Шкапная полка №3

Пайц-За

Пайцза: Janan ибн Janān* Эль Кусúн.

* Janan – могила, т.к. она скрывает умершего, или саван. Janān – сердце, т.к. оно скрыто в груди (Ибн Манзур. Лисан ал-'араб).

Эль Кусин – я, в переводе на дирхемы.

Письмо Ангелу

Решиться сказать «встань и ходи» многие дерзали, но немногие были избранны, и каждое слово их иссекало души пытающихся вслушаться тем самым, некогда привнесённым к нам, острым с обеих сторон мечом.

Любому из Ангелов – напиши: стал голод в тебе и взалкал ты, и отправился искать утоления в место, где ищут все побродяжники мiра, – в город людей; и городу даны были хлебы и с ними слово, что всякий вкусивший познает жизнь вечную; и вышли люди из домов в улицы, и приняли они хлебы с радостью и вкусили, и стали ждать; но в ту же минуту вошли в них сомнение и страх: сомнение в истинности сказанного и страх смерти; и семь миллиардов населявших ту землю и вошедших в город испытали сомнение и страх, и уверовали не в обетованную им радость вечной жизни, а в сомнение и страхи свои, и убоялись; и кто в первую минуту не усомнился и не убоялся, соблазнились увиденным, усомнились и убоялись пуще первых усомнившихся; и пал мiр «церебрального общества», «общества мозговой коммуникации», пал на счёт о'семь, и уже окончательно, вместе со всеми своими героями и пофигистами.

Не в фокусе

Ты – это я, но я – отнюдь не ты.

Суинберн

Был-жил один человек, с кем ни встанет рядом – кругом кричат: «Да вы братья!»

Глядит человек, глядит ставший рядом – верно, сходство больше удивительного.

Но вот странность: подойди кто сам к нему, к этому человеку-то, хоть тот же, что только что сравнивался, да чистейшие зеркала приставь, лучших физиономистов назови, а похожести ни на грош.

Шепчут у нас по углам, что одному Богу известно, как (и кому) такие фокусы удаются.

Звуки Ду

В 2015-м Гиллана (который Gillan из великой «Тип Пёрнул») спросили:

Есть ли будущее у рок-н-ролла?

Ian Gillan ответил: «Нет, все кончено. Рок-н-ролл настолько ослабел за последние 40 или 50 лет с каждым новым воплощением. Это потеряло свой смысл. Я не имею в виду, что группы все ещё не могут формироваться, играть и развлекать – особенно если они играют от чистого сердца, – но дух, суть рок-н-ролла просто не та, что была раньше».

Долгий процесс умирания.

На похоронах обойдутся без покойника: истает к часу.

***
Но вот что подумалось: ладно – рок-н-ролл, но ведь того духа, о котором Гиллан затосковал, не слышно – мне не слышно! – ни в джазовом новоделе, ни в симфоническом, ни в камерном, ни «даже» в эстраде, обляпанной клеймищем «попса».

Ноты берутся, голоса звучат, инструменты изощряются, а…

Давненько не слышал я ничего яркого, запоминающегося, узнаваемого с первых тактов.

Нового, не каверов и перепевок, «переосмыслений».

Если и правда, что, по вере музыкантов-музыковедов, первой музыкой сего-того света были шаги Господа по Эдемскому саду пред тем как открылось первое преступление – яблочное, то что? Дух людей музыки покинул? Наказание восходит к полноте оглушения?

Положенный предел достигнут?

Или великий дух взял передышку, паузу тишины, в которой иные и не столь давно и «авангардно-парадоксально», помнится, искали свою музыку, свои предел и передел?

А поцеловать?..

ЛитПрилог

Пришвин, Михаил… Из Третьего сословия, из купцов. Марксист («антибольшевик»), агроном, журналист и путешественник, военный корреспондент и… философ, причём – религиозный. *

Наконец, библиотекарь, учитель, фотограф, писатель.

Преизвестнейший. В текущей школьной программе, осколочками битого зеркала. Прекраснейшие тексты натуралиста от Бога.

Многогранная личность, о писательстве своём высказавшийся так:

«Я – бесплатное приложение к русской литературе».

Впрочем, здесь – только одна из граней, именно «религиозно-философская»; прочитываю:

«Пришвин возил Вячеслава Иванова к одной из хлыстовских “богородиц”, а потом эта молодая красивая женщина, с головы до ног укутанная чёрной шалью, сидела на лекции знаменитого поэта-эллиниста, вызывая мистический интерес у членов собравшегося тут общества новых питерских интеллектуалов. Он же, Пришвин, зазвал к хлыстам Блока, и хлысты приняли поэта как пророка…»

Так и вижу: … гм, радеет сестробратия, не до потребств. Нынешним до этаких высот не дотянуть: кишка тонка. А тогда и туда, в хлысты-скопцы, чуть не всем писательско-философическим скопом ездили, весь, почитай, наш русский «Серебряный век».

«Истины» алкали. Страстно.

Eternal lovers.
Нынешние православные интеллигенты любят блудных сыновей русской идеи примером ставить, цитатничать на доверии, напропалую. Жвакать.

Куда денешься! Вот, приятель грянул замечательнейшей максимой: «Автор какой-нибудь посвятит всю свою жизнь решению какой-нибудь проблемы, а проблемка-то подставная, и система координат подставная, и ссылки на работы предшественников – подставные, и так далее...»

Уверуют детишки, а там – фейк, подстава. И вот такая – на все 225 процентов, как не бывает, и всё же на том мир стоял, стоит и стоять ещё сколько-то будет.

Если Бог даст. Eternal lover

Чорное серебро господа не моего.

***
Наброском в бестиарий: Непришейлыст. (Место обитания, внешность, повадки и проч. – отдельно.)

*В 1909 году Михаил Пришвин становится членом Санкт-Петербургского религиозно-философского общества. Там же, в учредителях и докладчиках – Лосский, Розанов, Мережковский, Струве, Керенский, Бердяев…

Как же они блудили, серебряные наши.

Джентльмен

О Фёдоре Сологубе (Тетерникове), «певце порока и мутной мистики» философ Василий Розанов: «кирпич в сюртуке».

Лейба Шестов: «Если теперь, – писал он, – Сологуб говорит, что он не хочет ни воскресения, ни рая, - можно ли быть уверенным, что он завтра повторит то же своё утверждение или, быть может, он завтра всей душой устремится именно к воскресению и к раю и не захочет ничего из прошлого предать забвению?.. Но всё же преобладает в Сологубе одна мысль: он знает, что там, где большинство людей находят своё, для него ничего нет. Жизнь кажется ему грубой, пошлой, лубочной. Он хочет переделать её на свой лад – вытравить из неё всё яркое, сильное, красочное. У него вкус к тихому, беззвучному, тусклому. Он боится того, что все любят, любит то, чего все боятся. Он моментами напоминает Бодлера, который предпочитал накрашенное и набелённое лицо живому румянцу и любил искусственные цветы».

Сатанист (не оценочное суждение – факт от современников) Серебряного века пытался выехать из страны Советов, но не случилось. В феврале 1924-го праздновалось 40-летие писательства Сологуба; на торжествах были «все»: Мандельштам, Ахматова, Замятин, Кузмин, Белый…

Из показаний свидетеля: все радовались, «как будто все забыли, что живут при советской власти».
А может и не думали забывать. Ленина только, только «проводили в последний путь». В 1926-м «мелкого беса» Сологуба (из крестьян) изберут председателем ленинградского Союза писателей. Павлинов на дворе не разведёшь, но и не с наволочкой Предземшаровой по полустанкам. Опять же, если цветы искусственные, то и павлины набиты ватой.

Если мёртвых подкрашивают, то это кому-нибудь нужно?

Умер Сологуб в 1927-м.

Похоронен на Смоленском православном кладбище в Ленинграде (не Санкт-Петербурге).

***
Живы дети, только дети, –

Мы мертвы, давно мертвы.

Смерть шатается на свете

И махает, словно плетью,

Уплетенной туго сетью

Возле каждой головы,

Хоть и даст она отсрочку –

Год, неделю или ночь,

Но поставит всё же точку

И укатит в чёрной тачке,

Сотрясая в дикой скачке,

Из земного мира прочь.

Торопись дышать сильнее,

Жди – придет и твой черед.

Задыхайся, цепенея,

Леденея перед нею.

Срок пройдет – подставишь шею, –

Ночь, неделя или год.

Самое, наверное, жизнетвердящее в товарище Сологубе.

***
Наброском в бестиарий, очерёдно: «мелкий бес» Сологуб – Стетервятник.

Розанов – Розенлев протейный, холодильно ходульный.

Шестов – Розенлев шесторогий, молодильно модульный.

Скачкѝ

Ж.-Ж. Руссо: «Первая награда справедливости – это сознание, что мы поступили справедливо».
Йопэрэсэтэ и волшебное мля! То есть, если «мы», которые всегда «я», или «мы» как тройка особо уполномоченных (кем-то) лиц, своего рода «святая троица», то «наше» («моё») сознание и есть мерило «справедливости».

Позднее наследник Жан-Жака переформулует: «Учение Маркса всесильно, потому что оно верно» (Три источника и три составных части марксизма, В.Ленин).

Иммануил Кант учил всё-таки вернее Маркса: «Когда справедливость исчезает, то не остаётся ничего, что могло бы придать ценность жизни людей».

Потрясающе, если вдуматься. Перевод с кенигсбергски-кантовского на язык Великой среднерусской возвышенности: когда исчезает надежда на то, чего нет и не может быть нигде и никогда, от человека ничего не остаётся.

По слогам: ни-че-го. Или: человек – это пустышка надежды.

И тем не менее, Кант твердил это великое ничего: «Царство Божие придёт к нам только тогда, когда церковная вера с чудесами, таинствами и обрядами заменится верой разумной, без чудес, таинств и обрядов».

Отчего-то думается мне, что увидь Кант очию явление веры «разумной, без чудес, таинств и обрядов», он бы удавился в тёмном чулане, в петле на гвóздике.

Но…
День и ночь at the Races: качкѝ не терпят безделий.

***
«…Странная симфония. Поют турецкие напевы, в них вплетается русская шарманочная "Разлука", стоны уличных торговцев, гудение трамваев. И вдруг загорается Константинополь в предвечернем солнце. Виден господствующий минарет, кровли домов. Стоит необыкновенного вида сооружение, вроде карусели, над которым красуется крупная надпись на французском, английском и русском языках: "Стой! Сенсация в Константинополе! Тараканьи бега!!! Русская азартная игра с дозволения полиции". "Sensation a Constantinople! Courses des cafards. Races of cock-roaches". Сооружение украшено флагами разных стран. Касса с надписями: "В ординаре" и "В двойном". Надпись над кассой нафранцузском и русском языках: "Начало в пять часов вечера", "Commencement а 5 heures du soir". Сбоку ресторан на воздухе под золотушными лаврами в кадках. Надпись: "Русский деликатес - вобла. Порция 50 пиастров". Выше – вырезанный из фанеры и раскрашенный таракан во фраке, подающий пенящуюся кружку пива. Лаконическая подпись: "Пиво". Выше сооружения и сзади живет в зное своей жизнью узкий переулок: проходят турчанки в чарчафах, турки в красных фесках, иностранные моряки в белом, изредка проводят осликов с корзинами. Лавчонка с кокосовыми орехами...»

(М.Булгаков. Бег.)

Страна блаженных

Я знавал одного англичанина, который предпочёл повеситься,

лишь бы не завязывать каждое утро галстук.

Гёте

Все люди как люди, а мы как мыслете.

Пословица

Позвонил друг любезный, из заграничного далёка, с час, наверное, мы с ним трепались о пустяках, а под занавес он говорит:

- Обещай объяснить мне, при случае и по возможности коротко, отчего в России случилась революция.

- Какая из них?

- Та, что в феврале семнадцатого...

Конечно, я обещал, и конечно, не зная, как обещанное исполнить. Но вдруг припомнилось, что у Мориса Палеолога, кажется, есть запись о том, что за пару дней до переворота собрались у Керенского подельники и решили, что революция в России невозможна.

Осталось приложить к сему Блоковское «и невозможное возможно», накрыть Тютчевским «умом Россию не понять», и вывести, что налицо одно из страшных чудес света (чудеса ведь не обязательно добрые), и что «революция» была делом дурацким, сварганенным руками дураков (умным у нас чудеса не даются), а также – что банальное «Страна Дураков» самое подходящее с тех пор для России название.

Для меня подходящее, потому всегда я числил себя в дураках, вопреки тому, что предки мои и до Февраля в умных ходили, и после, со всею безнадёгой, не воевали ни на одной из умных сторон.

Однако, поразмыслив малость, опроверг изложенное, признал ошибки и внёс исправления. Незначительные, на первый взгляд, коснувшиеся только «вывески», но в корне поменявшие «дурацкое» дело: Россия – Страна Блаженства (как отдыха) и Блаженных (как от ума, горя от него натерпевшись, отдыхающих).

Известно ведь об умных: на их детях (тем более на внуках и правнуках) сама Природа отдыхает.

Такой вот вышел у меня «английский» (или «столыпинский»?) галстук. Не решил пока – дружку отдать или себе оставить.

P.S. (Рассказывают, будто известный Сергей Аверинцев имел привычку объявлять перед звонком: «Кончая лекцию, мне всегда хочется сказать: а может быть, всё совсем наоборот». И то правда: как дураку вроде меня разобрать «преданья старины глубокой», если я, было дело, из одной только дурости, мог целую ночь напролёт учиться галстук завязывать, да не одним узлом, а несколькими, правда – последовательно, на разных галстуках. Как наутро на одном из них не повесился – ума не приложу.)

Суд Судов

... плохих людей всех убивать,

а то хороших очень мало...

Мы... осиротели от врагов.

Андрей Платонов

Когда прейдут последние сироты, Отца миры-младенцы обретут, окончится великий суд Природы, никчемный в неизбывном страхе суд.

Примерно так мог бы прокомментировать Платоновских героев другой великий русский – Фёдор Тютчев. «За неимением» сам, анахронизируя, накруговертил.

Огарев – Анненкову: «Вы говорите, что стихи Тютчева выше всей лермонтовской поэзии. Нет, Аннненков! Нет того sui generis* склада, никому иному не принадлежащего, который есть у Лермонтова и составляет особенность, производящую сильное впечатление. А по мысли много выше». - П.В. Анненков и его друзья. Литературные воспоминания и переписка. 1835 – 1854. СПб., 1892. С. 642.

Мысли sui generis у меня у самого хватает. В другой раз стану Лермонтова демонически круговертить. Но Тютчев-то как хорош: и пьяница, и бабник, и философ при том. Русский. Ну, точно я в молодости.

* своего рода (лат.).

Чулан спасения

Дети лейтенанта Шмидта памятны. Республика ШКИД, с «у кошки четыре ноги» в исполнении Мамочки, тем более. Хорошо бы узнать публике и помнить, с чего пошли «на Руси» детские дома.

«После смерти царевны Натальи [любимой сестры Петра Великого. - Л.] Пётр приказал в её богадельне [устроенной ею в Петербурге. - Л.] воспитывать подкидышей, для которых был с улицы устроен чулан, куда могли приносить детей, не объявляя об их родителях». - М.И. Пыляев. Старый Петербург. Рассказы из былой жизни столицы. СПб., 1990. С. 41.

Железная поступь эволюции

«Движенье – жизнь», – сказал мудрец.

Замечу: для животного. Животное, зверь, реализует свою жизнь, живёт в движении, отсюда и наблюдаемая человеком в животных грациозность движений, их точность, ловкость и проч.

Человек, отходя от животной природы своей, поставил между движением и собой инструмент, этот материальный символ человеческой, хитроумной лени. Во многом инструмент помог человеку превзойти животное – и в скорости, и в ловкости, и в грации, и в точности, и в разрушительном действии своём.

Мысль есть первый и главнейший инструмент в человечьем арсенале: мысль, в потенции – материальна.

Теперь инструмент пошёл по пути, некогда проложенному человеком в бегстве от самого себя, от своей природы: инструмент «научился» самостоятельному движению и осваивает это искусство всё больше и лучше.

Хуже того: инструмент подбирает себе новую плоть.

Собственно, инструмент выполняет изначально в него человеком вложенное – избавляет человека от необходимости двигаться самостоятельно, то есть – жить.

И это величайшее из противуречий мира сего.

По человечьей мерке, разумеется.