Шедевры

1. Ходи да оглядывайся.

- Ходи да оглядывайся, педрила!

Август Янош Анжей Мельцевский улыбнулся и отложил перо.

- Я тоже рад видеть вас, Мешек.

- Мешеком своего ебыря будешь звать! Как ты только посмел поставить свою подпись на этом?!

Мешко Ласк потряс договором. Это была, само собой, копия, но копия действительная, отдельно заверенная всеми сторонами. Вчерашним вечером Август оставил на ней свои инициалы. Он - и еще трое уважаемых панов. Ласка, само собой, среди них не было.

- Послушайте, Мешек, я с утра исповедовался. Позвольте мне остаться относительно невинным в глазах Матери и Отца хотя бы до сумерек.

- Ты дал отцу слово.

- Я сказал «может быть».

- Не «может быть», а «с высокой долей вероятности».

- Все равно не наверняка. - Август пожал плечами. - Таковы договорные формулы. Вот и Велько подтвердит.

Ласк взглянул на развалившегося в кресле Велько Сумаша. Тот приветственно поднял руку. Обычно самый вид косматого чернявого Велько приводил спорщиков в чувство, но Ласка, как отпрыска младшей ветви Болеславичей, с детства учили не бояться ночных визитеров.

- Куда же, по-твоему, мы должны деть закупленные под твое «с высокой долей вероятности» иконы?

- Отправьте с другим мершантом.

- О, я отправлю. Только не иконы, а тебя, Мельцевский. На тот свет.

- Вы вызываете меня на дуэль? - поднял бровь Август.

- С высокой долей вероятности.

Велько фыркнул так громко, что вздрогнул даже Август. Повернувшись к помощнику, он приложил палец к губам.

- Это будет ошибкой.

- Сомневаешься, что я прирежу тебя?

- Ни капли. Я вообще не умею фехтовать, Мешек. - Август встал, одернул сюртук, поправил пышный белый парик и начал ходить по кабинету, загибая пальцы. - Однако есть сразу несколько причин не начинать эту дуэль. Первое: она не поможет сбыть иконы. Понимаете, в том, что пришлось нагрузить корабль не ими, а мундирами и порохом, виноват не я и не почтенные паны-поставщики, а вы. Иконы - товар неинтересный, на них можно разве что разориться, и вы прекрасно это понимали. Вы видели, в каком я был отчаянии, когда встречался с вашим отцом, но не могли не понимать, что буду тянуть с отправкой корабля до последнего. Как только поступил предложение более интересного свойства, я подписал контракт, не колеблясь. Вот к чему вы должны стремиться. Во-вторых, убив меня, вы заработаете репутацию вздорного агрессивного обиженки, с которым лучше даже не заводить деловых бесед. В-третьих, представьте, как вас будут встречать при дворе. Как убийцу бедного, презренного содомита, едва умеющего отличить гарду от клинка. Вы станете посмешищем, Мешек. На вашем месте я поблагодарил бы за ценный урок в коммерции, расцеловался, обнялся и пошел искать осла, который будет готов нагрузить корабль или повозки иконами. Таких, поверьте, в стенах этой гильдии не так уж и мало.

- Ну ты и сука, - сказал Ласк, выслушав речь.

- Поцелуев и объятий мне не видать, так?

- Вон, пускай тебя твой головорез целует.

- Увы, он любит только женщин, - вздохнул Август. Велько вполне подходил под типаж, который Августу нравился. Изнеженный и слабый, он питал страсть к властным, грубым любовникам.

- Ах, как не повезло! - всплеснул руками Ласк. - Уверен, ты еще найдешь свое счастье. А пока - ходи да оглядывайся!

Он хлопнул дверью с такой силой, что на стене задрожали портреты князя Болеслава и гильдейского головы. Август поежился. Безусловно, подобной реакции следовало ожидать: никто не любит, когда тебя обманывают. Тем не менее, Ласк вел себя резче и глупее, чем предполагал Август. Мальчишке достанет ума нанять убийцу из Кварталов Святых, а постоянно держать при себе Велько дорого. И чревато. Вряд ли Велько обрадуется, если начать к нему приставать.

Закончив подписывать утреннюю порцию распоряжений и контрактов, Август вручил папку Велько, а сам пошел на общее собрание. Коридоры гильдии уже полнились клерками, священниками, благословлявшими печати, иностранными мершантами и курьерами. Гвалт стоял невообразимый, как и каждый первый день месяца. Собрание торговцев было едва ли не главным событием в городе. Важнейшие сделки заключались в последний момент и скреплялись не столько перьями и воском, сколько объятиями и рюмками водки. Август пожимал руки и хлопал по плечам, целовал напудренные щеки и восхищался платьями и париками, касался губами ручек знакомых и незнакомых дам, отталкивал мальчишек-посыльных и кланялся старшим гильдейцам. Это был его мир. Единственный мир, в котором способен выжить и подняться отверженный извращенец, которому посчастливилось унаследовать состояние бездетного дядьки.

- Мельцевский!

Чик-Чик Петр приобнял Августа за плечо и зашагал рядом. Изо рта Чик-Чик Петра несло чесноком. Возможно, после его лапищи придется отдать камзол Велько: некоторые пятна и запахи остаются на одежде навечно.

- Какие новости, Чик-Чик?

- Партия пана Пшележского поднимет вопрос о союзе с карайскими морскими городами. Голосуйте против, карайцы требуют много, а выручкой делятся только с Пшележским. Пан Ольбехович строит мануфактуру, но свободных денег у него немного. Вложитесь, это выгодно, дело просто чик-чик. Ах да, еще пан Ласк обещал вас убить.

- Это уже не новость.

- Для кого как, пан Мельцевский. Вы это, ходите осторожно. Оглядывайтесь.

Цепкие пальцы Чик-Чик Петра отпустили камзол и ухватили протянутую монету. Пятен, к счастью, они не оставили.

Зал собраний проектировали так, чтобы каждому было хорошо видно каждого. Получилось как в амфитеатре старых времен, разве что со слишком высокими сидениями. Сто пятьдесят мест и одна трибуна в середине. Росписи на стенах изображали славные моменты истории Выхова, каковых нашлось ровно три: основание замка Выховиште, осада старого города, в результате которой погибло три четверти защитников, а отступить от стен врагов вынудила вспышка чумы, и, наконец, строительство самого первого здания гильдии. Август занимал место под одним из масляных рыцарей, пораженных чумой. Голый до пояса бородач в муках раскрыл рот и глядел на бубоны, выросшие под мышками и на груди. Если Август надевал слишком высокий парик, было видно только лицо рыцаря, и с противоположной стороны зала картина выглядела так, будто обреченный воин ужасается современной моде.

Гильдейский голова кивнул Августу. Добрый знак. За целый месяц Август не натворил ничего такого, что могло бы вызвать гнев старика. Торговцы, принадлежавшие к группе Пшележского, Августа демонстративно игнорировали. Сам Пшележский, дряхлый сифилитичный интриган, спокойно сидел на своем месте в первом ряду, и курил длинную трубку. Рядом с ним примостилась дочь Марта, хрупкое создание с огромными бледно-голубыми глазами и губами сердечком. Август вспомнил, как на одном из балов обсуждал с ней мужское достоинство общего любовника, и едва удержался от того, чтобы ей подмигнуть.

Места постепенно заполнялись. Август искал взглядом Збигнева Ольбеховича, чтобы обсудить вложения в мануфактуру, но тот зашел в зал одним из последних, вместе с паном Цезарием Тыньским, представителем бургомистра. Тыньский встал в центре зала и поднял руку, призывая к тишине. Брякнул корабельный колокол, по преданию снятый с самого первого гильдейского судна.

- Паны мершанты, пан бургомистр и Его Светлость шлют вам свои приветствия в день очередного собрания! - выкрикнул Тыньский. Его главным достоинством был звучный голос, наполнявший все пространство зала. Обсуждать с ним дела Август пытался всего дважды и пришел к выводу, что Тыньский - законченный и притом опасный идиот.

Собрание загудело, посылая ответные приветствия и пожелания правителям города. Тыньский улыбнулся, словно сытый кот, и вновь успокоил зал размашистым жестом.

- Теперь же помолимся.

2. Чужие письма.

Велько Сумаш умел читать. Его научил отец. Давным-давно. «Буква А», - говорил отец и бил Велько по уху, чтобы лучше запоминалось. «Буква А», - повторял Велько. Если отец не учил Велько грамоте, он учил его убивать. Сначала на охоте, потом в городе - людей. Ничего другого сам отец не умел. Оставшись на княжеской кухне, он помер бы с голоду, поскольку не знал ни как поджарить рыбу, ни как ощипать фазана, ни как начистить картофеля. Нож отец доставал только для того, чтобы лишить жизни другое существо. «Знать буквы нужно, чтобы читать заказы, а твердая рука потребуется, чтобы обойтись одним ударом». Мудро. Но Велько Сумаш пошел чуть дальше родителя.

Все письма и распоряжения Августа Мельцевского он вскрывал и прочитывал. Не для того, чтобы потом использовать полученные знания против патрона. Напротив, усилиями Велько несколько контрактов удалось заключить на более выгодных условиях, а несколько потенциально вредных писем так и не дошли до адресатов. Августу знать об этом было необязательно.

Распоряжения капитану Велько счел разумными и передал. В письме пороховых дел мастеру, который заменил в качестве партнера недотепу Ласка, Велько вымарал алхимическим реактивом сумму и вписал новую, поскольку был уверен, что продавец согласится на нее. Наконец, очередь дошла до строго секретного послания. Конверты с такими посланиями Август запечатывал воском, но Велько Сумаш не был бы Велько Сумашем, если бы не снял с печати патрона копию.

То, что Велько прочитал в секретном письме, ему не понравилось.

Возле нового здания гильдии частенько ошивались личности, готовые за пару монет провернуть в Кварталах Святых любое дельце. Чистоплюй Август предпочитал не обращать на них внимание, Велько же относился к ним, как к возможности сэкономить время, силы, а порой и избежать опасности. Приказы Августа носили слишком общий характер: нагнать грузчиков для очередной партии, сопровождать груз из мануфактур, рассчитать строптивого капитана и подобрать нового. Откуда берутся помощники и почему они выглядят столь непрезентабельно, патрон не знал или не хотел знать. Важен был лишь результат.

Велько раздал письма курьерам, назначил время отчета, самостоятельно доставил не понравившееся ему письмо, благо адресат жил поблизости от гильдии, и отправился в «Величество».

Случайно отыскать дверь в «Величество» не представлялось возможным. Расположенный во внутреннем дворе гильдии вход не украшали ни вывески, ни традиционные синие фонари. Шесть ступенек в полуподвал, плохо освещенный коридор, суровый вышибала с изрезанным лицом - не самые очевидные признаки лучшей пивной в городе. В «Величестве» наливали только своим. Своими же считались те, кого представили как минимум два постоянных посетителя. В свое время за Велько поручились сам Август и второй завсегдатай - тот самый, с которым он планировал побеседовать.

Велько поручкался с громилой-привратником, поднял два пальца, показывая кельнеру количество кружек, и направился к ширмам, отгораживающим половину зала. В одном из закутков этого лабиринта из расписного шелка и резного дерева притаился за своим столом Ольгерд.

- Что, опять неприятности? - спросил Ольгерд. Он был самым прямолинейным человеком из всех, кого знал Велько. С Ольгердом бесполезно было беседовать на отвлеченные темы, разводить философию или просто интересоваться жизнью или мнением о погоде. Если речь шла не о возможной выгоде, беседа не имела смысла. Иногда это раздражало. Иногда - напротив.

- Мой Мельцевский вляпался.

- И что?

- Хорошими панами не разбрасываются, дорогой мой, - сказал Велько. - Присмотришь за ним?

- Стандарт ты знаешь.

Пятнадцать монет перекочевало из кошелька Велько в руку Ольгерда.

- Начни сегодня же.

- Как пожелаешь.

Велько вернулся в открытую часть зала, сел за столик и принял из рук девушки пиво. Великолепное, как и всегда. Главным достоинством гильдейских было умение искать. Не только выгодные контракты и надежных партнеров, но и такие маленькие радости, как легкий напиток с высокой белоснежной пеной и намеком на дразнящую язык горчинку. Выпив первую кружку, Велько заказал мяса с овощами и наслаждался им, пока не начали сбегаться с ответами курьеры. Ответы Велько обычно не читал, поскольку не мог подделывать печати.

Общее собрание длилось долго. Наконец, в «Величество» потянулись первые мершанты, большей частью улыбающиеся и расслабленные. Август плюхнулся на стул напротив Велько, придвинул к себе полупустую кружку и сделал большой глоток.

- Какие успехи, Велько?

- Вам судить. - Велько потряс стопкой писем.

- Потом, потом. Закажи, будь добр, еще пива. И один бокал белого. И притащи третий стул.

- Мы кого-то ждем?

- Да, мы кого-то ждем. Ты нужен.

Велько догадывался, кто составит им компанию. Обсуждать серьезные дела в «Величестве» не стал бы даже самый неосторожный из мершантов: слишком много лишних ушей и глаз. Август предпочитал пить пиво либо с любовниками, либо с малознакомыми купцами, с которыми еще только предстояло наладить отношения. Судя по тому, что патрон решил оставить за столом Велько, ожидался второй вариант.

У стойки Велько задержался. Заказов было столько, что кельнер едва успевал наполнять кружки. Велько успел перекинуться парой слов с другими помощниками, улыбнуться в ответ на пошлую шутку об Августе, ущипнуть девушку-служанку, склонившуюся, чтобы протереть залитый пивом пол. Наконец, кельнер выкрикнул его имя. Велько подцепил четыре кружки пива одной рукой, взял кубок с вином в другую и пошел к столу. Его стул уже был занят.

Марта Пшележская взяла у Велько свое вино и еле заметно наклонила голову. Велько буркнул приветствие, вытащил из-под соседнего стола стул и сел ближе к патрону, так, чтобы Марта оказалась напротив. Сегодняшний день начал нравиться Велько еще меньше. Увидев патрона в компании Марты, мершанты начнут подозревать его в связи с Пшележским-отцом, который всегда относился к Августу с презрением. Пойдут пересуды, будто бы Августа купили с потрохами. А уж вкупе с сегодняшнем письмом...

- Это Велько, моя правая рука, - сказал Август.

- Симпатичный молодой человек.

- Как раз в вашем вкусе.

Велько молчал. Ему было неприятно от того, что его обсуждают, как племенного быка, но он старался сохранить спокойное выражение лица. Лучшими помощниками считались люди молчаливые и бесстрастными, так что давать Марте Пшележской повод усомниться в выборе патрона Велько не мог.

- Я бы одолжила его у вас.

- А он бы с радостью согласился. Так, Велько?

Велько пожал плечами.

- Я верю в деньги и сделки, а не в симпатию.

- Лучше бы и я не смог сказать! - обрадовался Август. - Видите, моя пани, Велько - настоящая находка. Поэтому я настаиваю на его присутствии.

- Как скажете, Мельцевский. Это честно, ведь с моей стороны на встрече незримо присутствует отец.

- Его здоровье! - провозгласил Август, поднимая пиво.

3. Ольгерд.

Ольгерд отклеился от стены и пошел вслед за педиком. Велько Сумаш и пани Пшележская остались за столом, дама выказывала к собеседнику явный интерес. Ну и дьявол с ними! Порой Ольгерду казалось, будто он остался последним человеком во всем проклятом городе, искренне верующим в Отца. Никаких связей до свадьбы, никакого флирта, намеков, тайных взглядов. Отец и Мать сочетались на небесах, прежде чем породить твердь. Что бы за мир вышел у них, если б они зачали его во грехе, оставаясь чужими друг другу? Ольгерд спасался трудом, молитвами и помощью ближним. Десятую часть полученного он жертвовал святейшей церкви, еще одну долю раздавал беднякам, а оставшееся делил поровну и откладывал половину. Денег у Ольгерда скопилось уже столько, что, не будь ростовщичество грехом, он уже смог бы выдавать под проценты самому бургомистру. Кулаки хорошо оплачивались в Выхове.

Педик брел по Гильдейской набережной в сторону моста. В одном из богатых домов, словно в насмешку выстроенных прямо напротив лачуг Кварталов Святых, находилась квартира педика: скорее всего, целый этаж с комнатой приемов, кабинетом, несколькими спальнями, чистой уборной и помещениями для слуг. Жизнь во грехе может обеспечить роскошное земное существование.

Слежку Ольгерд заметил сразу же. Интуиция не подвела Велько Сумаша, за его патроном действительно послали, правда, не великого профессионала. Лохматый оборванец с широкой крестьянской бородой точно не понял, что Ольгерд тоже следит за педиком. Он перебегал от арки к арке с осторожностью попавшей на раскаленную сковородку рыбы.

Отметив, в какую парадную заходит педик, Ольгерд на пару шагов отстал от оборванца. Тот подбежал к закрывающейся двери, сунул ногу в зазор и потянул откуда-то из-за пазухи нож. Когда лапища Ольгерда сомкнулась на его плече, он вздрогнул и едва не выронил оружие.

- Отдай нож, - вежливо попросил Ольгерд.

Убийца-дилетант наугад ткнул ножом назад, но Ольгерд перехватил его руку и вывернул. Сталь звякнула о мостовую. Ольгерд втолкнул злодея в парадную, прижал к стене и для весомости пару раз ударил кулаком по ребрам. Оборванец пискнул и обмяк.

- Ну, рассказывай.

- Я не хотел ничего плохого, - сказал оборванец и тут же согнулся, получив новый удар.

- Не хотел, разумеется. Просто так шел за уважаемым мершантом, а нож достал, чтобы на двери нацарапать оскорбление про чью-то матушку.

- Мне напугать только велели, пригрозить.

- Кто?

- Он не представился.

- А как выглядел?

- Да они все на одно лицо, светлый пан, - залебезил оборванец. - В париках этих дурацких, усы с бородой бреют, лица белые. Может, и энтот самый, за которым я сейчас шел. Тоже похож.

- И где же тебя такой человек выкопал?

- А я всегда на углу Мельницкой и Святого Гаврилы стою, меня там любой знает. Посоветовали, небось.

Ольгерд закатил глаза.

- Вот тебе мой совет, - проговорил он. - Не стой больше на своем углу. Темные делишки - это не твое. Возьмись за честный труд, и Отец с Матерью будут благосклонны. Если же еще хоть раз увижу тебя здесь, посчитаю, что они направили мою руку, дабы покарать грешного глупца. Ступай теперь.

Выпихнув незадачливого злодея на набережную, Ольгерд поднялся на второй этаж. Табличка на двери гласила: «Мершант Мельцевский». Ольгерд легонько толкнул дверь, та была заперта. Педику ничего не грозило, и Ольгерд принялся было спускаться, чтобы занять удобный наблюдательный пост на набережной, как вдруг в квартире что-то сначала звякнуло, а затем послышался протяжный крик. Вопили так, словно кого-то резали. Впрочем, так, скорее всего и было.

Дверь была добротная, и Ольгерду пришлось толкнуться в нее не один раз. Когда он все же выбил ее, крик уже почти затих, перешел в сдавленные стоны. Ольгерд ринулся на звук сквозь проходные комнаты и коридоры.

Педика он нашел возле разбитого зеркала. Мельцевский лежал, зажимая рану в животе.

- Что случилось? - рявкнул Ольгерд.

- Напали.

- Где он?

Мельцевский указал на распахнутую дверь. Ольгерд бросился туда, но убийцы уже и след простыл. Из распахнутого окна тянуло речной сыростью и рыбой.

- Протянете, пан Мельцевский?

Из соседней комнаты послышалось хныканье. Ольгерд сорвал со столика длинное покрывало, вернулся к педику и, не слушая жалобы и ругательства, накрепко перевязал рану. Потом поднял Мельцевского на руки и потащил его к выходу. Потом придется отмываться от самого запаха гнусного содомита!

На набережной уже никого не было, лишь вечерний обходчик с длинным шестом зажигал алхимические смеси в уличных фонарях. С педиком на руках Ольгерд побежал в единственное место, где еще могли помочь: в гильдию.

- Врача! - крикнул он, занося раненого внутрь.

Над Мельцевским сразу же склонились припозднившиеся мершанты и слуги. Педик цеплялся за руки, скулил, но цеплялся за жизнь. Ольгерд видывал солдат и головорезов, которые после подобных ран держались куда меньше. Отец и Мать, судя по всему, еще имели на Мельцевского виды, хотели вразумить его, отвадить от греховного стремления к роскоши и плотской страсти.

Ольгерд вышел на улицу, вдохнул студеный воздух, прислонился к стене и стал думать. Нападение было спланировано идеально. Оборванец отвлекал внимание защитника, в то время как настоящая опасность таилась там, где ее не ожидал бы никто. Убийц, способных подняться на второй этаж купеческого дома в одном из самых оживленных кварталов города, Ольгерд мог бы пересчитать на пальцах одной руки. Или злоумышленников, желавших педику смерти, было двое? Надо узнать у Велько. Если, конечно, Мельцевский выживет.

Часовня при гильдии пустовала, на двери исповедальни висел резной замок. Под статуями святых догорали поставленные за успех общего собрания свечи. Ольгерд опустил две монетки в ящик для подношений, сел на лавку в первом ряду, прямо напротив алтаря, и достал требник. Одну за другой он читал сначала ежедневные молитвы. Закончив, послюнил палец и листал, пока не нашел молитву о здравии и исцелении.

- ...от недуга и ран избавите отданного во попечение вам названного Августа.

Когда бы еще Ольгерд назвал педика по имени?

Он вернулся в гильдию, чтобы узнать, не умер ли Мельцевский, но того уже унесли подоспевшие врачи. Заступивший на ночной пост страж сидел при дверях, его алебарда стояла прислоненной к стене. Слуги терли мокрыми тряпками ступени большой лестницы, пузатая тетка в ярко-красном переднике кричала на них и грозила внушительным кулаком. На месте кровавого пятна, что натекло из раненого педика, блестела прозрачная лужица.

- Выглядишь скверно, Ольгерд, - сказал страж. Ольгерда хорошо знали все гильдейские охранники. Ему не раз приходилось отказываться надевать на себя темно-синий мундир.

- Есть кое-кто, кто выглядит еще хуже, Ванек.

- Слышал-слышал. Говорят, ты его вытащил хотя бы на время.

- За это мне и платят.

- И все же тебя провели, - заметил Ванек. Ольгерд пожал плечами. Он был не из обидчивых, кроме того, стражник говорил правду. - На твоем месте я бы нашел говнюка и...

- Думаю, этот говнюк мне не по зубам.

- Ты ж его даже не видел.

- И слава Двоим.

Ванек усмехнулся, ущипнул себя за ус и поправил алебарду.

- Знаешь, каждому из нас говорят, что брать с тебя пример нельзя. Ты слишком... рациональный, без капли тяги к настоящему риску.

- Разве это не разумно?

- Слишком разумно, Ольгерд. Слишком. До отвращения.

4. Десять ходов наперед

Марту Пшележскую разбудили вороны. Наглые птицы единственные из всех пернатых не покидали Выхов осенью. Каркая за окном, они словно звали беду, что-то тяжелое, неприятное, холодное. Марта нащупала теплый бок безмятежно спавшего Велько.

- Пора? - пробурчал Велько.

- Можешь еще поспать, - сказала Марта. Это мой дом, здесь никто не спрашивает, с кем я ночую.

- И у отца нет ушей?

- У отца везде уши, но это не значит, что я боюсь. Пусть слушает.

Марта вылезла из постели. Камин уже остыл, так что в комнате стоял холод. Накинув на плечи шерстяной платок, Марта поспешила в кабинет. Должны были прийти два письма: от Августа и от некоего «третьего лица», чье имя Август предпочел не называть заранее. «Я просчитал на десять ходов вперед», - сказал он, но нечто подобное Марта слышала от десятка других партнеров, ныне разорившихся или близких к тому.

Счетовод уже сидел за столом, сводил цифры по закрытым сделкам. Имен помощников Марта не запоминала: их присылал отец, каждый день нового. Сегодняшний носил щегольские черные усики и парик, окрашенный хной на южный манер.

- Были письма? - спросила Марта, занимая свой стол.

- Только одно. С утра принесли. Не знал, что вы имеете дело с...

- Прошу вас оставить ваше незнание при себе. Дайте письмо.

На сургуче стояла печать, изображавшая круглый щит, поддерживаемый двумя крылатыми существами с головой и лапами хищных кошек. В самом центре щита был глаз, вписанный в двенадцатиугольник. Что ж, о том, что Август Мельцевский водил дела с бывшим главой гильдии, не знала и сама Марта. Скорее всего, не знал даже отец.

Кунстмейстер Майер приехал в Выхов давным-давно, еще до рождения Марты. Кунстмейстером его прозвали за коллекцию полотен, которую он привез с собой и принялся активно пополнять на деньги, заработанные уже в Выхове. Успех сопутствовал Майеру во всем, его корабли ходили вверх и вниз по Двинке с постоянно забитыми трюмами, его одинаково привечали в замке и в бургомистерском доме, но что самое главное - на Холме Алхимиков. Майер интересовался всем, что странно, красиво или уродливо. На почетном месте в его галерее висела картина, написанная сошедшим с ума художником, тревожная, темная и страшная. Девочкой Марту, как и всех детей видных мершантов, водили посмотреть на коллекцию Майера, и образ Дуумвирата Карающего, являвшийся живописцу в безумных видениях и перекочевавший на холст, еще долго снился маленькой Марте.

Кунстмейстера сняли с должности и изгнали, уличив в подготовке покушения на гильдейских. Бургомистр дал понять, что любого, кто рискнет осуществить более радикальное наказание, ждет немедленная кара, так что Майера просто оставили в покое. С ним не заключали контракты, его корабли не выкупали, так, что они попросту сгнили в портах, даже картины перестали продавать. И вот, спустя столько лет, Август отважился нарушить негласное правило. Не потому ли, что сам чувствовал себя отверженным?

Марта вскрыла конверт и достала желтую бумагу, сложенную вчетверо. Судя по всему, бумага осталась с тех времен, когда Майер часто писал распоряжения и составлял контракты.

«Пани Пшележская,

Я хорошо знаю вашего отца и почти не знаю вас. Пан Пшележский не стал бы даже читать это послание, но вы другая. Я уверен в этом и, в надежде на то, что молодость побеждает старость, а надежда - предрассудки, обращаюсь к вам с просьбой. Это не только моя просьба. Помогая мне, вы помогаете также Августу Мельцевскому, отважному молодому человеку и небесталанному мершанту...»

- Не уверен, что светлому пану стоит знать о письме Майера, но мой долг как работника велит мне... - обронил счетовод, глядя на Марту.

- Ах, сообщайте ему, что желаете.

Счетовод пожал плечами и уткнулся в свои записи.

«Я знаю, что вы ждете письмо от Августа, но его нет на вашем столе и не будет. Дело в том, что Август ранен и, по общему мнению, находится при смерти. Это не так. Снадобья от моих друзей поднимут его на ноги, а рану наносил лекарь, искушенный в тайнах человеческого тела. Когда придет время, Август назовет имя нападавшего, и это будет ложью. Однако вы, пани Пшележская, в состоянии подтвердить эту ложь, ведь именно вас видели с Августом в ночь нападения, и к вам домой отправился его слуга. Вот что вам нужно будет сказать...»

Читая план, составленный Августом и Майером, Марта невольно улыбалась. Десять ходов наперед было самым верным определением того, что готовили гильдии два дерзких мершанта, молодой и старый. Они предусмотрели все, начиная инсценировкой покушения и заканчивая тем фактом, что Велько Сумаш тайком читает корреспонденцию патрона и наверняка обеспокоится посланием Майеру настолько, чтобы нанять профессионала для скрытного наблюдения за Августом.

Счетовод подал Марте несколько бумаг на подпись, и она провела по ним пером. Суммы, причитающиеся по этим документам, не шли ни в какое сравнение с тем, что ожидало Марту в случае успеха. Решение она приняла моментально и тут же принялась воплощать план в жизнь.

В спальне стало чуть теплее. Велько Сумаш сидел у горящего камина с трубкой в зубах и пускал в воздух колечки. На нем была только короткая нижняя рубаха, и Марта невольно замерла в дверях, чтобы полюбоваться стройными ногами нового любовника. Даже жалко отправлять такого на погибель.

- А, моя пани. С добрым утром!

Велько повернул лицо к Марте, отблески пламени заплясали на его левой щеке. Марта промолчала, понурилась, сложила руки на животе - не свойственный ей жест.

- Что случилось, моя пани?

- Август, - прошептала Марта. - Они напали на него. Это точно связано с одной из последних сделок.

Вскочив на ноги, Велько сначала бросился к Марте, потом спохватился и принялся натягивать штаны.

- Как так? Когда?

- Вчера. Пишут, что нападавших было двое, и наемник из гильдии успел отогнать одного. Но второй в это время...

- Вот проклятие! Срань! - зарычал Велько. Он попытался проскользнуть мимо Марты в коридор, но та остановила его.

- Погоди. Ты сейчас наломаешь дров, милый мой. Куда ты собрался?

- Я сначала найду...

- Кого?

- Того, кто это сделал, и тогда... А, дьявол!

- Послушай! - Марта положила руки на плечи Велько. - Мы теперь в одной лодке. Из-за нападения срывается и все то, о чем мы договаривались вчера. Нам необходимо действовать сообща. Скажи, не замечал ли ты каких-либо странностей в поведении Августа? Или, может, были письма неожиданным адресатам?

- Вообще-то, были.

- Кому?

- Не думаю, что стоит говорить тебе об этом, моя пани. С вашими с Августом договоренностями это письмо вряд ли связано, так что разберусь сам.

- А каким был последний контракт, заключенный Августом? Это же не секрет.

- Нет. Это та самая перепродажа оружия, из-за которой на Августа набросился Ласк.

- Ласк?

- Этот дурачок, что отирается возле гильдии. Но в нем говорит шляхетская гордость, он не опустится до найма убийцы. А вот пан-поставщик оружия... Я с самого начала подозревал, что с ним что-то не так. Слишком уж выгодным было предложение. И этот пункт, согласно которому Август обязуется выплатить...

- Выплатить что? - спросила Марта, но ответа не последовало.

- Ах он скотина! - скрипнув зубами, Велько вывернулся из объятий Марты. - Я скоро, моя пани. Я скоро вернусь.

И загремел сапогами по паркету. Марта проводила Велько взглядом, усмехнулась и пошла собираться на ежедневное присутствие. Авантюры авантюрами, а участие в делах гильдии оставалось необходимостью. Самой выгодной необходимостью.

5. Ходи да оглядывайся.

Лекарь обещал, что болеть рана особо не будет, но она все же болела. На ноги Август сумел подняться только на четвертый день. Опираясь с одной стороны на трость, а с другой - на плечо присланного Мартой слуги, он спустился к парадной, где его уже ждала карета. Марта со скучающим видом разглядывала эротические сцены, вышитые на веере.

- Все удалось? - вместо приветствия спросила Марта.

- Все, да не все. Осталось самое сложное.

- Что же?

- Увидишь. Будь добра, вели отвезти нас в гильдию.

Гильдейские привратники уставились на Августа так, словно призрака увидели. Видок у него, должно быть, и в самом деле был не лучшим. Бледный, похудевший, согбенный от постоянных болей в животе содомит. Настоящее украшение гильдии! Подниматься по главной лестнице было чертовски неудобно. Повязки на животе сдвинулись, и рубаха натирала рану. Тем не менее, Август справился. До заветной двери - канцелярии головы - осталось пройти коридор. Август кивнул Марте, выдохнул, издав при этом протяжный стон боли, и застучал тростью по паркету. Из своих кабинетов выглядывали любопытные мершанты. Кто-то приветственно кивал Августу, кто-то провожал его тяжелым взглядом.

Август оступился, и слуга пребольно подхватил его за локоть.

- Проклятье!

Страшно не доставало Велько. Уж он-то был бы аккуратнее. Как с ним обходятся в тюрьме? Не бьют ли? Впрочем, даже если бьют, многого он не расскажет. Максимум - о письме Кунстмейстеру. Само письмо хорошо зашифровано, до истины не докопаешься, а все, что там есть понятного - это поздравление с великим праздником. Такие часто посылали даже изгнанному гильдейскому голове, чтобы очистить имя отправителя в глазах Дуумвирата и проявить благодетели незлобивости и отходчивости.

Ах, Велько, верный Велько! Август знал, что он не оставит без возмездия предательство и выберет для мести именно оружейных перекупщиков. Этих, конечно, жалко, но ничего не попишешь: великие замыслы не реализовать без сопутствующих жертв. Ласк, оружейники, Велько. Не так уж и много, если здраво поразмыслить. Могло быть больше.

У двери гильдейского головы Август стряхнул с себя пальцы слуги, постучал набалдашником трости по благородному темному дереву и, не дожидаясь приглашения, зашел. Старик сидел в кресле, поедая черный виноград. Весь столик был усыпан мелкими косточками. Цезарий Тыньский стоял у окна, заложив руки за спину.

- Мы ждали тебя, - сказал голова. - Прошу.

Август опустился в низкое кресло, при этом крякнув от боли. Марта встала за спинкой, положила теплую руку на плечо Августа.

- Твое вчерашнее письмо доставило нам немало... треволнений. - Тыньский повернулся к Августу и скорчил такую мину, будто его оскорбляло даже дышать с ним одним воздухом.

- За что я покорнейше прошу извинить меня. Но уложения, - на этом слове Август поднял вверх указательный палец, - защищают тех мершантов, чьи контракты стали недействительны по злому умыслу или в результате промысла Двоих. Контракт с Лангами расторг я сам, еще двоих партнеров потерял из-за злого умысла и горячности Велько Сумаша, о котором знает пани Пшележская. Ее свидетельство я приложил ко вчерашнему письму. Итого три случая, и это позволяет мне...

- Заключить немедленный договор с любым лицом без санкции гильдии, - кивнул голова. - Но почему именно он, этот гнусный интриган Майер?

- Видите ли, только он согласился. И у него есть товар.

- Какой же?

- Картины. Я продам их.

- Картины, ха! - Тыньский манерно махнул рукой. - По моим подсчетам их стоимость существенно превышает стоимость пороха и винтовок, которые вы готовились отправить до нападения. Что наводит на мысли о...

- О том, что я подстроил почти смертельный удар в живот?

- Но не смертельный же.

- Хвала Двоим, нет. Но я был на краю, пан Тыньский, я видел тьму, уготованную всякому мужчине моих... интересов.

- Ни капли в этом не сомневаюсь.

- Но мершант есть мершант, - продолжал Август, проглотив оскорбление. - Даже на смертном одре я думал о делах и искал возможности. Провидение послало мне Майера, а я не смог отказаться. Такова натура моя, да и любого, кто хоть ненадолго задерживался в этих стенах.

- Бургомистр отнесется к этой сделке со всем возможным вниманием, Мельцевский.

- О разумеется. Я понимаю. И буду рад, если вы найдете убийцу. В этом же заключается долг городских властей.

Тыньский фыркнул и снова отвернулся. Гильдейский голова отправил в рот еще одну виноградину и устало развел руки в стороны.

- Закон на твоей стороне, Мельцевский, только вот стоит ли оно того?

- Сделка есть сделка. Между прочим, - Август встал, - об этой сделке уже ведомо Чик-Чик Петру, а уж он-то разнесет новости по городу. Даже захоти я все отменить - уже поздно.

Голова пожал плечами и еще глубже ушел в свое кресло, точно черепаха, прячущая голову и лапки в панцирь. Гильдия просуществовала без потрясений больше двадцати лет, и голове хотелось бы сохранить такой порядок до самой отставки. Август, которому старик не сделал ничего дурного, мог бы его пожалеть. Но деньги есть деньги, а риск есть риск. Насолить презирающим тебя мершантам и получить солидные барыши, а вдобавок получить реальный шанс оставить гильдию и вложить деньги во что-то новое и более прибыльное - неужели представься такая возможность любому из гильдейский, они не воспользовались бы ею?

Август раскланялся и вышел в коридор. У дверей уже столпились сплетники и торговцы информацией. Увидев Августа, Чик-Чик Петр замахал рукой и принялся подпрыгивать на месте, но мершант отмахнулся, взял неласкового слугу под руку и зашагал к лестнице. Это был миг его триумфа. Как и одна из картин в галерее Кунстмейстера, провернутое дело венчало карьеру, стало настоящим шедевром, повторить который вряд ли удастся в ближайшее время.

Осталось проверить корабль, нанять охрану - и можно переносить картины в трюм. Покупатели найдутся и в столице, и за пределами королевства. А это сотни, тысячи золотых, возможность предстать перед королями и кронпринцами, магнатами и епископами. Столько приятных хлопот впереди!

На улице хлестал дождь. Несмотря на раннее время, было темно. Тучи почти не пропускали солнечный свет. Август не стал выходить из-под козырька гильдии. Он прислонился к стене и принялся ждать, пока Марта пригонит экипаж. Тут-то и появился Чик-Чик Петр.

- Пан Мельцевский!

- Ну что там?

- Плохие новости.

- Разве? В сделку никто не поверил?

- Еще как поверили, особенно пан Ласк. Он сказал мне, чтобы я сказал вам, что он никогда не позволит вам выиграть. Вы не должны...

Краем глаза Август заметил движение слева. Вскрикнул и начал медленно оседать на мостовую слуга. Чик-Чик Петр закричал и бросился прочь.

- Тебя же предупреждали: ходи да оглядывайся, - сказал знакомый злой голос.

Потом живот снова пронзила боль. Новая. Безжалостная и незнакомая.

- А ведь я почти смог, - прошептал Август, падая. Мешко Ласк подхватил его и аккуратно положил на камни. Теплые пальцы провели по векам, закрывая глаза умирающего. Стало холодно и покойно. И очень не хватало Велько в этот самый последний, самый важный момент.