Северные истории. Человеческая доля.

Ярослав Александрович Седов, начальник лаборатории разведения южных растений в условиях Арктической зоны, вышел из оранжереи.

Оранжерея представляла собой большой, созданный из пластика и специального стекла купол, в котором были собраны тысячи разных растений, со всех уголков света. Особую гордость представляли уникальные, редкие пальмы, растущие только в горах Эквадора, и теперь здесь за Полярным Кругом, Русского Севера.

Лицо Ярослава Александровича охладило свежим ветром, который нес влагу и зябкость со стороны Карского моря.

Ярослав Александрович встал на траволатор. Самодвижущаяся лента довезла его до скалистого берега, с которого было видно и море, и десятки, сотни кораблей, беспрерывно идущих своим, проверенным маршрутом. Это были и огромные, похожие на огромных китов корабли, тащившие на себе товары для маленького, а может и весьма крупного города.

Северный путь работал исправно. Миллионы тонн грузов провозил этот новый Шелковый, только Северный морской путь ежегодно. Десятки тысяч судов шли по нему, дополняя Великий Русско-Китайский сухопутный железнодорожный и автомобильный пути. Северный путь работал и летом, и зимой, где в редкие холодные зимы, расчищали дорогу судам ледоколы.

Сотни крепких кораблей, оснащенных атомными двигателями ломали теперь редкий в этих краях лед, и давали дорогу караванам кораблей, везущих контейнеры с машинами, оборудованием и остальными вещами, очень нужными стране.

И по пути следования этого каравана, как по взмаху волшебной палочки, но на самом деле благодаря усилиям тысяч людей, возникали городки, поселки и целые города.

Ярослав Александрович вспоминал, как пятьдесят лет назад приехал сюда, в устье Енисея молодым специалистом по национальной программе «Развития Русского Севера и Арктики».

Он тогда только что закончил институт, и немного волновался, как устроится в новом для себя краю. Но устроился он хорошо.

Ему по льготной ипотеке дали квартиру, сначала однокомнатную, а потом, он поменял ее на роскошные пятикомнатные покои, с отдельной кухней, двумя ванными и туалетами, когда с помощью программы «Молодая семья» ему удалось купить более просторное жилье.

Помогла и демографическая программа, программы развития семьи и детства. Их было несколько, и на уровне России, и на уровне регионов, и на уровне отдельных компаний – капитанов бизнеса.

Ему, как многодетному отцу пятерых детей выдали новую ипотеку на это, уже более просторное жилье.

Не ему одному, конечно, а вместе с женой и детьми выдали. А жену он нашел здесь, в этом Северном, и так полюбившемся ему, краю.

Он встретил ее около того места, где стоял сейчас. Молодая, красивая девушка в прекрасной, расшитой жемчугом, богато украшенной одежде, легко преодолевала бурные воды вливающейся в океан реки.

Ловко управлялась с острогой, и накалывала огромную, видимую даже с берега рыбину и затаскивала ее в лодку.

Долго Ярослав наблюдал за девушкой, не решаясь подойти ближе. Он уже приметил, где она оставляет свою лодку, и как-то набрался смелости и подошел и познакомился с ней. Не сразу возникло между ними доверие. Не сразу смог он растопить девичье сердце.

Сначала дичилась она чужака. И в первые разы, причалив, она, смущаясь, как бы не замечала Ярослава. Привязывала лодку. Забирала рыбу, и, не говоря ни слова, уходила прочь. Но и Ярослав не оставлял попыток.

Он собрал растущие по берегу скромные цветы и сделал их них букетик и перевязал их лентой. И оставил у причала. И она не взяла букет. И на второй день букет остался лежать на причале.

А потом Ярослав вырастил розы. И срезал из них настоящий, невиданный здесь букет. Розы были его собственной разработкой, адаптированной к условиям сурового края. И Ярослав срезал по три розы. Две белых, и одну красную. Удалял шипы, чтобы не поранить девичью руку.

А потом, Ярослав мог сказать и теперь точную дату, и точный год, и месяц, и день когда букетика не оказалось. Еля взяла букетик и его сердце.

Еля, так называли ее. «Надежда», как он потом узнал, переводилось на русский ее имя.

Он назвал ее и Елей, и Еленкой, и Надеждой, и надежда на лучшую судьбу здесь, на Крайнем Севере, сияла путеводной звездой в их пути в счастливую жизнь.

Не просто давалась жизнь. Приходилось решать многие задачи. Приходилось налаживать и быт, и строительство его грандиозного проекта. И все это надо было делать одновременно. И строительство первого корпуса, и рождение сына совпали по месяцу. Это был снежный, привычный для этих мест июнь.

Но когда-то в детстве, Ярослав задумался, когда услышал строчки песни: «И на Марсе будут яблони цвести…», а почему только на Марсе, а не в России, у нас, на Крайнем Севере, и не только яблони, но и бананы, и мандарины, и абрикосы. И засела эта мысль ему глубоко в сердце. Да там и осталась, как он сейчас понимал на долгую, счастливую жизнь.

Учеба в Университете, отремонтированном и оснащенном по программе «Образование», дала ему возможность начать свой долгий путь по воплощению своей мечты.

Он выбрал для себя специальность «Генная инженерия» и шел по этому пути к воплощению своей мечты.

Ярик, как называла его потом Еля, писал диплом на тему «Изменение гена банана для использования его в условиях нечерноземной полосы».

И занимаясь этим исследованием с первого курса, он сумел вырастить, сгенерировать особый сорт банана, который давал устойчивый урожай в период краткого и холодного, по меркам Африки, северного лета России.

Его исследованием заинтересовались и уже скоро, по меркам селекции и согласований проектов, первые нечерноземные бананы поступили в продажу в сетевых магазинах России. Правда, открылся один неожиданный эффект.

Бананы, по сравнению с обычными, повышали сопротивляемость коронованному вирусу.

Ярославу Александровичу, как тогда уже его называли, выдали грант на продолжение исследований. Предлагали остаться в Москве, но мечта его не оставляла.

Ему снилось, что он идет по бескрайней тундре вечной мерзлоты, а над ним свисают оранжевые, как солнце плоды. Он тянет к ним руку, и они падают, сотнями созревших плодов, падают в руки детей, родившихся на Крайнем Севере, в этих суровых условиях.

Его уговаривали остаться и на кафедре, и предлагали ипотеку и в Москве и в Санкт-Петербурге, но он отверг и эти предложения.

И он направил в компанию, непосредственно связанную с Севером, свой проект.

Он помнит, как волновался, как ждал ответа, как думал, что его заявку не рассмотрели, или рассмотрели, но не приняли. Но однажды ему позвонили. Он был в лаборатории и не мог сразу ответить. Но позже, он перезвонил, и вежливый голос секретаря пригласил его на встречу.

Он помнит, как входил в огромную башню на краю Великого города, как с трепетом, но и внутренней убежденностью предлагал свой проект руководителю одной из самых мощных корпораций мира.

И как тот обещал финансирование и содействие в его исследованиях.

Помнил он, как его хотели переманить и спецслужбы из других стран.

Он помнил, как за ним следила черная машина с тонированными окнами, как однажды к нему на лавочку, напротив выхода из Университета, где он любовался видом и мысленно рассаживал пальмовые аллеи по набережной, подсел суетливый, мелкий человек, и предложил лучшие условия «там, за границей, где ценят умы».

Ярослав не стал долго с ним говорить. Просто встал и вышел. А потом, зашел в всегда видимую, но не замечаемую многими дверь. На двери была табличка «1 отдел». И все рассказал вежливому человеку с умными глазами.

Решение было принято и после оперативных мероприятий десятки дипломатов из одной недружественной страны отправились к себе.

Ярослав помнил их самодовольные лица, когда они посчитали, что купили его, но помнил он и их потерянные, расстроенные физиономии, тогда, когда они поняли, что не все покупается и не все продается в России.

Вернее все не продается для них в России. Уже ничего не продается. Для них.

А Ярослав остался здесь, у себя, на Родине. Потому что искренне любил нашу страну. И она отвечала ему взаимностью. Ведь так бывает, если любишь, то все и получается.

А получалось многое. Получалось строить корпуса и закладывать фундамент под оранжерею, здесь, в особых условиях вечной мерзлоты. Понадобилось разрабатывать и особые технологии. Понадобилось и привезти сотни тонн грунта, чтобы начать исследования.

И наладить полив, и предусмотреть особые полимеры, напоминающие стекло, но превосходящие его и по теплозащите и по светопроницаемости.

Тысячи ламп освещали его оранжерею зимой. И тысячи солнц сияли в холодной ночи, давая свет и ориентир кораблям, движущимся в темноте полярной ночи.

Сотни экспериментов по выращиванию растений провел он и его помощники. Тысячи исследований. И, наконец, вывел то, о чем так долго мечтал. Он вывел сорта апельсинов, растущие в суровых холодах Арктической зоны.

Ярослав Александрович вышел из оранжереи. За его спиной был рюкзак с семенами и концентрированной едой. В часах на руке, с встроенным спутником был заложен грандиозный маршрут отсюда и до Белого моря. Его он и хотел преодолеть за короткое, Северное лето.

Были подготовлены и посты с едой, и семенами. Маршрут движения и схему посадки растений, и он, и его помощники проработали и по карте и по снимкам, и по передвижению дронов. Они определили оптимальные места, где он должен будет останавливаться на ночлег. И куда места, в которые он будет бережно предлагать земле семена.

И помощники, и друзья уговаривали его отправить вместо себя умные машины…. Он помнил все это.

Но теперь он посмотрел на море, на корабли, ни на минуту не прекращающие движение, и начал свой путь. Он хотел сделать все это сам. Только сам. Он верил, что засеять эту мерзлую, неприветливую, суровую землю должен и может только человек.

Растопить ее теплом, страстью своего сердца и засеять в нее новые, невиданные плоды.

И ему пошли на встречу. Его верные ученики продолжили исследование, а он пошел один. Без торжественных проводов. Буднично. Так, как мужчина идет на большое дело.

Без помощников он делал эти двадцать, а где сто двадцать километров в день. Сажал семена, в оттаявшую после суровой зимы землю. И земля принимала их. И оставалась безмолвна.

Он шел и не оглядывался. Он не давал себе слабины, чтобы оглянуться. Он шел вперед, не взирая ни на что.

На его сапогах были сделаны миниатомные двигатели, разработки «Росатома» и эти сказочные устройства, были как сказочные Сапоги- скороходы.

Они парили над землей, позволяя преодолевать мелкие речушки, и даже крупные реки, просто взлетая над ними.

Он шел по русской тайге, встречавшей его наступающим летом. Он видел прилетевших из дальних стран уток, плескающихся в холодных водах рек. Он видел оленей, начинавших свой летний путь.

Он впитывал в себя эти лучи первого, настоящего, теплого, хотя и низко висящего над головой солнца. И он улыбался.

Останавливался он на ночлег, только после того как совсем уставал, выбивался из сил. «Годы, - с сожалением думал он, - брали свое». Иногда на выбранных заранее местах, иногда на местах случайных, определяемых им по велению сердца.

Доставал палатку – легкую коробочку, раскрыв которую, невесомый, газовый купол сине-белой окраски, раскидывался над ним, прозрачным, но прочным пологом. Концентрированный метан, добытый из недр России Газовой Корпорацией.

Кипятил воду на атомной конфорке. Добавлял в воду концентрат, произведенный Росседой. Съедал ароматное, научно-обоснованное и полезное яство. И засыпал без снов.

Но сегодня, на третий день пути, он проснулся раньше, чем обычно. Он открыл глаза и увидел перед собой бесконечное, великое, бескрайнее небо. Там были тысячи созвездий и звезд.

И он понял, что осуществляя свою мечту здесь, на Земле, о растениях, способных выдерживать суровые, до минус 60 морозы, осуществляет он, приближает, воплощает в жизнь мечты людей, думающих о покорении, освоении других планет.

В том числе и об освоении Марса.

И он знал, он верил, что разработки его Института, в этом направлении тоже дадут свои результаты.

И разрабатывал он программу «Яблони на Марсе», тоже не один год, по программе финансируемой Роскосмосом.

И не только разрабатывал растения для Марса, но и для Луны. Уникальные растения, способные выжить как в палящем, уничтожающем все жаре Лунного дня, так и в запредельном холоде Лунной ночи.

Он смотрел в небо, и Марс улыбнулся ему, на миг став из красной точки зеленой.

И Луна послала к нему свой приветственный луч, и он вдруг увидел ровные полоски фруктовых садов на безжизненном пока спутнике Луны.

И он увидел, как дети из пока небольшого Российского лунного города выходят из подземных убежищ-домов и срывают лунные фрукты. И лунные яблоки ложатся им в руки. Ложатся Солнечными плодами.

Он не был на Луне сам, но он вгляделся и разглядел точку около лунного моря, там, на одной из первых баз жил его второй сын, с семьей, и он знал, что у сына нет детей, пока нет. Но он почему-то верил, знал, что уведенные им в видении дети, это его внуки, которые и будут есть эти лунные фрукты. И эти дети будут первыми детьми, рожденными на Луне. Он верил в это.

И ему стало светло и хорошо. И он видел огромное, звездное небо, заселенное его потомками, и он видел, как на землю посылают и лунные яблоки, и виноград с Марса, и черешню с Юпитера.

И очутился он вдруг на Московском рынке, где продавец рассказывает о вишне с Юпитера, и говорит, что там был отменный ее урожай, не хуже, чем в Архангельске, или предлагает мандарины с Урана, и говорит, что они не хуже чем с Магадана.

И Ярослав Александрович смотрел в небо и улыбался. И засыпал вновь.

Утром он проснулся. Умылся из чистейшей речки. Сготовил себе нехитрый завтрак. Побаловал себя чашкой ароматного, сибирского кофе, с сахаром, из сахарного тростника из полей под Екатеринбургом. Собрал движением руки палатку и отправился дальше в путь. То есть почти отправился.

Его внимание привлек камень, необычно выступающий из воды. То ли ровным он был, то ли слишком белым, по сравнению с остальными. Он поправил рюкзак и спустился к воде, подошел к камню.

Он не хотел ступать рядом с ним, на покрытые водорослями и тиной плоские камни. Но очень белый камень его заинтересовал, и он рискнул и ступил, забыв активировать функцию полета.

Он ступил на камень, и, поскользнувшись, упал. Непромокаемый рюкзак и одежда удержали его на плаву. А вот по телу прошла непривычная, неиспытанная ранее боль. Нога распухала, и Ярослав Александрович понимал, что, скорее всего, он сломал ее.

Но он преодолел боль, и прочитал еле видимую надпись на камне. Это был геодезический знак, установленный в 1945 году, мужественными людьми, которые осваивали Русскую землю, не смотря на суровые годы войны. Они добирались до всех уголков нашей Великой Родины, облегчая путь потомкам в ее освоении.

Он отдал дань мужеству героев, без спутниковой связи, без телефонов и без концентрированной еды, без средств против мошки и комаров, дошедших сюда.

Но сам он, хотя мог и выйти на связь и запросить эвакуации, делать этого не стал. Он вышел на сухой берег. Снял рюкзак. И достал небольшой прибор, который про себя называл «Доктор». Это была миниатюрная разработка российских ученых, по государственной программе «Здравоохранение», способная диагностировать и вылечить сотни болезней, и придуманная, как раз для таких случаев.

Ярослав Александрович ввел свои данные. И прибор провел дистанционное сканирование человека. Нога на голограмме загорелась красным, выявив перелом ноги со смещением костей.

Появилась рекомендация, о необходимости госпитализации и устранения перелома в условиях стационара. Морщась от неприятной боли, Ярослав Александрович, отклонил, отверг данную возможность.

Он, обсуждая свою миссию, предусматривал такие возможности, и разработчики «Доктора» заверили его, что при правильном лечении прибор сможет справиться с проблемами подобного рода.

Он набрал код. И прибор на минуту задумался, а потом раздался зуммер, и из его бока выдвинулась небольшая коробочка, в которой была таблетка. Обычная, круглая таблетка, даже с полосочкой по-середине.

Привычная нам всем с детства. Ярослав улыбнулся, мысленно перенеся сознание в детство. Туда, где мама давала таблетку и говорила, что ее надо выпить, чтобы быть здоровым.

Ярослав Александрович взял таблетку, и отправил в рот. Ожидаемой горечи он не почувствовал. Просто таблетка. Просто для того, чтобы поправиться.

«Доктор» рекомендовал сутки отдыха. Но он не хотел сбивать график. И знал, наметил, что отправится в путь не позже чем через два часа.

Он уже чувствовал, как таблетка начинает действовать, как выправляется кость, как миллионы трудолюбивых наночастиц, сращивают его мышцы, налаживают работу кровеносных сосудов.

Как уходит боль. И как голограмма становиться полностью спокойной, синей, и место перелома на ней, сначала становиться розовым, а потом и вовсе теряет свой особый цвет, сливаясь с основным, синим цветом всей голограммы.

Он отключил программу через два часа. Он пренебрег ее возмущением.

Активировал сапоги и пошел. Он немного хромал, тупая боль отдавала ему в спину. Но он шел, разбрасывая семена. Он должен был дойти. К вечеру боль усилилась и почти не давала ему думать. Но он шел, и выполнил намеченое на день.

На привале он подкрепился едой, съев почти вполовину меньше обычного. Включил сканер «Доктора». «Доктор» ворчливо указал ему, что он нарушил его рекомендации и теперь лечение займет вдвое больше времени. Но поворчав «Доктор» выдал ему таблетку. И Ярослав принял ее, забывшись сном.

Перед рассветом его разбудил шорох. Около палатки стоял зверь.

Это был серый, красивый, с серебряным отливом волк. Только одна странность была в нем. Он тоже хромал. Хромал на правую переднюю лапу.

Ярослав Александрович не боялся. Прозрачная, невесомая ткань могла выдержать атаку сотен таких зверей. И поэтому он аккуратно привстал и наблюдал за волком.

Волк нюхал воздух, обследуя необычный для него предмет, образовавшийся на поляне. Искал следы, но их не было, ведь на последних километрах сапоги были активированы на полет.

Ярослав Александрович включил сканер «Доктора» и доктор выдал ему таблетку «для домашнего питомца «породы волк таежный северный».

Ярослав почувствовал запах. От таблетки шел запах сырого мяса. Ярослав Александрович подождал, пока волк отойдет от входа, чуть отодвинул полог палатки, и кинул в образовавшуюся щель таблетку.

Волк услышал шорох, но отбегать не стал. Просто принюхался и уловил запах свежего мяса. Он подошел к таблетке, обнюхал ее. И слизнул с камня.

В его движениях ничего не изменилось сначала. Он также хромал, но потом, словно с удивлением он поглядел на свою лапу, и, почувствовав изменения, уже без боли, но все еще хромая отбежал от палатки.

Ярослав Александрович уже встал. И не таясь, спокойно вышел из палатки. Настроил небольшое переговорное устройство, вшитое в куртку.

И спокойно сказал волку, чтобы тот не боялся.

Волк увидел человека, но его запах напомнил запах, примешивавшийся к запаху мяса, которое он съел. И волк понял голос говорящего человека, что тот говорит ему на языке волков, что он один из его родичей, один из стаи, и не сделает ему плохо.

Волк ответил, что принимает его за своего и не сделает ничего плохого. И что лапа уже не болит. Но в лапе есть боль. И боль еще не прошла. И что сородич может подойти.

Ярослав Александрович подошел. И он увидел, какой огромный на самом деле волк. Он был по грудь ему, не маленькому, а достаточно высокому человеку. А когда волк присел и вытянул лапу, то его морда была почти на уровне лица человека.

Ярослав Александрович поднял и повернул лапу волка, и увидел, что в подушке сидит огромный, отточенный полусгнивший костыль, от шпал старой железной дороги.

Он активировал «Доктора» и на протянутой ладони дал волку еще одну таблетку. Лизнув шершавым языком, волк принял ее.

После этого, следуя рекомендации «Доктора», Ярослав Александрович надрезал края раны и вытащил старое железо. Крови не было, как и боли. Умные частицы ускоряли заживление. Но он сказал волку, чтобы тот полежал, не нагружал лапу до ухода желтого круга с неба.

Волк кивнул. И лег около палатки. Ярослав Александрович сготовил еду себе. Поел. Потом накормил волка, растворив двойной концентрат.

Волк с благодарностью съел предложенную пищу.

С некоторым сожалением человек собрал палатку, сложил вещи в рюкзак. Потрепал огромного, красивого зверя по холке. Попрощался с ним. И пошел в свой путь.

Он с радостью шел, напитываясь летом, и отдавая земле семена будущих растений. Он шел, и смотрел в синее, низкое небо, и видел в нем ветви будущих деревьев.

Нога не болела, и он с удовольствием шел сам, не включая помощь сапог. Он засмотрелся на ветки расцветающих деревьев, и сделал шаг и вдруг его нога не почувствовала под собой опоры.

Он не удержал равновесие и упал, скатившись в небольшой, неприметный овражек, заполненный почти до краев плотной, словно кисель, жижей. Рюкзак упал с его спины, и он раскинул руки, чтобы удержаться на плаву.

Медленно, миллиметр за миллиметром, он погружался внутрь. Он пробовал активировать передатчик, но как только он попытался согнуть руку, погружение пошло быстрее, и он распрямил ее.

Он смотрел на небо. Он видел, что если бы он упал чуть ближе к краю этого болотца, то он бы смог дотянуться до растущей там карликовой березки и вытянуть себя из жижи. Но он не мог этого сделать сейчас. Он был слишком далеко.

Он спокойно анализировал ситуацию, и думал, где допустил ошибку. И понял, что он сам для себя, рассматривая маршрут, не раз отмечал такие «болотца». И не раз предупреждал себя от них.

Но в этот раз он не уберегся. Ему не было холодно. Его костюм был не промокаем, и хорошо держал тепло. И он, считая секунды и погружение, высчитал, что может погибнуть не от холода, а через десять минут просто погрузится в темную жижу.

Он был готов к этому. И хотя он не хотел уйти так, за ним стояла его хорошо прожитая жизнь, и с честью выполненное дело.

Он верил, что его ученики продолжат его путь. И он знал, что на Марсе будут цвести яблони.

Но сзади вдруг раздался шум шагов, и ветка березы, висевшая недоступно наклонилась над ним. Он вскинул руки и зацепился за дерево.

Давление на ветки ослабло. Он смог перевернуться и вылезти.

Огромный волк, улыбаясь, ждал его на берегу. Рукой, запачканной в жиже, Ярослав Александрович нажал на переговорное устройство.

«Береги себя, брат, - сказал Волк». «Спасибо, - ответствовал Ярослав Александрович».

Волк улыбнулся еще раз и выпрыгнул на пригорок.

Ярослав Александрович подхватил рюкзак, и вылез из ямы. Омыл себя в воде ручейка. Ткань не принимала грязь, в отличие от рук и лица человека.

Посмотрел на небо. Активировал сапоги и продолжил свой путь.

Дни его, вслед за солнцем складывались в один, святой ритуал сева. Он вставал с утра и шел. Оставляя за собой след. Он ложился и вставал, глядя, как сначала расцветает перед ним тайга, как радуется недолгому, но бурному лету.

А потом как успокаивается и готовится заснуть перед приходом Великой Зимы, все укрывающей Белым и Тьмой. Он проходил последние сотни километров уже тогда, когда шел первый, сентябрьский снег. Он торопился, сократил время остановок, и иногда шел в уже в утренних и вечерних сумерках, а иногда и в полной темноте.