Шестерёнки последнего рассвета. Акт 1. Том 3.

Пролог: Расскажи мне.

Лёгкий ветер гулял по бескрайнему зелёному полю, поднимая в воздух травинки и кружа их высоко-высоко, словно невидимые пальцы неба. Они ласково трепали светлые, словно спелое пшено, волосы Ани, мешая ей разглядеть голубизну над головой — такую же чистую, как её собственные глаза.

Девушка медленно поднялась. Культя мизинца на левой руке кольнула болью, но ощущение тут же растворилось, будто его и не было. Она окинула взглядом горизонт: бескрайнее море травы, сливающееся с небом, и лишь где-то вдали тёмной каймой виднелись леса.

«Где это я? Неужели... я всё-таки...»

Мысль оборвалась, когда её внимание привлекла одинокая скамейка с зонтом, а рядом — дерево с нежными зелёными листьями, медленно осыпающимися под дуновением ветра.

Аня машинально провела руками по земле, ища фотоаппарат.

Пусто.

— А где...? — прошептала она, поднимаясь.

Трава шуршала под ногами, пока она шла к скамейке — единственному ориентиру в этом зелёном океане. Подойдя ближе, Аня заметила маленький столик с фарфоровым чайником и двумя чашками.

«Почему две?»

— Здравствуй.

Голос прозвучал неожиданно — мелодичный, тёплый, словно знакомый. Она слышала его раньше... в кошмарах. В плену.

Аня резко обернулась.

На скамейке сидела девушка. Большие, почти бездонные голубые глаза, пепельные длинные волосы, развеваемые ветром, одежда, словно сошедшая со страниц старинной книги: длинный плащ, белый топ с глубоким вырезом, тёмно-коричневые брюки и ботинки на небольшом каблуке.

«Похожа на тот памятник в деревне... или мне кажется?»

Незнакомка молча смотрела на Аню, будто ожидая чего-то.

— Здравствуйте, — настороженно ответила та.

— Как ты себя чувствуешь? Присаживайся.

— Кто вы? Я.. умерла? — Аня сжала кулаки, готовая к худшему.

«Уж лучше сразу узнать».

— Ой, точно... — девушка с пепельными волосами смущённо улыбнулась. — Я Йона. Приятно познакомиться. И нет, ты жива. Это лишь подобие сна.

Аня без сил рухнула на скамейку, уставившись на свои руки. Девять пальцев.

«Жаль...»

— Ты расстроилась? — в голосе Йоны сквозило неподдельное недоумение и какая-то глубокая грусть.

— Не знаю... Наверное... да... — прошептала Аня, поднимая взгляд.

— Может, выговоришься? Расскажи мне всё. Я выслушаю.

Йона потянулась к чайнику и налила чай — сначала в чашку перед Аней, потом в свою.

— Я даже не знаю, с чего начать...

— Начни с чая.

Тёплая улыбка. Аня недоверчиво взглянула на чашку, но взяла её.

Красноватая жидкость, в которой плавали то ли травинки, то ли что-то ещё...

— Это травяной чай с ягодами, не более. Не переживай, — словно прочитав её мысли, ответила Йона.

Аня сделала глоток. Вкус лесных ягод и зелёного чая разлился по горлу, согревая изнутри.

И тогда она начала говорить.

О Тамакове, о белом свете, уничтожившем город. О Ларе, Айкторне и тенях. О Люмэ, о Маше, откусившей ей мизинец, чтобы спасти. О сектантах, о Лине, о плене... О том, что сделал с ней сектант.

Йона сжала чашку так сильно, что та треснула... но ни одна капля не успела упасть — трещина тут же затянулась.

— Спасибо... Ведь тогда это были вы? — неожиданно прервала свой рассказ Аня.

— Ты.

— А?

— Ну, не "вы", а "ты". Я не старуха же. — Йона рассмеялась, и на мгновение её глаза стали теплее. — И да, это была я. Продолжай.

Аня вздохнула и, сделав ещё один глоток, продолжила.

Она говорила обо всём — о деревне, о доброте её жителей, о нападении волков... О том, как убивала. О том, как её тело изменилось после плена.

Голос дрожал. Руки тряслись. По щекам текли кровавые слёзы.

А Йона слушала. Молча. Внимательно.

«Я в курсе всего, не волнуйся».

— Все твои родные остались в Тамакове? — наконец спросила она.

— Да... Остались только мы.

— А твои родители?

— Я их не знала. Они погибли... так говорил дедушка. Он и воспитывал меня.

Аня сжала кулак на груди.

— Ясно... Очень жаль...

Тишина.

Йона протянула ей платок.

— Держи.

— Спасибо...

Платок был мягким, простым, с вышитыми солнцем и бескрайними зелёными полями.

«Красивый...»

Аня вытерла лицо и снова взглянула на ткань.

Теперь между солнцем и полем красовались алые разводы — словно мост из крови.

— Знаешь... Я так устала. Устала думать... бежать... бояться...

— Понимаю. Я тоже много боюсь, сомневаюсь, переживаю. Это нормально. Но пойми... — Йона на секунду замолчала, будто подбирая слова. — Жизнь — это не только ужас и страх. Это ещё и любовь. Дружба. Хорошие моменты. Понимаешь?

Аня закрыла глаза.

И впервые за долгое время почувствовала, что её сердце бьётся чуть спокойнее.

Йона достала фотографию — ту самую, которую Аня сделала, когда Люмэ подарила ей проявитель и треногу.

— Вот, смотри... — она протянула снимок. — Это твои друзья. И парень, которого ты любишь.

Фотография в руках Ани внезапно показалась тяжёлой. Она сжала её чуть сильнее, ощутив лёгкую дрожь в пальцах. На пожелтевшем снимке — лица, улыбки: Виктор, Маша, Люмэ, Анаэль… и Лара. Все они, застывшие во времени, будто в параллельной реальности, где не существовало ни предательства, ни боли.

— Да, если взять Лару... Она совершала многое. И плохое, и хорошее. Но у всего есть причина, верно?

— Ну да... Ради Анаэля... — Аня провела пальцем по изображению, и в уголках её губ дрогнула тёплая улыбка.

Йона кивнула, её голубые глаза стали глубже, словно в них отражалось само небо.

— Вот видишь? Мир сложнее, чем кажется. Особенно в вашем возрасте.

Она откинулась на спинку скамейки, подняв лицо к облакам.

— Скажи... Что ты чувствовала, когда Виктор держал тебя?

Аня вздрогнула.

— Боль...

— И всё? — Йона махнула рукой, и с дерева сорвалось несколько листьев, закружившись в воздухе. — Уверена?

Тени промелькнули в глазах Ани.

— Ещё... тепло. Спокойствие. Радость... — её голос стал тише, а щёки слегка порозовели.

Йона усмехнулась, но в её улыбке была грусть.

— Я тоже когда-то так любила. И думала, что весь мир должен дать мне право на это счастье.

— А что случилось? — Аня наклонилась вперед.

— Он... предал меня. Нашу семью. — Голос Йоны на мгновение потерял мелодичность, став резким, как лезвие. — И я пообещала доказать, что он ошибался.

— Получилось?

— Пока не знаю.

Она долила чай в почти пустую чашку Ани. Странно, но её собственная чашка оставалась полной, будто жидкость в ней была бесконечной.

— Знаешь, если хочешь... Я научу тебя быть сильной.

Аня замерла. В чае плавали травинки, извивающиеся, словно щупальца. В отражении мелькнули лица друзей — и тут же исчезли.

— Я.. смогу защитить то, что мне дорого?

— Всё зависит от тебя. И от того, что ждёт в Йормуне.

— А что там будет?

Йона загадочно улыбнулась.

— Секрет!

Тишина.

Аня задумалась, скользя взглядом по горизонту. На мгновение ей показалось, что вдали мелькнули силуэты — Виктор, Маша, Люмэ, Анаэль, Лара...

— А если я перестану быть собой? — она поправила волосы, пряча дрожь в пальцах.

Йона положила руку ей на плечо, а затем нежно погладила Аню по голове, но её пальцы были ледяными.

— Ты, наоборот, станешь собой. Только сильнее.

Её глаза стали твёрже.

— Или ты боишься, что они отвернутся? Разве тот, кто любит, станет любить меньше, если за твоей спиной будут тени?

Аня сжала кулаки.

«Может, и правда? Если я смогу защитить их... то это всё равно буду я».

Ветер шумел в листьях, будто подгоняя её.

— Я... согласна. — Аня подняла голову. — Только... чтобы защитить их. Чтобы они не пострадали. Хорошо?

Йона улыбнулась.

— Хорошо. Ты сможешь вернуться сюда в любой момент — просто найди меня во сне.

— А как я вообще попала сюда? — Аня нахмурилась.

— Ты долго кричала и плакала, пока Виктор держал тебя. Потом уснула... А я позвала.

Йона провела пальцем по столу, оставляя за собой слабый светящийся след.

— Сюда — это куда? — в голосе Ани зазвучало недоверие.

Йона вздохнула.

— Это Изнанка. Вернее, та её часть, что я контролирую.

Она посмотрела прямо в глаза Ане.

— Это мои мысли. Мои чувства. И лишь сейчас... я смогла позвать тебя.

«Ведь сколько бы я ни звала раньше — ты не отзывалась. Пока не сломалась».

— Что?! — Аня вскочила. — Я... я представляла её иначе! Если судить по силе фотоаппарата...

— Вот так?

Йона щёлкнула пальцами.

Щёлк!

Мир перевернулся.

Чай в чашке почернел, травинки извивались, словно живые. Солнце погасло, небо стало кроваво-красным. Трава и цветы исчезли, оставив голую потрескавшуюся землю. А дерево превратилось в огромное щупальце, сжимающееся и разжимающееся в такт невидимому дыханию.

Аня вскрикнула, но её голос тут же потонул в гуле тысяч шёпотов, словно сама тьма поглотила этот звук. Затем она рухнула на землю.

— Ой-ой, прости! — Йона бросилась к ней, лицо её стало испуганным. — Я не хотела пугать!

Аня, тяжело дыша, посмотрела на неё.

«Она добрая... просто объясняла. Но если это ловушка?»

— Ничего... Я просто не ожидала. — Она попыталась улыбнуться, но губы дрожали. — А что... взамен?

— Взамен? — Йона нахмурилась.

— Цена. Ты же не просто так помогаешь?

Йона отвернулась.

— И правда... — её голос стал тише. — Я попрошу тебя помочь мне исправить одну ошибку. Не волнуйся — друзья не пострадают. Обещаю.

Аня сжала кулаки.

— Х... хорошо.

Йона улыбнулась, но в её глазах стояла печаль.

— Тебе пора. Он очень переживает. Не дави на него. — Йона подмигнула, и по её щеке скатилась кровавая слеза. — И скажи Анаэлю, чтобы берег компас. А Маше... чтобы не думала, будто она самая сильная.

Вспышка света.

Аня резко открыла глаза.

Движущийся потолок купе. Стук колёс. Тяжесть на ногах.

Она приподнялась и увидела его.

Виктор спал, склонившись к её коленям, крепко сжимая её руку. Его лицо было бледным, под глазами — тёмные круги.

«Торик...»

Она протерла опухшие глаза. На кисти осталось красноватое пятно — след от слёз.

Аня осторожно протянула руку и начала тихонько гладить его по голове.

За окном мчалась ночь.

Но теперь Аня знала — даже в самом ярком свете есть тени, которые могут защитить.

Аня глянула на фотоаппарат, стоявший на столике.

«Дедушка... знал ли ты о его силе?»

Старый «Зенит» с потёртым корпусом и трещиной на видоискателе выглядел совершенно обыденно. Но Аня уже понимала — в этом мире нет ничего по-настоящему обыденного.

Она потянулась к нему, но в последний момент остановилась.

— Он... всегда был со мной, — тихо сказала Аня, не отрывая взгляда от фотоаппарата. — Дедушка подарил его мне в детстве…

Голос дрогнул.

Голос Йоны раздался в голове.

— Интересно, правда? Как вещи, которые мы считаем просто вещами, вдруг оказываются чем-то большим.

Аня медленно взяла фотоаппарат в руки.

Холод.

Лёд, будто впивающийся в пальцы. Она едва не выронила его, но в следующий момент ощущение исчезло.

— Он реагирует на тебя, — сказала Йона. — Ведь теперь, когда ты его приняла, он стал частью тебя.

— Что это значит?

— Ты уже догадываешься.

Аня перевернула камеру, провела пальцем по замшелой коже футляра.

«Дедушка... ты ведь не просто так отдал его мне?»

Воспоминание всплыло неожиданно — будто кто-то резко перелистнул страницу в её сознании.

Тогда.

Раннее утро. Дедушка, сидящий у окна с этим самым фотоаппаратом в руках.

"Это твоё наследство, Анечка. Но пользуйся им осторожно. Плёнка — штука капризная. Одна ошибка — и кадр уже не исправить".

Она тогда не поняла.

— Он... предупреждал меня, — прошептала Аня.

Йона вновь заговорила.

— Возможно. Но теперь ты знаешь главное — он не просто фотографирует. Он забирает частички души, чтобы сохранить их. Навсегда.

Аня резко подняла глаза.

— То есть те люди на фотографиях...

— Они не просто исчезли. Они там.

Аня почувствовала, как по спине пробежали мурашки.

— Но... зачем дедушка...

— Может, хотел защитить тебя? Или... — Аня будто почувствовала тёплое дыхание Йоны, — подготовить.

Тишина.

Только тиканье невидимых шестерёнок внутри фотоаппарата, словно он был живой.

Аня сжала его крепче.

— Что мне теперь с этим делать?

— То, чему ты уже научилась. Фотографировать. Но теперь ты знаешь — каждый кадр будет решением.

Её голос был теплее обычного.

За окном вагона мелькнули огни какой-то далёкой деревни.

Виктор на её коленях пошевелился, но не проснулся.

Аня осторожно положила фотоаппарат обратно на столик.

«Значит, это и есть моя сила... и моя боль».

Аня вздохнула, снова взяла фотоаппарат и медленно навела объектив на спящего на её коленях огра.

Щелчок.

Но вспышки не было — только тихий, почти невесомый звук затвора.

Аня осторожно достала проявитель, её пальцы слегка дрожали.

«Всего минута...»

И вот — на бумаге проступает изображение — тёмные волосы, расслабленное лицо, крепкие руки, обхватившие её ногу.

Фотография мирно спящего Виктора.

«Тепло на сердце...»

— Видишь? — шепнул в голове голос Йоны, такой тихий, будто его унёс ветер. — Не каждый кадр должен быть потерей. Иногда... это спасение.

Аня прижала снимок к груди, закрыв глаза. В этот момент Виктор во сне крепче сжал её ногу, будто почувствовал что-то важное.