Шальной вертолет. 1943. Перелом войны

Наши отразили налет. Обратно удалось вернуться только 26 немецким самолетам и из них это были 21 истребитель и 5 бомбардировщиков. 386 сбитых немецких машин - таков был исход того боя. Однако, и нам он достался большой кровью. Были сбиты 132 наших истребителя и 31 штурмовик, которые тоже поднялись в воздух в качестве истребителей. А куда деваться-то? Подняли всех, кто мог хотя бы подавлять противника огнем. Не встали на крыло только наши «ведьмочки», но им там в собачьей свалке и делать было нечего.

И такие потери стали возможны лишь потому, что в строю в той армаде немцев осталось большинство истребителей, а они мальчиками для битья не были и огрызались с диким остервенением. Таким образом наши с немцами разошлись практически один к одному.

Что касается меня, то расстреляв весь свой боезапас я вышел из боя еще до прибытия наших самолетов, уступив эстафету уже им. Слетать на базу, дозаправиться-довооружиться и вернуться обратно в бой уже не успевал, да и догонять оставшихся и подранков не та у меня скорость. Но зато в качестве РЭБ мне не было равных: «Вставай страна огромная» не смолкала в наушниках немцев все то время, пока шел бой наших с ними. При этом иногда выключал песню и кричал на их волне, что мол они все там пассивные педики, придурки, свинособаки и, вообще, встретимся над Германией. И вновь врубал песню. Немцев это явно бесило и наверняка приводило к тому, что на эмоциях они допускали всевозможные ошибки и, либо попадали под огонь пушек и пулеметов наших самолетов, либо даже сталкивались и сами со своими и, наверное, с нашими. В небе над Новгородчиной было очень тесно!

- Дяденька летчик! Да что ж мы-то не атакуем? - пищали во второй кабине девчата.

- Нечем атаковать. Патроны кончились, сбегать некому...

- Я сбегаю, товарищ летч... ой... да, ну вас.. - попалась на шутку одна из них.

Вообще, удивительно было, что таких пигалиц брали в боевую авиацию, да еще и ночную. Им бы еще в куклы играть, а они немцев бомбят. И неплохо бомбят, надо сказать.

И тут одна из "ведьмочек" выдала, увидев вывалившийся из свалки немецкий истребитель, который закладывал вираж, очевидно собираясь атаковать кого-то из наших.

- Тараньте его, товарищ летчик!!! Тараньте!

- Ты что сдурела там? Отставить таран!

А немец, тот которого мне и предлагалось таранить, видимо заметил нашего «Мишку» и сам пошел в атаку. Идти-то атаковать он может, но вот летать боком - нет. И теплоловушек у него нет. И, наверное, надо было бы видеть его лицо, когда цель, перед тем развернувшаяся к нему носом, вдруг полетела боком, да еще и расцветилась султаном огненных стрел. И то ли попал не стрелявший немец, то ли я по нему стрелял - вот уж ему загадка. «Мессер» проскочил, разумеется, мимо, а я спикировал от греха к земле и уже там тихонечко притаился на фоне зимнего леса. Вися над ним, конечно же, на сотне метров, чтобы не поднимать снежную пыль и не выдавать себя зрительно.

А тут снова неожиданный вопрос...

- Товарищ летчик! А вы комсомолец? - я аж поперхнулся.

- Хм... Нет...

- Коммунист, значит?

- Тоже нет...

- Тогда понятно, что вы беспартийный и нет в вас стержня!

Во загнула-то...

- Это кто ж там такая мне это говорит?

- Сержант Лисичко! Между прочим, комсомолка и спортсменка!

- И просто красавица! - закончил я популярный у нас мем, до которого здесь еще почти четверть века - Но насчет стержня ты не права. И в партии я состою, но не в ВКПб.

- Как это? У нас же нет других партий...

- В партии любителей пива состою, моя хорошая. - ну, не говорить же ей, что я уже с весны 2014 года член партии «Единая Россия»...

- В како-о-ой партии? Да, вы... Да, вы...

- Вот кто я и почему я - тебе капитан госбезопасности Денисенко объяснит. Отдельно! Отставить разговоры!!!

- Есть отставить разговоры! Но на комсомольском собрании мы вас осудим!

- За шо это? - у меня даже глаза на лоб полезли...

- За то, что вы струсили таранить немецкий самолет! - не унималась пигалица.

- А... Ну, тогда ладно... Счет нами с вами сбитых вели?

- А... Э... Ну... А...

А вообще, молодцы девчонки. И насчет стержня правы, черт возьми! Да, у меня не было гражданского стержня их «образца», а они понимали его только так, но со своим все у меня же в порядке. Однако ж морально-волевые качества все равно остаются одинаковыми во все времена. Только в моем случае они помножены на мой богатый боевой опыт не только здесь в Великой Отечественной, где я был чуть ли не богом войны со своими вертолетами, но и в Чечне и в Сирии. У девчонок он был только такой, какой был и не очень-то и богатый. Плюс незнание ими всех возможностей моей машины.

И я видел наперед этих девчонок и четко знал, что каждое оружие может принести гораздо больше пользы нам и вреда врагу, если не растратить его глупо. Пойти на таран в этом нашем случае - незачем! У меня нет безысходности. Только в безвыходной ситуации можно таранить и, по сути, разменять одну машину на другую. Но только в моем случае такой размен будет очень неравноценным. Боевые возможности моего «Мишки» гораздо больше, чем возможности какого-нибудь даже не истребительного полка, а целой истребительной авиадивизии. Учитывая, что мой вертолет еще и штурмовик, да к тому же, ночной, то одна моя машина это уже... Даже подсчитать не возьмусь... Так что мне точно не следовало соваться в свалку, где я без боеприпасов не смогу сделать ничего. А с боеприпасами могу бить врага даже не суясь в ту же свалку, со стороны. И еще я могу мешать врагу ориентироваться и координировать действия. Что, в общем-то, и делал напрочь забивая вражеские частоты нашей самой знаменитой песней про войну.

***

После того даже не боя, а полноценной авиабитвы, покоя нам с Олей не было дня три. Мы занимались тем, что вывозили из немецкого тыла сбитых наших летчиков, которым удалось выжить при падении их самолетов или спуститься на парашютах. Интересно, что немцы в этот раз даже не пытались расстреливать наших летчиков на парашютах - им просто не до того было. Как потом выяснили наши особисты, ни по одному парашютисту не был сделано ни выстрела. И только на земле в паре случаев они вступили в перестрелку севшими, так же на парашютах, неподалеку от них немецкими летчиками. И это только те случаи, где наши из перестрелки вышли победителями. А там где немцы убили наших, мы и выяснить не могли.

И технология поиска была довольно простой. Район его мы знали и вначале вместе просто прочесали поквадратно. Обнаруживали летчиков при помощи сканера. Причем, обнаруживались, как наши летчики, так и немецкие. Погибших мы, увы, запеленговать не могли. В каждом случае, когда летчики находились в лесу, Оля сбрасывала сразу по три вымпела. Когда они были в поле - по одному. И нашим и немцам, раз не «отсортировать» по сканеру. В поле вымпел своей красной лентой не зацепится за ветви, а в лесу это было очень вероятно, но все же надежд на то, что хоть один вымпел долетит до земли, с тремя ими сброшенными, было больше.

В каждом вымпеле, сделанном из стрелянных 23-миллиметровых гильз, находилась записка, чтобы летчик выходил к любой поляне размером не меньше метров 30 , которую он найдет сам. Оттуда мы его и заберем в течение пары дней. Особо было отмечено, чтобы летчики не делали для нас никаких обнаруживающих их знаков - найдем и без них, раз уж и так видим где они.

На случай, если вымпел попадет немцам, мы ничего не предпринимали. Увидеть кто подходит к вертолету несложно, а стрельбой из пистолета нанести ему вред нереально. Но заранее готовились к тому что, если выйдет немец, то его валить без разговоров. Без жалости! Нам спасенный немецкий летчик в небе был не нужен. Тоже самое касалось и групп летчиков. Наши-то будут по одному, максимум по два. Но если группа от трех и более, т.е. экипажи бомбардировщиков, то таким мы решили даже вымпел не сбрасывать, а уничтожать сразу. Я, правда, переживал, что Оля этого делать не будет, но настоятельно просил. И напомнил ту хронику, что показывал ей там, в 2024 году. Был, однако, риск, что за экипаж немецких летчиков мы посчитаем группу или группы партизан, но то вряд ли. Район, над которым шла воздушная битва, был чуть в стороне от партизанского края [1] и вероятность уничтожить своих была минимальна. Поэтому мы смело приняли такое решение, о котором я доложил только Денисенко.

О том, чтобы сбрасывать летчикам продукты и воду речи не шло. Вокруг снег, а минимальный паек у каждого летчика и так был. Да и не оголодает до состояния дистрофии за пару дней никто. Поэтому их задача была просто не замерзнуть. И не показывать агрессию, при выходе к вертолету.

Уже за летчиками мы с Олей летали по очереди. Раз есть возможность смены для отдыха, то почему бы и не использовать ее?И все прошло нормально. В пяти случаях удалось спасти экипажи Ил-2 состоящие из пилота и стрелка, в шести - только пилоты, но там либо стрелки были убиты, либо летали еще так, на первой модификации штурмовика. Истребителей вытащили аж 66 человек. Все остальные либо разбились на своих самолетах, либо погибли уже на земле. Ведь несколько самолетов упали близ населенных пунктов, где располагались гарнизоны немцев и полицаев. Интересно, что партизаны спасли еще пятерых истребителей, но штурмовиков ни одного - это мы после узнали.

Немецкие летчики вышли только в двух случаях. В моем и в Олином. Оля «своего» вальнула даже не расспрашивая, хотя немецкий язык, в отличие от меня, знала прекрасно. А вот при моем поиске я подумал-подумал и решил взять «своего» немца. Честно говоря, вначале были сомнения, но он расстегнул комбинезон и показал мне свою форму - не капитан ни разу, не меньше майора точно. Хоть какая, но явно информированная шишка. Пистолет он отбросил и демонстративно поднял руки. А потом, когда я знаками приказал ему развернуться, поворотился и сам завел руки за спину. Тут я его пластиковой стяжкой и схомутал. Да у нас в «Мишке» были такие...

Как потом оказалось, не зря теффтонца-то спеленал... Ой, не зря...

***

А когда поиск и эвакуация закончились, то Греськов дал нам с Олей двое суток отдыха...

- Да, товарищ Никитин, но то, что вы сделали с капитаном Усатовой, это... Великое дело это! Главное - вы спасли почти сотню летчиков. А немцы потеряли раза в три больше! Буду представлять вас к Герою... И вас и капитана. Что? Что вы смеетесь?

- Да все нормально, товарищ полковник. Только можно Героя капитану Усатовой, а мне просто... конфетку...

- Чего-о-о?!!! Полковник! Вы опять в своем репертуаре?

- Разрешите пояснить, товарищ полковник? - в разговор запросилась смеющаяся Оля.

- Разрешаю.

- Дело в том, что у полковника Никитина очень богатая коллекция орденов и медалей. Причем все - боевые. И не только советские. Поэтому он к наградам такого рода относится довольно равнодушно. Другими словами: не обращайте внимания на его реплики. Он у нас шутник еще тот...

- Ах, вон оно что... Зажрался, значит, наш геройский полковник! - смеясь констатировал Греськов.

- Конфетку хочу... - сделав умильное лицо подлил маслица в огонь шутки я.

- Обойдешься, слышь! Конфетку - мне! У тебя и так вон какой тортик! - вызвав бурю общего смеха без спроса вылез в разговор Денисенко, красноречиво показав глазами на Олю.

Тут за пологом в предбаннике командирского блиндажа что-то зашумело, Денисенко мигом открыл кобуру, но пистолет не достал, хотя и готов был выхватить в долю секунды. Полог откинулся и в помещение, где и без того было тесновато, протягивая вперед экземпляр «Красной звезды» ввалился замполит:

- В Германии Геринга расстреляли!!!

------

[1] Такие районы в Псковской и Ленинградской областях (Новгородская область в те времена была частью Ленинградской) существовали в реальности. Кстати, в конце 1980-х годов наставник автора на заводе «Ленинец» Захаров Николай Герасимович, был одним из бойцов этой бригады и одним из тех, кто переправлял знаменитый партизанский продуктовый обоз в Ленинград весной 1942 года. После он воевал в составе расчета орудия большой мощности БР-5 (калибр 280 мм), в т.ч. обстреливал Кенигсберг в 1945 году. Очень позитивный по характеру человек.