Шифтеры

Я слышал, как он посмеивается, копаясь в моём ранце.

— До чего же примитивная штука. Без меня они, похоже, вообще ничего изобрести не могут, — он прервался, чтобы отхаркнуть кровь.

— Готовься, парень. Я сейчас замкну контакты и захлопну крышку. У тебя будет десять секунд на последнюю проверку.

Я покрепче стиснул оружие:

— Надеюсь, больше никто не сунется.

Он вздохнул:

— Да уж, намусорили вы тут. Спасибо за укол. А теперь вали отсюда. Передай привет сам знаешь кому.

С характерным щелчком захлопнулся сервисный лючок ранца. Я повернулся, чтобы бросить прощальный взгляд на умирающего. Он улыбнулся и показал мне «о’кей». А потом мир вокруг меня исчез…

За день до этого, в другой реальности

— А можно было обойтись без этих? — я кивнул на двух здоровенных солдафонов, выдернувших меня с тренировки, чтобы привезти неизвестно куда.

— Можно, — лысоватый мужик в белом халате кивнул: — Но я предпочитаю простые и действенные решения.

— А ты, вообще-то, кто? — я посмотрел на него сердито. Обычно этого хватало, чтобы собеседник понял, что со мной шутки плохи: — Ты учти, я ведь и в суд могу подать.

— Свободны, господа! — хозяйским жестом отпустив десантников, мужчина задумчиво почесал бородку, видимо, обдумывая ответ: — Позвольте представиться, профессор Мордред Кларксен, директор международного института шифтинговых технологий. Вы, как я могу догадаться, Майк Покровски?

Я кивнул, раздумывая, а не свалить ли прямо сейчас, раз уж десантники ушли. Вряд ли этот очкарик сможет меня остановить.

— Даже не думайте скрыться, — покачался головой профессор. — Ведь я ещё не рассказал вам о нашем чудесном институте.

— Я как-то не горю желанием... С виду так у вас тут клиника. Все в халатах, — покрутив головой, я так и не обнаружил отличий вестибюля от больничного. Разве что только не было больных. Сплошь доктора и какой-то монумент в центре — вроде дерева с прямым словно столб стволом, от которого отходили многочисленные загнутые ветви. На высоте двух метров дерево рассекала стеклянная плоскость, шедшая параллельно полу.

Прищурившись, я разглядел надпись на установленной рядом табличке: «12 апреля 2027 года научный зонд успешно преодолел барьер инвариантности».

— Люблю это современное искусство, — я показал в сторону инсталляции: — Такое безумное.

— О, у нас много безумных вещей. Вам понравится, — собеседник одобрительно кивнул: — Идите за мной.

Не дожидаясь ответа, профессор двинулся в сторону лифтов. Я не нашёл ничего лучшего, чем воспользоваться его предложением, хотя я по натуре, вообще-то, человек не рисковый, можно сказать осторожный.

— Погодь, эй, как тебя там… Мордред, — пристроившись рядом, я попытался завязать непринуждённую беседу: — Я занятой. У меня спортивный режим. Вечерний прыжок ровно в шесть. А мне ещё летягу проверить нужно.

— Летяга? — Кларксен покосился на меня, нажав кнопку вызова лифта.

— Ну да. Костюм такой для прыжков без парашюта. У него между руками и ногами — мембраны, чтобы управлять падением.

— Чудесно, — учёный покачал головой: — И как же вы тормозите перед землёй? С помощью парашюта?

— Да я же тебе говорю — без парашюта, — я ещё подумал про себя «Ещё учёный называется!»: — Фишка такая: выпрыгиваешь с самолёта на десяти километрах и летишь в сторону первого батута. Он метров тридцать в диаметре — надо попасть ровно в него и прыгнуть — снова пролететь и уже в другой батут попасть, а там уже только в сачок упасть осталось...

— А если вы промахнётесь? Или, например, вас ветром снесёт? — хитро блеснув глазами, собеседник провёл меня в лифт и приложил большой палец к сканеру: — Двадцатый этаж.

Я не выдержал, заржал:

— Ну, ты даёшь, мужик! Чтобы я и промазал? Я вообще-то тренируюсь, чтобы не промазывать.

— Ну а всё-таки, а вдруг?

— Тогда в лепёшку, — ответил я серьёзнее: — Собственно, я пока единственный, кто этим спортом занимается. Первопроходец, так сказать. Можешь про меня в Википедии прочитать...

— Читал-читал... — Кларксен кивнул: — Поэтому-то я вас и выбрал.

Честно говоря, я немного отвлёкся от разговора. Лифт внутри был зеркальный, так что я залюбовался на своё ладное отражение. Немного поиграл бицепсами, подмигнул, улыбнулся своей коронной ухмылкой, поправил причёску и на прощание показал большой палец - мол, так держать, ты потрясный чувак! Профессор мои телодвижения проигнорировал. Завидовал, наверное, по-тихому, ботаник.

Правда, похоже, что на щеке собирался вскакивать прыщ — ещё бы, гормоны играют, как у мальчика, я ж спортсмен. Жалко, что бальзам остался в раздевалке, где меня прихватили эти армейские гориллы... Хотя, по правде говоря, я бы их раскидал, но их наверняка обучили разным грязным приёмам.

— Выходите же, — пока я изучал себя, учёный успел выскочить из лифта. Мы оказались в небольшом холле со стойкой и мощными дверьми, над которыми красовался плакат «Отдел глубоко зондирования». В приёмной сидела симпатичная мулатка, так что я не стал терять времени даром и, опершись на столешницу, промурлыкал: — Привет, детка! Ты не против глубокого зондирования?

— Vaffanculo, — она уткнулась в экран компьютера.

— Красивое имя, крошка, — я протянул ей руку: — Я Майк.

Проф, о котором я уже успел позабыть, настойчиво потянул меня в сторону двери: — Моя аспирантка говорит только по-итальянски.

— Горячая штучка, — согласился я: — А что она сказала?

Мордред прижал глаза к сканеру:

— Предложила вам пройти глубокое зондирование с самим собой.

Девушка за стойкой засмеялась в кулачёк, упорно смотря в монитор.

— Пока, симпатяшка! — помахав на прощанье, я прошёл за Кларксеном.

— Bastardo, — было последним, что я услышал от неё, прежде чем металлическая дверь захлопнулась, и меня ослепили прожекторы.

Механический голос произнёс:

— Снимается войд-слепок. Не двигайтесь.

— Вот чёрт! — я закрыл глаза ладонью.

— Нуль-шифт. Следов пребывания в войде не обнаружено, — произнёс тот же голос, и свет поубавили. Мы стояли в подобии шлюза — под прицелом двух крупнокалиберных винтовок.

— Позвольте вам представить, — не растерялся мой проводник, кивнув в сторону двух здоровенных скафандров, судя по всему, обитаемых: — Стражи Войда. Охраняют врата инвариантности — и здесь, и в войде.

Я и сам не маленький, но эти громилы действительно внушали.

— Алоха, пацаны, — я поднял руку в гаитянском приветствии, и прохладный металл дважды хлопнул меня по ладони, но стражи даже не двинулись с места. Просто они на мгновение потускнели, словно размывшись в воздухе, а секунду спустя уже стояли на своём посту — в тех же позах, что и раньше.

Мордред потащил обалдевшего меня через очередные двери.

— Быстрые ребята, — заметил я прочувствованно.

— К сожалению, они не подходят, — вздохнув, профессор пояснил: — Из-за паразитных ветвлений. Благодаря ним Стражи Войда превосходят любого, кто посягнёт на это место, но вдали отсюда паразитные ветвления будут уже не в их пользу.

— Слушай, Мордред, — я нахмурился: — Ты не забывай, что я не твой аспирант. Ты со мной попроще, ладно?

— Хорошо-хорошо. Всё равно мне нужно объяснить, зачем я вас сюда пригласил, — мы шли по длинному белому коридору с множеством весёлых табличек, благо со своим орлиным зрением я мог читать их на ходу — «Лаборатория квантовой неопределённости», «Сканер условного ветвления», «Подготовка шифтинга», «Войд-иммунизация», «Рокировочная», «Бритва Оккама», «Ультракороткие переходы. Внимание: парадокс идентичности!»

— Прикольно тут у вас!

— Вы хотели сказать «Прикольно тут у тебя?» — Кларксен пригласил меня в кабинет и усадил на кожаный диван. Я вежливо снял кроссовки и забрался с ногами, в то время как хозяин помещения позвонил по громкой связи: — Черилин, приготовьте мне и гостю кофе.

— Я не пью эту гадость, — прокомментировал я как можно громче: — Принеси мне минеральной воды и яблоко.

— Вряд ли у вас тут есть пророщенная пшеница, — я уже порядком проголодался, режим — все дела, к тому же неплохо было бы успеть к тренировке. Потрогав зарождающийся прыщ, я расстроился окончательно: — Дред, у тебя есть спирт с ваткой?

Поперхнувшись от моей непосредственности, профессор снова связался с секретаршей.

— Майк, а вы никогда не задумывались над тем, что могло бы произойти, пойди всё по-другому?

— В смысле?

— Ну, например, если бы в последних выборах президента выиграл бы не нынешний президент а, скажем, его оппонент?

Я прислушался к своему внутреннему голосу, но тот молчал:

— Я вообще на такие темы не думаю.

— Ну, предположим, что бы было, если бы вы промахнулись сегодня помимо этого вашего батута?

Вот ведь чудак! А говорит, Википедию читал!

— Я никогда не промахиваюсь, — ответил я на полном серьёзе. — У меня всегда — десять из десяти, в любом спорте, за который я ни берусь. То же самое дело с крошками, — понесло меня хвалиться: — Если я захочу, любая будет моей. Даже та figata в приёмной. Спорим?

— Похвально, что вы знаете итальянский, — Дред (честное слово, так лучше и короче, чем Мордред) неопределённо покривил губы: — Я счёл бы ваши слова пустой похвальбой, но данные проверены — вы единственный и уникальный в своём везении человек. Там, где другой свернул бы шею, вы выходите сухим из воды.

— В точку! — сложив руки на груди, я лёг поудобнее: — Ну, давайте, вещайте, доктор.

— Не буду играть с вами в интеллектуальные игры. Вижу, они не для вас, — он потёр переносицу и поправил очки: — Наш институт занимается ветвлениями реальности. Уже более сотни лет существует гипотеза, что параллельно нашей вселенной существуют другие реальности — отличные от нас в той или иной мере. Всё зависит от того момента, когда произошло критическое расхождение — мы называем это вилкой.

— Э? Я что-то не понимаю. Что за расхождение?

— Ну, допустим, вы выбираете, что надеть на очередную тренировку — красные треники или синие. В одной реальности вы одели синие, в другой красные. Со временем различия между этими двумя реальностями могут накопиться такие, что они пойдут своими уникальными путями. Может, лет через триста в одной из них люди уничтожат друг друга, а в другой покорят ближайшие звёздные системы. Понимаете?

— Класс! — я даже подскочил: — Хочешь сказать, что будущее всего человечества зависит от того, какие треники я одену? Я всегда догадывался, что всё, что я делаю — это очень важно, но насколько это решает, я понял только сейчас! Спасибо, проф!

— Что ж, — Дред улыбнулся: — Можно переходить к вещам посложнее. Вы видели дерево в вестибюле? Это схема параллельных реальностей. Ствол — это так называемая истинная реальность, а его ответвления — альтернативные развития истории. Мы смогли просканировать межвероятностное пространство в поисках этих параллельных вселенных и обнаружили что все они не старше двадцати пяти лет...

— Круто, как раз мой возраст! — вставил я, чтобы показать, что ещё не заснул со скуки. Спирт и ватку всё не несли. Время полдника уходило.

— Спасибо, это важнейшая ремарка. Поначалу мы, я имею в виду учёных, сильно расстроились. Нам-то хотелось посмотреть реальности, которые ответвились от нашей тысячи лет назад. Иные общества, другие карты мира, уникальные произведения чужих культур... Но мы не обнаружили ни одного, я повторюсь, ни одного ветвления старше четверти века. Появилась версия, что вселенные начали ветвиться сравнительно недавно, но потом открылось, что те вселенные, которые мы открыли, постепенно пропадают, и на их месте появляются другие — совсем свежие, ответвившиеся несколько недель назад... Вы улавливаете мысль? Майк? Майк!

— Что? А? — я задумался о том, что неплохо было бы попробовать в падении сделать пару раз иммельман — придётся прыгать ближе к батуту, зато выйдет прикольнее.

— Вы понимаете, что это значит?

— Вроде профессор тут ты, — я беззлобно огрызнулся и сделал вид прилежного слушателя. В колледже работало на ура, пока не выгнали.

— Хорошо, — Кларксен продолжил: — Текущая теория такова, что существует только одна реальность, которая длится вечно — истинная. Все её ответвления неизвестным образом отмирают через двадцать пять лет. Похоже, что на поддержание бесконечного количества реальностей у природы попросту не хватает энергии. И она выбирает одну из них, а остальные — отсекает.

— Риспект тебе и уважуха. Спасибо за лекцию, Дред. Я могу уже пойти? И где минералка? Обезвоживание вредно для пищеварения и иссушает кожу.

— Моя коллега, Черилин, как и я, видный учёный. Она могла отвлечься на важные опыты, — отрезал директор института.

— О’кей, о’кей. Просто я не врубаюсь, причём тут я.

— Я как раз пытаюсь всё к этому подвести. Но раз уж вы просите, постараюсь говорить покороче. Эти альтернативные вселенные начинают затухать через двадцать лет после ветвления. Мы чётко получаем сигнал от всех параллельных реальностей и месяц назад заметили, что одна из них не затухает, как это делают остальные. Она не затухает совсем. Вы понимаете, что это значит?

— Какой-то научный... — я напрягся в поисках умного слова: — сюрприз?

— Ещё какой сюрприз! — очевидно, моё слово пришлось ему по душе: — Сюрприз в том, что эта вселенная — истинная, а наша с вами — ложная. Мы в buka di culo, как сказала бы моя аспирантка. Нашей вселенной осталось существовать пять лет. И большая их часть придётся на затухание и распад. Собственно, относительно нормальной жизни осталось года полтора. Мы не можем знать, что начнётся потом — зонды, посланные в затухающие миры, не смогли функционировать дольше нескольких миллисекунд, но то, что они передали... Было отвратительным.

Я посидел для приличия ещё полминуты, а потом поднялся:

— Я пойду, мне уже пора.

— Вы, наверное, считаете меня безумцем? — встрепенулся учёный: — Я всё понимаю. В это трудно поверить, особенно не обладая специальными научными знаниями...

— Кларксен, — оборвал я его: — Я верю тебе, ты толковый и честный мужик. Я пока что ещё не разучился разбираться в людях. Ты сам сказал, что у меня осталось каких-то полтора года на всё то веселье, что я запланировал на ближайшие пятьдесят с лишним лет. Я не могу сидеть тут и тратить время на пустой трёп.

— Вы можете всё изменить, — донеслось от порога, и я, честно говоря, растерялся. Эта Черилин, она та ещё штучка, вся такая в белом халатике, чулках сеточкой и туфлях на шпильке с агрессивными острыми носами. С виду ей было лет сорок, но азиатка была в самом соку. Знай я её получше, я бы ни за что не повёлся, но тогда я попросту опешил.

Она прошла к столику и подала мне стакан с холодной минералкой и пиалу с проращенной пшеницей: — Пришлось использовать наш генератор паразитных ветвлений, чтобы её прорастить. Надеюсь, вам понравится.

— Ты меня спасла, конфетка, — я выпил воду мелкими глотками, как и положено, и неспешно принялся за пшеницу, поглядывая на то, как Черилин садится в кресло и закидывает ногу за ногу, чтобы я мог оценить, какие шикарные ножки скрываются под её халатиком.

— Позвольте представить вам Чери Лин Мей, моего ассистента, — Дред кивнул в сторону красотки, потом представил меня: — Майк Покровски, спортсмен-экстремал.

Я тут же запротестовал:

— На самом деле я никогда не рискую. Я выбираю всё безопасное...

Готов поклясться, она меня поняла, но не подала вида.

— Майк, а что означает ваша фамилия? — спросила она негромким грудным голосом.

— Это что-то русское... Как-то связано с кожей, ну типа кожаный. А ваша фамилия?

— Нефритовая слива, — она неспешно вынула из кармана пачку и закурила тонкую ментоловую сигару. — Если хотите, можете звать меня А-Хи. Это значит Речка.

— Черилин, спасибо, что присоединились к нам, — Дред, похоже, решил подпортить мне всю малину. — Расскажи нашему гостю о проекте «Бритва Оккама».

— Вы слышали о Габриэле Кравице? — Черилин выпустила плотное колечко дыма.