Шрапнель

Ажурные кованые ворота плаксиво всхлипнули, когда под ними пролезла всклокоченная черная дворняга по кличке Шрапнель. В зубах собака тащила кость. И, если приглядеться, а это не так уж просто в разлившихся сумерках, то можно было определить, что кость – большая берцовая. Человеческая.

Старинное кладбище пользовалось дурной славой, и порядочные граждане избегали хоронить здесь своих умерших. Во дворах близлежащих домов старухи на лавочках шептались – все это из-за того, что власти города в сговоре с не в меру пьющим служителем местной церкви похоронили здесь и отпели за большую мзду маньяка. Умер этот тип от того, что когда к нему в дверь стала стучаться полиция, он решил выпить яд, прекрасно понимая, что с ним сделают в тюрьме. Не должны были его здесь хоронить, и уж тем более – отпевать. Но деньги вдовы – неприлично богатой и странной женщины – соблазнили порядочных граждан. С тех пор это кладбище в городе считается проклятым.

Из аляповатого, но большого траурного венка, уложенного на могилу, вынырнуло хорошенькое привидение молодой грудастой барышни. Призрак оглянулся по сторонам и брезгливо посмотрел на могилу:

– Какая дешевка. Ведь она жила за наш счет, а похоронила по минимальному тарифу, как бомжей!

Из соседней могилы послышался смех, перешедший в табачный астматический кашель. Лохматая голова показалась над наскоро сделанными бумажными цветами, цель которых была – продержаться на венке хотя бы неделю. За головой кряхтя и кашляя, выползло тело с двадцатью, а то и тридцатью лишними кило, но, как любила говаривать хозяйка пышных форм: “Зато-таки есть за шо подержаться!”

– О, Розочка, а у тебя буфера ненастоящие, – радостно захихикала пышка. – И в губах филлеры. Как-то совсем неорганично смотрится инородное в наших телах. Вот у меня все настоящее, – она приподняла пышную грудь руками.

– Заткнулась бы ты, Галя! – огрызнулась Роза. – Это из-за тебя мы все сюда попали.

Галина, которая любила, чтоб ее называли Лина, а не Галя, обиженно надула губы. Собрала в хвост торчащие в разные стороны волосы и увязала их в балетный узел. Пригладила свободное до пят белое платье и стала похожа на приличного человека.

– Курить хочется. Пройдусь по могилкам, может, добрый человек какому покойничку сигарет под памятник положил.

– И выпить там посмотри! – крикнули вслед уплывающему призраку две прозрачные девушки, сидевшие на лавочке возле старой могилы, расположенной напротив свежих захоронений.

Роза оглянулась по сторонам. Кладбище, несмотря на дурную славу, было весьма ухоженное – трава подстрижена, дорожки подметены, загородки, если у кого на могиле они есть, стоят ровненько, ничего не покосилось, не упало, а старые венки вынесены на свалку.

– А в моей могиле раньше бомж лежал, – пожаловалась одна призрачная девушка другой, той самой, которая попросила Галину присмотреть алкоголь. – Лежу я, значит, в могиле, проклинаю Галку, а тут скелет в гроб заглядывает и говорит: – “Убирайся, шлюха, к чертям собачьим! Это моя могила!” А я что виновата, что за его могилой никто не ухаживал, и все подумали, что это пустое место. Непорядочно, конечно вышло, что его скелет тихо выбросили на мусорку.

Роза прошлась мимо свежих могил, в которых и похоронили ее с коллегами по цеху. Земляные холмики для красоты прикрытые венками с яркими бумажными цветами и табличками с именами-датами.

– Жена Йосика даже на кресты поскупилась. Кстати, а почему могил всего пять, и где остальные и сам Йосик? – Роза оглянулась на двух призрачных барышень, ждущих на лавочке Галину и алкоголь. – Оксан, ты слышишь?

– А?! Чо?! – оглянулась та, к которой в могилу заглядывал бомж.

– Где остальные, говорю?

– Матильду семья забрала. Похоронят, наверно, у себя в деревне. Йосика жена на их национальном кладбище похоронила как приличного человека. Остальные, может, выжили. А мы с Лолитой, тобой и Галкой оказались здесь – никому ненужные.

– А пятая могила чья? – загнула пальцы на руках Роза, считая могилы и призраков.

– Светкина, – ответила Оксана и отвернулась, – но я с ней не разговариваю.

Света-с-приветом – называли свою коллегу другие путаны. Девочка из состоятельной семьи занималась творчеством – пела, рисовала, для привлечения внимания к себе – устраивала перфомансы, забивала тело странными татуировками. Так постепенно дошла до идеи свободной любви – давала всем, кто попросит. Была не понята семьей и выгнана взашей из дома. Поскитавшись по бывшим любовникам, оказалась на улице, а там ее ждало два пути – в бомжи или в бабочки. Проститутошная радушно распахнула перед ней свои двери и Светлана поняла, что творить может и дальше. За бесплатные перфомансы и приемы оптом, была часто бита товарками и хозяином борделя Йосиком, по паспорту Иосифом Моисеевичем.

От освещенной центральной аллеи в сторону недавних захоронений блеснул фонарь и два силуэта зашагали по темной узкой дорожке между рядами могил.

– А они нас увидят? – встрепенулась Лолита и юркнула с лавочки на цветник, спрятавшись от людей за большим кованым крестом. – Ксюха, ползи сюда, – стянула к себе призрачная девушка подругу.

Роза фыркнула, пожала плечами, но все же убралась с дороги от живых людей подальше. Фонарь, пошатавшись в такт походке сторожа, вырвал у темноты недавние погребения.

– Вот могилы тех самых проституток, – подвел старый сторож к свежим могилам ушловатого на вид молодого человека, пиджаком и кепкой похожего на бандита. – Над смертью работниц борделя ржал весь город, кто, разумеется, был в курсе истории. Там, конечно, много приврали, а на самом деле было так. Вот на второй могиле имя “Галина” написано, но клиенты ее знали как Лина. И вот эта Лина выходила иногда в кимоно на голые сиськи и отлавливала руссо-туристо-облико-морале. А чтобы проходящий мимо долго не раздумывал, она халатик свой распахивала. Ну, а там было на что посмотреть. Одни только молочные булки – больше пятого размера, да торчали, как не свои. И вот торчала та Лина на входе, как ее сиськи, а клиентов совсем нет. На свою беду мимо полз продавец беляшей. Их еще тошнотиками называют. Не продавцов, конечно, а беляши. Ползет мужик с работы, а сумка за спиной с почти не проданными беляшами. Ползет и жизнь ему не мила. Жена всю ночь жарила эти пирожки, а он нифуя не продал. А тут Лина ему свои сисяо к морде лица и предъявила. Мужик, как младенец присосался, и уже не соображал, что делал, а как дошло до расчета, то денег у него не оказалось. Били они его всей толпой, а потом притомились, сели отдохнуть, а в углу на входе рюкзак с тошнотиками стоит. Дальше рассказывать? Сожрали они все пирожки, которые катались на мужике целый рабочий жаркий день, и окочурились. Приехала мамка, хозяйка притона, а там уже восемь трупов. Продавец скончался от побоев. Такая вот история. А что вы хотите с этим сделать?

Роза выглянула из-за креста и уставилась на молодого человека, беззвучно хохочущего над историей. Сама она бедолагу продавца не била, Роза была очень интеллигентной девушкой, волею жестокой судьбы очутившейся на дне местной цивилизации, пнула уже лежащего пару раз, чтобы не отрываться от коллектива, а так-то она не била. Рюкзак тот нашла она, но предложила все съесть Галка.

– Я немного другую историю прочел в интернете, что жена этого бедолаги специально яд в те пирожки положила. Якобы соперница у нее была и заказала она своему хахалю пирожков на праздник, да что-то не срослось, вот и потравились ночные бабочки всем дружным коллективом во главе с сутенером.

– Да без разницы как они окочурились. Что вы с могилами делать хотите?

Посетитель скривил лицо, словно не хотел раскрывать секрет, но деваться ему было некуда, пришлось рассказывать:

– Я тут вынужденно пребывал за границей, и, как это заведено у культурных людей, бывал на экскурсиях. В том числе на кладбищах. А там своя атмосфера. По кладбищам жизнь можно изучать. И вот, вернувшись на родную землю, я познакомился со скульптором. Талантливый мужик, хотя и пьет. Да кто же без греха. И вот когда я скрывался по заграницам, то увидел в одном склепе скульптуру любовника. Поставили ее после смерти бедолаги его любимые женщины, а через время скульптура стала лечить от импотенции. Только надо было мужчине за член скульптуры, выпирающий из брюк, подержаться. Вот и я хочу такую скульптуру у нас поставить, но со ссылкой на наш менталитет. Какой нормальный мужик, если он не врач, другого мужика добровольно за орган возьмет? Никакой. Вот я бабу хочу на могиле поставить. В рабочей позе. И пущу слух, что если ее между ног погладить, то вся импотенция как рукой сымается. А?! Как идея?

Сторож сделал большой шаг в сторону, словно боялся заразиться от посетителя дурью. Пробежался лучом света по могилкам и резко глянул фонарем в лицо посетителю.

– Ажты, бляжты! – выругался тот и скукожился, спрятав лицо, словно его застали за непотребным занятием. – Глазааааа! – пожаловался он тоненьким голосочком.

– Простите, но это так неожиданно, – сторож опустил фонарь, и теперь луч смотрел на одну из могил. – У нас такое не пройдет. Кладбище не частное, а городское. Что скажут люди?

– Да проклятое ваше кладбище, – плаксивым голосом, часто моргая, протянул посетитель. – Когда на нем последний раз хоронили приличного человека?

Сторож растерялся, затоптался на месте, а потом направил луч фонаря ближе к стене, в самый угол кладбища:

– Вон там продавца тех самых беляшей и похоронили.

– Это он то приличный? Идейный наследник славы дома Медичи, умерший в публичном доме? Ну да ладно, проехали. Согласен, что поза слишком откровенная, но мы можем надеть на нее короткую юбку, прикрывающую выставленный зад, но под юбкой все будет хорошо прощупываться.

Сторож замотал головой, и вместе с ним по могильным крестам нервно запрыгал луч фонаря, внезапно выхватив стоящих у дальней могилы длинноволосых людей.

– А ну пошли отсюда! Сейчас собаку на вас спущу! Шрапнель, ко мне! – заорал сторож, и длинноволосые зайцами поскакали к ажурным воротам, через которые так удобно перелезать.

– Кто это был? – присел от страха посетитель.

– Сатанисты. Вон Луна, – кивнул сторож на небесное светило, – полная, а это им как магнит. Хоть организовывай им площадку ритуальную. Опять же полиции удобно, и не надо бегать по всему кладбищу.

– С ума сойти у вас движуха. Но ладно. Не хотите бабу в позе, давайте просто бабу. Вон ту, которая беляшмена в бордель заманила. Поставим памятник красотке с буферами, и надо будет ей эти буфера потереть.

– А копилочка где будет? – вытянул шею сторож.

– В смысле?

– В смысле для денег с надписью: “Чтобы давали живые бабы, дай денег бабе мертвой”. Или вы только о себе подумали? А бедный старый дядя Лёня должен умирать в нищете?

– Это уже нюансы. Главное, что вы согласны. Оформим это как памятник от почитателя красоты и таланта девушки, а то, если идти через городское начальство, у меня столько денег не будет.

– Договоримся. Вы, наверно, спешите?

– Эк, вы меня как интеллигентно провожаете, – хихикнул довольно посетитель. – Я сюда днем приду. Пройдусь в тишине, так сказать, аллей.

– Шуметь у нас некому, – согласился сторож.

Мужчины развернулись и, подсвечивая себе фонарем, двинулись к центральной освещенной аллее.

– Я тут значит всю себя творчеству отдаю, а памятник этой бабище? Где справедливость? – проворчала Светлана, вылезая из могилы. – Это же надо было так вляпаться, чтоб стать призраком на кладбище в компании стремных шлюх, которые тебя не понимают.

– А что же ты такая умная, креативная и творческая, а за вокзальными вонючими беляшами потянулась? – хихикнула Оксана, оставшись сидеть на чужой могиле.

Призрак Светланы уставился на сотрудниц:

– У нас впереди вечность, и мы так и будем ругаться друг с другом до конца времен?

– А что еще делать? – пожала плечами Оксана. – Это вообще Роза во всем виновата, что нашла в углу те беляши. Пойдемте еще раз продавцу напинаем.

– Если бы не я, нас бы сейчас судили за убийство, – разозлилась Роза.

– Но лучше сидеть в тюрьме живой, чем сейчас на кладбище мертвой, – Света пошла на главную аллею. – И, – остановилась она и развернулась, – мужик считается невинно убиенным, если он не знал про пирожки, а это значит, что его забрали в рай. Никого в той могиле нет, и плевать на нее бесполезно. Я не знаю здешних правил, но, если я права, то вся тусовка происходит сейчас на главной аллее. Кто со мной? Может мы из могил можем выйти только в полнолуние, или раз в год по праздникам, или только в три, девять или сорок дней. Смысл охранять могилку, никто ее не займет. Айда тусить!

Светлана, замурлыкав свой любимый джаз, вильнула бедрами, словно шагала она по подиуму на высоких каблуках походкой от бедра, и пошла на свет фонаря главной кладбищенской аллеи.

Три девушки посмотрели ей вслед, а потом друг на друга.

– Я одно не понимаю, – вздохнула Лолита, – почему мы все в одинаковых платьях? Нельзя нас было в личных вещах похоронить, а то эти футболки в пол с длинными рукавами вообще никакие.

– У тебя из личной одежды только майка, прикрывающая грудь, и шорты-стринги. Ты в этом хотела перед вратами рая предстать? – съязвила Роза.

– Ангелы все равно все голенькие. Или нет? – Лолита заглянула в лицо Розе, а потом перевела взгляд на Оксану.

– Сюда кто-то идет, – не обращая внимания на Лолиту, ответила Оксана. – Баба какая-то, ищет кого-то.

По дорожке шла женщина, одетая в черную одежду – длинная юбка почти мела землю, прикрывающая руки с чужого плеча кофта и платок, завязанный под подбородком так, что молодая еще женщина казалась древней деревенской старухой. Фонарик в ее руке обыскивал могилы, ища имя покойника.

– Петр, Ге… фиг прочтешь, Арсен, Роза, Галина, Светлана! Светлана! – обрадовалась женщина. – Ты то, тезка, мне и нужна.

Женщина выпустила из руки фонарик, и он повис на веревке, накинутой на шею.

– Хорошо, что Светка свалила, а то визгу бы сейчас было, – усмехнулась Оксана.

– Ксюх, а чо ща будет? – оживилась Лолита и подошла к женщине сзади.

– Колдовать будет, – хмыкнула Оксана. – Ты отойди от греха подальше. Хотя, нам мертвым терять нечего. В рай нас не пустят, а до ада еще сорок дней.

– Так. Вот курица, – достала птицу из шуршащего пакета женщина, – чтоб махала болезням на прощанье крыльями. Вот водка, чтоб задобрить покойницу. Вот вонючие носки, чтоб сбить болезни со следа, если вдруг угощения не понравится и они за мной побегут. Итак, ритуал.

Тетка воткнула остро заточенную с двух концов палку возле могилы и наколола на палку курицу.

– Вонючие носки это шедевр! Можно вызывать дурку, – Роза сложила на руди руки. – И наша Света из крепких напитков предпочитает коньяк, а на курицу у нее аллергия.

– Блин! Блин! Блин! Блин! – запрыгала на месте Лолита. – Надо позвать Светку, но я боюсь пропустить шоу.

– Тишь ты! – шикнула на нее Оксана.

Тетка достала бумажку и, подсвечивая себе фонариком, нараспев прочитала:

– Ты, раба Божья Светлана, угощение прими, водку выпей, мясом закуси, а мои хвори, мои беды на десерт возьми. Чтоб я здоровая ходила, свои дела решала, а ты довольная лежала, никого не обижала. Аминь, ключ, замок, могильный блок.

Тетка открыла бутылку водки, поставила ее рядом с курицей, быстро скинула тапки, натянула на ноги вонючие носки, подхватила в руки тапки, выпрямилась и увидела стоящую перед собой Розу.

– В следующий раз берите с собой коньяк, суши, пиццу, шоколад, только не молочный…

– Шашлык, – дополнила список Оксана.

– Шашлык, стейк с кровью, фуагра.

– Фуагра, – повторила тетка и упала на спину, прижав к груди тапки.

– Она умерла? – спросила Оксана.

– Нет. Иначе мы бы увидели ее призрак. А так это, скорее, обморок. Но, что я заметила, Галка ушла гулять по кладбищу, пришли мужики, чтоб сделать на ее могиле памятник. Светка ушла гулять, на нее тетка свела болезни. А что если когда ты отходишь от своей могилы, то с ней что-то случается? И бродишь ты потом бездомным призраком. Оглянитесь вокруг – могил полно, а они здесь многие, как и мы, грешники, только призраков нет. Значит, они все куда-то ушли, или их что-то забрало с собой.

– Роза, ты слишком много думаешь, – вынесла вердикт Оксана. – Проще надо быть. Ты как хочешь, а я пойду на свет.

Оксана боком протиснулась мимо лежащей на проходе тетки, и пошла, покачиваясь, к главной аллее. Ее белое до земли платье медленно таяло, пока не исчезло совсем. Лолита прошла за ней параллельной улицей, оглядываясь на Розу, но не выпуская из вида Оксану. Она тоже исчезла, не выйдя в просвет между могилами.

Роза оглянулась по сторонам – одной на кладбище даже призраку быть страшно.

Луч фонаря на груди тетки, светил в угол, залитый густой, словно плотный туман, чернотой. Из угла кто-то прокашлялся, словно собака подавилась костью. Роза оцепенела от ужаса. Хотелось бежать, но ноги пустили корни; кричать, но лицо покрыла кора, словно Роза уже не человек, а растение, и у растения нет рта, ему нечем кричать. Из непроглядного тумана вышла черная всклокоченная собака.

– Кгарм! Кгарм! – кашлянул пес, медленно идя к тетке.

Возле курицы пес остановился, понюхал мясо и засмеялся. Роза могла поклясться, что это человеческий смех. Пес сделал пару шагов, поднял лапу и пометил бутылку водки. Подойдя к тетке, он накрыл ее своим телом, как одеялом, положил свою голову на ее лицо, и тетка слабо под псом дернулась.

– Шрапнель! – вспомнила Роза, и позвала пса.

Вслух она произнести ничего не смогла, но пес услышал, повернул голову, и Роза увидела зло улыбнувшегося солдата в окружении врагов. Быстрое движение рук – и из гранаты вырывается чека. Взрыв огненным цветком осветил пространство.

Прозрачным утром, едва на главной аллее погасли фонари, а роса поймала солнечные блики, сторож привел к свежим могилам двух молодых полицейских:

– Такое часто бывает – приходят ворожить, да сердце не выдерживает, – кивнул сторож на тетку с тапками в руках и погасшим на груди фонариком. – Я вчера тут еще сатанистов видел, может, они ее напугали. И мой пес Шрапнель куда-то как назло запропастился. Вон, – кивнул он на курицу, – даже мясо не тронул.

Тушка курицы, расставив крылья, возвышалась над опрокинутой пустой бутылкой водки. Цветы на венках намокли и некрасиво обмякли. Единственное, что украшало ряд свежих могил, это куст с расцветшими нежными розами.

– Роза красивая, – улыбнулся молоденький лейтенант и подошел к могиле ближе. – Роза для Розы, – прочел он имя на табличке.

– Поклонники наверно посадили. Говорят, очень красивая была девушка. Что ее заставило уйти в публичный дом? Наверно деньги. Все из-за них, – поежился сторож. – У меня вот пса кладбищенского вечно пытаются украсть. А он, умняга, не приманишь. Верный. Шрапнель! Куда ты к бесу запропастился?