Шагом марш

Майор запаса Сергей Михайлович Конюхов ехал домой на общественном транспорте: автобус под номер шестнадцать увозил его по шоссе домой, в пригородный посёлок.

После ночной смены на заводе Сергей устал и хотел только одного - спать. Он привалился к окну и клевал носом, дремота все сильнее овладевала им, пока он, наконец, не заснул. Провалившись в забытие, он недолго бродил в потёмках и довольно быстро ему приснился красочный, будто наяву, сон. Ему снилось, как он вдруг вернулся в себя: молодого и сильного, только уже с полученными за всю свою жизнь знаниями и умениями. Как хорошо было бы вернуться в самого себя и переделать всю свою жизнь заново…

На коленях у него лежала нудная книжка о попаданце в самого себя в какие-то там года СССР, единственным её плюсом было то, что она отлично усыпляла. Он как раз и читал её перед тем как заснуть.

Конюхов спал и не видел, как началась гроза. Хлынул дождь, тугая пелена заволокла всё небо, а он по-прежнему спал. Внезапно ударила молния, коснувшись окна автобуса, к которому как раз и прислонился майор запаса. Яркая вспышка и Сергей, так и не проснувшись, потерял сознание, чтобы уже обрести его в другом месте и времени. Его мечта сбылась, но сможет ли он изменить свою жизнь?

***

Я некоторое время не понимал, что происходит, и где я вообще нахожусь. Какое-то маленькое полутёмное помещение непонятного назначения. Во рту пересохло, голова болела, как будто по ней здорово взрезали чем-то тяжёлым, я весь опух. А ещё в комнате было очень душно.

Продрав глаза, я всё-таки умудрился встать и, заметив окно, сделал до него два шага и отдёрнул штору. В глаза ударил свет, и я всё вспомнил.

- Ять! Не может быть! Да ну на хрен! Да не, не может быть…

Чугунная голова не то, чтобы болела или раскалывалась, она действительно словно гудела, как будто в ней гудел чугунный колокол, заполняя всё пространство своим тягучим и плотным, словно патока, набатом. И всё же из увиденного я понял, какое сейчас время года: уж точно стояло лето, а всё остальное… всё остальное, да похрен на всё остальное, которое только еще мне предстояло осознать и понять, или проверить и принять.

Резко захотелось пить. Я бросил взгляд вокруг и наткнулся на небольшой явно самодельный столик, на котором стоял простой эмалированный чайник советского производства. Отбитая эмаль на носике показывала чёрную червоточину железа ещё не успевшую покрыться рыжей ржавчиной.

Схватив чайник правой рукой, я потряс его и, с удовлетворением услышав бульканье воды, тут же приложился к носику. Живительная чуть тёплая и потому противная в своей вываренной теплоте вода потекла в рот. Судорожно сглатывая, я хлебал из носика, обливаясь водой, и никак не мог напиться.

С трудом оторвавшись, часто задышал, пытаясь восстановить дыхание, сорванное быстрым заглатыванием воды, а отдышавшись вновь приложился к носику, пока чайник не опустел. Стало легче. Булькая животом, я упал на своюкойку, возмущённо зашатавшуюся и заскрипевшую железной сеткой.

Почему койка? Да потому что точно такая была у меня в казарме и перекочевала вместе со мною в общагу на последний девятый этаж. Мы тогда учились на третьем курсе и, счастливые донельзя, переселялись в общагу из казармы. Да, это было настоящее счастье переехать в общагу, потому как она находилась за пределами военного училища связи, в котором я учился, и предоставляла курсантам свободный выход в город.

Общага находилась совсем недалеко, практически, напротив училища. Жилось в ней и весело, и грустно, ибо разница между ней и любой гражданской общагой, то бишь общежитием гражданского ВВУЗа, была огромной.

Во-первых, на входе сидел дежурный офицер с нарядом, состоящим из двух курсантов, и не пропускал девушек. Днём их ещё получалось как-то провести, когда офицер отсутствовал, но этим редко кто пользовался, потому как на каждом этаже размещался целый курс и там сидел ещё один наряд, а помимо него находилась и канцелярия начальника курсов, да и вообще, сложно всё.

Поэтому особо желающие привести бесстрашных или озабоченных инстинктом размножения девушек делали это поздним вечером со всякими хитроумными ходами. После десяти вечера это вообще становилось невозможным, и некоторые особо одарённые тянули девок по балконам до второго или третьего этажа. Что при этом гуляло в голове у девок, я не знаю, и даже страшно подумать. Видимо, тяга к разным приключениям есть не только у мужчин, но и у женщин.

К тому же, в полночь общага закрывалась на замок абсолютно для всех за исключением семей офицеров, что проживали в ней, и любой опоздавший из увольнения курсант тут же брался под карандаш, чтобы с утра получить от начальника курса устный нагоняй перед строем и какое-нибудь наказание за проступок. Никому этого не хотелось, и потому поздно возвращавшиеся с гулянок курсанты опять лезли по балконам, чтобы зайти через другой этаж, постучавшись в балконную дверь проживавшего на этаже курса. Иногда это заканчивалось очень печально.

А ещё Конюхов слышал по рассказам тех, кто выпустился позднее на несколько лет, что под конец 90-х младшие курсы умудрялись заказывать ночью в казарму проституток. Это был целый квест, потому как вдоль училища шёл трёхметровый забор из железных пик. Приводившие проституток сутенёры подсаживали их с одной стороны, а с другой их принимали на руки курсанты и отводили в казарму для прелюбодеяния.

М-да, чего не сделаешь ради удовлетворения своих половых инстинктов! Но Конюхов это только слышал, но не видел, потому как поколения был другого и ещё не развращённого. Кстати, девки после выполнения ими сексуального долга за деньги, предоставлялись сами себе и выбирались из училища самыми разными способами. В лучшем случае уже по описанной схеме, в худшем - бродили по училищу, пока на них не натыкался кто-то из ночного наряда и не выводил из ворот, офигевая от увиденного.

Я оторвался от воспоминаний и осмотрел комнату, словно заново узнавая её. Нет, я так и не понимал, что со мной. Вот ехал в автобусе, заснул, а дальше - скрежет тормозов, шум воды и вот я тут. Что же со мною произошло, как я тут очутился, и почему так болит голова? Сидя на койке, я обвёл взглядом всё помещение, наткнувшись на зеркало.

Комната оказалась небольшой и как две капли воды повторяла ту комнату, в которой я и жил, будучи курсантом старших курсов. Сначала мы жили в ней вдвоём вместе с моим другом, который потом съехал, женившись и сняв квартиру, а я остался тут полновластным хозяином.

Да, это точно она! Встав, я подошёл в зеркало и глянул в него. Из освещённого солнцем стекла с отражающей способностью на меня смотрел Я, только очень молодой. Двадцать один год был мне тогда, двадцать один год!

- Неужели?! Не может быть! Не может быть! – начал я громко шептать вслух.

Мир перевернулся и померк, отчего-то брызнули слёзы, ошарашенный увиденным, я сделал шаг назад. Закрыв лицо руками, наощупь добрался до койки и рухнул в неё, не понимая, как такое произошло. Одно дело мечты, а совсем другое – реальность, которая сейчас постучалась прямо в глаза. Но приступ прошёл очень быстро и, по-прежнему не веря своим глазам, я вновь подошёл к зеркалу.

И на этот раз из него на меня взглянуло моё же молодое лицо, только уже с распухшим красным носом полным соплей и ошарашенным видом. Да, это действительно я, но очень молодой. Внезапная догадка осенила меня, я шагнул к небольшому шкафу, с силой потянул на себя дверцу. Шкаф распахнулся, явив мой скромный гардероб, где на ближайшей вешалке висела новенькая парадная лейтенантская форма.

Всё, как полагается, золотые погоны с двумя маленькими звёздочками, китель и брюки тёмно-зелёного шерстяного сукна, белая рубашка с белыми же погонами, чёрный парадный галстук с начищенной латунной защёлкой с изображением герба Российской Федерации. Последние сомнения исчезли, и я вспомнил этот день - 22 июня 1997 года.

Мне действительно с утра было нехорошо, потому как весь вечер и полночи мы гудели в снятом по случаю своего выпуска ресторане. Ну и пили конечно, и выпили довольно много. Я не любитель водки и вообще крепких напитков, больше предпочитаю вино, но тогда особого выбора не было и пили уже всё что купили, а кому-то и этого не хватило, и он ходил догоняться к бару. Мне лично хватило и, добравшись до общаги практически на автопилоте, я, тем не менее, смог раздеться и, аккуратно повесив форму на вешалку, отрубиться до позднего утра. Видимо это утро сейчас и настало…

Я не знал, радоваться мне или плакать. Хотя, второе уже со мною произошло, но тут сыграло два фактора, я этого не ожидал, и не так же просто я вдруг попал в себя молодого, значит, со мною что-то случилось, и тем самым я оплакивал свою старую жизнь. Теперь предстояло всё начинать заново, если так рассудить. Не знаю, зачем и кто это сделал, но, видимо, нужен от меня результат. Какой? Я не знаю, и, судя по всему, вряд ли узнаю.

Я оторвался от зеркала и подошёл к окну. Так и есть, узкое окошко явило давно знакомый вид: крыльцо входа в общагу и кусок частного сектора с буйной летней растительностью. Над крыльцом торчал бетонный козырёк, на который я временами скидывал мышей, пойманных в картонной коробке, где хранил крупу.

Да, жрать себе готовить приходилось самому, оттого и запасы. Ну, а где запасы, там и мыши. Как они добирались до девятого этажа, я не знал, но на этаже они кишели. Обнаглевшие мыши забирались в коробку с крупами даже днём. Деловито шурша, грызли пакеты, выуживая из них вкусные зёрнышки. Ну а я, и не только я, их ловили и наказывали за это, кидая вниз, чтобы не заморачиваться на утилизацию за наглость и грабёж.

Методика поимки проста: берётся обычный полиэтиленовый пакет, надевается на руку, затем резко открывается коробка, подымаются все её борта вверх, рукою ловится мышь, что, отчаянно прыгая, пытается ускользнуть. Но борта коробки высокие, а мышь маленькая, и потому через пару минут, загнанная в угол, она ловится и выкидывается.

Я хмыкнул: видимо моя психика, желая восстановится, постоянно подкидывала мне старые воспоминания, желая адаптировать к прошлому. Ну что же, спасибо ей за это или спасибо тому, кто меня перенёс обратно. Ух я тут развернусь! Мысль возникла и тут же поблекла. Хрен я тут развернусь. Я же не сынок богатых родителей и не человек, у которого в родственниках или знакомых генералы или адмиралы ходят. Нет, ничего не получится легко и просто, а если и получится, то только ценой постоянной работы над собой и лавирования. Ну ничего, главное, что есть у меня – это знания и умения, а дальше, если не остановят, я добьюсь многого. Шанс есть.

Например, как насчёт того, чтобы стать Министром обороны?! И вновь я хмыкнул, невольно покачав головою. Близок локоток, да не укусишь, ну да посмотрим. Настроение немного улучшилось, на душе ощутимо полегчало, а организм начал потихоньку восстанавливаться. Я вновь взялся за чайник и встряхнул его, чайник отозвался жалким плеском грамм пятидесяти воды.

Нужно пойти набрать и поставить кипятиться на электроплитку, - подумал я. Одет я был в спортивные штаны и тапки, майка валялась на кровати. Пнув дверь, я вышел в коридор и зашёл в бокс, где находился туалет и душевая с умывальником.

В умывальнике никого не было и, поставив на раковину чайник, я крутанул вентиль. Кран издал шипящий звук и замолчал. И тут до меня допёрло! Я уже совсем забыл, что до девятого этажа вода доходила только ночью, часиков этак в двенадцать, в остальное время воды, как правило не было. Руководство говорило, что это связано со слабой работой насосов, и дело никак не продвигалось, несмотря на все жалобы.

Чертыхнувшись, я попёрся на два этажа ниже. Июнь месяц, половина общаги уже пустая, так что там вода будет. Так и оказалось, набрав чайник я вновь поднялся к себе и, плюхнув его на электроплитку, включил её, вновь упал на кровать глубоко задумавшись.

Перед глазами складывался разными узорами калейдоскоп моих мыслей, трудно вообще разобраться в себе и в тех чувствах, что овладели мною, очень трудно. Тут и радость, и горечь, и сумасшествие от всего свалившегося на меня и ещё до кучи всего разного. Да и ладно, решил я для себя, так – значит так. Чего голову ломать, раз дан такой шанс и вообще, лучше об этом не думать, чтобы не сойти с ума.

Сумасшедший офицер – это моветон, господа-товарищи. Нет, я ещё долго буду привыкать к новой-старой шкурке, но, раз так получилось, глупо отказываться от больших возможностей. Ну а раз так, то радоваться надо! Но радоваться сил пока нет: давал о себе знать вчерашний ресторан и выпускной. В общем, следует отсыпаться, всё равно сегодня выходной, и только завтра нужно забрать все документы, раздать долги, если таковые останутся, и собрать вещи.

Ехать предстояло только через месяц, потому как впереди еще отпуск, а потом с предписанием нужно ехать в назначенную часть. Невольно вспомнилось собственное распределение. Всё оказалось не так просто, как я думал раньше.

В военное училище я пошёл, честно говоря, за хорошим инженерным образованием, а не ради армии, из родственников никто в офицерах не ходил, и военных династий не имел. Дед, вроде воевал офицером в Великую Отечественную, но бабка с ним развелась, когда ещё мой отец был молодым, и следы дедовой жизни затерялись. В общем, так получилось, что я выбрал военное училище, а поскольку ездить в другой регион не собирался, то решил поступать в связное, ибо в областным центре недалеко от моего города располагались два военных училища: лётное и связное.

Лётное меня не интересовало, не любитель я самолётов, что чинить, что летать, да и роста высокого, что также там особо не приветствуются, я имею в виду среди лётного состава. Иными словами, никакого блата я не имел и иметь не мог, только знания и средний балл на курсе имел для меня значение, ну и для тех, кто занимался распределением.

Средний бал у меня случился 3,9, то есть где-то посередине между совсем тупыми и совсем умными, а ля натурель. Правда, на тот момент я ещё не знал, что уже развернулась закулисная борьба между всякими «спонсорами» (так называли офицеров училища, занимающих ключевые должности, которые родственными связями или через знакомых, а то и за деньги, были связаны с тем или иным курсантом).

Борьба шла не только в училище, но подключались и внешние связи, например, как я с удивлением узнал гораздо позже, что один из замкомвзвода (командир учебной курсантской группы) приходился племянником какому-то чиновнику в администрации Ельцина, ну он и поехал сразу в Москву на специально для него выделенное место, кажется, он пошёл служить в ФСО, но это не точно. Его даже не вызывали на распределение, и так всё было ясно.

Короче, борьба за хорошее распределение шла не на шутку, ведь есть большая разница между тем, куда поехать: в Карталы, в Одинцово или, скажем, в Иркутск. Вот люди и боролись, а некоторые даже напоролись, когда им в последний момент резко меняли назначенную часть. Существовали даже специфические шутки на данную тему.

Я же не претендовал на льготное распределение и сидел на попе ровно, ожидая, когда сначала зайдут отличники, потом командиры групп, потом хорошисты и уж потом я, а следом те, кто учился ещё хуже, ну или не имел никакого блата.

Когда меня вызвали, я одёрнул китель, чуть волнуясь, и твёрдым шагом вошёл в кабинет начальника своего факультета.

- Лейтенант Конюхов?!

- Я!

- Угу, вижу. Так… вам предлагается распределиться… - повисла недолгая, но продолжительная для меня пауза, - распределиться в дивизию, размещённую в посёлке Верный. Вопросы?

Услышав название посёлка, я стал лихорадочно перебирать в голове все места, куда бы я хотел в первую очередь распределится, потом, во вторую, а потом уже в третью.

Посёлок Верный значился в конце второго списка, почти, что в третьем, но всё же во втором. Отлично! Ну, из худшего лучшее. Я уж по карте всё посмотрел заранее, не самый худший вариант.

- Я согласен!

- Лейтенант, никто твоего согласия и не спрашивает, предлагается, значит, всё решено без твоего мнения, понял?

- Так точно, товарищ полковник!

- Ну раз понял, то иди, готовься.

Я вышел, к чему там готовиться, собственно, хотя нюансы есть. Посёлок находился на севере, но не Крайнем, а на обычном, а тёплых вещей у меня не имелось, я ж на юге жил, минус двадцать здесь катастрофа, а минус двадцать пять сродни лютому дубаку, так что да, чего-то купить следовало.

Да, вот так меня и распределили, собственно.