Шадоу-Шелли

There is a trick to get out of your skin
You're only as sick as the secrets within

(с) Marilyn Manson, «The Secrets Within»

Новое имя казалось ей удачным. «Даяна — глоток свежего воздуха для Бостонской сцены!» — вот что напишут в газетах. Ее прошлые Люси, Кесси, Долли даже близко не стоят — слишком блеклые, такие... Посредственные.

Она кинула монету продавцу в высоком киоске, заваленном журналами и газетами до самой хлипкой крыши, и жадно впилась глазами в страницы Бостонского вестника сквозь большие солнечные очки. Она листала: сначала размеренно, потом все быстрее, остервенело выискивая это имя.

Свое имя. Нужно отбросить ощущение непривычной новизны и впаять его в личность как можно скорее.

По вчерашней луже перед киоском пошли круги. Капли падали на девушку, на ее черную шляпу с широкими полями и на серую бумагу, размазывая случайные слова, и ни одно из них не имело к ней никакого отношения.

Этот ублюдок-журналист ее обманул.

***

Хлипкая дверь номера в дешевом замызганном отеле, мигающая лампа в узком коридоре и тошнотворный запах плесени. Место, куда он привел ее накануне, после выступления. Она уже не спрашивала себя, почему купилась, почему решила довериться этому отбросу. После стольких переездов, прослушиваний, проб и мужчин ее не интересовал процесс, только вновь и вновь разочаровывал результат, и все равно она надеялась, что это — очередной шанс.

Она постучала. Не слишком часто, но достаточно громко, чтобы ее нельзя было проигнорировать.

Копошение за дверью — стук бутылки, приглушенный грохот и тихие ругательства. «Ну кто там еще? Мне ничего не нужно!»

Она постучала снова — всего пару раз, подчеркивая важность визита.

«Дьявол… Сейчас, сейчас…» Пара ударов об пол, бряканье пряжки. Наконец щелкнул ключ — дверь на цепочке приоткрылась. Вот он, сонный и опухший от алкоголя Кит Уорри, «перспективный журналист» и «театральный критик» из Нью-Йорка.

Она никогда не была в Нью-Йорке, но обязательно переедет туда, когда станет настоящей актрисой.

Кит проморгался, медленно поднимая взгляд с ее декольте.

— О, дорога-а-а-я…

И, всмотревшись, вдруг увидел в ее лице что-то, что заставило его расширить глаза в немом ужасе.

Когда он попытался захлопнуть дверь, в проеме появился огромный гаечный ключ.

— Господи, женщина! Что ты творишь?!

Зацепив, она подхватила цепь и сорвала ее, вытолкнула легкую дверь и оказалась внутри. Как быстро он превратил среднячковый, но все же опрятный номер в темную, сальную и пыльную пещеру.

Кит отступил от нее, высокой и грозной, споткнулся о какой-то мусор и рухнул на ковролин, испорченный разводами.

— Что с тобой?! З-зачем тебе железка? Что ты задумала?

— Одолжила в автомастерской за углом. Обещала вернуть чистым.

— Вс… В каком смысле?..

— Значит, придется бить через одежду, чтобы не испачкать. Даже жаль, что из вещей на тебе только брюки.

Он растерянно отползал к окну.

— Какого?! С-сумасшедшая сука!

— Я устала от лживых ублюдков, как ты.

— Я не врал! Я же показал тебе удостоверение! Вот оно, на столе, посмотри еще раз и успокойся, мать твою!

— Тогда почему же ты не в офисе издательства, Кит? Почему секретарша из «Вестника» даже не слышала о таком «критике»?

Его лицо ходило ходуном, вытягивалось и пружинило обратно, сжимаясь, как резиновая пищалка.

— Она просто идиотка, новенькая, еще не выучила мое имя!

— Идиотка здесь только одна, Кит — я. И все из-за тебя.

Тонкая рука в черной перчатке сжимала увесистый гаечный ключ. Она надвигалась, пошатываясь, но еще не заносила его для удара.

— Умоляю, у-убери эту штуку! Давай поговорим, и я все тебе объясню…

— Ты не подумай, Кит. Я не злюсь. Это уже не важно. Просто кажется, что мне полегчает, если заставлю тебя хорошенько поразмыслить.

— Прошу, дорогая, не надо! Моя хорошая, просто послушай…

Она замерла над ним, и он резко замолчал, не сводя глаз с металла на уровне его носа.

— …Как ты меня назвал?

Кит совершенно растерялся. Невозможный мысленный процесс отразился на его дрожащей физиономии: страх, попытки вспоминания, отчаянное рвение оправдаться.

— Кит, как меня зовут? Ты слышал на постановке, я расписалась в твоем блокноте.

— Лю… Нет, э…

Забавно. Она сама каждый раз напоминала себе, наговаривала перед зеркалом каждое утро и каждый вечер, повторяла перед сном и представлялась на десятках проб.

И каждый раз новые имена отскакивали от нее, не желая подчиняться, выскальзывали, как вода из плотно сжатого кулака.

Вдох.

— Знаешь что, Кит? Не важно. Забудь. Просто… Не шастай у театра и не попадайся мне на глаза.

Она развернулась, уходя. Черные ботильоны, пройдя по ковролину, больше не оставляли мокрые следы.

Почувствовав, что ему ничто не угрожает, Кит поднялся, опершись на подоконник, и бросил ей вдогонку:

— Это Джеймс Прайс. Он заплатил мне за твой автограф. А ты придумала себе что-то охренительное и сама была рада прыгнуть ко мне в постель! Как же он «обрадуется», когда узнает, что ты не просто шлюха, но еще и сумасшедшая!

Она остановилась перед порогом, взвешивая ситуацию и необходимость все же оставить ему пару синяков. Просто чтобы он воспринял ее всерьез. И решила, что ей это не нужно.

Шаг в коридор, под мигающий свет тусклых ламп, и прочь.

Джеймс Прайс, ха? Как будто она поверит, что это — настоящее имя.