Увидев эту женщину, Фома сразу понял, что ждет именно ее. Их свидание в аэропорту организовал Григорий Григорьевич. «Да», – подумал Фома, – «если в деле она так же хороша, как теперь выглядит, наше дело – в шляпе».
Тем временем, женщина, остановившись посреди зала ожидания, и обратив на себя внимание всех немногочисленных гостей гавани, ожидающих своих рейсов, перестав развлекать свою, слегка тяжеловатую, челюсть жевательной резинкой, рассеяно обвела взглядом собрание. Остановив взгляд на Фоме, она хищно улыбнулась ему маслянисто-алой помадой. Вновь запустив жевательный процесс, женщина, увлекая за собой, прилипшие к ее долгим, фактурным икрам, мужские взгляды, двинулась к Фоме.
- Ты Фома? – спросила она, глядя ему в глаза и сияя так, будто его утвердительный ответ составит счастье всей ее жизни.
- Да, – составил Фома счастье всей ее жизни. Женщина села рядом с Фомой, и ее нога, закинутая на ногу, задрала юбку, туго стягивавшую ее бедра, выше их середины.
Мужчины, до сих пор заворожено наблюдавшие за женщиной, будучи не в силах вынести столь ослепительной демонстрации, отвели глаза, в которых, как от яркой вспышки, запульсировали разноцветные круги.
Только этого ей и нужно было: стремительными движениями своих тонких рук она высвободила из джинсов, ставших тесными еще с момента появления женщины в поле зрения Фомы, его напружинившийся член и, выплюнув жевательную резинку и перегнувшись через локоть кресла, проворно заправила чувствительнейшую часть Фомы себе в рот.
Сняв со своей головы широкополую шляпу, Фома скрыл ею от справившихся с временной слепотой посторонних глаз творимые женщиной манипуляции, являвшиеся первым этапом внезапно начавшегося теста.
Григорий Григорьевич, человек, привыкший сразу брать быка за рога, велел Лике (так звали женщину из аэропорта) проверить Фому прямо в гавани, невзирая на условности и неизбежные разрушения. В случае удовлетворительных результатов теста, Фома и Лика, вместе, должны были срочно вылететь в Якутск, где, как выразился Григорий Григорьевич, им следовало обляпать «драгоценное дельце».
Лика продолжала обеспечивать течение теста. Фома, чувствуя приближение развязки, сосредоточился на большом электронном табло, висящем на стене, метрах в двух от пола, и отражающим актуальную информацию о принимаемых и провожаемых портом самолетах.
Растягивая преддверие кульминации процесса, соперничая с мастерством Лики, оказавшейся поистине мастером своего дела, Фома весь стал своим зрением, зоркость и своеобразная мощность которого, на последних секундах перед выплеском в мозг поощрительного миллиграмма счастья, достигли наивысшего уровня.
Правый нижний угол монитора, в котором пульсировало значение текущего времени, и на котором сконцентрировался Фома, сначала потерял глянец поверхности своего информационного лица, затем сморщился и, задымившись, закипел. Еще через мгновение, пузырящийся пластик с еще мерцающими в его сгустках светодиодами, смрадными нитями устремился к полу. И, наконец, в момент «прорыва плотины», уже весь охваченный пламенем монитор, вздувшись ослепительной вспышкой, взорвался, разметавшись во все стороны тысячами горящих черных клякс и оставив после себя глубокую воронку в бетонной стене.
Ошарашенные ожидающие, ставшие свидетелями «технической неполадки» монитора, возмущенно жаловались офицерам линейной полиции на китайскую дешевку. Пострадавшими занялись прибывшие на место медицинские службы.
Тем временем, восхищенная превзошедшим все ожидания эффектом, Лика приняла от Фомы носовой платок, стилизованный под американский флаг, не сводя влюбленных глаз с утомленного лица юноши, вытерла звездно-полосатым свой рот, а затем, накрасила его маслянисто-алой помадой. Положив в рот, сразу пять подушечек «Orbit» она предложила Фоме заглянуть в бар.
Через несколько часов они вылетели в столицу алмазного края.
Обложка К. Фомин
Ред. Павел Чекчеев