Шанс

– Что самое сложное в ожидании смерти?

– Ее принятие.

– Ясно, – мелкий бес потерял интерес к душе, поблескивающей эмоциями среди пустоты ада.

Облачко души шевельнулось и изменило форму, призрак мужчины выпрямился – впервые за долгое время кто-то обратил на него внимание, пусть это даже и самый мелкий из здешних обитателей, но возможность пообщаться упускать не хотелось.

– Эй, чертяка, а что ты хотел? – позвала душа.

– Ты мне не сможешь это дать, – отмахнулся бес.

– И все же?

– Ты сломлен. Принял смерть. Какой с тебя толк?

Бес развернулся и поплыл от призрака, хмуро глядя перед собой, но плыл так медленно, что призрак усмехнулся, поняв, что не только ему нужно общение.

– Эй, черт тебя подери, что же ты все-таки хотел? – донеслась мысль до беса и тот, не удержавшись, дернул ухом. – Я молчал столько, что несколько раз уже сошел с ума, распылился в пространстве и вернулся обратно, собрав память о каждом мгновении своей жизни.

– Одной жизни? – удивился бес.

– Да. А бывают несколько?

– Первая жизнь, отвалитесь мои копыта! – прикрыл глаза от удовольствия бес. – Люди на первом кругу – это воины, революционеры, крушители устоев, разрушители обыденности. Опыта нет, голова девственно пуста, но хочется все сломать. Ахаха! Чью жизнь ты помнишь? Как тебя звали?

– Нуаллан. Я воевал.

– Происхождение имени кельтское, – пробормотал бес, – в английском – Нолан.

– Нуаллан! – задрожал призрак, и бес ухмыльнулся, поняв, что зацепил за больное.

– Забавно. И как ты умер? А, главное, когда?

– А ты разве не прислужник ада? Вы же должны знать все о попавшей сюда душе!

– Шшшшш! – бес отшатнулся от собеседника, показал клыки и вздыбил на спине шерсть, словно взбешенный кот.

– Да ты сам сюда сослан, – блеснула искра, осветив всего призрака настолько, что бес успел увидеть черты лица человека. – В городке под Дублином, где я провел детство, служил капеллан. Старый вояка, прошедший Вторую мировую. Нахлебавшись в пабе эля, любил он рассказывать детишкам про чертей, загнанных святыми угодниками в ад. И что черти те сами в том аду маются, и только и ищут лазейку улизнуть из пекла да попасть обратно на Землю.

– Молодая душа, Ирландия, двадцатый век. Ты или наемник, или борец за свободу Ирландии. Да, Нолан?

– Нуаллан!

– Ох, как мы не любим соседей, – рассмеялся бес. – На свободу хочешь?

– Свобода! Я думал, что получил ее, когда умер, но попал в ледяной плен ада. Замер тут, как жук в янтаре. Один в огромном пространстве, словно меня выкинули на южном полюсе, и я бреду в человеческой оболочке, промерзая насквозь. Куда иду? Зачем? Умереть не могу. Жить не могу. Останется лишь замерзать.

Призрак замолчал и огляделся – вокруг простиралась пустота. Абсолютная. Без лучика света. Точно внутренности черной дыры.

– Мы же сейчас в аду? – уточнил призрак, и бес кивнул. – Почему тогда это не пекло, как написано в церковных книгах?

– А ты знаешь хоть одного человека, вернувшегося из ада и рассказавшего, что там было? Не бред людей, изнуряющих себя постами и ловящих галлюцинации, а реально вернувшихся отсюда? – бес подплыл к призраку и уставился на него, словно ждал, что у того вот-вот в мутной дымке покажутся глаза. – Тут нет тел. Человеческая оболочка осталась там, а тут только душа, энергия. У тебя нет рта, глаз, только прежний контур тела. Ты можешь видеть, слышать, говорить, но не как люди. Здесь есть только информация, энергия. Мы читаем мысли друг друга. Тут ничего нет – пустота и, как это ни странно, дикий холод. А там все – еда, девочки, алкоголь. Как же хочется виски. Забористый ирландский виски. И девку. Рыжую, грудастую, жопастую, чтоб было за что взяться. У тебя была девка, Нолан? – задал вопрос бес, но ответа не получил. – Ясно. Переосмысливаешь новую информацию. Думай-думай, но не долго, я ведь могу такое предложение и кому другому сделать, Нолан!

– Распространенное мнение, что все ирландцы рыжие, пьют виски или эль, тискают грудастых девок и молятся святому Патрику. Это не так. Мария была брюнеткой, нежной, хрупкой, очень домашней. Мое счастье и мое проклятье. Идеальная жена революционера. Она из тех, ради кого идешь в бой.

– Хочешь ее увидеть? – соблазняя, спросил бес.

– Сбежать из ада?

– Да! – подпрыгнул бес.

– Но как? Это невозможно! Как бежать без тела? Да и поймают ведь.

– Но не сразу, – отмахнулся бес. – Мы успеем напиться, нагуляться, заделать сочным девкам детишек, а там можно и на плаху зайти. Кстати, ты же умер насильственной смертью, а смертная казнь в Англии отменена, или ты успел поболтаться в петле?

– Официально – да, отменили. Но в тюремном подвале могли забить до смерти. И обсуждать при тебе, как тебя же казнить. А ты лежишь у них под ногами истекающим кровью куском мяса – глаза уже не видят, зубы выбиты, кости переломаны. Лежишь и молишься, чтобы сердце твое не выдержало и перестало биться. Просишь кого угодно – ангелов, демонов, уже все равно, лишь бы забрали тебя из подвала. Но слишком глубоко тот подвал – ангелы не слышат, а демонам плевать. И ты понимаешь, что никакое чудо уже не спасет, и даже если вдруг сюда войдут врачи, то уже ничего не смогут сделать. Ты принесен в жертву, и садисты-палачи просто выбирают способ умерщвления. А ты, даже если захочешь, не сможешь чисто физически хоть что-то сказать. Вот тогда ты принимаешь смерть, и она милостиво распахивает перед тобой врата в ад. И ты уходишь в них, понимая, что никогда уже не увидишь ни рассвета над Ирландским морем, ни каменных мостов Дублина, ни Марию…

– Как романтично. Хочешь увидеть рассвет? Или, может быть, свою Марию?

– Сколько лет прошло?

– На Земле? Я не знаю. Здесь нет времени. Может, час, а может, тысячу земных лет. Пойдем со мной. Ты сам не можешь перемещаться, только с проводником. Место в аду – это как морозильник в морге, и только служитель преисподней – санитар, знает, где твое тело.

Бес коснулся призрака, и вокруг них образовалась пустыня.

– Экспресс-доставка, – захихикал бес. – Вообще, время, расстояние и масса – это параметры физического мира, в который мы сейчас и прибыли, но пока это еще ад. По этой пустыне можно бродить вечность, но чем ближе к центру, тем больше мир похож на земной. Пошли быстрей, пока нас не заметили.

– И как мы сбежим? – спросил призрак, оглядываясь в поиске своих следов на песке – их не было.

– Способ древний, но за давностью лет его почти никто не помнит. Надо укусить хозяина за хвост, и тогда он, отмахнувшись, выбросит нас из этой реальности в материальную. Я укусить сам не могу – присягал на верность хозяину. Но как можно надеяться, что существо с темной стороны будет играть по правилам? Я войду в тебя, ты грызнешь хвост – и оп-ля! Здравствуйте, девочки!

– А кем я там буду? Призраком?

– Ты не будешь призраком. Тебя выбросит в живое тело, из которого вышла душа. Это алкаши, нарики, безумцы, которые, на данный момент состоят лишь из пустоты внутри и оболочки снаружи. Вот туда мы и войдем. Точнее – ты войдешь, а потом, если не захочешь, чтобы в тебе сидел бес, сделаешь татуировку с моим именем, и я выйду через нее.

– Какую татуировку?

– Я нашепчу ее тебе на той стороне.

– А если я это не сделаю?

– Поверь мне, Нолан, ты сделаешь!

Бес дернул призрака на себя и слился с ним в одно существо, внешне напоминающее жертву пожара. Еще не материальное существо, но уже и не призрак – что-то пограничное.

Песок под жарким солнцем пустыни вот-вот начнет плавиться, превращаясь в стекло и выжигая в пространстве все, что к нему прикасается. Такая себе гигантская сковородка.

– Поворот на два часа – и топай вперед до упора. Увидишь сфинкса – замедли ход.

– Так мы в пустыне?

– Нет, мы все еще в аду. Сфинкс и есть хозяин ада, а фараоны его служители. Вы, люди, преуспели в одном – сочинять истории и порабощать себе подобных.

– А…

– Потом, Нолан, все потом. Я уже слышу вибрацию его хвоста! Интересно, какой вулкан проснется от этих ударов? Или может, сдвинутся тектонические плиты, и волна цунами накроет побережье… Иди, Нолан, поспеши. Крадись тише мыши, чтоб эта гигантская кошка тебя не учуяла. Кусай за нижнюю треть хвоста, но ближе к середине, а если ухватишь за кисточку, то сфинкс запросто тебя закинет в пасть – а это все. Полное развоплощение. Никаких девочек, выпивки, вкусной еды. Ни-че-го!

Самого сфинкса видно не было, но иногда то в одну, то в другую сторону смещалось пространство. Словно кто-то перемешивал в адском котле песок времени. И чем ближе к центру происходящего, тем сильнее чувствовалось, как через тебя вместе с ветром проносятся волны информации, точно кто-то непостижимо огромный отбивал телеграмму во вселенную.

– Не думай, – услышал Нуаллан шепот в своей голове. – Мы на месте. Когда пойдет следующая волна, подпрыгивай, словно ты прыгаешь в океан, и хватай ее верхушку руками, представив, что ты мышь, а волна – это хвост кошки. Впрочем, это почти так и есть. Затем быстро кусай, пока она не опомнилась.

– Но у меня нет зубов!

– У тебя есть намерение, которое в нужной точке сильнее физического воздействия.

Волна состояла из множества маленьких полупрозрачных субстанций – людей, домов, машин, коней, коров, длинных лент дорог, испаряющихся на лету озер… Гигантские деревья ломались в этом хаосе, как сухие спагетти. Справа разваливался на куски горящий самолет, слева взрывался небоскреб или даже два. Нуаллан подпрыгнул, как велел ему бес, и вцепился кошке в хвост. Движение хвоста замедлилось, он поднялся вверх, а потом с размаху ударился о тело сфинкса.

Нуаллан от удара сорвался и полетел мимо головы огромной кошки, успев заметить, как удивленно открывается рот на ее лице. Нуаллана выбросило прочь, куда-то в межмирье и межвременье. Он летел на огромной скорости, кружась, словно легкое перышко в ураган. Мир мелькал причудливым калейдоскопом, душа разрывалась на части, даря бесконечную боль. В какой-то момент Нуаллан понял, что слышит свой крик.

– Наташа? – настойчивый голос проник через его вопли. – Мы рады, что ты проснулась и опять с нами.

Девушка, которую назвали Наташей, открыла глаза и повернулась в сторону, откуда донесся звук.

Она сидела на дешевом пластиковом стуле, широко расставив для устойчивости ноги, обутые в стоптанные кроссовки. Руки с многочисленными фенечками на запястьях свешивались вниз.

Девушка оперлась руками на стул, села ровно, сдвинула ноги, принимая приличную позу, и посмотрела на свое тело – белая майка, облегающая грудь так, что под ней легко угадывались соски, и джинсовые мини-шорты, открывающие худые ноги. Больше одежды не было.

– Приснилось чо? – спросила сидящая рядом шмара.

Наташа промолчала в ответ, продолжая неловко осматривать себя.

– Возвращаемся к работе. Сережа, у тебя есть, что нам рассказать? – спросила женщина в легком брючном костюме линяло-розового цвета.

Люди сидели хороводом на таких же пластиковых стульях, что и Наташа. Прилично при этом выглядела именно та самая дама, что только что обратилась к Сереже. Сережа, моложавый, но начинающий лысеть блондин, вяло вытянул шею в сторону дамы и сказал:

– Мне, Катерин Санна, амбивалентно. С одной стороны, я понимаю, что программа анонимных алкоголиков доказала свою эффективность, а с другой – мне настолько фиолетово происходящее здесь, что не вижу смысла прилагать усилия.

– Ну, ты в своем репертуаре, – кивнула дама и повернулась к Наташе. – Может быть, ты нам сегодня хочешь рассказать, сколько ты уже не пьешь?

Наташа замерла, и в голове у нее раздался голос: “Попросись поссать”.

– Можно мне поссать? – спросила девушка.

Дама сморщила лицо:

– Бегом! И не задерживайся!

Последние слова утонули во всеобщем хохоте.

Наташа выскочила в коридор, оставив за спиной десяток сидящих по кругу людей, выглядящих как очередь в дешевую разливайку после открытия.

– Куда теперь? – спросила девушка у самой себя.

– Давай дуй направо, – прозвучал голос.

Туалет нашелся довольно быстро. Наташа стала перед зеркалом и уставилась на свое отражение. Зеркало явило ей крашенную блондинку с неопрятно отросшими черными корнями. Серый цвет лица, мешки под глазами, глаза невзрачного зеленого цвета. Грудь, начавшая терять форму от истощенности. Порнушная майка и под стать ей шорты-трусы.

– Красавица, – усмехнулась Наташа и обнаружила передний зуб, изъеденный кариесом, неприятно портящий улыбку.

– Покажи сиськи, – попросил голос в ее голове.

– Обойдешься, – буркнула Наташа.

– Ну же, Нолан, мы же напарники! Сам что ли посмотреть не хочешь? Давай! Тут никого нет.

Наташа развернулась, чтобы уйти, но любопытство взяло верх. Она задрала майку и уставилась на свою грудь.

– Воу-воу-воу! – заулюлюкал в голове бес. – Потрогай себя! Потрогай!

– Чем вы тут занимаетесь? – Наташу оттеснила от умывальника женщина в строгих очках и льняном летнем платье.

Майка моментально вернулась на место. Наташа покраснела. Вода зашумела, и незнакомка, косясь на Наташу, стала мыть руки.

– Схвати ее за жопу! – приказал бес. – Не схватишь, я схвачу сам!

В тот же миг рука Наташи без ее ведома, ловко нырнув под подол, схватила женщину за ягодицу. Та обернулась на Наташу, перестала мыть руки, развернулась к девушке и провела мокрыми руками по ее груди так, что майка намокла и прилипла к телу. Женщина, брезгливо кривя губы, полностью вытерла руки о майку Наташи, развернулась и сбросила ее руку с деликатной части своего тела:

– Прости, детка, я не по вашей части, – балетки едва слышно зашуршали по кафелю, и женщина вышла из туалета.

– Что ж ты ее не трахнул? – заскулил в голове бес.

– Чем? – раздраженно спросила Наташа, отлепляя мокрую майку от тела.

– А ты не хочешь посмотреть, что там в шортах?

– Я хочу знать, какой сегодня день и год, и как мне попасть в Дублин.

– Фиг тебе, а не Дублин. Вытащи меня из своего тела, иначе стану раком на ближайшем перекрестке, и мало тебе не покажется. Ищи татуировщика.

Витрина тату-салона вдохновляла хоть что-нибудь набить на своем теле.

Наташа потянула дверь за кованую под старину дверную ручку и подняла голову, услышав мелодичный перелив колокольчиков.

– Заходите, – пригласил ее приятный мужской голос, – у нас работает кондиционер.

Через полчаса Наташа, приспустив шорты, вытянулась на столе у татуировщика.

– Красивая у вас… поясница, – улыбнулся кареглазый брюнет, натягивая на руки перчатки.

Перед ним лежал странный рисунок, нарисованный клиенткой салона – причудливые завитушки хаотично разделялись ломаными линиями.

– Может, посмотрите наш каталог? Ваш рисунок, скажем правдиво, слегка отталкивает.

– Пожалуйста, можно быстрее? Хоть в одну линию?

На спине зашуршала бумага. Наташа резко выдохнула и повернула голову в сторону рабочего стола. На большом плакате красовалась обнаженная девчонка, чье тело было полностью покрыто татуировками. “Это уж слишком!” – подумал Нуаллан и, хотел уж было, отвернуться от плаката, но в последний миг заметил, что это был календарь.

– Что?! – тело девушки дрогнуло. – Пятьдесят пять лет!

– Что-то не так? – остановил работу мастер.

– Н-нет. Все нормально, – сдавленным голосом прошептала Наташа.

– Детка, ты же понимаешь, что там все за это время умерли? – спросил бес. – Сколько вам было? Двадцать пять? Тридцать? А, может, под сорок? Люди в среднем живут до семидесяти. Если она ничем не болела, то есть еще шанс застать дряхлую старушку. И что ты будешь делать? Расскажешь ей правду? “Здравствуй, Мария. Я тут с одним бесом из ада сбежал. Можешь мне, конечно, не верить, но за полвека я отсидел в аду тысячу лет”.

Боль от укола, мужская рука в перчатке, лежащая практически на ягодице и звуки дождя с раскатами грома. Наташа повернула голову к окну, но увидела, что рабочая часть кабинета закрыта ширмой.

– Вы не против музыки? Нет? – спросил татуировщик. – Меня она успокаивает.

Музыка действительно убаюкивала, и выпитое с утра пиво давало о себе знать дополнительно вгоняя в сон.

Боль в пояснице разбудила девушку. Она повернулась к мастеру, а тот потянулся за салфетками.

– Немножко крови, так бывает, – виновато улыбнулся он. – Сейчас все исправим. Вы молодец. Почти все время спали.

Мастер вдруг перестал улыбаться, посмотрел на татуировку, нагнулся и слизнул каплю крови.

– А тебе ведь платить нечем, Нолан!

– Бес? – девушка дернулась, в попытке соскочить со стола, но мужская рука схватила ее за волосы, приподняла голову и с ударом опустила обратно. От удара Наташа отключилась. В следующий миг шорты слетели на пол…

– Братан! – позвал вошедший парень, похожий на татуировщика.

Перед ним на столе лежала девушка в одной майке. Кровь из разбитого носа не была единственной. Вошедший приблизился к столу и медленно протянул руку к ее шее. От прикосновения девушка застонала.

У женщины без семьи, друзей и образования два пути к выживанию – упорный, честный, но низкооплачиваемый труд или карусель из мужских постелей. Первый – одобряем сообществом, долог, труден, и может пройти вся жизнь, а удача на этом пути так и не улыбнется. Второй путь тоже не без риска, но социальные лифты в нем хоть как-то, да работают.

Наташа мерила длинное, до пят коктейльное платье, вертясь перед зеркалом примерочной – не слишком ли разрез сбоку открывал левую ногу. Ее волосы, как и кожу, давно привели в порядок, и вульгарные белые патлы превратились в приличные локоны цвета черного шоколада. Девушка улыбнулась своему отражению – белые зубы дорого сверкнули в ответ.

– Ммм, хороша, – улыбнулся мужчина, когда она, покачивая бедрами, подошла к его столику в ресторане. – Только давай закроем татуировку на запястье. То клеймо бляди, что на пояснице, хотя бы не видят посторонние.

Наташа натянуто улыбнулась и села за стол. Рассказывать, что под этой татуировкой скрыты шрамы, прятавшиеся за многочисленными фенечками, она не собиралась.

– Давай, – нежно мурлыкнула она и протянула спутнику руку: “Надо улыбаться, деньги на загранпаспорт и билет в Дублин с неба не падают!”

Мужчина посмотрел на ухоженную руку с элегантным французским маникюром и улыбнулся, доставая из кармана сверкающий кристаллами браслет.

Замок браслета защелкнулся на тонком запястье, и освещение ресторана погасло. Климат изменился, и вместо стула под девушкой оказался песок.

– Привет, Нолан, – услышала Наташа голос рядом с собой.

Темнота была такая, словно кто-то завязал Наташе глаза. Девушка попыталась встать, но, увязнув в сыпучем песке, упала обратно, неловко взмахнув руками.

Раздался грохот цепи, и рука заболела в том месте, на котором должен был быть браслет.

– Дьявол тебя забери! Не дергайся! – раздался рассерженный голос. – Ты тоже к этой цепи прикован? Хитро придумано – в песке скоба, в которую продета цепь. В песке! Скоба! Как?

– Бес? – вспомнила Наташа того, кто когда-то называл ее Нолан.

– А кто же еще? Или ты всем представляешься как Нолан? Хотя, теперь это имя больше известно как фамилия. Ты, кстати, не в курсе – почему мы здесь? Я только встал с постели, оторвался от обворожительной крошки, которая меня имела несколько часов подряд. Представляешь, теперь в моде худые бабы! Не совсем, конечно, худые, но… Да ты сам видел. И вот, я одеваюсь, крошка накидывает мне на шею галстук, затягивает – и вдруг я здесь, с ошейником и цепью на шее. А ты… Смотри, Нолан, кто-то идет сюда с фонариком.

В пятне света, приближающемуся к закованным людям с приличной скоростью, шел сфинкс. Появилась легкая вибрация земли.

– Нет! Нет! Нет! Нет! – зарыдал бес. – Только не это! Нолан, покажи мне татуировку. Пожалуйста! Покажи!

Наташа повернула голову к бесу. Из-за приближающегося света появились очертания людей и предметов, и с каждым шагом сфинкса свет становился все ярче. Наташа смогла рассмотреть стоящего перед ней на коленях мужчину. Да, это был все тот же татуировщик, только щетина уступила место щегольской фигурной бородке.

– Ты сейчас похож на пса, – девушка шевельнула рукой, за которую была прикована, и цепь натянулась.

Мужчина тряхнул головой и взвыл – стальной ошейник прорезал кожу на шее.

– Покажи татуировку! Умоляю! – голос беса был похож на скулеж.

Песок смещался от вибрации, словно по пустыне катилось землетрясение.

– Чтоб ты сбежал в ад, затерявшись в бескрайней пустоте, выжидая очередную тысячу лет, пока хозяин забудет произошедшее? – Наташа не могла оторвать взгляд от приближающегося сфинкса.

– Да, сука! Тебе, что – жалко? – бес схватил девушку за руку, рванул на себя и уложил ее животом на песок. Дернул платье так, что оно затрещало, и над кружевными трусиками увидел большую узорчатую татуировку. – Сука! Какая же ты сука, Нолан! Это не мое имя!

Дрожь земли исчезла.

– Да, бес, ворота запечатаны! – прошелестела пустыня, окрашенная маленьким солнцем, в котором сидел сфинкс.

– Прости меня, хозяин! – бес стал на колени и ткнулся лицом в песок.

Наташа одернула платье и села.

Сфинкс светился, словно он и есть солнце.

– Ты похорошела, Нуаллан, – улыбнулся сфинкс, и девушка засмущалась. – Утром один из вас будет казнен. Кто это будет – решать тебе, женщина. За попытку к бегству я лишаю беса возможности двигаться. Или ты отрубишь себе кисть руки и таким образом лишишься оков, или отрубишь бесу голову. Меч появится утром. Утро наступает через час.

Объявив приговор, сфинкс исчез.

– Ты действительно похорошела, – через некоторое время произнес бес. – Очень. Я буду любить тебя и без руки. Да и сейчас такие технологии, что можно сделать любой протез. Ты смотрела современные фильмы? Интернет? Да они в космос летают. Ты же смотрела? Да?

– Да. Только сфинкс сказал, что утром один из нас будет казнен, – вспомнила Наташа.

– Это ерунда же. Просто надо отрубить тебе руку, и мы уйдем отсюда. Ну и подумай про такую вещь – я в теле ни в чем неповинного татуировщика. Тебе его не жалко? – голос беса стал похож на голос нищего, просящего подаяние на паперти.

– Жалко. Но он мне не нравится.

– И мне жалко. Выйдем к людям. Выберешь тело молодого красавчика, и я перепрыгну в него. Я же бес, это мой дар.

– Если это твой дар, то почему ты до сих пор в теле какого-то жалкого татуировщика, а не кого-то из сильных мира сего?

– Ну, – вздохнул бес, – он весьма хорош в интимном плане. Я бы тебе показал, но хозяин лишил меня способности двигаться. И это не я тобой тогда воспользовался. Это у него был стояк на твою задницу.

Наташа скривилась и отвернулась от беса.

Начинало светать.

– Если я отрублю себе руку, то умру в этой пустыне. По такой жаре быстро начнется заражение крови. Поэтому сфинкс и сказал – один из нас умрет.

– Нуаллан, – если ты отрубишь мне голову, то утром туристы, гиды, смотрители этих пирамид найдут тебя неподалеку от трупа, и тебя все равно казнят. Неужели ты не понимаешь? А так нас подберут, вызовут вертолет. Никакого заражения. Решайся, Нуаллан!

– А раньше ты всегда говорил – Нолан, – усмехнулась Наташа. – Если ты можешь прыгать из тела в тело, то почему еще не прыгнул в мое тело?

– В женщину? Да еще переспавшую с кучей мужиков, чтобы из алкашки подзаборной стать такой красавицей, ты издеваешься?

Расслабленное тело девушки напряглось, пальцы сжались в кулаки, и она схватила лежащий перед ней меч. Раздался свист и…

Голова далеко не откатилась.

Наташа зажмурилась. По дрожи земли она слышала, как подходит сфинкс.

– У тебя платье порвано.

Наташа открыла глаза – меча в руках не было, цепи тоже. От тела татуировщика не осталось даже следа на песке. Она ощупала подол – разрез, который должен был заканчиваться чуть выше колена, теперь доходил до талии. Хорошо, что он шел сбоку, и можно было удерживать расходящиеся полы платья одной рукой.

– С-спасибо, – кивнула девушка.

– Считай, что это твоя вторая жизнь, – сфинкс развернулся и пошел в пустыню.

Девушка побрела в другую сторону. Туфли постоянно тонули в песке, и приходилось их вытаскивать. В конце концов, она сняла их и пошла быстрее.

Через час вдалеке просигналил автомобиль. Наташа обернулась на звук и, замахав руками, побежала ему навстречу.

Джип из разряда тех, на которых раньше передвигались по пустыне военные. За рулем светловолосый европеец с некрасивым красноватым загаром. Под выгоревшими ресницами щурились бледно-голубые водянистые глаза.

– Что вы здесь делаете, мисс? – услышала девушка английскую речь.

– Меня хотели изнасиловать. Вот, – повернулась она боком и показала разошедшийся разрез, открывающий вид на стройное тело. Мужчина сглотнул слюну, и капель пота, покрывающих его лоб, стало еще больше. – Но я не далась. Тогда меня привезли и выбросили здесь.

– Дикари! Залезайте в машину, я довезу вас до гостиницы. Как вас зовут, мисс?

Наташа улыбнулась и села на пассажирское сиденье рядом с водителем. Перед ней на приборной панели лежала свежая, судя по запаху типографской краски, газета – “Таймс” за тридцатое сентября шестьдесят девятого года.

– Год знакомства с Марией, – взяла газету в руки девушка. – А что если увести Нуаллана у Марии? Ведь она привела его к повстанцам. Это шанс на другую судьбу.

– Что вы сказали, мисс? – напомнил о себе водитель, заводя автомобиль.

– Нолан, сэр. Меня зовут Нолан. Родители хотели мальчика, и папа был так упрям, что дал мне мужское имя. Хотя я не понимаю – чем женщины хуже? – газета веером задрожала в правой руке, а левая рука, поправляя подол разорванного платья, как бы случайно коснулась мужской руки.