Шрам: 28 отдел

Медблок встретил его запахом дезинфекции и белым светом ламп. Пьер сел на жёсткий пластиковый стул, растянул ноги и прикрыл глаза. Кондиционер гудел монотонно, где-то скрипнула дверь, кто-то прошёл мимо резиновыми подошвами по линолеуму. Рядом дремал лейтенант с забинтованной рукой, а в углу гражданский нервно листал журнал, не читая.

База. Чистая, правильная, безопасная. Даже воздух какой-то отфильтрованный, без той вязкой смеси пота, дизеля и моря, которой он дышал последние два года.

Пьер провёл ладонью по лицу, почувствовал щетину. Тело было уставшим, но не убитым. Плечо не ныло. Колено держало. Даже старый шрам на боку молчал, хотя обычно на смену погоды тянуло. Он знал, что с ним что-то не так. Давно знал. И объяснять это военным врачам точно не собирался.

Дверь распахнулась.

— Мистер Дюбуа?

Женщина-капитан с папкой под мышкой глянула в список, кивнула.

— Заходите.

Кабинет — кушетка, столик с инструментами, компьютер, стойка с приборами. Запах резины и спирта. Капитан села за стол, открыла папку.

— Доктор Рейес. Стандартная процедура — кровь, давление, рентген, пара часов. Вопросы?

— Нет.

Она подняла взгляд поверх очков, оценивающе.

— История у вас богатая. Легион, ранения, переломы, контузии. Гепатит, малярию дважды подцепили. Впечатляет.

— Работа.

— Вижу. — Она напечатала что-то. — Раздевайтесь по пояс.

Пьер стянул куртку, футболку. Холодный воздух кондиционера прошёлся по коже. Рейес надела стетоскоп, приложила к груди. Слушала молча, потом велела повернуться. Пальцы холодные, быстрые, профессиональные. Прощупала рёбра, плечи, шею.

— Глубже. Ещё раз. Хорошо.

Она отступила, сняла стетоскоп.

— Шрамов много. Вот этот — огнестрел?

Коснулась бока.

— Афганистан.

— А это? — Палец скользнул по длинному неровному шраму на плече.

— Осколок. Балканы.

Рейес вернулась к столу. Пьер натянул футболку, поймал её взгляд на своих руках — на сухожилиях, мышцах, которые не выглядели раздутыми, но были слишком чёткими. Слишком плотными для его возраста и той жизни, что он вёл.

— Давление измерим.

Он закатал рукав. Она закрепила манжету, включила прибор. Посмотрела на экран. Нахмурилась. Включила снова. Подождала. Глянула на Пьера.

— Сто десять на семьдесят. Пульс пятьдесят два. — Пауза. — Нервничаете?

— Нет.

— Что-то принимаете? Для сердца?

— Нет.

Она записала, но брови остались сдвинутыми. Пьер видел, что она думает: пульс марафонца у человека, который два месяца жил на корабле, жрал консервы, спал по четыре часа. Неправильно. И она это чувствует.

— Теперь кровь.

Укол быстрый, три пробирки. Пьер смотрел, как его кровь тёмно-красной струйкой наполняет прозрачные сосуды, и вспомнил Лебедева в Зоне. Тот колол похожую дрянь, только всё было кустарным, грязным. Бормотал про адаптацию, метаболизм, регенерацию. Пьер думал, старик спятил от радиации. Но потом раны начали заживать быстрее. Усталость перестала накапливаться. Он стал замечать то, что раньше не замечал — звуки, запахи, движения краем глаза.

— Мистер Дюбуа?

Он моргнул.

— Да?

— Спросила, принимали ли вы стимуляторы. Анаболики, ноотропы, что-то такое.

— Нет.

— Точно?

— Точно.

Рейес посмотрела внимательно. Выдохнула.

— Ладно. Дальше физкультура. Коридор направо, третья дверь. Сержант Коул проведёт тесты.

Пьер встал, взял куртку, вышел. Нашёл дверь. Толкнул.

Спортзал — небольшой, пахнет резиной и потом. Здоровенный чернокожий сержант с планшетом даже не поднял головы.

— Дюбуа?

— Да.

— Пять минут разминки. Беговая вон там.

Пьер скинул куртку, размялся. Коул что-то писал в планшете. Потом кивнул на турник.

— Подтягивания. До отказа.

Пьер взялся за перекладину. Подтянулся раз, два, три. Ровно, без рывков. Десять. Пятнадцать. Двадцать. Мышцы горели, но не так, как должны. Он чувствовал — может ещё. Тридцать. Коул оторвался от планшета, прищурился. Сорок. Пьер остановился на пятидесяти, спрыгнул.

— Пятьдесят, — сказал Коул медленно. — Сколько весите?

— Восемьдесят два.

— Ага. — Записал. — Отжимания. Тоже до отказа.

Пьер лёг, упёрся ладонями. Начал. Сбился со счёта где-то на сотне. Коул присел рядом.

— На чём-то сидишь, чувак?

— Нет.

— Не гони.

— Не гоню.

Коул покачал головой, вернулся к планшету. Дальше приседания, планка, прыжки. Пьер делал всё механически, видел, как сержант хмурится. В конце заставил его пробежать три километра с датчиками. Пьер бежал, глядя в стену. Раньше, до Зоны, такая нагрузка выжала бы его досуха. Теперь — просто разминка. Сердце ровное, дыхание не сбивается.

Когда закончил, Коул снял датчики и покачал головой.

— Чувак, не знаю, что ты делаешь, но продолжай. Такое я видел только у олимпийцев. Да и то не у всех.

Пьер промокнулся полотенцем.

— Гены.

— Ну да. Гены. — Коул усмехнулся. — Ладно, не моё дело. Топай назад к Рейес. Она захочет на это посмотреть.

Когда Пьер вернулся, Рейес уже сидела перед компьютером с таблицами и графиками. Обернулась. В глазах что-то настороженное.

— Садитесь.

Он сел. Она постучала пальцем по экрану.

— Гемоглобин сто восемьдесят. Это на грани патологии. У вас нет горной болезни, эритропоэтин не принимаете?

— Нет.

— Лейкоциты в норме, но структура странная. Повышенная активность нейтрофилов. Инфекции нет?

— Нет.

Пауза. Она переключила окно.

— Физические показатели. Сила хвата девяносто два кило. Это уровень профи. Подтягивания, отжимания, выносливость — всё на верхней границе или выше. Восстановление пульса после нагрузки — тридцать секунд. — Она посмотрела на него. — Вы понимаете, что это ненормально?

— Понимаю.

— Вы что-то принимали? Экспериментальные препараты, что угодно?

— Нет.

— Вы уверены?

— Уверен.

— Вы были в зонах радиационного заражения?

Слишком долгая пауза. Она заметила.

— Был, — сказал он. — Балканы. Обеднённый уран, зачистка складов.

— Когда?

— Лет десять назад.

Рейес записала, но он видел — не верит. Смотрит как на головоломку, которая не складывается. Он понимал её. Сам не понимал, что сделал с ним Лебедев. Старик говорил про клеточную адаптацию, регенерацию, митохондрии. Слова. А что на деле? После тех уколов тело начало работать иначе. Раны заживали за дни. Усталость отступала быстро. Рефлексы обострились. Но какая цена? Лебедев сам не знал. Он экспериментировал, а Пьер был подопытным. Потому что выбора не было.

— Мистер Дюбуа, — сказала Рейес тихо, — если вы что-то скрываете, лучше сказать сейчас. Мы не полиция. Если у вас какое-то состояние, это не будет использовано против вас. Но нам нужно знать.

Молчание.

Он мог бы рассказать. Про Зону, про Лебедева, про сыворотку в подвале разрушенной больницы под вой сирен и треск счётчика Гейгера. Но что дальше? Вопросы. Анализы. Эксперименты. Его изолируют, начнут резать, изучать. Он станет не оператором, а образцом. Он видел, как военные обращаются с аномалиями.

— У меня всё нормально, — сказал он ровно. — Может, повезло с генами.

Рейес посмотрела долго. Вздохнула. Закрыла папку.

— Хорошо. Формально вы проходите. Сердце, лёгкие, печень, почки — всё в норме. Даже лучше. Я не могу отстранить человека за то, что он слишком здоров. — Усмехнулась без радости. — Но пометку ставлю. Обследования каждые три месяца. И если что-то изменится — любые симптомы, странности — сразу обращаетесь. Ясно?

— Ясно.

Она протянула распечатку.

— Медицинский допуск. Отнесёте координатору.

Пьер взял бумагу, вышел. В коридоре остановился, прислонился к стене, закрыл глаза. Сердце билось ровно. Дыхание спокойное. Тело не болело, не ныло. Он был машиной. И это пугало больше любого врага. Потому что не знал, когда эта машина даст сбой.

Он выпрямился, сунул допуск в карман, пошёл по коридору.

Впереди новая работа. Новые монстры. Новая война. А старые тайны оставались с ним, как старые шрамы — молчаливые, необъяснимые, его собственные.

Оружейка находилась в дальнем углу базы, в приземистом бетонном здании без окон. Пьер шёл туда после обеда, когда жара немного спала, но воздух всё равно был влажным и липким. Дверь оказалась тяжёлой, стальной, с кодовым замком. Он набрал код, который ему дали, толкнул — и оказался в длинном коридоре с ещё одной дверью в конце. Вторая тоже требовала кода. Серьёзно подошли.

Внутри пахло оружейным маслом, порохом и металлом. Знакомый, почти домашний запах. Помещение было большим — стеллажи с оружием, верстаки, стойки с инструментами, сейфы вдоль стен. На верстаке лежал разобранный пулемёт, рядом ящики с патронами. В дальнем углу что-то шипело и искрило — кто-то работал сваркой.

— Закройте дверь! — рявкнул голос откуда-то из глубины. — Сквозняк!

Пьер закрыл дверь, прошёл вперёд. Из-за стеллажа появился мужик лет пятидесяти в замасленной футболке и защитных очках на лбу. Коротко стриженные седые волосы, жилистые руки в застарелых шрамах и ожогах, лицо человека, который всю жизнь возится с железом и взрывчаткой.

— Дюбуа?

— Да.

— Гарольд Вайс. Называйте Гарри. — Он вытер руки тряпкой. — Вы из новеньких для двадцать восьмого?

— Угу.

— Отлично. Значит, мне велели вас экипировать. — Он подошёл к столу, взял папку, полистал. — Легион, ЧВК, снайпер, штурмовик, универсал. Хорошо. С чем привыкли работать?

— HK417, М4, АК-74, СВД. Пистолет — Глок или SIG. Дробовик — Бенелли.

— Классика. — Гарри кивнул. — Что-то из этого возьмём. Но с дополнениями.

Он махнул рукой, и Пьер пошёл за ним к дальней стене, где висели винтовки и карабины. Гарри снял одну — знакомые очертания HK417, но с какой-то странной модификацией ствола и чуть изменённым магазином.

— Вот. Калибр тот же, семь шестьдесят два на пятьдесят один НАТО. Но ствол усилен, ресивер немного доработан. Потому что патроны не совсем обычные.

Он положил винтовку на стол, открыл ящик, достал магазин. Вытащил один патрон, протянул Пьеру. Тот взял, покрутил в пальцах. Пуля была серебристого цвета, но не стальная. Легче. И на донце капсюля странная маркировка — белый крестик.

— Серебро? — спросил Пьер с усмешкой. — Серьёзно?

— Сплав серебра с медью и свинцом, — сказал Гарри ровно, без улыбки. — Семьдесят процентов серебра. Пробивная способность чуть ниже обычной бронебойной, но для мягких целей работает отлично. И да, для некоторых тварей серебро реально имеет значение.

— Вампиры небось боятся?

— Вампиры боятся. — Гарри посмотрел на него без тени юмора. — А гули — ещё больше. У них метаболизм, который плохо реагирует на серебро. Отравление, некроз тканей, замедление регенерации. У вампиров немного другая физиология, но серебро тоже работает. Правда, их вы в Бангладеше вряд ли встретите. Они предпочитают другие климатические зоны.

Пьер хмыкнул.

— То есть вампиры существуют.

— Существуют. Но не те, что в кино. — Гарри забрал патрон обратно, вставил в магазин. — Реальные вампиры — это мутировавшие люди с изменённым метаболизмом. Им нужна кровь для выживания, они не переносят ультрафиолет, у них повышенная регенерация. Но они не превращаются в летучих мышей и не боятся чеснока. Зато их можно убить — серебром, огнём, разрушением мозга.

— Звучит как бред из фильма.

— Звучит. Пока вы не увидите, как гуль с тремя пулями в груди продолжает бежать. А с серебряными — падает и не встаёт. — Гарри положил магазин на стол. — Верить не обязательно. Просто используйте. Магазинов по тридцать патронов, стандарт. Дам вам шесть штук. Ещё два — с обычными бронебойными, если вдруг наткнётесь на живых людей в бронежилетах.

Он положил магазины на стол, потом достал коробку поменьше. Открыл. Внутри лежали патроны для пистолета — девятимиллиметровые, тоже серебристые.

— Для Глока. Тот же принцип. Четыре магазина, по семнадцать патронов.

— А святая вода в комплекте идёт? — спросил Пьер.

Гарри хмыкнул.

— Святая вода для вампиров работает, но не так, как в кино. Не испаряет их. Просто вызывает химический ожог, если правильно освящена. Проблема в том, что найти священника, который знает правильный обряд, херово трудно. Церковь не особо делится такими знаниями. — Он пожал плечами. — Мы тут занимаемся наукой, а не теологией.

— Наукой про нежить.

— Наукой про биологические аномалии. — Гарри поправил очки на лбу. — Называйте как хотите, но у них есть физиология. Есть слабости. Есть способы их убить. Наша задача — дать вам инструменты.

Он отошёл к другому стеллажу, снял дробовик. Benelli M4 — знакомая модель, Пьер работал с такими. Но и тут были изменения: ствол короче, на цевье какой-то странный фонарь с толстой линзой.

— Боеприпасы специальные, — сказал Гарри, доставая патроны из коробки. — Дробь смешанная: серебро, железо, соль.

— Соль? — Пьер не удержался от смешка. — Вы издеваетесь?

— Я серьёзен как инфаркт. Соль для некоторых существ работает как химический ожог. Плюс она гигроскопична — вытягивает влагу из тканей. Когда вы всадите такую дробь в гуля с близкого расстояния, он получит не просто рану. Он получит очаг некроза, который будет расползаться. Медленно, но расползаться.

— Звучит как алхимия.

— Звучит как химия. — Гарри вставил патрон в магазин. — Ещё есть зажигательные. Магниевая начинка. Попадёте — цель загорится. Гули не любят огонь. Вампиры тоже, хотя у них другая причина — ускоренный метаболизм делает их ткани более горючими.

Он положил дробовик рядом с винтовкой, достал ещё одну коробку. Открыл — внутри лежали гранаты, но не обычные. Корпуса белые, с красной полосой.

— Термобарические. Высокая температура, выжигание кислорода. Для замкнутых пространств — туннелей, подвалов, нор. Где гули обычно прячутся.

Пьер взял одну гранату, покрутил. Лёгкая. Пластиковый корпус.

— А крестик на грудь повесить не хотите?

Гарри наконец усмехнулся.

— Крестик можете взять, если верующий. На вампиров работает, но только если вы реально верите. Не знаю, почему. Может, психосоматика, может, что-то другое. Но если вы атеист — бесполезно. Гули на кресты вообще не реагируют, им плевать на религию.

— Проверяли?

— Ага. Несколько раз. Один священник-экзорцист из Ватикана приехал, думал, что справится молитвами. — Пауза. — С вампиром сработало, тот орал и пятился. С гулем — нет. Гуль просто разорвал ему горло. Крест не помог.

Молчание. Пьер посмотрел на Гарри внимательнее. Тот не шутил. В его глазах было что-то усталое, видевшее слишком много.

— Понял, — сказал Пьер.

— Вот и отлично. — Гарри положил руку на винтовку. — Ещё момент. Вот этот фонарь на дробовике. Не совсем фонарь. Ультрафиолетовая лампа, двести восемьдесят нанометров. Для вампиров — как напалм. Обжигает кожу, вызывает волдыри, разрушает клетки. На гулей не действует, но помогает видеть следы биологических жидкостей. Кровь, слюна, моча. Гули метят территорию. Найдёте метки — найдёте логово.

— Метят территорию, — повторил Пьер. — Как собаки.

— Хуже собак. Потому что у них интеллект. Примитивный, но достаточный, чтобы расставлять ловушки и планировать засады. Вампиры умнее, но их меньше, и они реже собираются группами. А гули — стайные хищники.

Гарри обошёл стол, открыл сейф, достал ещё несколько вещей. Нож с чёрным клинком — серебро, судя по всему. Небольшие ампулы в металлических футлярах.

— Нож — серебряное покрытие, режет плоть гулей легче, чем обычная сталь. Ампулы — концентрированное серебро в коллоидном растворе. Если вас укусят или поцарапают, сразу обрабатываете рану. Не ждёте. Инфекция от гулей развивается быстро. В течение часа можете начать бредить и терять координацию.

— Заражение?

— Не совсем. Токсины в их слюне и под когтями. Вызывают некроз, лихорадку, галлюцинации. Без лечения — летальный исход за двенадцать часов. У вампиров другое — они могут обратить жертву через укус, но это долгий процесс, несколько дней. С гулями быстрее и проще — заражение токсинами. Так что вот эти ампулы — ваша страховка.

Пьер взял одну ампулу, посмотрел на свет. Прозрачная жидкость с сероватым оттенком.

— А если не успеешь?

— Тогда твой напарник должен будет тебя пристрелить. — Гарри сказал это буднично, как прогноз погоды. — Чтобы ты не превратился в проблему.

Пьер сунул ампулу в карман.

— Весело.

— Работа такая. — Гарри начал складывать всё оружие на стол. — Берите, примеряйте. Оптика на винтовку — какую предпочитаете?

— ACOG, если есть. Или EOTech с увеличением.

— Есть оба. Попробуете, выберете. Ещё дам вам бронежилет, но учтите — гули не стреляют. Они рвут когтями и зубами. Так что жилет защитит от людей, но от гуля спасёт только расстояние и быстрая реакция. Вампиры иногда используют оружие, если они достаточно старые и сохранили интеллект. Но с такими вы вряд ли столкнётесь на первой операции.

Пьер начал проверять оружие. Взял винтовку, снял магазин, проверил затвор, прицелился. Баланс хороший, вес привычный. Потом пистолет — Glock 17, стандарт. Дробовик тяжеловат из-за лампы, но терпимо.

Гарри смотрел, как он работает, и кивнул с одобрением.

— Видно, что руки помнят.

— Двадцать лет помнят.

— И всё равно не верите в гулей и вампиров.

Пьер опустил дробовик, посмотрел на него.

— Я верю в то, что могу убить. Люди, звери — это понятно. А вся эта... нечисть... — Он пожал плечами. — Посмотрим.

— Посмотрите, — согласился Гарри. — И когда увидите, вспомните, что я вам говорил. Серебро, огонь, расстояние. Три правила. Соблюдаете — живёте. Игнорируете — становитесь кормом. Или одним из них, что ещё хуже.

Он собрал патроны, магазины, ампулы в два рюкзака, аккуратно уложил.

— Ещё момент. — Гарри достал из ящика небольшую пластиковую коробку, открыл. Внутри лежали беруши. — Не обычные. С активным шумоподавлением. Гули используют звуки для дезориентации жертвы. Визг, скрежет, что-то вроде ультразвука. Без защиты можете потерять координацию.

— Они визжат, — сказал Пьер ровно. — Понял.

— Не визжат. Кричат так, что у вас из ушей кровь пойдёт. Вампиры тоже могут использовать звук, но по-другому — гипнотический эффект, низкие частоты. Вводят жертву в транс. Беруши помогают и от этого.

Пьер взял коробку, сунул в карман.

— Что-то ещё? Чеснок? Осиновые колья?

Гарри усмехнулся, но без веселья.

— Чеснок для вампиров работает слабо, раздражает их обоняние, но не убивает. Осиновые колья — миф. Единственное, что работает — разрушение мозга или полное уничтожение тела. Огонь, взрывчатка, обезглавливание. Для вампира — серебро в сердце или солнечный свет. Для гуля — огонь или разрушение черепа. Всё остальное — сказки.

Он обошёл стол, взял со стеллажа ещё один предмет — короткий тесак в кожаных ножнах, похожий на мачете, но шире и тяжелее. Протянул Пьеру.

— Кукри. Непальцы используют. Если дойдёт до ближнего контакта и нужно будет рубить, это лучше ножа. Клинок из высокоуглеродистой стали, покрытие серебром. Рубит кости как масло.

Пьер взял кукри, вытащил из ножен. Лезвие тяжёлое, изогнутое, с заточкой как бритва. Провёл пальцем рядом с кромкой — острое. Очень.

— Спасибо.

— Не за что. — Гарри сел на край стола, скрестил руки. — Слушайте, Дюбуа. Я понимаю, что вы скептик. Я понимаю, что всё это звучит как бред. Я сам когда-то так думал. Потом увидел своего напарника, которого гуль разорвал за четыре секунды. Парень был спецназовец, весил под сто кило, тренировался каждый день. И его разорвали, как мешок с тряпками. А через год видел, как вампир выпил досуха целую семью — отца, мать, двоих детей. За одну ночь. Нашли их утром, белых как мел, без капли крови в телах.

Он помолчал.

— Так что можете шутить сколько угодно. Но когда окажетесь там, в темноте, с этими тварями — используйте то, что я вам дал. Серебро, огонь, расстояние. И может, выживете.

Пьер кивнул, убрал кукри обратно в ножны.

— Понял.

Гарри встал, похлопал его по плечу.

— Тогда удачи. И возвращайтесь живым. Мне нравится, когда моё оружие приносят обратно в одном куске.

Пьер забросил рюкзаки на плечи, взял оружие. Тяжесть была привычной, почти успокаивающей. Железо, порох, масло. Язык, который он знал с молодости. А всё остальное — серебро, гули, вампиры, визг — пока оставалось абстракцией. Теорией.

Но где-то в глубине, в том месте, где жила память о Зоне и о старике Лебедеве с его сывороткой, что-то тихо шептало: может, Гарри прав. Может, там, в Бангладеше, его ждёт что-то, чего он ещё не видел.

Он вышел из оружейки в липкую японскую жару, и дверь за ним захлопнулась с металлическим лязгом.

Столовая на базе работала круглосуточно, но в три часа дня была почти пустой. Пьер сидел у окна с подносом — рис, курица в каком-то соусе, овощи, кофе. Ел механически, глядя на взлётную полосу, где садился транспортник. Жара за стеклом плавила воздух, и асфальт дрожал маревом.

Он допил кофе, когда дверь столовой распахнулась и вошла женщина. Пьер посмотрел — автоматически, как смотрел всегда, оценивая. Рыжие волосы, собранные в хвост, зелёные глаза, лицо с правильными чертами и россыпью веснушек на переносице. Рост под метр семьдесят, спортивное телосложение, но не перекачанное — гибкое, собранное. Камуфляжные штаны, чёрная футболка, на поясе кобура. Двигалась легко, уверенно, как человек, который знает своё тело и контролирует каждый шаг.

Она взяла поднос, загрузила его едой, оглядела зал. Заметила Пьера. Пошла к нему. Остановилась у стола.

— Вы Дюбуа?

Акцент — лёгкий, но узнаваемый. Франкоговорящая, но не из Франции. Бельгия, скорее всего.

— Да.

— Жанна Вандевалле. — Она поставила поднос напротив. — Можно?

— Конечно.

Села, развернула салфетку, взяла вилку. Начала есть спокойно, без спешки, но он заметил, как она ест — быстро, эффективно, как привыкли есть военные на операциях. Между ними легло молчание. Не неловкое, просто рабочее.

Пьер откинулся на спинку стула.

— Вандевалле. Фламандское?

— Да. Из Брюгге. — Она подняла взгляд. — Но говорю на французском лучше, чем на нидерландском. Родители переехали в Валлонию, когда мне было шесть.

— Удобно для работы.

— Для работы удобно говорить на пяти языках. Пока что у меня четыре. — Усмехнулась. — Арабский учу.

— Пригодится.

Она кивнула, продолжила есть. Пьер смотрел на её руки — ухоженные, но с мозолями на ладонях. Стрелок. И ногти коротко острижены, без лака. Практично. На левом запястье шрам — тонкий, старый, похожий на порез. На правом плече, где футболка немного сползла, край татуировки — что-то чёрное, геометрическое.

— Вы смотрите, как будто досье читаете, — сказала она, не поднимая глаз от тарелки.

— Привычка.

— У меня тоже. — Она наконец подняла взгляд, и Пьер поймал прямой, оценивающий взгляд зелёных глаз. — Шрам на лице от ножа. Плечи и спина перегружены, значит, таскаете тяжёлое снаряжение годами. Руки — сухожилия как верёвки, кисти широкие. Снайпер или пулемётчик. Ходите тихо, даже здесь, в столовой. Спина к стене, обзор на дверь. Легион, ЧВК, или спецназ.

Пьер усмехнулся.

— Досье читали?

— Читала. Но это видно и так. — Она допила воду. — Вас Крид завербовал?

— Угу.

— Меня тоже. Полгода назад. — Она вытерла губы салфеткой. — Работала в DGSE, потом фриланс, потом Виктор нашёл меня в Мали и сказал, что у него есть предложение.

— И вы согласились.

— Не сразу. Сначала думала, что он спятил. — Она положила вилку. — Нечисть, аномалии, культы. Звучало как бред. Потом он показал мне фотографии. Видео. Отчёты. Я всё равно не верила, пока не попала на первую операцию.

— Где?

— Конго. Деревня в джунглях, тридцать человек исчезли за неделю. Нашли их в пещере. Точнее, то, что от них осталось. — Пауза. — Гули. Целый клан. Мы зачищали три дня. Огнемёты, взрывчатка, серебро. Потеряли двоих.

Она сказала это ровно, без эмоций, но Пьер видел, как что-то дрогнуло в её глазах. Память.

— Теперь верите?

— Теперь знаю. — Она откинулась на спинку стула, скрестила руки. — А вы всё ещё скептик, судя по тому, как смотрели на Гарри, когда он выдавал вам серебряные пули.

Пьер поднял бровь.

— Откуда знаете?

— Гарри всем рассказывает. Ему нравится смотреть, как новички реагируют. — Усмехнулась. — Обычно они либо смеются, либо думают, что попали в психушку. Вы смеялись?

— Немного.

— Я тоже смеялась. — Она наклонилась вперёд, оперлась локтями о стол. — Пока не увидела, как гуль с тремя обычными пулями в груди вырвал человеку кишки. А потом как один серебряный выстрел в голову уложил его намертво.

Молчание. Пьер смотрел на неё, и что-то в её взгляде говорило, что она не врёт. Она видела это. И осталась.

— Так вы теперь верующая? — спросил он. — Кресты, молитвы, святая вода?

Жанна фыркнула.

— Я атеистка. Кресты не работают, если не веришь. Проверяла. А святая вода — лотерея. Нужен правильный священник, правильный обряд. Слишком сложно. Проще взять дробовик с серебряной дробью и разнести твари башку. — Она выпрямилась. — Но вампиры реагируют на веру. Если ты реально веришь в то, что крест тебя защитит, он работает. Не знаю, почему. Может, психосоматика, может, что-то ещё.

— Вы встречали вампиров?

— Одного. В Румынии, год назад. Старый, умный, опасный. Прятался в заброшенном монастыре, питался бродягами и туристами. Мы заходили днём, когда он спал. Осиновый кол в сердце. — Она пожала плечами. — Сработало. Но это было рискованно. Он проснулся на секунду раньше, чем нужно. Чуть не убил Маркуса.

— Маркус?

— Командир группы. Немец. Бывший KSK. — Она посмотрела на часы. — Кстати, через час брифинг. Познакомитесь с остальными. Маркус, Ахмед, Томас, я. Пятеро на операцию в Бангладеш.

Пьер кивнул.

— Понятно.

Жанна встала, взяла поднос.

— Ещё кое-что, Дюбуа. Я видела ваше досье. Легион, Зона, Балканы, Красное море. Впечатляет. Но здесь другая война. Здесь враг не всегда человек. Иногда он выглядит как человек, но внутри — хищник, который пережил тысячи лет эволюции, чтобы убивать нас. — Она помолчала. — Так что оставьте скепсис за дверью. Или он вас убьёт.

Она развернулась и пошла к выходу. Пьер смотрел ей вслед — на походку, осанку, на то, как она двигается. Боец. Настоящий. И она права — он всё ещё не верит до конца. Но что-то в её словах, в её глазах заставляет его задуматься.

Он встал, взял поднос, отнёс на стойку. Вышел из столовой в коридор. Жара била в лицо, когда он толкнул дверь наружу. Где-то ревел двигатель, кто-то кричал команды на плацу. База жила своей жизнью.

Пьер закурил, прислонился к стене. Вспомнил Зону. Вспомнил, как там, в подвале разрушенной больницы, старик Лебедев говорил, что мир полон вещей, которые наука не может объяснить. Тогда Пьер не слушал. Просто хотел выжить. Но Лебедев был прав.

И теперь, здесь, на японской базе, с серебряными пулями в рюкзаке и рыжей бельгийкой, которая говорит про вампиров и гулей как про реальность, — теперь Пьер начинает понимать, что мир больше, чем он думал. И страшнее.

Он затянулся, выдохнул дым.

Через час брифинг. Встреча с командой. Первый шаг в новую войну.

Он докурил, затоптал бычок, пошёл по дорожке к административному корпусу. В голове крутилась мысль: Жанна Вандевалле. Рыжая, зеленоглазая, с фламандской фамилией и шрамами на руках. Красивая, опасная, профессиональная. Хороший напарник. Или плохой — в зависимости от того, как посмотреть.

Но одно точно — скучно не будет.

---

Брифинг-комната была маленькой и душной. Кондиционер гудел, но не особо помогал. Длинный стол, стулья, проектор на стене, карты, фотографии. Пьер вошёл и сразу увидел Жанну — она сидела сбоку, листала планшет. Подняла взгляд, кивнула.

— Дюбуа. Вовремя.

Рядом с ней сидел здоровенный мужик лет сорока — короткая стрижка, квадратная челюсть, шрам через бровь. Немец, судя по всему. Маркус. Он встал, протянул руку.

— Маркус Кёлер. Командир группы.

Пьер пожал руку. Хват крепкий, уверенный.

— Пьер Дюбуа.

— Знаю. Читал досье. — Маркус сел обратно. — Хорошее резюме. Легион, Зона, ЧВК. Крид выбирает правильных людей.

Справа от Маркуса сидел худой смуглый парень с бородой и умными глазами. Он кивнул Пьеру.

— Ахмед Эль-Фаси. Марокко. Разведка, языки, связь.

— Пьер.

— Приятно познакомиться.

Последний — молодой парень лет двадцати пяти, светлые волосы, веснушки, нервные руки. Американец, судя по акценту.

— Томас Ли. Медик. — Он протянул руку через стол. — Рад, что ты с нами.

Пьер пожал руку, сел. Жанна подняла взгляд от планшета.

— Значит, теперь нас пятеро. Маркус командует, Ахмед — разведка и связь, Томас — медик, я — снайпер и второй стрелок, ты — штурмовик и тяжёлое вооружение.

— Понятно.

Маркус встал, подошёл к проектору, включил. На стене появилась карта Бангладеш.

— Завтра вылетаем. Цель — дельта Ганга, юго-западный район. Серия исчезновений, трупы с признаками поедания, слухи о культе. Местная полиция в курсе, но бездействует. Или не может действовать, или не хочет. — Он переключил слайд. Фотография трупа. Изуродованного, разорванного, со следами укусов. — Это один из последних. Нашли три дня назад. Экспертиза показала, что укусы не человеческие. Челюсть шире, зубы острее, сила укуса больше.

Томас поморщился.

— Гули?

— Похоже. — Маркус переключил ещё раз. Карта района, отмеченные точки исчезновений. — Клан, судя по количеству жертв. Минимум десять особей, максимум — двадцать. Прячутся в трущобах, подвалах, канализации. Охотятся ночью, выбирают одиноких жертв.

Ахмед наклонился вперёд.

— Местные знают?

— Подозревают. Но боятся говорить. Религиозные лидеры молчат, полиция тоже. Наша задача — найти гнездо, зачистить, взять образцы, если возможно.

— Живьём? — спросила Жанна.

— Если получится. Но приоритет — безопасность команды. — Маркус посмотрел на каждого. — Никаких героев. Работаем группой, прикрываем друг друга, используем серебро и огонь. Если кто-то ранен — сразу обрабатываем серебром. Токсины гулей быстрые и опасные.

Пьер слушал, смотрел на карту, на фотографии. Всё это звучало реально. Слишком реально. Трупы, карты, анализ. Как обычная военная операция. Только цель — не люди. А что-то другое.

Маркус закончил, выключил проектор.

— Вопросы?

Молчание.

— Тогда готовьтесь. Завтра в шесть утра вылет. Проверьте снаряжение, оружие, медикаменты. Спите. Там будет жарко, грязно и опасно.

Он вышел. Ахмед и Томас последовали за ним. Остались только Пьер и Жанна.

Она встала, подошла к окну, посмотрела на взлётную полосу.

— Первый раз всегда странный, — сказала она тихо. — Слушаешь про гулей и думаешь: это бред. Но потом видишь их. И понимаешь, что бред — это наша старая картина мира.

Пьер подошёл, встал рядом.

— Вы верите, что мы справимся?

Жанна повернула голову, посмотрела на него. Зелёные глаза, серьёзные, без смеха.

— Я верю, что у нас есть шанс. Если будем работать вместе. — Пауза. — И если ты перестанешь сомневаться.

Он кивнул.

— Постараюсь.

Она усмехнулась, хлопнула его по плечу.

— Тогда увидимся завтра. И Дюбуа? — Она уже шла к двери, но обернулась. — Не влюбляйся. Я плохо работаю с теми, кто пялится на мою задницу вместо того, чтобы прикрывать спину.

Пьер фыркнул.

— Не волнуйся. У меня другие приоритеты.

— Отлично. — Она вышла, и дверь закрылась за ней с мягким щелчком.

Пьер остался один. Посмотрел на карту на стене, на отмеченные точки, на фотографии трупов.

Завтра. Бангладеш. Гули. Жара, грязь, кровь.

И рыжая бельгийка с зелёными глазами, которая говорит про вампиров, как про факт.

Мир действительно стал больше. И страшнее.

Но это была его работа. И он всегда делал свою работу.