Шрамы вечности

Сознание возвращалось медленно, неохотно, словно просачиваясь сквозь толщу вязкого, тёмного ила. Первой пришла боль. Не острая, режущая, знакомая по случайным порезам скальпелем, а другая — глухая, ломящая, будто всё тело превратилось в один сплошной, ноющий синяк.

Глаза открылись.

Над головой, теряясь в полумраке, нависал высокий, сводчатый потолок, испещрённый сетью тонких, тёмных трещин. Паутина, тяжёлая от вековой пыли, свисала с балок, как седые, истлевшие пряди. Воздух был неподвижным, спёртым, словно в давно запечатанном склепе.

Попытка сесть обернулась новым приступом боли, заставившим издать тихий, сдавленный стон. Тело не слушалось, оно было чужим, вялым, измученным. Непослушные пальцы скользнули по незнакомой ткани — ветхий, холодный шёлк потрёпанного балдахина.

Прядь волос упала на щеку, перекрывая обзор. Не каштановая, коротко стриженная, практичная. А длинная, почти до пояса, и совершенно невозможного, нереального цвета — чистого, холодного серебра, мерцающего даже в этом скудном свете.

Паника, холодная и липкая, начала подкрадываться к горлу.

Рука, поднявшаяся, чтобы убрать волосы, замерла на полпути. Это была не её рука. Слишком тонкая, с длинными, аристократическими пальцами. А на коже предплечья, от запястья до локтя, вились странные, витиеватые узоры — не татуировка, нет, они светились изнутри едва заметным, голубоватым светом.

Воспоминание ударило, как разряд дефибриллятора. Резкое, ослепительное, клиническое. Яркий свет операционной лампы. Писчащий звук монитора, срывающийся в одну, ровную, бесконечную линию. И вихрь. Нестерпимо яркий свет, поглотивший всё, прямо над телом пациента, которого она не смогла спасти.

Собрав остатки воли, Стефани — нет, Энни, её зовут Энни! — заставила себя сползти с кровати. Ноги подогнулись, но воля хирурга, привыкшая к суткам без сна, заставила выпрямиться. Шаг. Ещё один.

В дальнем углу комнаты темнел тусклый овал старого зеркала в почерневшей раме.

Отражение, смотревшее на неё из мутной глубины, было отражением незнакомки. Лицо юной, измождённой красавицы с огромными, испуганными глазами, в глубине которых мерцали крошечные, колкие искры, похожие на осколки времени.

Она протянула руку и коснулась холодного стекла. Фигура в зеркале сделала то же самое. Это не сон. Не галлюцинация. Холод был настоящим.

«Где я?» — мысль была немой, беззвучной.

А за ней пришла другая, ещё более страшная, когда взгляд снова упал на серебряные волосы и светящиеся руны.

«Кто я?»

***

Первичный шок начал отступать, уступая место холодной, въевшейся за годы практики привычке — анализировать. Энни отвернулась от зеркала. Паника — плохой диагност. Нужно собрать анамнез. Осмотреть место происшествия.

Комната была большой, но запущенной. Сквозь высокое стрельчатое окно, затянутое серой пеленой, пробивался скудный, безжизненный свет. Он освещал гобелены на стенах, чьи краски выцвели настолько, что некогда батальные сцены превратились в туманные, бесцветные пятна. В углу, как скелет доисторического животного, застыл клавесин с потрескавшейся декой.

Внимание привлёк массивный, окованный железом сундук у изножья кровати. Его крышка была приоткрыта.

Скрипнув ржавыми петлями, дерево поддалось. Внутри, на ворохе истлевших бархатных тряпок, лежали две вещи: старинная книга в кожаном переплёте и артефакт, от вида которого по спине Энни пробежал необъяснимый холодок.

Это были песочные часы, выточенные из цельного, дымчатого кристалла. Песок внутри не сыпался. Он застыл, но при этом светился изнутри мягким, пульсирующим светом, в такт биению её собственного, чужого сердца.

Энни отложила кристалл и взяла в руки книгу. Кожа переплёта была сухой, почти рассыпающейся в пальцах. Девушка открыла её. Страницы были испещрены изящным, витиеватым почерком на незнакомом языке. Но стоило всмотреться в строки, как буквы начали сами собой складываться в понятные слова, проникая в сознание напрямую, минуя зрение.

Это был дневник. Дневник клана алхимиков-целителей, хранителей Хронокристалла.

Сердце заколотилось быстрее. Строка за строкой, перед Энни разворачивалась чужая, невозможная история. История принцессы-изгнанницы по имени Стефани. Последней из рода, способной нести бремя артефакта. Кристалл, говорилось в дневнике, даровал власть над временем, но забирал взамен жизненную силу, стирая грань между прошлым и настоящим.

Внезапно, словно откликнувшись на её мысли, кристалл, лежавший в сундуке, вспыхнул ярче. Острая, ледяная боль пронзила грудь Стефани. Комната качнулась. Перед глазами, как битые стёкла, замелькали образы её прошлой жизни: залитая светом операционная, усталые лица коллег, гул московских проспектов. Воспоминания стали хрупкими, полупрозрачными.

Стефани схватилась за край сундука, борясь с приступом тошноты. Она посмотрела на свои руки — тонкие, белые, с сияющими рунами. Её руки.

Глубокий, судорожный вдох. Потом ещё один. Хирург внутри брал верх над испуганной женщиной. Это не конец. Это новый, чертовски сложный пациент. И этот пациент — она сама.

Девушка подняла с тряпок Хронокристалл. Он был тёплым, живым. Пульсирующим.

«Хорошо, — прошептали её новые, незнакомые губы. — Будем считать это вторым шансом. И я его не упущу».

***

Тяжёлая дубовая дверь поддалась с протяжным, жалобным скрипом, выпуская Стефани из комнаты-тюрьмы в длинный, сумрачный коридор. Своды, терявшиеся где-то высоко в темноте, поддерживали колонны, обвитые каменной резьбой в виде переплетённых змей. В проёмах высоких окон виднелось лишь серое, безразличное небо. Тишина здесь была иной — не мёртвой, как в комнате, а зыбкой, наполненной невидимым движением.

Пока девушка шла, прислушиваясь к эху собственных шагов, воздух рядом с ней сгустился, замерцал, как раскалённый над огнём. Из этого мерцания соткалась фигура. Высокий, сутулый старик в истлевшей ливрее дворецкого. Его тело было полупрозрачным, сквозь него просвечивал узор на гобелене за спиной.

Стефани отшатнулась, её сердце пропустило удар. Медицинский склад ума тут же подбросил диагноз: галлюцинация, вызванная шоком. Но фигура была слишком отчётливой.

Призрак низко, почти до пола, поклонился. Движение было плавным, исполненным старинного, забытого достоинства.

— Миледи, — голос был тихим, шелестящим, как сухие листья. — Вы наконец проснулись. Клан в опасности.

Стефани смотрела на него, пытаясь унять колотящийся пульс. Призрак. Настоящий, говорящий призрак. Логика трещала по швам.

— Кто вы? — вопрос прозвучал резко, по-деловому. Голос хирурга, требующего отчёт у медсестры.

— Меня зовут Кларенс, миледи. Я служил вашему роду ещё до того, как время в этом замке сошло с ума.

Он выпрямился, и в его туманных, призрачных глазах мелькнула тень бесконечной печали.
— Проклятие, наложенное нашими врагами, держит вашу семью в плену. Они заперты во временной петле. Бесконечно проживают один и тот же день, не помня предыдущего.

Стефани нахмурилась, обрабатывая информацию. Временная петля. Это объясняло ощущение застывшего, неживого мира.

— Симптомы? — спросила девушка, инстинктивно переходя на профессиональный тон. — Как это проявляется?

Кларенс, казалось, был удивлён её спокойствием.
— Они… застыли, миледи. Ваша сестра целыми днями перебирает одни и те же травы. Ваш кузен — оттачивает один и тот же удар мечом. Каждый закат стирает их память о прошедшем дне. Только стены замка и мы, его тени, помним всё. Мы разрушаемся медленнее. Но разрушаемся.

Стефани кивнула, её мозг уже строил аналогии, искал параллели.
— Это похоже на тяжёлую форму антероградной амнезии, — пробормотала она себе под нос. — Нейродегенеративное заболевание, только вызванное магией.

Она посмотрела на Кларенса, и в её взгляде больше не было страха. Только холодная, хирургическая решимость.
— Покажите мне их.

***

Кларенс повёл её вниз по широкой мраморной лестнице, ступени которой были выщерблены и покрыты сетью трещин. Каждый их шаг отдавался гулким, одиноким эхом в огромном пространстве. Они вошли в главный зал — огромное, когда-то величественное помещение, чьи витражные окна были разбиты, а сквозь дыры в них сочился серый, унылый свет.

В центре зала, за длинным столом из тёмного дерева, застыли две фигуры, словно восковые экспонаты в заброшенном музее.

Девушка, почти девочка, с такими же, как у Стефани, серебряными волосами, собранными в простую косу. Она сидела, склонившись над пучком сухих трав, и её тонкие пальцы медленно, механически перебирали стебельки. Её лицо было прекрасным, но пустым, как у фарфоровой куклы.

— Ваша сестра, леди Софи, — прошелестел Кларенс.

На другом конце зала молодой мужчина с короткими тёмными волосами и напряжённой линией плеч раз за разом наносил удар тяжёлым мечом по истерзанному манекену. Движение было отточенным, идеальным и совершенно безжизненным. Взмах. Удар. Возврат в исходную позицию. Снова и снова.

— Ваш кузен, лорд Дерек.

Стефани медленно подошла к столу. Она остановилась рядом с сестрой. Та даже не подняла головы.

— Софи, — позвала Стефани. Голос прозвучал неуверенно, чужеродно.

Девушка за столом замерла. Она медленно подняла глаза. Взгляд был расфокусированным, пустым.
— Стефани? Ты сегодня рано.

Её голос был мелодичным, но лишённым всяких интонаций. Как у говорящей игрушки.

— Ты помнишь, о чём мы говорили вчера? — Стефани задала простой вопрос, как врач, проверяющий когнитивные функции пациента.

Софи слегка нахмурилась, словно пытаясь ухватить ускользающую мысль.
— Вчера? Мы говорили о сборе луноцвета. Как и всегда.

Сердце Стефани сжалось. Петля. Она видела её воочию. Бесконечный, бессмысленный повтор.

Она сделала то, чего сама от себя не ожидала. Повинуясь внезапному импульсу, Стефани коснулась пальцами Хронокристалла, спрятанного под платьем. Крошечная, почти невидимая искра сорвалась с её пальцев и коснулась руки Софи.

Мир на мгновение качнулся. Цвета в зале стали ярче, звуки — громче. Время, до этого тягучее, как смола, на секунду обрело плотность.

И в этот самый момент Стефани увидела. Не зал. А другую картину, наложившуюся на реальность, как двойная экспозиция на фотоплёнке. Королевский тронный зал. Их семья, стоящая на коленях. И высокий, бородатый король, указывающий на них перстом и произносящий слова проклятия. «…отныне и вовек…»

Видение исчезло так же внезапно, как и появилось, оставив после себя лишь лёгкое головокружение и привкус металла во рту.

Стефани отшатнулась от стола, тяжело дыша. Она посмотрела на застывшую Софи, на рубящего манекен Дерека, на трещины в стенах. Это было хуже, чем болезнь. Это была тюрьма, построенная из времени.

«Я должна это прервать, — пронеслось в её голове с холодной, ясной отчётливостью. — Иначе мы все здесь умрём».

***

Ночь опустилась на замок, укрыв его руины плотным, бархатным саваном. Стефани вернулась в свою комнату, но о сне не могло быть и речи. Адреналин, смесь страха и профессионального азарта, гудел в крови, не давая покоя. Она зажгла несколько огарков свечей, и их трепетное пламя выхватило из темноты её бледное, сосредоточенное лицо.

Нужно было действовать. Но как? В её мире болезнь лечили скальпелем, лекарством, точным знанием анатомии. А как оперировать время?

Хронокристалл лежал на столе, излучая слабое, манящее сияние. Артефакт был одновременно и причиной болезни, и, возможно, единственным лекарством. Стефани протянула к нему руку, но не коснулась. Сначала — диагностика. Нужно понять, как этот инструмент работает. И как он влияет на носителя. На неё.

Стефани села в старое кресло, закрыла глаза и попыталась сделать то, что делала сотни раз перед сложной операцией — мысленно смоделировать процесс. Она представила себе не Хронокристалл, а знакомые, привычные образы. Скальпель. Тонкий, острый, идеально сбалансированный. Шприц с точно отмеренной дозой препарата.

А потом она добавила в эту мысленную картину магию, о которой прочитала в дневнике. Стефани представила, как её воля, её намерение, течёт по рунам на коже, концентрируясь на кончиках пальцев.

Она осторожно коснулась кристалла.

И мир взорвался.

Нет, не в реальности. В её сознании. Она почувствовала, как время вокруг неё стало плотным, почти осязаемым. Она видела его — не как абстрактное понятие, а как мириады светящихся, переплетённых нитей, тянущихся из прошлого в будущее.

Стефани попыталась ухватить одну нить. Свою. И сфокусировать на ней силу кристалла. Создать крошечный, контролируемый временной пузырь, где время потечёт чуть быстрее. Ускорить заживление царапины на руке, полученной при падении с кровати.

Но что-то пошло не так.

Она потеряла контроль. Пузырь начал раздуваться, как мыльный, искажая пространство вокруг. Воздух в комнате закрутился в тугой, невидимый вихрь. Книги со стола взлетели в воздух, свечи погасли. По стенам пробежали тёмные трещины, из которых доносился зловещий шёпот.

И в этом вихре Стефани увидела их. Тёмные, безликие фигуры в тяжёлых мантиях с капюшонами, скрывающими лица. Они стояли кругом, и в центре этого круга на алтаре лежал такой же Хронокристалл. Фигуры что-то шептали, и их слова, полные холодной, змеиной власти, эхом отдавались в её голове: «…артефакт будет наш… сотрите эту ветвь…»

Теневой Консорциум.

Видение было таким реальным, что девушка вскрикнула и отдёрнула руку от кристалла. Вихрь тут же опал. Книги с глухим стуком упали на пол. В комнате снова воцарилась тишина.

Стефани сидела на полу, тяжело дыша, её сердце колотилось где-то в горле. Холодный пот стекал по вискам. Она провалила свой первый эксперимент. Но она получила нечто более важное. Она увидела лицо врага.

Девушка медленно поднялась на ноги. В глазах, отражавших слабый свет луны из окна, горел холодный, стальной блеск.

«Я хирург, — пронеслось в голове, уже не как вопрос, а как клятва. — Я исправлю это тело. И я вырежу эту опухоль из вашего проклятого мира».

***

Сон был поверхностным, тревожным. Стефани проснулась не от звука, а от ощущения. От вибрации, прошедшей по каменному полу, по ножкам кровати, по всему её телу. Глухой, низкий толчок, словно где-то в глубине земли провернулся гигантский, ржавый механизм.

Она села в постели, сердце забилось в тревожном ритме. Толчок повторился, на этот раз сильнее. С потолка посыпалась пыль. Хрустальная подвеска на старой люстре зазвенела тонко, жалобно.

Девушка бросилась к окну.

Зрелище, открывшееся за мутным стеклом, было нереальным, как лихорадочный бред. Небо, до этого просто серое, теперь было разорвано. По нему расходились багровые и фиолетовые трещины, похожие на сосуды в воспалённом глазу. Воздух за окном дрожал, искажая контуры деревьев в запущенном парке.

И деревья… Они жили своей собственной, безумной жизнью. Молодой дуб на её глазах за несколько секунд покрылся морщинистой корой, сбросил листву и превратился в сухой, мёртвый скелет. А рядом засохший куст жасмина вдруг покрылся зелёными почками, расцвёл пышными белыми цветами и тут же увял, уронив на землю почерневшие лепестки.

Временная буря.

Она не просто видела это. Она чувствовала это всем своим новым, магическим телом. Чувствовала, как рвётся сама ткань реальности. Как прошлое и будущее сталкиваются, перемешиваются, создавая этот чудовищный, противоестественный хаос.

Стефани поняла. Её пробуждение. Её первый, неуклюжий эксперимент с Хронокристаллом. Она была камнем, брошенным в застоявшееся, гнилое болото. И от неё пошли круги, которые теперь превратились в эту разрушительную волну. Она нарушила хрупкое, болезненное равновесие.

Кларенс материализовался рядом, его призрачная фигура мерцала от напряжения.
— Началось, миледи. Ваше возвращение разбудило не только нас, но и проклятие.

Стефани смотрела на бушующую за окном аномалию, на деревья, проживающие и умирающие за считанные секунды. В её взгляде не было паники. Был холодный, сосредоточенный анализ хирурга, оценивающего масштаб катастрофы и прикидывающего план действий.

«Сначала — остановить кровотечение, — пронеслось в голове. — Стабилизировать пациента».

Она отвернулась от окна.
— Время действовать, — сказала девушка твёрдо, больше себе, чем призраку. — Сначала — семья. Потом — весь этот хаос.

В её руке, до этого бессильно висевшей вдоль тела, медленно начал формироваться сгусток голубоватой энергии. Неуверенный, дрожащий, но реальный. Первый импровизированный скальпель. Операция началась.