Шенондоа, дочь звезд.

В голове путалось, мысли метались бессвязными обрывками, стучались азбукой Морзе в виски – то в левый, то в правый, отдаваясь эхом в черепной коробке. Но это было полбеды! Совсем другое дело, что мысли эти причиняли такие адские муки, что ежесекундно, как казалось Плехову, вызывали взрыв боли, будто его долбили кувалдой по голове. Одно хорошо: после очередного, то звонкого, то глухого – «бам!», сознание исчезало, принося вместе с этим хоть какое-то, но облегчение. Сколько продолжалась эта пытка, Евгений сказать не мог – представлялось, что не то, чтобы часы, а годы или даже столетия.

Первой связной мыслью была:

«Кто же меня так по голове наладил?! Опять по бестолковке получил. Это становится какой-то нехорошей привычкой!».

Мысль эта хотя и была первой связной, но вызвала еще более непереносимый приступ боли, который вновь отправил сновидца в беспросветную, но облегчающую муть беспамятства.

Следующим этапом возвращения к осознанному состоянию была попытка открыть глаза. Пробовать-то надо было, как не крути! С болью он вроде бы уже притерпелся, или же эта сука стала поменьше – было непонятно. И вроде бы… Вроде бы даже получилось, но вспышка света, такая, казалось бы, невнятная и еле воспринимаемая, опять же упекла Плехова во всю ту же муть.

Следующая попытка вынырнуть то ли из сна, то ли из бессознательного состояния… Вот опять – какие-то образы в голове мелькали калейдоскопом: то какие-то бородатые горцы в папахах, то – орки с гномами, то – невнятные красотки, не опознаваемого облика, но все это мельтешение никаких умных мыслей не вызывало. Где он? Что он?

Тяжесть в голове немного улеглась, боль кувалдой по макушке бить перестала. Точнее, не так часто била! И даже отбойные молотки не долбили в виски так беззастенчиво. Открытие глаз показало всю ту же светлую муть, чуть более светлую, чем полная темнота предыдущего состояния. И в этой светлой пелене кто-то был: какие-то силуэты угадывались, даже вроде бы двигались. А еще доносился какой-то прерывистый бубнеж: бу-бу-бу. И снова через мгновение: бу-бу-бу…

«Это у меня что - мало того, что с глазами что-то не так, так еще и со слухом проблемы?! Нормально, чё! Очутиться в теле слепоглухонемого идиота – предел мечтаний. А вот не все коту масленица! Б-л-и-и-и-н… Хреново-то как!».

Долго ли, коротко… Долго ли сказка сказывается?

«Что-то на сказку это не похоже. Вот очнусь где-нибудь в «дурке», там меня и укольчиком порадуют. Красота! Лежи, пускай слюни и гадь под себя. Скажете – так не бывает? Ага… Много вы знаете, как оно бывает! Да и я сам – ни хрена не знаю. Но если мне так хреново – это же и на показаниях приборов должно отражаться, не так ли? Чего же эти мозговеды не выводят меня из сна принудительно? Хотя… Алла же говорила, что принудительный вывод очень не рекомендуется, чего-то там может нарушиться. И что теперь? Ждать? Ладно, будем ждать, а что еще остается?».

Евгений пришел в себя в следующий раз и первым делом принялся оценивать состояние. Было это состояние… Невнятным. Адские вспышки в голове вроде не беспокоили. Так, сильная головная боль, не более того. После того, что он чувствовал ранее – почти блаженство!

«Катарсис, мля!».

Вновь попытался открыть глаза. Где-то рядом, буквально на расстоянии вытянутой руки, кто-то взвизгнул, что-то грохнуло, резанул по ушам женский крик – и снова потеря сознания. Ну да, такие звуки ему противопоказаны: уровень децибел несовместим с его состоянием.

«Тишина. Хорошо-то, как, а? Никто не визжит, не грохочет, не орет. Лепота! И все-таки… Я – где? И даже так: я – кто? Ну и последний пока вопрос: я когда? Что есть у меня в том самом верхнем отсеке, по которому уже привычно получил чем-то тяжелым? Память-то есть или совсем все печально? Ретроградная амнезия? Придется косить под «ивана, родства, не помнящего», как это частенько делают все попаданцы?!».

Но в памяти все же что-то было. Правда, совсем уж коротко – просто фрагмент. Но этот фрагмент хоть что-то мог бы объяснить.

Густая растительность. Явно – Юг! Речка, точнее – ручей с каменистым берегом. Окатыши были разного размера: от мелких – с кулак, до изрядных валунов, прикрытых мхом. И память, и зрение сновидца показывало картинку, как его тушка перебирается через этот ручей. Быстро перебирается, практически бегом!

«Бегать по мокрым валунам в ручье – затея не умная, чреватая… Ну вот! Что и требовалось доказать!».

Где-то сзади и выше грохнул выстрел, опорная нога вдруг резко ушла вперед и вверх с предательского мха и… Темнота.

«М-да уж… Понятно, что ничего не понятно! То есть, мы с охотниками были на очередном выходе, да? Ну – это понятно. И что-то произошло, что заставило меня, в общем-то, уже не новичка в горах Кавказа, скакать по мокрым камням аки козлику. Потом выстрел и…

— Вот пуля пролетела и – ага!

Вот пуля пролетела и – ага.

Вот пуля пролетела, и товарищ мой упал.

Только непонятно – это мне в башку та пуля прилетела, или – в ногу, отчего я вмазался башкой в камни? Или было просто совпадение, которое явно свидетельствует: не хрен по мокрым камням бегать?

Если так подумать… Если подумать, то выстрел был не так уж и далеко. Метров… Метров в двадцати сзади стреляли, судя по звуку. И откуда-то сверху, да. И если бы это была пуля, то раскинул бы я мозгами как никогда широко. Или повезло гусару в очередной раз и ударило меня вскользь? Как говорил следователь Колобок, «ни-ч-ч-его не понимаю!».

Нет, ну я же где-то лежу, да? И что-то подсказывает мне, что лежу я не в ручье с холодной горной водой. Гораздо комфортнее лежу. Хотя…».

Стоило признать, что лежание его особо комфортным все-таки не было. Что-то упиралось в спину, давило. Кроме того, и затылок его… Его больной затылок тоже лежал неудобно: вроде и не камень, и не доска, но особой мягкости не ощущается! Тело затекло и ныло. На фоне этого нытья от затекших мышц, болью посильнее отдавало в спине и в затылке. Сильной болью: более терпимо в спине, и на самом краю терпимости – в затылке.

Пахнуло свежим воздухом, по лицу пробежал сквознячок…

Плехов приоткрыл глаза и сквозь ресницы попытался разглядеть вошедшего в помещение.

«Та-а-а-к… Резкость настраиваем. Настраиваем резкость. Во-о-о-т… Уже получше, да!».

Одним глазом смотреть получалось ловчее. И показывал этот глаз…

«Девчонка? Или совсем молоденькая девушка? Х-м-м… Наряд у нее какой-то странный!».

Но дело было не только в наряде. Хотя, и в нем тоже! На девчонке было напялено – иначе не назовешь – какое-то застиранное, потерявшее начальный цвет платье не по росту. Почему-то в голове появилось само собой определение: «ситцевое». А не по росту… Потому как было это платье пусть и ниже коленей, но…

«Сдается мне, что по-хорошему то, оно должно быть существенно ниже. Чуть не до пят. А почему так думаю? Да вот хрен его знает. Но если подумать, то кроме высоковатого подола, еще и явно короткие рукава!».

Но даже это старенькое платье не было самым бросающимся в глаза отличием девушки. Была она отчаянно-рыжей, девчонка эта. Ярко-рыжими, прям – огненными были ее волосы, заплетенные в две косы по сторонам; лицо довольно милое, несколько простоватое…

«Забавное лицо. Но милая, признаться, этакая забавная мордашка!».

И лицо это, чуть округлое, слегка курносое, было обильно украшено веснушками. Даже не украшено, а обильно отмечено солнышком. Голубые глаза, широко распахнутые в удивлении, лупали сейчас густыми рыжими ресницами.

«Рыжий, рыжий, конопатый, убил дедушку лопатой! Прямо какая-то… Пеппи – Длинный чулок!».

Но чулок на девчонке сейчас не было. У нее на ногах вообще ничего не было, босиком была Рыжая.

«Однако тоже показатель, когда почти взрослая девушка ходит босиком. Деревня какая-то, что ли?».

Само собой у Плехова вдруг вырвалось:

- Вотэ… Дринк, плиз!

«Ого! Это чего это со мной? Почему на английском?».

Девчонка взвизгнула от неожиданности, даже чуток подпрыгнула на месте и прижала ладошки к щекам.

- Дринк… Пли-и-из, - снова прохрипел Плехов.

Девушка, впрочем, быстро опомнилась, кивнула и, схватив какую-то кружку, принялась поить сновидца. Поила, надо признаться, плохо – торопилась, судя по всему. Вода проливалась мимо рта болящего, текла ему на грудь, на его лежбище. А девчонка все моргала растерянно, не отрывая взгляда от лица Евгения. Когда же он закашлялся, то она снова подпрыгнула и выскочила за дверь комнаты.

«Вот же… Коза!».

От кашля снова заломило голову, болью обожгло виски. Пришлось закрыть глаза и постараться успокоиться.

«Не напился же. Только губы и рот смочил. Зато всего облила, коза-стрекоза!».

Через пару минут где-то рядом затопали, заговорили громко и вроде бы удивленно.

«Странно! Английский. Причем какой-то странный английский: с таким акцентом где могут разговаривать? Да, выговор какой-то… Очень странно!».

В комнату завались сразу несколько человек: невысокого роста усатый старик, хмурого вида, с сурово поджатыми губами; паренек лет шестнадцати-восемнадцати, светловолосый и загорелый чуть не до черноты; какой-то мужчина, который остался у дверного проема. Из коридора выглядывала еще девчонка, но не рыжая, для разнообразия, не иначе. Рыжая, как раз-таки, прибежала назад первой.

«Пострела!» - неодобрительно хмыкнул про себя Евгений.

Дед смотрел на Плехова молча, а парнишка, явно взволнованно спросил у больного:

- Кид… Кидди! Х-м-м… Гюнтер, ты как себя чувствуешь?

«Гюнтер? Какой, на хрен, Гюнтер?! Кид, Кидди… Это что такое происходит? Что за сумасшедший дом?».

Было отчего опешить… Если Кид, то это же – ребенок по-английски? Тогда – почему Гюнтер? Это же немецкое имя!

«Все смешалось в доме Облонских! Как вопрошал как-то Пуговкин: «Это чего в моей камере происходит?!».

Не придумав ничего иного, находясь в полнейшем замешательстве, Плехов осторожно покашлял и снова проскрипел:

- Дринк, плиз…

Девчонка, видимо, успокоившись немного, или же из-за присутствия других людей, напоила его в этот раз куда как аккуратнее. Переведя взгляд на застывших в комнате, Евгений спросил:

- Где я?

Причем спросил уже осознанно, сам. Получилось поэтому – по-русски.

«Немая сцена! Занавес!».