Шоколад не виноват

Михаил Фонвизин, по батюшке Иванович, с самого детства имел страсть к сладостям. Это пристрастие было настолько сильным, что определяло многие его поступки и даже, в какой-то мере, характер. Отец, Иван Федорович, происходивший из знатного рода купцов, всячески поощрял эту слабость сына. Он видел в Михаиле продолжателя семейного дела, а потому не скупился на то, чтобы радовать его.

Постоянно привозили Мишке сладости из разных стран, чтобы побаловать своего единственного сына. Тут были и турецкие лукумы, и французские мармелады, и итальянские цукаты, и даже диковинные азиатские леденцы. Мишка пробовал все это с огромным удовольствием, смакуя каждый кусочек и запоминая вкус.

И сейчас, во взрослом возрасте, Михаил Иванович, сам купец второй гильдии, не утратил свою страсть к сладостям. Время шло, мальчик вырос, а любовь к конфетам, пирожным и прочим лакомствам оставалась неизменной константой в его жизни.

Пару лет прошло как француз полностью был разбит где-то в Голландии. Европа вздохнула с облегчением, словно с плеч свалился тяжкий груз. Империя стала отходить от войны. Экономическая жизнь налаживалась, торговые связи восстанавливались, и Михаил Иванович все чаще стал наведываться во Францию со своей торговой миссией. Он закупал парфюмерию, шелковые ткани, модную одежду и обувь, а также вино, шампанское и другие деликатесы Европы .

Но главным товаром был, конечно, шоколад. Он заказывал лучшие сорта, привезенные из разных уголков мира, тщательно выбирал каждую плитку, будто речь шла о драгоценном камне. Если бы была его воля, то он бы все торговое судно загрузил только шоколадом, ведь для него это не просто товар, а воплощение мечты .

Вроде и взрослый мужчина, но не мог он никак отказаться от своего любимого лакомства. Шоколад был его слабостью, его утешением, его наградой после удачной сделки или просто способом поднять себе настроение в хмурый день.

Но эта история начинается с этого момента.

Однажды, находясь на приёме у одного из своих партнёров, купца чином поменьше, обсуждая свои дела, в комнату зашла девушка, и Михаил не мог оторвать от неё взгляда. Стройная, с тонкими чертами лица и большими выразительными глазами, она казалась воплощением грации и изящества. Её платье, простое, но элегантно ниспадающее складками, подчёркивало лёгкость движений, словно она парила над полом, а не ступала по нему. Волосы, цвета спелой пшеницы, были собраны в свободную причёску, из которой выбивались локоны, обрамляя бледное, почти фарфоровое лицо.

Михаил, обычно уверенный в себе и собранный в деловых беседах, вдруг почувствовал, как слова в его устах замирают. Купец, заметив его рассеянность, улыбнулся уголком рта и продолжил монолог о поставках тканей из далёких земель, но Михаил слышал лишь отдалённый гул голосов. Девушка, подойдя ближе, грациозно поставила поднос с кубками на стол и, не поднимая глаз, произнесла тихим, мелодичным голосом: "Ваше вино, господа". Её пальцы, тонкие и бледные, слегка дрожали, соприкасаясь с серебряной посудой, и это едва уловимое движение тронуло что-то глубокое в душе Михаила.

Он так и остался стоять с открытым ртом, провожая ее взглядом. Сердце его, привыкшее к спокойному ритму купеческой жизни, вдруг забилось как у юнца. Он словно заново родился, увидев эту незнакомку.

Но все же он смог прийти в себя и присел в кресло, издавая при этом натужный звук. Вес его был немалый, и мебель не всегда выдерживала такое испытание.

– Что за дивное создание только что проплыло передо мной, друг? – Михаил Иванович не мог скрыть восхищения.

– Дочь моя, Анастасия, – промолвил купец, слегка потупившись.

– Анастасия… – Михаил Иванович медленно повторил имя, смакуя его, словно горьковато-сладкий шоколад. – Скажи на милость, этот прекрасный цветок уже кем-то сорван? Есть ли жених?

– Да куда там, – купец вздохнул. – Девка с норовом, знатные женихи пороги обивали, а ей все не мило, видите ли, по любви подавай. А на кой ляд эта любовь сдалась? Кому нужен тот, у кого мошна потолще. Без денег нынче никуда.

– А как тебе размер моей мошны? – В голосе Михаила Ивановича звенела уверенность, отточенная годами успешной торговли. Он знал цену своему богатству и не стеснялся этим козырять.

– Ваша мошна – в самый раз, да и вы сами человек видный. За честь почту породниться с таким человеком, – почти заискивающе ответил купец, и глаза его опасно блеснули. Он предвкушал, как брак дочери с Михаилом Ивановичем упрочит его положение и избавит от финансовых забот. Еще бы, такую возможность упускать нельзя!

– Ну, тогда решено. Поговори с дочерью, скажи, ни в чем нуждаться не будет, заживет не хуже знатных француженок и немок, – с нажимом произнес Михаил Иванович. Он привык к тому, что его желания исполняются, и не сомневался, что купец убедит дочь. Ну, а если упрямиться станет, он ее осчастливит, осыплет дарами. А коли и это не поможет… запру ее в четырех стенах. Его деньги – его правила.

– За месяц управишься? – Михаил Иванович уже предвкушал победу.

– Постараюсь, – Купец ударил Михаила по руке, заключая сделку. Ладонь его взмокла от волнения и жадности, как от страха на пожаре.

– И вот… передай дочке в знак моего почтения. – Михаил Иванович извлек из саквояжа огромную плитку лучшего французского шоколада, настоящее произведение искусства. Она была обернута в тончайшую золотую фольгу, а сверху сверкали рубины, сапфиры и изумруды, выложенные в причудливый узор. Такого Анастасия точно в жизни не видывала. Не каждый день делают предложения, подкрепленные таким богатством! – Надеюсь, это хоть немного подсластит ее решение! – произнёс он, самодовольно усмехаясь. Михаил был уверен, что перед таким соблазном не устоит ни одна девица.

Ровно через месяц Михаил Иванович в лучшем своем необъёмном рединготе стоял в доме купца, уверенный в своем превосходстве, готовый назвать дату свадьбы. Он представлял, как будет осыпать молодую жену драгоценностями, возить ее в Париж на лучшие балы, исполнять все ее прихоти.

Из-за двери показался купец, его поникший, даже испуганный вид насторожил Михаила. В голове промелькнула тревожная мысль, неужели что-то пошло не так? Неужели все его планы рухнут в одночасье?

— Тут такое дело, — замялся купец, переминаясь с ноги на ногу. — Анастасия, она… она…

— Да что ты мямлишь, черт тебя дери! — не выдержал Михаил, рявкнул так, что купец вздрогнул. — Где моя невеста?

— Михаил Иванович, ну как вам сказать… баба — дура, ей-богу дура! Своего счастья не разумеет! Говорит, не люб ты ей. — Купец вжал голову в плечи, словно черепаха в панцирь.

— Это ты чего удумал, подлец? — Михаил Иванович схватил купца за шиворот, как котенка. — Мы, пес, по рукам ударили! Ты что, с бабой своей совладать не можешь? Отцовское слово сказать не в силах?

— Да говорил я ей! Богом клянусь, говорил! Дура она и есть! — взмолился купец, пытаясь вырваться из цепкой хватки разъяренного Михаила.

Михаил тряс купца, будто грушу.

— Чем не мил?! — ревел Михаил. — Что она сказала?!

Словно обессилев, он вдруг поставил испуганного купца на землю, но тут же снова взревел:

— Чем же я не мил ей?! Денег — куры не клюют! Да любая на ее месте счастлива была бы!

Купец, и без того щуплый, съежился еще больше, словно таял на глазах.

— Зубы! — выпалил купец, стараясь перекричать Михаила Ивановича.

Михаил осекся.

— Зубы? — переспросил он, сбавив тон.

— Да, зубы. Смотрит снизу вверх, — Купец нащупал в себе остатки храбрости. — И говорит, мол, у Михаила Ивановича передних зубов нет! А я ей говорю: «Дура ты, баба! Михаил свет Иванович — золотой человек! Да эти зубы ему и не нужны! Не крестьянин, чай, чтобы корку грызть! Самый видный жених!» Да я, говорю, мамку твою отдал бы, если бы Михаил Иванович попросил! А ты, блаженная, все в никакую!

Дальше Михаил его лесть слушать не стал. В голове гудело от обиды и унижения. Он, Михаил Иванович, богатый, уважаемый купец, отвергнут из-за каких-то зубов! Да если бы он знал, неужели поскупился бы на лучших цирюльников Европы? Но кто бы мог подумать, что именно в этом будет заключаться проблема.

Его страсть к сладкому не только придала объема его телу, но и, увы, испортила зубы. Не было в этом тайны, но еще никто не смел сказать ему в лицо об этом. Наверное, просто боялись. Боялись его гнева, его влияния, его денег. А эта девчонка, Анастасия, значит, не боится… Или просто слишком глупа, чтобы оценить открывающиеся перед ней возможности.

Михаил Иванович отодвинул от себя купца. В глазах его полыхнула решимость. Что ж, раз так, придется действовать иначе. Не зубами едиными жив человек. Он покажет этой строптивой девице.

Уходя, он крикнул купцу: "Ждите, скоро вернусь!"

И перешагнул порог с твердой решимостью. Обида жгла его изнутри, но гнев подстегивал. Он покажет этой девчонке, чего стоит Михаил Иванович! И зубы тут не помеха.

Используя свое влияние и связи, к нему один за другим стали прибывать лучшие цирюльники империи. Он готов был выложить любое состояние, лишь бы вернуть себе утраченное достоинство и покорить сердце (или хотя бы волю) своенравной Анастасии.

Но все было не то. Один предлагал вставить зубы из слоновьего бивня. Цена была огромной, но деньги для Михаила Ивановича были не важны. Ему было важно время! А цирюльник говорил, что это займет очень большой срок, месяцы кропотливой работы.

Столько Михаил Иванович ждать не мог! Ему нужно было как можно быстрее вернуться в дом купца и показать этой наглой девице, что деньги могут все. Что власть и богатство способны затмить любые физические недостатки. Что он, Михаил Иванович, достоин ее, несмотря ни на что.

Приходили и другие мастера, предлагали мосты из золота, чудодейственные эликсиры для укрепления десен. Но все было либо слишком долго, либо слишком ненадежно. Время шло, а Михаил Иванович сгорал от нетерпения. Он хотел триумфа, хотел мести, хотел доказать всем, и прежде всего себе, что он все еще хозяин своей судьбы.

В очередной своей торговой поездде в Европе, гуляя в провинциях Голландии, и уже почти решился по возвращению на родину заказать эти проклятые зубы из кости и ждать, сколько церюльник запросит, как вдруг… Впрочем, обо всем по порядку. Месяц странствий по дорогам Голландии утомил, но наградил щедрым уловом – редкие кружева из Антверпена, изящные делфтские вазы и несколько бочек отменного ламбика, за которые московские купцы, зная их вкус, не поскупятся.

И вот когда его торговое судно было уже загружено и готово к отправке, Михаил Иванович стоял в порту, окидывая взглядом мачты и суету грузчиков. Солнце клонилось к закату, окрашивая воду в багряные тона, обещая попутный ветер. Предстояло долгое плавание обратно , где его ждали несметные барыши от продажи заморских диковин.

Михаил Иванович погрузился в предвкушение прибыли, как кто-то дернул его за рукав. Михаил вздрогнул то ли от испуга, то ли от неожиданности, и тут же увидел перед собой оборванного галланца. Он выглядел маргинально, словно тень, выползшая из самых темных закоулков портового трактира. Его лицо, изрытое шрамами и морщинами, выражало смесь мольбы и отчаяния.

Михаил уже замахнулся на наглеца, как он, челядь, посмел трогать его своим грязными руками, купца второй гильдии! Вскинутый кулак наливался тяжестью гнева.

Босяк зажмурился в ожидании удара, но успел протянуть вытянутую руку с открытой ладонью, на которой покоились два белых, крепких резца.

Михаил Иванович замер, опустив руку.

Что это .? Сказал Михаил на ломаном голландском. По роду своего ремесла Михаил знал не мало языков, но голландский давался ему с трудом.

-Зубы, господин, - проскрипел оборванец, не разжимая глаз.

-Вижу, что зубы, - процедил Михаил, настороженно разглядывая находку. Идеальной формы, ровные, без единого изъяна. Они выглядели словно настоящие человеческие , это какой же должен быть умелый мастер что бы выточить такие зубы неотличимые от человеческих . Но как этот оборванец узнал о его проблеме и преподнес ему именно эти два нужных ему передних резца? Неужели этот босяк следил за ним? Мысли зароились в голове, как потревоженные пчелы. Но отгоняли их более насущные потребности.

Михаил очень обрадовался, что самый нужный ему товар нашел его сам. Обойдясь молчаливым кивком, Михаил жестом подозвал своего помощника и, не отрывая взгляда от белых резцов, велел расплатиться с галланцем. Не торгуясь. Лишь бы убрался с глаз долой.

В голове кипели вопросы, на которые пока не было ответов. Кто этот оборванец? Откуда у него эти зубы? И, самое главное, подойдут ли они ему? Но главное, что проблема, мучившая его последние недели, казалось, решалась самым неожиданным образом. Судьба? Провидение? Или просто счастливая случайность? Скоро предстояло узнать. Судно отчаливало через час.

-Это определенно человеческие зубы . Сказал ему церюльник

Михаил Иванович опешил . Как человеческие ? Ты уверен ?

-Да, я уверенностью могу наказать что это было во рту человека .

Купцу стало не по себе .

-Вы не волнуйтесь Сново сказал церюльник ,это распространенная практика в Европе , тамошние мастера скупаются такой товар с охотой , многие знатные люди Европы предпочитают уже готовый товар и готовы отдать большие деньги за него .

-Ну это же ..он замялся

-Не этично . Закончил за него церюльник . Может совсем немного но это идеальный материал намного легче зуба из кости , он не пожелтеет и выглядит намного реалистичнее чем самая искусная работа по кости .

-А где они берут ну вот это ?

-Зубы ?простил мастер. Могу предположить по их хорошему состоянию что их бывший носитель молод и серее всего мертв .

Михаил громко сглотнул .

-Вы не волнуйтесь . Носитель умер скоре всего не от болезни . А от чего ? Спросил купец .

-Думаю погиб в бою где то в Европе .Молодые крепкие парни не попробоввавшие в своей жизни сахара самый лучший носитель.

Церюльник выдержал паузу, наблюдая за реакцией купца. "Понимаете, Михаил Иванович, спрос рождает предложение. И пока есть богатые господа, желающие блистать белоснежной улыбкой, будет существовать и этот… специфический рынок."

Купец нахмурился. "И что же, эти зубы… они от убитых солдат?"

-"Вероятнее всего, да. Но не будем вдаваться в такие подробности. Главное, что товар отличный. Без гнили и пятен. Идеально подойдут ."

Михаил Иванович молчал, переваривая услышанное. Мысли путались, смешиваясь с отвращением и любопытством. Вот уж не думал он, что торговля может зайти так далеко.

-Если вы надумали, то я готов взяться за эту работу.

-А как они будут крепиться, задал купец, интересуясь вопросом.

-Все просто. Купец поднял ладонь и растопырил пальцы, два пальца загнул. Эти два резца я скреплю между собой, и вот, в лузе непосредственно показывая на место где согнул пальцы, они будут крепиться к вашим зубам с помощью специального механизма…

-А я смогу ими есть шоколад? - перебил его Михаил.

-Нет. Крепление будет съемное. Перед едой вы должны будете его снимать, а позже защелкивать.

-Эх, была не была! Я согласен. Михаил хлопнул ладонью по столу, соглашаясь на сделку. В глазах его мелькнул азарт и предвкушение необычного приобретения. Он уже представлял, как удивит Анастасию своими новыми зубами.

Он все не мог отвести взгляда от своих новых зубов. Словно зачарованный, он снова и снова извлекал из кармана маленькое дамское зеркальце, чтобы полюбоваться их неестественной белизной. Зубы были чуть светлее его собственных испорченных . На миг его охватило странное удовлетворение, и он подумал, что прежний обладатель этих зубов умер не напрасно. Горький смех вырвался из его груди.Анастасия точно не устать от такого преображения .

Время шло он намеревался уже завтра по утру наведаться в дом Анастасии . Вечеров готовясь ко сну и уже по обыкновению был готов разъединить механизм креплений, чтобы побаловать себя очередной плиткой шоколада. Как тут его голову поразил устный укол боли от десны, где крепились его новые резца. Боль проходила снизу вверх до самой макушки черепа.

Михаил замер, словно пораженный этим событием . Рука, тянувшаяся к заветному шоколаду, застыла в воздухе. Боль, острая и пульсирующая, разрасталась в геометрической прогрессии. Она начиналась где-то глубоко в челюсти, у основания новых резцов, и стремительно поднималась, пронзая мозг, словно ледяной клинок.

Он стиснул зубы, пытаясь унять дрожь. Что это? От куда это ?Но боль была какой-то… чужой. Словно ему насильно вживили в голову какой-то инородный предмет, пульсирующий и причиняющий невыносимые страдания.

Перед глазами поплыли цветные пятна, комната начала вращаться. Михаил, отчаянно пытаясь удержаться на ногах, оперся о комод. Зеркало напротив отразило его искаженное гримасой боли лицо.

Его сознание потемнело и он провалился в темноту.

Он очнулся и не понимал ничего. В теле была легкость, которую он, наверное, не ощущал с детства. Картинка перед глазами стала проясняться, постепенно стали проявляться звуки. И он окончательно очнулся .

Он находился на каком-то поле , в синем сюртуке, с винтовкой в руках, штыком пронзающей воздух, он шел в безликой шеренге солдат, неотличимый от них. Хаос войны разверзся вокруг. Грохот выстрелов, как раскаты грома, сотрясал землю. Солдаты первой шеренги падали, сраженные, словно скошенные колосья. Мимо проносились призрачные тени всадников на взмыленных конях. Взрыв рядом вздымал столб земли и огня, обдавая жаром. Крик, полный ужаса и боли, утонул в общем гуле сражения. Забыв о павших, шеренги, словно неумолимая волна, переступали через мертвых, двигаясь вперед.

Михаил отчаянно пытался остановить этот бессмысленный марш, вырваться из заколдованного строя, но тело словно окаменело, став неподвластным. Он шел, подчиняясь неведомой силе. Ледяная паника сковывала сердце, но лицо оставалось невозмутимым, маской, отражающей безразличие остальных солдат. Он шел, бессильный перед лицом неотвратимого.

Одним за одним редели шеренги солдат. Громкий звук. И снова боль, еще острее, чем он чувствовал до этого.

В ушах звенело. Он поднял руки, они были все в крови. Он кричал во все горло, но не слышал своего крика. Вокруг творился ад – земля вздымалась фонтанами, люди кричали, кони ржали в панике, но все это казалось приглушенным, далеким эхом. Он барахтался в этой кровавой купели, чувствуя, как жизнь покидает его с каждой секундой.

При попытке встать Михаил обнаружил, что вместо его ноги, или ноги человека, в чьем теле он очутился, на ее месте была разорванная культя с разорванной, как алый цветок, плотью. Торчала кость, кровь хлестала фонтаном, окрашивая землю в густой багровый цвет. Яростная боль пронзила все тело, но даже она не могла заглушить ужас, сковавший его разум.

Он пополз, цепляясь руками за окровавленную землю, оставляя за собой багровую полосу. Нужно было уйти отсюда, скрыться, спастись. Но куда? Вокруг была лишь смерть и разрушение. В глазах потемнело.

Сново темнота.

Он вскакивает в холодном поту. Голова гудела, словно в ней поселился рой разъяренных пчел. Вокруг мелькали лица: испуганное лицо служаки и незнакомого мужчины с жесткими морщинами вокруг глаз. Сильно болела нога, и шок от видения был сильнее физической боли.

"Где я? Что это было?" - закричал купец, вырываясь из хватки прислуги. Его сердце колотилось, как пойманная в клетку птица. В памяти всплывали обрывки кошмарных образов: кровь, крики, чьи-то искаженные злобой лица. Он судорожно пытался понять, где реальность, а где лишь плод его больного воображения.

К нему подошел незнакомый мужчина и сказал: "Михаил Иванович, не кричите, все в порядке, я врач местного уезда. У вас настигла падучая болезнь, как вы себя чувствуете?"

Заикаясь, Михаил сквозь боль в ноге попытался что-то сказать, но вместо этого из горла вырвался крик боли. Сознание стало покидать его.

Последнее, что он слышал, это обрывки слов человека, представившегося врачом: "Его нога… Гангрена… Инструменты быстро!"

Михаил почувствовал, как его окатили холодной водой. Резкая боль пронзила ногу, словно ее пронзили раскаленным железом. Он попытался открыть глаза, но перед ним все плыло.

"Держитесь, Михаил Иванович, - услышал он приглушенный голос врача. - Сейчас будет больно, но это необходимо. Нужно остановить гангрену, иначе…" Голос оборвался.

Михаил почувствовал, как что-то холодное и острое коснулось его ноги. Боль была невыносимой. Он закричал, но звук застрял у него в горле. Он чувствовал, как его тело бьется в конвульсиях.И тут же сознание покинуло его .

Только он открыл глаза, все плыло. Он был в своих покоях, совершенно один. Попытался позвать служанку, но голос его сорвался.

Нога отдалась болью , он приподнял одеяло. На месте ноги там была пульсирующая болью культя, как из его кошмарного видения. И он заорал.

Крик раздался эхом в его покоях.

Никто не пришел, он совершенно один со своей болью.

И тут как назло , зубы снова заныли тупой болью, словно ему было мало боли. Он попытался снять эти чертовы зубы, механизм щелкнул, он потянул резцы, намереваясь освободиться от них.

Но они не поддавались, зубы, словно его собственные, крепко сидели в деснах.

Он удивился, разве это возможно? Паника начала подкатывать к горлу. Он снова дернул, сильнее, но резцы лишь сильнее врезались в десны, отзываясь острой, пронзительной болью.

Схватив валявшийся у кровати письменный нож, он с дикой, звериной решимостью вгрызся в десну, намереваясь вырвать проклятые резцы. Кровь обильно хлынула изо рта, но купец не думал отступать. Хруст кости, и вот уже окровавленный зуб выплюнут на пол, но это был не ненавистный ему резец, а его собственный. Он издал утробный, полный отчаяния вой.

Не обращая внимания на боль, он продолжал ковырять кровоточащую десну. В комнату ворвалась испуганная прислуга, раздался отчаянный крик: "Помогите!" Но Михаил, словно обезумевший, не слышал ничего вокруг, раз за разом вырывая зубы из своего рта. И каждый раз это были не те зубы, не те, от которых он жаждал избавиться.

Комната быстро наполнилась перепуганными лицами. Несколько крепких рук схватили его, силой прижимая руки с ножом к кровати. И тут уже вырвался из его груди не только вой боли, но и зверский, нечеловеческий крик ярости и бессилия.

Наконец, обессиленный и окровавленный, он перестал сопротивляться. Его взгляд был полон безумия и непонимания. Слуги, дрожа от страха, пытались остановить кровотечение, прикладывая к ранам тряпки. Но кровь продолжала сочиться, смешиваясь со слезами, катившимися по его щекам.

Он выгнал прислугу. Суета, перешептывания, испуганные взгляды – все это раздражало до безумия. Пусть уходят. Пусть не видят его слабости, его страха. Он остался один в этой проклятой комнате, наедине со своей болью и мрачными мыслями.

Боль поутихла. В голове царила пустота, перемежающаяся вспышками ярких, пугающих образов.

Неужели этот ужас закончился? Неужели он сможет вырваться из когтей безумия, из этой кошмарной реальности, где зубная боль стала воплощением самого ада? И где этот чертов доктор? Где он, когда он так нужен?

Он откинул голову на мокрую от пота и крови подушку. Ткань неприятно липла к коже, но сил пошевелиться не было. Он чувствовал себя измотанным, опустошенным, словно из него выкачали всю жизненную энергию.

Зажмурился. Пытаясь отогнать навязчивые образы, укрыться от мрака, окутавшего его. Хотелось заснуть, забыться, исчезнуть. Хотелось просто покоя.

И тут резкая боль в десне пронзила его сознание, словно раскаленный кинжал. Боль, в тысячу раз сильнее отрезанной ноги , нестерпимая, всепоглощающая.

Он заорал. Крик, полный отчаяния и ужаса, разорвал тишину комнаты. Крик, в котором смешались боль, гнев и бессилие.

И его мир снова погас. Тьма поглотила его, унося в бездну безумия и забвения.

Яркий свет. Ослепительный, нестерпимый, пронизывающий все вокруг. Он словно вынырнул из кромешной тьмы в это нещадное сияние, обжигающее глаза.

И снова то же зеленое поле, которое он видел в прошлом кошмаре. Бескрайнее, уходящее за горизонт, обманчиво мирное. Под этой зеленью скрывалась смерть, жестокость, безумие.

Снова он в строю солдат. Бесконечная шеренга, движущаяся навстречу неминуемой гибели. Лица вокруг – безжизненные маски, лишенные всякой надежды и эмоций.

Все повторялось. Словно проклятый день, зацикленный во времени кошмар. Он знал, что будет дальше, каждый взрыв, каждый крик, каждый глоток крови.

Он не мог двигаться. Парализованный ужасом, скованный невидимыми цепями. Он – обреченный наблюдатель, вынужденный пассивно взирать на приближающуюся катастрофу.

Начался бой. Хаос, грохот, вопли боли. Солдаты падали, сраженные пулями и осколками, превращая зеленую траву в багровую кашу.

Взрывалась земля. Огненные столбы поднимались в небо, сотрясая воздух и землю. Вокруг царила разруха, дым и смрад.

Повсюду разбросаны куски солдат. Разорванные тела, оторванные конечности, обезображенные лица.

Но шеренга продолжала идти. Неумолимо, бесстрастно. Никакие потери не могли остановить ее движение вперед.

Он уже был готов пережить тот же кошмар, ощутить боль оторванной ноги, вдохнуть смрад смерти. Он смирился со своей участью, готовый принять неминуемое.

Но в этот раз все пошло не так. Что-то дрогнуло в проклятом механизме кошмара, нарушило его безупречную последовательность. Интуиция, обострившаяся от пережитого ужаса, не обманула его.

Взрыв произошел чуть впереди. Не рядом, как в прошлый раз, а именно впереди, словно кто-то нарочно сдвинул акцент трагедии.

Осколками посекло несколько солдат из шеренги. Они упали, корчась от боли, вжимаясь в землю, пытаясь укрыться от смерти. Но их место заняли идущие позади, безмолвные тени, обреченные повторить их судьбу.

Раздался звук горна. Пронзительный, тревожный, словно предвещающий еще большую беду. Он сломал монотонный ритм марша.Поредевшая шеренга стала уходить в сторону. Покидая проклятое поле, убегая от надвигающейся смерти. Но куда они бежали? К чему стремились? Было ли спасение вообще возможно в этом кошмаре?

Повсюду крики и боль. Агония раненых, предсмертные хрипы, мольбы о помощи. Симфония страданий, от которой закладывало уши и замирало сердце.

На них двигалась кавалерия. Молниеносная атака, стальные клинки, вздымающаяся пыль. Смерть на конях, несущаяся к шеренге с неумолимой скоростью.

Чей-то крик: "Огонь!" Приказ, сорвавшийся с губ безымянного командира, последний шанс на спасение, отчаянная попытка остановить надвигающуюся катастрофу.

Громыхнул залп, слившись в единый оглушительный аккорд, выплеснув волну дыма и огня.

Поднялся пороховой газ. Густая пелена заволокла поле боя, скрывая ужас и разрушение. На мгновение все стихло, замерло в ожидании.

Кони стали падать. Подкошенные пулями, они рухнули на землю, ломая ноги, задыхаясь от боли. Всадники летели кубарем, сминая траву своими телами. Но атака продолжалась, и новая волна кавалерии наступала на шеренгу, несмотря на потери.

Сново крик , и солдаты одновременно стали заталкивать пыж в стволы. Но было уже поздно. Слишком поздно для молитв, слишком поздно для сожалений, слишком поздно для спасения. Время замерло, сжавшись до крошечного мига между жизнью и смертью.

Михаил поднял голову. Инстинктивно, обречённо, словно зачарованный котенок перед псом . В глазах застыл животный ужас, смешанный с предчувствием неминуемого конца.

На него несся всадник с шашкой в руках. Демон войны, вырвавшийся из адской бездны. Лицо его искажено злобой, глаза горят безумной жаждой крови.

Метал блестел, отражая солнце. Ослепительно, угрожающе, словно насмехаясь над бессилием Михаила.

Шашка блеснула сталью . Удар.И тут новый взрыв боли, пронзивший каждую клетку тела. Стало трудно дышать. Воздух, еще недавно казавшийся таким важным, превратился в ядовитые пары обжигающие легкие. Каждое усилие вдохнуть отдавалось дикой болью в горле. Мир вокруг померк, утонул в багряном тумане.

Туман стал рассеиваться. Но дышать легче не становилось. Попытка вдохнуть отдавалась болью. Неужели он еще не вернулся с этого кошмара? Он попытался закричать, но слова застряли в горле, пустые легкие не в силах издать звук кроме хрипа. Пелена полностью спала с глаз. И перед его взглядом оказалась его спальня, но не с привычного ракурса. Он словно парил над ней.

Что-то все сильнее сдавливало горло. Мучительное, медленное удушье, лишающее последних сил. Паника нарастала, захлестывая сознание липким ужасом.

Опустив взгляд вниз, он ужаснулся: его культя и здоровая нога не касались пола. Неужели я умер и возношусь в рай? Подумал он. Но почему я не могу дышать? Где ангелы, где свет, где обещанное блаженство? Вместо этого – только боль и нарастающая тьма.

Михаил Иванович схватился за горло. Под своими руками он ощутил туго переплетенные волокна веревки. Холодную, безжалостную петлю, ставшую последней нитью, связывающей его с жизнью.

И тут он прозрел. Жуткая, отвратительная правда вспыхнула в сознании, озарив его последние мгновения. Веревка словно поняла о его догадке и сильнее сжалась на его горле.

Он захрапел в последний раз , но некому было его услышать.