. Маленькое солнце ползёт по нему крохотной белой каплей. Лишь на закате горизонт приобретает яркие цвета – алый, пурпурный, фиолетовый, снова алый. Дождей мы здесь за сорок дней работы ещё в глаза не видели.

Никаких деревьев или чего-то подобного здесь нет, и не было никогда. Голая, открытая всем ветрам каменистая степь. То есть, считайте, пыль у вас в кармане. На зубах. И за шиворотом. Везде. Мелкая, серая, противная, проникающая везде пыль. А о плоские стебли жёсткой, как проволока, желтовато-бурой травы можно серьёзно порезаться, если не хватит ума поберечься.

И сидишь ты в раскопе. Кисточкой, тоненькой, вручную… А профессор Сатув прогуливается наверху, обозревая наши согнутые спины, и вещает назидательно:

– Внимание, внимание и ещё раз внимание! Любая мелочь имеет значение! Здесь вам не свалка твёрдых отходов, подлежащая немедленной утилизации, тут – сокровищница археологических находок! Даже самый мелкий предмет, размером не больше фаланги пальца, способен создать новую теорию или обрушить существующую.

– Угу, – буркнула я себе под нос, очищая кисточкой очередной кусочек десятитысячелетнего стекла. – Создать новую археологическую теорию на битых бутылках с бормотухой…

Нивикийцы знали толк в питии! Рецепты домашнего изготовления всевозможных настоек на раскопах попадались среди письменных артефактов регулярно. Энтузиасты старались их повторять: геном растений, использовавшихся в виноделии, давно секвенирован, некоторые их виды получили разрешение на культивирование. Так что у энтузиастов иногда получалось, причём получалось неплохо. Сравнить с оригиналом и дать оценку степени сходства, конечно, было некому. Но любителям приобщиться к древней культуре через порочную практику спиртования сознания это ничуть не мешало.

Ну а мы собирали сейчас в контейнеры всё, что осталось от крупного кабака после того, как он сгорел синим пламенем. Уж что здесь случилось, оставалось только гадать. Пьяные разборки, происки конкурентов, напали враги, – неважно. Важным была только пыль, из которой мы скрупулёзно извлекали «ценные» и «важные» для науки мелкие фрагменты.

– А ты хочешь найти полную инструкцию по активации Врат? – фыркнула Равиойка.

– Да было б неплохо, – огрызнулась я.

Равиой стала проблемой номер один. Зубная и головная боль, и успокаиваться она не желала. Работать полагалось парами, меня и Тумбу-Юмбу, естественно, поставили вместе, потому что он настоял на этом. Но Равиой плевала на все правила, и при каждом удобном случае старалась оказаться рядом с нами. Прилипчивая, надоедливая, противная клетчатая дрянь!

Ну, и что, что потомок древней расы, когда-то тоже владевшей сетью Врат, соединявших миры. Я давно уже убедилась: все секреты хранителей Врат давным-давно утеряны, и ничего интересного для науки наша принцесска принести не может. А вот жизнь отравить своим присутствием…

– Тише, – шикнул на нас Тумба-Юмба. – Мешаете!

Вот кому здешняя жара оказалась нипочём! Свеж, как летняя роза. Улыбочка, маниакальный азарт в глазах. И прозрачный контейнер для сбора артефактов заполнен мелким нивикийским мусором почти полностью, с нашими не сравнить.

Равиой мило улыбнулась. И неожиданно толкнула меня под локоть, а я не сумела извернуться, опрокинула контейнер, и свой, и напарника. Вся мелочёвка веером разлетелась по раскопу.

-Ой, Ликесса, прости, – нежно запела Равиойка, хлопая длиннющими ресницами. – Я такая неуклюжая! Я помогу!

И кинулась собирать. Тумба-Юмба, не успевший разогнуться, ругнулся сквозь зубы и тоже взялся собирать. Ну, а мне места рядом с ним уже не нашлось. Трогательно: две головы, тёмно-розовая и светло-коричневая в миллиметре друг от друга. Я лопнула от бешенства и пихнула Равиойку по тому же принципу: ой, извини, я виноватая. Она ласково улыбнулась мне и высыпала второй контейнер. Сама высыпала, клянусь! И сладенько пропела:

– Ликесса, солнце моё, нельзя же быть такой неуклюжей...

Я сжала кулаки, над пальцами полыхнуло. Тумба-Юмба выпрямился, прислонился плечом к стене траншеи и с любопытством на нас смотрел. Две девчонки из-за него, красивого, дерутся, ещё бы не посмотреть! Я лопнула от злости во второй раз.

– Это ещё что за безобразие?

Профессор Сатув. Отлично, просто замечательно!

– Простите, профессор, – ангельским голоском залепетела Равиой, – Ликесса у нас сегодня что-то не в духе… я всего лишь хотела помочь, а она…

– Я видел, – сердито сказал гентбарец, переводя пылающий праведным гневом взгляд с меня на Равиой и уточнил. – Я видел, что вы, Равиой, нарочно рассыпали второй контейнер. И пытаетесь теперь переложить вину на вашу соседку. Вы всерьёз полагаете, что у меня нет глаз и я не способен увидеть ваши пакости?

Я молча злорадствовала. А вот тебе, принцессочка наша бесценная. Планета круглая.

– Если у вас, девушки, проблемы с сексуальной жизнью, то могу выписать направление в медцентр на временную корректировку гормонального фона, – сердито продолжил гентбарец. – Чтобы наука от вас страдала как можно меньше!

– А что сразу проблемы-то? – возмутилась я. – Я вообще жертва агрессии! Вы же сами видели!

– Как вы это поняли, профессор? – полюбопытствовал Тумба-Юмба. – Вы ведь бескрылый! Ваш подвид не участвует в воспроизведении себе подобных.

– Я работаю с людьми столько лет, сколько вы втроём вместе ещё не прожили! – с досадой высказался профессор Сатув. – Насмотрелся .

– Я не имею никакого отношения к Человечеству, – уточнил Тумба-Юмба.

– Так и я – рамеевтой, – скромненько вставила принцесска.

– Не перебивайте старших! – маленький гентбарец словно бы сделался в два раза выше, вот как он это умеет, а? – Ваши расы схожи, и в сроке жизни и в способах воспроизводстве себе подобных. А от концентрации ваших феромонов в воздухе встанет даже у камня. Сделайте это друг с другом сегодня же вечером, и уймитесь.

– А третий-то – лишний, – ехидно вставила принцесска.

– Бросьте монетку об очередности, – ядовито посоветовал профессор, – если на троих сразу вас не устраивает.

Тумбу-Юмбу следовало поджарить на месте за одну его улыбочку. Ему было любопытно, он развлекался! Ждал с интересом, что мы скажем и что сделаем. Расовая особенность, я уже достаточно про них про всех в информе восприняла, вместе с базовыми основами их языка. И на него самого – как там профессор выразился? – насмотрелась. Неудивительно, что мы с Оллирейном столько столетий мирного языка найти не могли. Как найдёшь, когда такой вот стоит, наблюдает и улыбается. Убила бы!

– Делайте, что хотите и как хотите, но чтобы я больше не видел такой безответственности и безалаберности во время работы! Здесь каждая находка, каждая деталь важна. Нужно смотреть в оба глаза, работать со всем тщанием, не отвлекаясь на всякие глупости. Иначе пропустите ценный артефакт или, того хуже, на него наступите…

– Как вы, профессор? – мирно поинтересовался Тумба-Юмба.

– Что?

– Вы пропустили ценный артефакт.

– Где? – профессор заозирался, пытаясь найти то, что пропустил.

– Вы, простите меня великодушно, на него наступили…

Тут уже и мы с Равиой увидели – под ногой профессора находился угол какого-то предмета, и явно не просто камня. Гентбарец проворно убрал ногу, и мы в восемь рук взялись рьяно откапывать находку.

Да, это оказался сундучок. Для разнообразия, вместо слоя битых бутылок. Небольшой по размеру, запечатанный, возможно, полный, судя по весу. Состав – ортосиликат алюминия ( курсы по паранормальному анализу материала – вещь, рекомендую!), то есть – топаз. Скорее всего, промышленного происхождения. В природе топазы такого размера встречаются редко. Вообще не встречаются, если честно!

Здесь же из одного камня сделали коробочку размером двадцать сантиметров на тридцать и высотой в десять. А из второго – крышку. После предварительной очистки от земли и пыли выгравированный рисунок заиграл оттенками бледной синевы.

Я смотрела, не могла оторваться, и было мне крепко не по себе. Как будто в голове что-то происходило, но вот что – попробуй пойми. Нехорошие какие-то мурашки в затылке, как будто я заболела летним гриппом… В детстве болела пару раз, так себе удовольствие.

По бокам коробочки шёл узор из лепестков и листьев, а на крышке – меня аж шатнуло – в ряд один за другим шли зигзагообразный излом, разгневанное солнце, известный нивикийский символ, обозначающий опасность, и – она.

Ящероголовая собака.

Стерегущий, чтоб его.

До конца дней своих не забуду эту пасть и рубиновые глазки-бусинки. То ли четыре глаза у этого пса, то ли голову специально изображали наклонённой так, что на плоском силуэте помещались оба багровых глаза. И она теперь жила в моей ладони. Никак себя не проявляла, но и рассказать о ней я никому не могла, как будто тогда, ещё на Старой Терре, другая Равиой наложила на меня телепатический запрет. Причём такой, что его сам Кармальский не увидел! Не увидел и не снял.

– Эта вещь принадлежит мне, – безапелляционно заявила вдруг эта Равиой.

Профессор Сатув уставился на неё так, словно увидел говорящего осла. Не просто осла, заговорившего на эсперанто, а ещё такого, который желает наложить копыто на достояние науки.

– Здесь знак рамеевтананеша на крышке, – указала принцесска на изломанный зигзаг. – Тень.

«Кто владеет Тенью, тот владеет Универсумом», – эхом отдались в моей памяти слова той, другой Равиой. У которой была железная нога и взрослая мудрость во взгляде, а лицо собрало на себя всю усталость мира. Я поёжилась: несмотря на жаркий день, в солнечных лучах ощутимо убавилось тепла.

– Как интересно, – задумчиво выговорил Тумба-Юмба. – Город нивикийский, но артефакт – из Аркатамеевтана. Значит, Врата данного города открывались на Таммееш...

– Или в тот мир, который взаимодействовал с Таммеешем, – покивал профессор. – Единичные контакты Аркатамеевтана и Нивикии подтверждены другими экспедициями. Массовым сообщение между двумя древними державами не было, иначе о нём осталось бы намного больше сведений. Не исключено, что владелец сундучка просто путешествовал из любви к дороге и оказался здесь совершенно случайно.

– Эта вещь – моя по праву! – твёрдо заявила Равиой. – Она принадлежала кому-то из старших моей семьи! Значит, моя!

– А морда не треснет? – угрюмо осведомилась я. – Лишать науку важного артефакта из аристократической спеси…

– Нейросеть «Арбитраж», раздел «Наследственное право на артефакты прошлого», – отчеканила таммеотка.

– Ага, – фыркнула я. – Так ты сначала докажи, что прямая потомица того, кто сундучок здесь потерял! Раммеевтананеш, знаешь ли, не из одной тебя состоит!

– Вначале мы проведём исследования, – непреклонно заявил профессор Сатув. – Всё-таки знак разгневанного солнца… Знак опасности, потенциально – планетарного масштаба. После чего вы составите заявление по всем правилам.

– И вы отдадите мне этот сундучок?

– Разумеется, нет, – отрезал профессор.

У Равиойки вытянулось лицо, а я снова не смогла скрыть злорадства. А ты что хотела, принцесска клетчатая? Все здесь под твою музыку прыгать будут, что ли?

– Мы передадим находку вашим старшим, – продолжил гентбарец. – А уже они решат, что из содержимого шкатулки ваше, уважаемая рамеевтой.

– Вы не сможете его открыть, – зашла Равиой с другого козыря. – А я могу!

– Прекрасно, – заявил профессор Сатув. – Вечером соберём совет, и вы откроете.

– Нет, румасвиринув Сатув, – твёрдо выговорила принцесска, – так не получится. Вначале вы оформите документ, по которому находка перейдёт в моё безраздельное пользование. И завизируете его своей подписью.

– Однако, – выговорил профессор, прищуриваясь.

Я для себя отметила: вот он как выглядит, когда по-настоящему разозлён! Запомню на будущее. Гентбарцы-кисмирув – чертовски мстительные создания. Допускаю, что профессор от археологии – далеко не начальник юридического отдела какой-нибудь крупной гентбарской компании, всех галактических собак сожравший на гражданских правовых исках. Но ведь биологию на выход просто так не попросишь. Наш учитель запомнит всё. И не простит.

– Иначе мучайтесь сами, – безжалостно отрезала Равиой.

Нос задрала до небес, между прочим. И руки на груди сложила, в знак полной непримиримости. И да, надо отдать ей должное, выглядела очень внушительно. Вправду аристократка, привыкшая к нешуточной власти.

– Вот ты какашка, – задумчиво сообщила я. – Сама не ам, так и другому не дам, да? Румасвиринув Сатув, попытаться открыть могу я. А лучше всего, позовите офицера службы безопасности экспедиции, Аниунераля Ламберта. Он здесь самый сильный паранормал из всех.

– Твой родственничек? – зашипела Равиой бешено.

Будь у неё кошачьи уши, она бы их уже прижала к голове. И хвост. Хвостом она бы хлестала себя по бокам, да так, что пыль столбом летела бы. Ещё бы! Дельце ведь почти выгорело, и на тебе – глухой забор с силовым полем магнитудой так под сто. Аж руки зачесались заснять нашу клетчатую принцессочку и отправить в графическую нейросеть, чтобы та дорисовала ей уши, хвост и вздыбленную на загривке шерсть. Не для общего пользования, чтобы не словить потом иск о несанкционированном вторжении в частную жизнь, а для себя! На память.

– Мой двоюродный брат, – объяснила я, мило улыбаясь.

– О да, – сказал Тумба-Юмба с усмешкой, – у Ликессы очень интересные и разнообразные родственники…

– Так, всё, – решительно заявил профессор Сатув. – Находку – на платформу, класс защиты – наивысший. Отвезу в штаб экспедиции.

– Я с вами! – тут же потребовала Равиой.

– С чего бы вдруг? Рабочий день ещё не окончился. Артефакты сами себя не выкопают. За работу!

Лицо у Равиой неприятно изменилось, и я даже вздрогнула: столько неподконтрольного бешенства! Даже в воздухе зазвенело, я восприняла звон паранормальным чувством. Впрочем, принцесска тут же взяла себя в руки, и звон унялся. Таммеотскую аристократию всё же учат дисциплине не хуже, чем наших паранормалов.

– Практику не зачту, – гентбарец подкрепил свою власть ощутимой угрозой.

Не зачтёт практику – вылетишь из универа, придётся поступать снова, но уже через год. Раньше, в докосмические времена, учеников оставляли на второй год. Глупая идея, если честно. Не тянешь учёбу – проваливай, на твоё место найдутся другие желающие. Нивикийцы, кстати, придерживались того же принципа: в их художественных и делопроизводственных документах нередко встречается сюжет, как кого-то или чьего-то отпрыска исключили из школы «за нерадение».

Дальше у таких несчастных возникало всего два варианта. Не выучился – не получил аттестат – идёшь трудиться в сельское хозяйство, условно говоря, на должность помощника лопаты третьей категории, если простолюдин, или теряешь право на статусные преимущества, если аристократ. В ряде матавийков ака автономных областях Нивикии, особенно тех, какие были наиболее развиты в технологическом плане, даже жениться аристократ зачастую не мог без аттестата.

Во втором варианте накосячивший брался всё-таки получить знания в должном объёме для сдачи квалификационного экзамена и восстановления в учебном заведении в том статусе, какого лишился.

Следствием стала тотальная поголовная грамотность. И огромное количество письменных артефактов. Хороший нивикийцы сделали подарок для нас, археологов! Не то, что некоторые другие, малосознательные, народы! Те же дешняне, к примеру. С Нивикией не сравнить…

Так что Равиойка заткнулась, повернулась к нам спиной и начала яростно копать. Может быть, она надеялась вырыть ещё один такой сундучок, не знаю. Тумба-Юмба пожал плечами и вернулся к работе тоже. А я их оставила и пошла к «точке», попить воды.

Воду пить мы могли сколько угодно. Местное море, на побережье которого обнаружился мёртвый нивикийский город, морем-то, строго говоря, назвать было нельзя. Оно оказалось пресным. Автономная станция фильтрации, и на питьевую воду никакого лимита. А мог бы быть! Мама рассказывала как-то, что в иных экспедициях ресурс экономят жёстко. Чтобы на всё время пребывания хватило.

Биосфера Геддарсу очень скудна. Здесь нет деревьев, нет и животных, только сине-зелёные водоросли, злаковые жёлтые травы и кристаллы. Множество самых разнообразных кристаллов, и кто из них разумен, а кто не очень, пойди пойми, даже с первым телепатическим рангом.

Пейзаж – бесконечные гранитные валуны и скалы. Розовый океан. Ветер и волны, волны и ветер, ветер пахнет полынью, волны пахнут солью и йодом, а колонии кристаллов пахнут озоном и – немного! – радиацией. К ним ходить без сопровождения телепата строго запрещено.

Докучливого типа местные могли просто убить. Легко. Мама здорово нервничала, вспоминая их «дружелюбие» в прошлый раз. Правда, она всегда добавляла, что кристаллы Гедарсу терпели людей рядом с собой безумно долго – почти год, если не больше. А сейчас вместе с людьми в экспедиции находились посредники, две «звёздочки» – вуиски из Радуарского Альянса, ещё одна разумная кристаллическая раса Галактики. Выглядели жутенько. Огромные, размером с упитанную собаку, чёрные каменюки со множеством острых лучей, которыми могли шевелить по своему усмотрению. Или проткнуть кого-нибудь насквозь, если тот сам дурак и вдруг решится напасть… Они предпочитали общаться с телепатами – ментально. И то – со своими, от Радуарского Альянса присутствовали археологи.

Я крепко подозревала, что радуарцы такие же археологи, как и наш главный, доктор Кармальский. У Альянса имелась своя собственная инфосфера, никак не связанная с нашей, а это означало, что всё, происходящее здесь, будет мгновенно доступно условному противнику на Радуаре. Альянс зарекомендовал себя как свирепое зло с очень скверным нравом, ощетинившееся дулами на все шесть сторон Вселенной; радуарцы настолько не шли на контакт ни с кем вообще, что недавний союз с Федерацией против Оллирейна был чем-то вроде явления святости народу.

А сейчас с ними опять отношения оставляли желать лучшего. Недавние союзники смотрели косо, давая понять: не лезьте к нам, а не то… При этом сами не желали сидеть тихо, если вы слышали что-нибудь про конфликты в локалях Маларис и Шаренойса, то вот, оно самое. Явились, куда их не звали, получили от наших по шее, теперь бесятся. И на Геддарсу их пригласили неспроста.

Игрища спецслужб… Жаль, Тумбе-Юмбе я рассказать не могу из-за ментального блока. Вот уж кто бы из кожи наизнанку вывернулся, но сумел бы разгадать все шпионские тайны!

А вообще, получается, на одной планете сошлись интересы четырёх галактических держав, если считать Соппатский Лес за полноценное государство. Если по расам считать, так и больше. В Федерации ведь тоже, чуть что, каждый себе тащит. Гентбарцам, например, палец в рот не клади, руку откусят по самую голову, зубы у них вовсе не декоративные.

И все молчат, как партизаны на ментальном допросе!

– Меньше знаешь, крепче спишь, – философски пожал плечами на мои расспросы братец Ан.

И я поняла, что он ничего мне не расскажет и на прямые вопросы не ответит тоже. А ещё я смотрела на него теперь другими глазами, без розовых очков детства.

У Ана – яркие, янтарные с отливом в рыжину, волосы, он их собирает в длинный хвост на затылке, и глаза цвета янтаря, сквозь который просвечивает солнце, в тон причёске. Он – шкаф, заросший дурными мускулами, при этом его паранормальная мощь про какие-либо ограничения вообще не слышала. А по внешности – откровенный нелюдь. Как Тумба-Юмба примерно. Всё потому, что моя мама у бабушки родная, в смысле, приёмная, а матушку Ана она сама рожала. Прямо естественным образом, так получилось.

Тётя Йеллен – это нечто, в детстве я её боялась до дрожи. Именно таких во всех шпионских и приключенческих развлекалках изображают как абсолютное зло. Красивая, язвительная, властная, очень умная. До того, как я её увидела, я даже не знала, что такие в реальности существуют. Конечно, никакое тётя Йеллен не зло нисколько, она врач-паранормал, и преотличный. Но когда ломаешь руку по собственной глупости и попадаешь к ней в операционную… В общем, вы понимаете.

Ан – другое дело. Он меня всегда понимал. Я радовалась тому, что он участвует в экспедиции. Но – что-то было. Какое-то недоброе предчувствие. Понять бы ещё, о чём оно… вот такая вот побочная ерунда у паранормы чистого пирокинеза. Не полноценное ясновидение, как у целителей, но и спокойствия никакого нет.

Я выпила ещё воды, потом решительно сунула пустую кружку в зев приёмника. Нельзя стоять и барствовать, пока другие работают! Совесть где? Вот.

Пора возвращаться в раскоп.