Северный цикл. Защитник

Высоко к небу над заснеженными и пустынными пастбищами и лесами среди сугробов ледяной Пустоши поднимался дым пожарищ. Следом за ним, обгоняя его туда, где живут небесные духи, летел нечеловеческий вой и плач всех, кому удалось выжить в безжалостной бойне. Не люди, а звери, что не прячут и не таят чувств, ревели и стенали, избитые, израненные и поруганные над телами родных и близких. Мужья оплакивали жён. Жёны мужей. Родители детей, а дети родителей.

Всё вдруг стало тленом, а жизнь человеческая дешевле оленьей.

Среди пары, уцелевших по непонятно какой причине юрт дымились останки ранее многочисленных жилищ. Тлели жерди, шкуры оленей, что некогда натягивались на них и все те из вещей, что могли гореть или лишь шаить хотя бы недолго слабым огнём. А между тёмными отметинами на белоснежном снегу, где некогда стояли юрты, лежали мертвецы. Много мертвецов.Изрубленные кто в скоротечном бою, кто в последующим за ним избиении. Там же, чуть подальше кучкой и в ряд лежали немного позже замученные и запытанные до смерти. С отрубленными руками и ногами, с содранной с туловищ кожей.

Пришли издалека высокие люди, незваные гости, бородатые и могучие. Стоило пустить в них стрелу, как она отскакивала от меховой одежды. Кто метал копье, сам едва увёртывался от него. Ведь те копья не втыкались в плоть, а отлетали назад или отскакивали от пришельцеввысоко вверх. Казалось бы, волшебство, но вполне объяснимое, если посмотреть поближе. Тела незваных гостей прикрывали железные панцири. Вон, даже на рукавицах блестели покрытые инеем металлические защитные пластины.

Таких победить нельзя.

Таких победить невозможно.

Потому всё и стало тленом, а жизнь человеческая не стала стоить даже оленьей.

В ответ на удалые вылазки пришли отомстить железные люди во главе с воеводой князем Фёдором Семёновичем Курбским. Всех, кого нашли, порубили. Всё вокруг пожгли, внушая страх и ужас. А попутно собрали богатый ясак и наказали немногим уцелевшим отныне платить его вовремя.

А потом рано утром, отягощённые добычей отправились назад, домой, оставив за спиной смерть и пожарища. Кто уцелел, через некоторое время выполз к тем, кого пощадили. Кто успел убежать – вернулся. И все собрались лишь для того, чтобы упасть на колени перед обезображенным телом жены, мужа или ребёнка и, подняв к небу голову, испустить полный отчаянья крик и вой в места обитания небесных духов.

На кричащих и плачущих людей бесстрастно смотрели, блестя умными глазками с ближайших огромных елей чёрные вороны. Смотрели и терпеливо ждали, когда наступит удобный момент, чтобы слететь с дерева и чем-либо поживиться.

Ведь всё вдруг стало вокруг одним тленом, а человеческая жизнь перестала чего-то стоить.

Нярох, чьё имя у оленьих людей означало «Лысая голова» обернулся к Олото:

- Шаман скажет нам всё, что нужно. Расставит по своим местам и сегодня и завтра. Мы обязательно догоним урусов и отобьём твою красавицу Хором. Нельзя же жить так, чтобы неведомые пришельцы насладились ею в день свадьбы, а не ты, законный жених, заплативший за неё большой ясак.

Унху, прозванный так за свой далеко не маленький рост, прокладывающий первым тропинку в снегу для остальных, заметил:

- Никто из нас не вернётся домой живым.

- Никто, - согласно мотнул головой Алти, четвёртый в небольшой группе одетых в меховые одежды и обувь из шкур оленей людей, что целенаправленно пробивались сквозь снежные заносы в определённом направлении. Самый старший из всех, он потерял во время нападения на стойбище сына и дочь и теперь хотел только одного – отомстить за наполнившую душу горечь, напоить кровью тоску. Без всякого сожаления и без особой нужды убили их люди Курбского, пришедшие наказать северный народ за набеги и собранные из служивых людей, ополчения из Вологды, Чердыни и коми. – Каждый из нас заглядывал на несколько дней вперёд. В следующий день. И за ним другой, второй и третий. Никто не останется в живых. Я видел нас мёртвыми, среди таких же мёртвых летящими в мир духов. А ещё я видел много крови. Не нашей. Может, нам повезёт убить некоторых из них. А может, мы прорвёмся дальше, дойдём до их ближайших поселений. Там убьём всех мужчин, а с бабами и детьми сделаем то, что они сделали с нашими. Только наверно сотворим кое-что похуже. Придумаем что-то, чтобы все долго боялись нас.

- Чтобы все боялись нас, - как эхо повторил Унху. - Мне это по душе. Вон та берёза.

Один за другим охотники медленно и тяжело зашагали дальше по глубокому снегу, иногда утопая в нём по пояс. Прошли мимо священной изогнутой берёзы, ветки которой украшали ленточки и красные тряпицы. А у ствола на снегу лежали свежие подношения – пара мешочков с серебряными монетами.

В заповедные и заветные места не дошли люди Курбского. Никто из тех, кого пытали и истязали, так и не указал путь в священную рощу, в настоящую сокровищницу, куда сносили веками с просьбами и пожеланиями немалые богатства все окружающие племена.

Следом за берёзой им повстречался деревянный идол, закутанный до макушки в меховую доху. Лишь огромный нос – ветка торчал из одежды. Прикрытая снежным заносом до середины его туловища поднималась вверх гора из серебра и золота, собранная из вещей, пришедших с востока, запада и юга через рискованных торговцев.

За идолом, который и был собственно нужным им указателем среди деревьев, Олото увидел юрту шамана. Никто не знал его имени. Никто не знал, сколько ему лет. Только дед Олото как-то сказал внуку, что когда он был молодым, шаман уже давно, задолго до его рождения жил в том же удалённом от чужого взгляда месте.

Из отверстия вверху юрты к небу поднимался дым. Шаман словно ждал гостей. Наверное, уже заранее знал, что придут к нему, а не куда-то в другое место уцелевшие оленьи люди, в которых ещё жил дух охотников и воинов. Он стоял у самого входа в юрту и, не говоря ни слова, отогнул полог, приглашая пришельцев внутрь.

Проходя мимо, Олото как и остальные поздоровался с ним:

- Пайся, шаман.

Согнувшись гуськом, один за другим полезли внутрь юрты.

Только оказавшись внутри, Олото смог рассмотреть отшельника. Ветхий старик с узкими щелочками вместо глаз и лицом, похожим на кору старой ели, провёл дугу вокруг себя правой рукой:

- Садись, однако.

Пришельцы расселись вокруг горящего очага, благо места хватало. А старик произнёс с неприкрытой печалью в голосе:

- Вы все редкие храбрецы и я ждал вас. Вы все пойдёте по избранному пути. И все умрёте.

- Мы знаем, шаман, - тихо ответил Алти. – Другого пути для нас нет. Каждый из нас видел в сновидении, что не вернётся назад. Каждый видел что-то. Один больше, другой меньше. Но никто не видел целого. Мы пришли узнать большее. Мы хотим узнать, будет ли поход успешным. Будет ли смысл в нашей смерти.

- Хорошо, - старик печальным взором посмотрел в лицо одного гостя, потом другого, третьего и четвёртого. Словно хотел запомнить их всех надолго. Полумрак и отблески от огня сильно искажали лицо. Олото вдруг увидел огромное сходство между ним и деревянным идолом, одетым в меха, мимо которого они проходили недавно. Глаза шамана исчезли, а нос вытянулся далеко вперёд, как у того изваяния. – Хорошо. Помогу вам.

Он отвернулся от гостей, сгорбился, нагнулся и поднял шаманский бубен, который лежал, надёжно укрытый шкурами оленей у самой стенки юрты. Олото ввиду своей молодости редко посещал шамана, ведь жизнь его протекала до сегодняшнего дня легко и беззаботно. Поэтому и шаманский бубен видел впервые. С нескрываемым любопытством разглядывал он магический предмет. На деревянный обод была натянута хорошо выделанная шкура оленя. С одной стороны находилась рукоятка в виде человека с раскинутыми руками и хорошо выделенной головой. Хозяин бубна оказался так тщательно вырезан, что никто не смог бы засомневаться, что видит именно деревянного человека. С другой, лицевой стороны бубен раскрасили в красный цвет, на фоне которого вверху нарисовали небо, а внизу землю со всеми обитавшими на ней зверьми и людьми.

Шаман положил бубен у ног, скинул меховую парку, тем самым оголившись до пояса. У него оказалось совершенно высохшее тело. Как та старая оленья кожа на бубне его тоже казалось искусственно натянутой на выпирающие рёбра и кости.

- Хорошо, - повторил старик. – Вам предстоит долгий путь. Давайте узнаем всё. Давайте спросим у духов.

Он поднял бубен, взял в руки какой-то предмет, что оказался на поверку высохшей заячьей ножкой, закрыл глаза и принялся что-то говорить, ударяя ею в бубен. Губы шевелились, шевелились, шевелились, произнося слова, которые никто не мог услышать. С каждым ударом по бубну впрочем, голос звучал чуть громче и слова скоро принялись бить, бить, бить сквозь сознание, сквозь затуманенные взоры, вводя пришедших охотников в транс.

- Да будет на земле пуп неба…

Да будет на земле пуп неба!

Я зову Чохрынь – ойку, духа – покровителя

Открой путь неба.

Раскрой небо на ширину ладони…

Раскрой небо на ширину иглы!

Шаман принялся совершать ритмичные движения в такт речитативу и Олото, как и его друзья, сам не заметил, как принялся раскачиваться из стороны в сторону, следом за ним, зачарованно напевая:

- Раскрой небо на ширину ладони…

Раскрой небо на ширину иглы!

Старик закружился, завертелся в танце. Седые волосы развевались вслед за движениями. И вдруг увидел молодой охотник, что большая юрта наполнилась народом. Множество людей окружили шамана так, что его не стало видно и, напевая заклинания, весело завертелись вокруг старика. Внезапно он увидел среди них, среди тех, кого оплакивали сейчас родственники свою Хором. Такую красивую, такую родную и такую желанную. Олото захотел встать, но непонятная сила не дала возможности пошевелиться. По крикам и стонам, что иногда прорывались сквозь шум и песню, он понял, что души мёртвых видят пришедших родственников. Вот и Хором потянулась к нему, её черты лица исказились от невыносимых страданий, но её тут же затянуло обратно в жуткий круговорот.

- Раскрой небо на ширину ладони

Раскрой небо на ширину иглы, - пели духи убитых, и в их голосах было что-то такое запредельное, нечеловеческое, тоскливое, что заставляло трепетать одновременно и тело и душу.

Почему Хором оказалась тоже среди мёртвых, ведь её увели с собой железные люди. Неужели и она…мертва? Невыразимая скорбь и горе внезапно так нахлынули на Олото, что едва не разорвали сердце и грудь.

Шаман остановился среди танцующих мертвецов и положил бубен на землю. Заячья лапка к большому удивлению молодого охотника без помощи человека продолжала отбивать ритм, взлетая вверх и падая вниз, на шкуру оленя, что была натянута на обод. Видимо, какой-то могущественный и невидимый дух завладел ею и принялся продолжать камлание.

А старик вытащил из другого потаённого места нож с длинным металлическим лезвием. Обхватил ручку двумя руками и, выкрикивая заклинания, отвёл ладони подальше и с силой воткнул лезвие в грудь. Металл глубоко вошёл до костей. Шаман тут же повёл разрез вниз. Огромный рубец на теле, кровавая дыра, из которой хлестала кровь так, что под ногами скоро образовалась лужа, увеличивался и увеличивался. Старик распорол себя от сосков до паха. Выронил нож, застонал так громко, что перекрыл весь остальной шум, схватился руками за края разреза и развёл далеко в сторону две половинки своего тела. Олото видел, как между рёбер бьётся сердце, а внизу свернувшись огромной змеёй, чуть подрагивает кишечник.

Шаман вдруг заревел не своим, чужим голосом, в котором было столько нечеловеческой силы и мощи, что вся юрта затряслась:

- Чохрынь – ойка и все духи – заступники! Я открылся для вас! Я стою перед вами! Вот я! Вот я! Скажите всё, что я хочу узнать! Скажите всё, что я хочу узнать! Вот я! Вот я!

- Да будет на земле пуп неба!

Да будет на земле пуп неба! – намного громче завыли и запели собравшиеся вокруг духи мертвецов. Они закрутились в неистовой пляске ещё сильнее. Так, что лица превратились в одни светлые мелькающие штрихи. Визжащий и рокочущий вихрь, что образовался тёмной стеной вокруг старика, то и дело затягивал внутрь круга различные мелкие предметы и уносил куда-то на другую сторону, как унесло туда же в один миг и любимую Хором.

- Пайся, пайся, - ревел как олень – бык шаман, приветствуя кого-то, кого видел он один. – Слышу, слышу тебя, о Чохрынь – ойка!

Вдруг старик повернулся не к кому-то, а именно к Олото, со своей ужасной раной, которой он нимало не стеснялся и закричал в лицо молодому охотнику:

- Уходите, убирайтесь! Всё давно определенно и вы должны выступить как можно скорее. Вы обязаны идти! Есть смысл умереть! Есть смысл умереть! Явится после вашей смерти Защитник, что будет оберегать оленьих людей ровно сто лет от любых пришельцев. Убирайтесь, не вам дано увидеть мою плату духам! Не забудьте о жертве!

Торопливо, отталкивая друг друга, все четверо поспешили на четвереньках покинуть юрту могущественного кудесника. Насмотрелись они немало, да и ответ на вопрос получили прямой.

Ровно через час все приготовления к жертве могущественным духам, что должны были помогать людям в их начинании, были закончены. Железные люди совсем не тронули стада оленей. Не нужны они им оказались. Нужны были меха, серебро и другие ценные вещи, которые без труда можно унести с собой. А вот олени – нет. Устроив побоище в стойбище, оставили они стада совсем беззащитными.

Вокруг оленей как всегда бродили волки. Издревле жили рядом с человеком и считали себя такими же хозяевами над смирными животными, что и олений народ. Возможно, как казалось часто Олото, отгонявшего не в меру обнаглевших хищников, они считали себя истинными пастухами животных, а вовсе не людей.

Напрасно чёрные вороны, что сидели на заснеженных елях звали заступников с копьями и стрелами резким и неприятным карканьем. В нужный и опасный момент никто не пришёл, как обычно на зов сторожей.

А с десяток серых по окрасу зверей сообразили, что никто не явится и молнией метнулись к оленям. Испуганно шарахнулись, сбившись в кучу старые и опытные, а вот пара молодых телят, неопытных и неосторожных, не до конца исследовавших окружающий мир, а потому очень любопытных двинулись навстречу им. Вытягивая вперёд шеи в желании обнюхать гостей… Не прошло и нескольких минут как били они судорожно копытами, сваленные в снег, окрашивая его в красный цвет. Хрипели, стонали и плакали, совсем, как маленькие дети, в то время как волки облепили поверженных, но уже обречённых животных. И рвали их кричащую и воющую плоть, рвали, терзали, мотая головами и вгрызаясь поглубже, и снова рвали, рвали плачущие кровавые куски.

Олото и его друзья позвали всех уцелевших. Собралось десятка три испуганных, оглушённых горем соплеменников.Толпились они в ожидании возле загона, где уже находились с десяток отобранных для жертвоприношения оленей. Те испуганно, точно и определённо зная, какая участь ожидает, смотрели на людей. Один из них, молодой и сильный, со странными белыми полосами на спине, что шли от шеи до крупа жалобно не сводил глаз почему-то с одного Олото. Смотрел большими выпуклыми слезливыми глазами, словно хотел найти у него защиту от предстоящей бойни. Никогда раньше молодой охотник не видел ни у одного из оленей такого пронзительного, человеческого взгляда. Возможно, он пожалел бы его в другой обстановке, только не сегодня. Чтобы облегчить мучения и выстрелил в него первым. Специально отобранной стрелой с длинным наконечником, предназначенной в отличие от тех, что с зазубринами и шарами, какими оглушали и ранили, для охоты на крупного зверя.

Олень прыгнул высоко вверх, как только мог, стараясь хоть ненадолго продлить короткую жизнь, но направленная умелой рукой стрела поразила его в сердце. И всё же он ещё дышал и хрипел, когда Олото затянул на шее аркан и, упёршись ногами в землю, потянул верёвку на себя, удушьем выгоняя последние остатки жизненных сил. Он тянул её на себя со всей силы, а олень всё продолжал сучить ногами.

Рядом разделывал живого, раненого животного Нярох, а тот смотрел на убийцу взглядом, в котором читался один непередаваемый ужас. Немного поодаль жертвенных животных потрошили Унху и Алти. Потрошили умело сноровисто быстро. Мясо бросали в большие котлы, а вырезанные сосредоточения Силы – почки, сердце, уши, мозг и печень осторожно клали в услужливо подставленные соплеменниками глиняные чашки.

Сверху чёрными горластыми комками постоянно падали вниз с елей вороны. Без всякого страха вырывали у людей и собак куски мясо и устремлялись с ними назад, ввысь, на деревья.

Олото как и остальные досадливо отмахивался от птиц, макал в свежую кровь, в распоротую брюшину оленя печень и торопливо поедал её. Поедал жадно, стараясь насытиться ещё не ушедшей в другие миры Силой, постоянно брызгая свежую кровь на подбородок.

- Надо торопиться! – заметил Унху, проделывая то же с сердцем другого животного. – Мы можем не успеть, пока не началась пурга и не заметала следы.

- Надо торопиться, - шепчет Олото и снова вгрызается зубами, подобно тем же волкам в сырую плоть…

- Хоп! Хоп! – подгоняет Олото оленей, впряжённых в сани. Четверо саней, выстроившись в цепочку, быстро несутся по протоптанной врагами не тропинке, а настоящей дорожке в снежных заносах.

- Хоп! Хоп! – подгоняют оленей криком в своих упряжках Унху и Нярох.

Олото хорошо слышит их крики, ведь кругом одна тишина, только они четверо шумят в застывшем от мороза мироздании и тоже кричит:

- Хоп! Хоп!

Хрустит снег, продавленный санями. Хрипят олени, что не выдерживают заданного темпа.

Быстро несут сани людей навстречу смерти.

Проезжая мимо священной горы, как и остальные почтительно здоровается с ней молодой охотник:

- Пайся, Елбынь – нер!

Рядом с Олото лежит копьё, лук со стрелами. Не будет он колебаться, убьёт всех железных людей. Может, обманули духи и жива ещё его невеста красавица Хором, и он успеет её спасти?

- Хоп! Хоп! – снова и снова подгоняет уставших животных молодой охотник.

Скоро въезжают они в большой и страшный лес. Кругом одни ели – великаны. Каждый нормальный человек боится густых зарослей. В лесу обитают самые зловредные духи. В лесу они выходят наружу из подземного мира, чтобы творить всевозможные злодеяния и строить козни живым, которых они почему-то так ненавидят.

Треснет где-то от мороза ветка и сразу все вместе испуганно оглядываются в ту сторону смелые охотники. Хватаются за копья. Не может же просто так дерево говорить, видно надавил с силой на ветку огромный злой дух, что следит за ними и сломал её.

- Хоп! Хоп!

Иногда на деревьях можно заметить вырезанные изображения голов людей или лосей. То постарались охотники, что забредали сюда, чтобы защитить тропинки, ведущие домой от зла.

Безмолвно смотрят деревянные идолы со стволов елей на несущиеся мимо них санки.

Хоп! Хоп!

Всё вокруг стало тленом, а жизнь человека дешевле оленьей.

Всё вокруг стало тленом, а жизнь человеческая ничего не стоит.

Внезапно останавливает свои сани Унху, а за ним встают и остальные. Что-то приметил внимательный охотник. Соскакивает с копьём в руке с саней и неожиданно оборачивается к другим и кричит, показывая длинным металлическим лезвием на Олото:

- Не пускайте его сюда!

Нярох и Алти пытаются остановить Олото, но тот с силой отталкивает одного, затем другого так, что они падают на вытоптанную полянку. Видимо здесь остановились на какое-то время люди Курбского. Но зачем?

В недоумении осматривается и вдруг видит на вершине большого, в рост человека сугроба девичье тело. Оголенное закостеневшее, с раскинутыми в стороны руками и ногами. Так она и упала на спину, когда натешившись ею, железные люди уже безжизненную взяли за руки и ноги, раскачали и забросили как знак и предупреждение наверх снежной кучи.

Не помня себя бросается Олото к мёртвой девушке, взбираясь к ней на коленях по кроваво - красному снегу. И добравшись, видит первым делом такие родные широко открытые глаза, в ужасе перекошенные губы и открытый в немом крике рот, в котором блестят белоснежные зубы. Что-то темное, страшное отвлекает внимание от прекрасного даже после смерти лица. Он опускает взор вниз и видит ужасный разрез, провал, улыбку смерти, что оставили убийцы, перерезав напоследок жертве горло от уха до уха.

Олото пытается поднять голову, прижать к себе родное лицо. Но девушка так застыла от мороза, что превратилась в статую.

Невольно поднял голову молодой охотник вверх, совсем как волк и окрестности вздрогнули от нечеловеческого звериного воя.

Всё на земле тлен, а жизнь человеческая ничего не стоит.

- Пора, - прошептал наблюдавший за вогулами здоровенный бородатый мужчина, что сидел в оставленной возле женского трупа засаде, засеке в лесу. – Пора, браты. Само время.

Тук! Шлёп! Ахх…

Три стрелы одновременно впились в спину Алти, что стоял ближе всех к деревьям. Легко пробив меховую одежду со странным и страшным звуком, стуком и свистом выбитой изо рта жизни пронзили его насквозь. Безжизненным трупом, лицом вниз рухнул в снег охотник. Унху и Нярох несколькими секундами позже смогли уклониться от пущенных в них стрел. Нярох вскинув лук и зная об особенностях железных людей, выбрал наиболее уязвимое часть тела у самого смелого, бежавшего первым огромного бородатого великана в шкуре медведя, что появился в сопровождение пяти товарищей с саблей наголо из-за деревьев. И хотя тот прикрывался щитом, а на руках блестели наручи, направленная рукой бывалого охотника поразила деревянная змейка прямо в глаз свирепого воина.

- Ооох… - успел вскрикнуть тот и летел уже не вперёд, а назад с широко раскинутыми руками, которыми словно на прощание хотел обнять весь забранный у него мир. Щит полетел в одну сторону, а сабля в другую.

- Ооох, - тяжело и надсадно застонал и засипел Нярох и упал на колени с проткнувшим шею древком стрелы. Нападавших прикрывали из леса пара таких же умелых и быстрых охотников, поспешивших ответными стрелами подстрелить наиболее опасного в группе воина.

Стоя на коленях Нярох, уже никому не нужный, долго силился вытянуть её из горла, склоняясь всё ниже и ниже. Каким-то образом, чудом удалось переломить слабеющими руками древко и со счастливой улыбкой он навек замер в столь униженной позе.

Пока Нярох бился в последней в жизни битве, Унху с рёвом-кличем, с каким бросался только на медведей, прыгнул вперёд и завёл руку назад, чтобы метнуть копьё. И тут же упал с двумя стрелами в груди.

А Олото, слишком поздно понявший из-за горя, которое временно заставило оцепенеть, что происходит вокруг, метнулся к саням за оружием. Не успел сделать и двух шагов, как его повалили на землю. Повалили таким мощным ударом кулака в лицо, что лес мгновенно улетел вверх, а земля поднялась.

Молодого охотника продолжили бить. Наотмашь и насмерть, поднимая каждый раз и удерживая на руках.Он что-то в ответ хрипел, захлёбываясь в крови, но кто бы захотел выслушать его?

Избиение прекратилось так же внезапно, как и началось. Его прижали к земле, раскинув руки и сорвав меховую доху. Судорожно пытаясь пошевелиться, Олото понял, что ему никак не удастся вырваться из тисков железных людей. Секундой позже кто-то очень тяжёлый сел на спину и Олото почувствовал, как тот делает разрез на коже.

От нестерпимой боли, что пронизала тело, закричал молодой охотник.А его наездник принялся умело вести кровавую линию от плеч к пояснице. Немного подрезал мясо, а потом с силой сорвал лоскут со спины.

Ещё сильнее и громче закричал Олото.

Безжалостный палач под смех и советы товарищей, язык которых был непонятен вогулу, продолжал резать рядом следующий ремень.

Теряя сознание, Олото закричал, хрипя и задыхаясь, обращаясь к духам – покровителям:

- Я всегда почитал тебя, Чохрынь – ойка и тебя, Доглу – мари! Так помогите же мне!

Открой путь неба

Расширь небо на ширину ладони…

Раскрой небо на ширину иглы!

Прокричав в пустоту, вглубь леса заклинание шамана, Олото безжизненно обвис в руках державших людей. Мучитель продолжал резать один ремень за другим. Когда потянулся с ножом за четвёртым лоскутом, вдруг испуганно вскрикнул, выронил нож и отпрянул назад, соскочив с тела. Кожа, что коснулась ладонь внезапно стала… другой. Сквозь неё пробился густой мех, который вмиг покрыл всё тело на глазах изумлённых зрителей.

Брызнули назад, в сторону леса воины Курбского, а у мёртвого охотника принялись вытягиваться руки. Они становились всё тоньше и тоньше, пока не превратились в оленьи ноги с копытцами. Череп тоже быстро изменил строение. Заметно увеличился и стал продолговатым, глаза навыкат, вместо носа – морда, а на голове ветвистые рога.

В один миг олень – оборотень оказался на ногах. На его спине там, где ремнями сдирали кожу, от плеч до крупа протянулись белые полосы.

Животное встало на задние лапы, и передними с силой ударило в грудь замершего в оцепенении человека, что так долго измывался над ним. Ударил с такой силой, что копыта пробилинасквозь меховую одежду, юшмань, кольчугу с пластинами, затем грудную клетку. Труп отлетел далеко в сторону от разъярённого воплотившегося духа.

- Спасибо, Чохрынь – ойка, - вытянув губы, заревел олень, прыгнул к распростёртому трупу и, нагнувшись, зубами обхватил щёки мертвеца, сорвал кожу целиком с лица, вместе с тёмно-русой бородой. Поднял трофей, зажатый мёртвой хваткой, мотнул рогатой головой и отбросил далеко от себя

- Нечистый!

- Дьявол! – закричали те, кто бежал к лесу, а прикрывавшие их лучники выстрелили в оленя. Две стрелы вонзились точно в то место, где должно находиться сердце. Казалось бы, любое нормальное животное непременно должно упасть, умереть от попаданий, но у оленя невиданная сила неуловимо быстро вытолкнула остриё стрел из шкуры обратно. Те упали к копытам, опереньем к оленю и там, где они только что воткнулись в шкуру, через мгновение не осталось и малейшего следа от ран.

- Да будет на земле пуп неба!

Да будет на земле пуп неба!

Я благодарю тебя, Чохрынь – ойка, покровитель охоты

Открой путь неба!

Раскрой небо на ширину ладони…

Раскрой небо на ширину иглы!

Олень запел заклинание громко, гортанным голосом, вовсе ничем и не похожим на человеческий. Оттого песня звучала вдвойне жутко.

А потом, высоко и гордо подняв голову, отправился по следам, что оставили железные люди.

Долго в условленном месте, целых два дня ждал Курбский один из отрядов, посланный в удалённое становище. Когда стало ясно, что никто не вернётся, с большой неохотой дал приказ выступать в обратный путь.

За уходящими воинами, хорошо укрытый от чужого взора огромными стволами елей наблюдал из тёмного и густого леса молодой олень. Когда скрылся последний враг, пришедший на родную землю, олень поднял голову и торжественно запел песню шамана оленьих людей:

- Раскрой небо на ширину ладони!

Раскрой небо на ширину иглы!

14. 04. 21