Шафрановое одиночество

c

- “Оранжи” - такое название прижилось за людьми с оранжевым цветом кожи, которое публика использует сейчас повсеместно. Это явление не связано c известными науке случаями изменения цвета кожи в результате повышенной способности усваивать каротин, так как красно-оранжевый оттенок кожи «Оранжей» не зависит от диеты и намного более ярко выражен, к тому же встречается только у женщин. Их оранжевость является особенностью внутриутробного развития и не передается по наследству, таким образом у оранжевой мамы может родиться обычная дочь, и наоборот, у обычной мамы – оранжевая дочь. Такие люди редки, и встречаются с частотой около один случай на тысячу рождений, тем не менее они заметы. Их пребывание в обществе является сложным социальным вопросом, который требует общественного обсуждения. В настоящий момент социальная опасность оранжей не изучена, и вопрос этот требуе... – вещал телевизор стоящий в углу комнаты. Я лежу на кровати прямо напротив него, и без каких-либо эмоций слушаю телеведущего. Комната почти пуста, голые стены, кровать, тумбочка и табуретка на которой стоит старинный телевизор с электронно-лучевым кинескопом, который я нашла на свалке несколько месяцев назад. В углу на кресле сложена кучей одежда, также она висит на спинке кровати и гвоздях в битых в стену. Стены украшены картинками вырезанными из журналов и приклеенными лейкопластырем к окрашенной стене. Больше в комнате ничего и никого нет. Я выключила звук и перевернулась на второй бок. Стараясь заснуть, но сон не шел. Я смотрела на кисть своей руки шафранового оттенка. Такой же оттенок был у кожи по всему моему телу. Было воскресное утро и солнечный цвет лился в окно, поэтому красно-оранжевый цвет проступал особенно отчетливо.

Я лежала так около часа, несмотря на то, что это был единственный выходной и единственная возможность выспаться за долгие недели. Потом я подумала о домашних делах, но решила все забросить. Поднялась, надела новую юбку и отправилась гулять.

Мне одиноко. Мне одиноко, хотя вокруг миллионы людей, но никто не хочет дружить с оранжевой. Поэтому я уже давно привыкла к одиночеству.

Я иду по улицам города и смотрю на то, что происходит по сторонам, я прохожу мимо киоска с едой, мне хочется есть, но денег тратить не хочется, впрочем, продавец цедит что-то сквозь зубы и отворачивается, когда я задаю вопрос. В спину я слышу “... оранжевая”. Я иду дальше. Пешком, чтобы не тратить деньги на метро, я двигаюсь сквозь кварталы, иногда через дворы, но чаще по проспектам. Слушаю птиц, греюсь на солнце. Глазею по сторонам. Так проходит много часов. Я вижу людей, но все они словно по ту сторону стекла.

Через пять минут после того как я сажусь на скамейку ко мне подсаживается мужчина:

- Девушка, можно с Вами познакомиться – спрашивает он меня со скабрезной улыбкой.

Я смотрю ему прямо в глаза, и молчу. Прочтя мой взгляд он понимает, что нельзя, встает и уходит. Таких, как он, много, впрочем, бывают и гораздо приличнее, но объединяет их одно: они все считают оранжевую “легкой добычей”.

Я возвращаюсь домой, принимаю душ и пытаюсь читать книгу, но это не получается. Клонит в сон. Завтра очень рано вставать и идти на работу. Я думаю о том, что ходила по городу целый день и не встретила никого с кем могла бы поговорить. От этого мне грустно. Я думаю о том насколько износились мои туфли, о том, стоит ли выходить на прогулку на следующие выходные, быть может лучше пойти в лес? Там должно быть уже начала распускаться листва. С этой мыслью засыпаю где-то далеко за полночь.

…

Утром срабатывает будильник на моем старинном телефоне: шесть ноль ноль, пора. Я протягиваю руку к большой кружке холодного кофе, который приготовила вчера, и только он позволяет мне не погрузиться обратно в сон. В отличие от вчерашнего дня сейчас мне хочется спать просто адски, но я еще не готова быть безработной, поэтому я спешу.

Я иду по улицам и через дворы к станции метро, путь неблизок, денег на маршрутку нет, поэтому я иду пешком, самым быстрым шагом на который способна. Некоторые дворы темны как угольная шахта, другие ярко освещены, в одном таком углу, в свете фонарей я вижу как две оранжевые бьют третью. Жертва молчит, она лишь стонет от ударов, но не пытается позвать на помощь. Я очень тороплюсь на работу поэтому ускоряю шаг.

…

На работе мне веселее чем дома. Нет, я ни с кем не общаюсь, кроме пары слов охраннику и одной фразы начальнице в конце дня. Почти все остальное время я делаю свою работу. Сначала нужно набрать воду внутри цеха. Там очень грязный клозет, в котором есть умывальник с горячей водой, на туалетном бачке кто-то написал маркером: “Дахау, циклон б”, и даже пририсовал снизу знак СС. Я воспринимаю это как горькую насмешку. Мне нравится моя работа, и это добровольная работа по найму, поэтому я весьма довольна своей участью.

Подметаю и мою, столовую, потом раздевалки, туалеты, души... бегаю с этажа на этаж, ношу воду по цеху, стараюсь отмыть раковины и душевые. Так пока не устаю настолько, что сажусь и отдыхаю. Когда усталость проходит я продолжаю. Так проходит восемь часов, после чего я возвращаюсь домой уставшая. Я работаю на заводе недавно и после значительного периода без работы, поэтому отвыкла от физических нагрузок и едва переставляю ноги.

...

В следующие выходные я все же выбрала гулять. Эти выходные практически полное повторение предыдущих, только выхожу я раньше. И захожу дальше чем обычно.

Впереди слышны какие-то крики: толпа гонит какую-то девушку с криками: “оранж! Бей оранжа!”, летят камни и палки. Жертва проносится мимо - лицо девушки окровавлено, тем не менее я вижу совершенно отчетливо, что ни её руки ни лицо не несут ни малейшего красно-оранжевого оттенка. Это хорошо видно в ярком солнечном свете. Я едва успеваю отскочить с её пути и спрятаться за углом какого-то строения, как за ней проносится толпа, должно быть человек в пятьдесят. Они спешат, но один из них успевает повернуться ко мне, и я дрожу от страха надеясь, что тень, которую отбрасывает здание скроет цвет моей кожи. Но он кажется заметил, его лицо расплылось в широкой довольной и хищной улыбке. Впрочем, возможно он заметил всего лишь мой страх. Он на секунду задержал на мне взгляд и … присоединился к толпе.

Такое иногда случается в моей жизни, я не понимаю почему меня оставили в живых, впрочем, радуюсь этому и не вникаю глубоко в этот вопрос.

Я возвращаюсь домой и стараюсь унять дрожь. Я еще не привыкла в уличным расправам. Включаю телевизор. Долго выбираю канал:

- … обществу. Ведь пропаганда оранжевости среди несовершеннолетних, проблема не самих несовершеннолетних, согласитесь. Ведь это проблема нас – взрослых, то есть это касается всех нас взрослых - сделать так, чтобы дети не росли оранжевыми.

- То есть, что вы предлагаете? Вы предлагаете оранжевых детей помещать отдельно от обычных? А оранжевых матерей отдельно от их рожденных обычными детей?

- Вопрос не в том, что делать с оранжевыми детьми, вопрос в том, что мы – собираемая делать с оранжевостью? Насколько решительными мы будем в том, что собираемся, а еще в том насколько опасна оранжевость как для детей, так и для взрослых...

Тухнет свет и телевизор выключается. Отключение электроэнергии, обычное дело для нашего дома, электричество могут включить и через три часа и через пять. Я зажигаю свечку и беру в руки телефон. Я долго и мучительно думаю кому бы я могла позвонить и обсудить увиденное днем. Но не могу решиться. Потом удаляю последовательно все номера людей с которым не связывалась дольше четырех лет. Остается номер мамы и номер сестры. Я думаю о том дне когда мне придется удалить и их. К счастью он еще не настал.

…

Утром я просыпаюсь за несколько секунд до звонка будильника и иду на работу. Светящихся фонарей заметно меньше, вместо них горят костры. Я чувствую едкий едва выносимый зловонный запах исходящий от них. И вижу две фигуры в спецодежде ломами ворочающих огромную тлеющую кучу.

- Фуу… что это ? - спрашиваю я проходя мимо, стараясь разглядеть что-нибудь в дымящейся искрящейся куче.

Ко мне поворачивается немолодая женщина, в её улыбке не хватает многих зубов и я вижу красно-оранжевый цвет её кожи даже в тусклом утреннем свете:

- Мочим оранжей, - улыбаясь говорит она, и тыкает ломом в костер.

Я с ужасом замечаю, в костре горят человеческие останки, и страшный угольно-черный сгусток на месте головы, показывает мертвый оскал зубов нижней челюсти. Вторая фигура поворачивается также ко мне и я вижу, что это женщина средних лет, тоже оранжевая, они смеются мне во след, когда я бегу со всех ног к станции метро. Они не пытаются преследовать меня, я лишь слышу их хохот.

Мне очень очень одиноко....