Шут с магнитофоном

Я Шут, Клоун, Дурачок, Ахтывыст-ты-наш...

Не в прямом смысле, конечно. Никого я не развлекаю колокольчиками и не ношу двухцветный колпак. Моя шутовская доля — мои горящие глаза.

Это диагноз.

Как только они загораются, все вокруг тут же забывают, что у них есть руки, ноги и собственные идеи. Они превращаются в статуи.

Именно так они и стояли на сцене актового зала во время нашей репетиции: руки по швам, глаза в пол, голосами роботов зачитывая текст с листочков. От этой картины веяло таким леденящим душу отчаянием, что я не выдержал.

—Давайте хоть музыку добавим! Или интермедию! — выпалил я, и мои глаза, я чувствовал, загорелись тем самым предательским светом.

Статуи оживились.

—О, да! Отлично! — закивали они. — Ты же придумаешь! Ты же у нас такой творческий!

«Творческий».

Это был синоним слова «дурачок». Дурачок, который будет пахать, пока остальные живут своей, настоящей жизнью.

На репетиции их, конечно, не вытянешь. «Уроки», «секция», «просто не могу». Их «потом» — это безвоздушное пространство, где идеи тихо умирают, так и не родившись.

Поневоле завязываешь всю постановку на себя, как режиссер в фильме без актеров. Потом обвинят в отрыве от коллектива. А не коллектив ли оторвался?

Как-то я придумал оригинальное. Записать на магнитофон интервью с учителями — живое, неформальное, с улыбками.

Потом смонтировать, наложить музыку и запустить по школьной трансляции.

Это же будет гениально! Это вдохнёт в День учителя хоть каплю жизни, помимо дежурных букетов и слов о нелёгком труде. Ну, подключайтесь!...

— Классно! — хором сказали статуи. — Делай!

И я пошёл делать. Со своим верным «конём». Это был старенький магнитофон «Легенда», рождённый на заводе в городе Арзамасе и доставшийся от дяди. Громоздкий, плёнка в нём иногда жевалась с хрустом, но он был мой самый настоящий соратник.

Процесс напоминал странный ритуал.

Я — шаман с микрофоном. В кабинете — доброжелательный учитель, который немного раздражен тем, что его не пускают пить чай в учительской, а суют этот микрофон. В дверях — группа зрителей.

Мои одноклассники. Они не помогали, не подсказывали, не смеялись шуткам педагогов. Они просто стояли и смотрели. Молча. Иногда кто-то коротко посмеивался. Над моей серьёзной сосредоточенностью, над тем, как я бережно перематываю катушки, над самим фактом моего нелепого энтузиазма.

Взрыв энтузиазма зрителей случился, когда сели батарейки. Я выслушал много интересного и полезного о своем неумении подготовиться.

Но я не злился.

Внутри меня и в глазах горел тот самый огонь. Мне казалось — вот они увидят готовый результат, услышат весёлые голоса, музыку из динамиков, и тогда-то они поймут! Тогда лед тронется, и статуи оживут по-настоящему.

Ночь монтажа. Я один в школьном радиоузле, заваленный катушками.

Склеиваю скотчем плёнку, режу неудачные фразы, подбираю музыку. Записываю чистовик.

«Легенда» поскрипывала, но слушалась. Я чувствовал себя волшебником, творящим чудо из ничего.

И вот — премьера.

Актовый зал, все на местах перед концертом. Тем самым, где все будут читать выученное с бумажек.

Я запускаю запись. Из динамиков льются знакомые учительские голоса, смех, музыка. В зале — тишина. Та самая, благоговейная, которую я и мечтал услышать. У меня сжалось горло.

Получилось.

Я, Шут, один со своим стареньким магнитофоном, сделал это.

Когда свет зажёгся, раздались аплодисменты. Меня хлопали по плечу, говорили «молодец». И в этот миг я почти перестал чувствовать себя шутом.

Почти.

После концерта общались с группой «статуй».

—Нормально получилось, чувак, — сказал один. — У меня вот дома «Панас», с ним бы звук был чище.

—А я бы на твоём месте музыку погромче сделал, — добавила вторая. — И монтаж резче. Вообще, если бы захотеть, можно было бы круче сделать. У меня вот сестра на радио...

Они говорили это легко, с безразличной доброжелательностью. Они не хотели меня обидеть. Они просто констатировали факты своего превосходства.

Шуты обязаны их развлекать, но они всё могут лучше. Если захотят, конечно, а хотеть заниматься странной фигнёй... нелепо, не комильфо, для этого есть дурачки.

Я смотрел на них и вдруг осознал простую, как молоток, истину. Они не злые. Они просто другие.

Их мир — это мир «если бы», а мой — мир «вот он, держи».

Их сила в словах, моя — в поступках. И пока они будут рассуждать о том, какой у них дома классный магнитофон, я буду приходить с моей «Легендой» и делать то, во что верю.

Я больше не чувствовал обиды. Только лёгкую, горькую усталость. Я взял свой магнитофон. Он был тяжёлый, потрёпанный, но свой.

«Ну что, брат, — мысленно сказал я ему. — Пойдём. Нас ждут новые дурачества».

И мы пошли.

Шут и его верная «Легенда».

А статуи остались стоять в коридоре, уйдя в свой вечный, важный разговор о том, что они могли бы сделать, если бы... если бы вдруг захотели.

Так и идём.

«Легенда» ушла на покой, но теперь я и телефоном сделаю интересно.

Мир стал быстрее, но принципы те же: пока кто-то говорит, что можно было бы, я просто беру и делаю.

На другой день выложу свой ролик о любом событии, и его будут смотреть и пересматривать. Восхищаться с презрением в глазах.

Пока профессионалы из телецентра будут месяц монтировать на оборудовании, которое стоит больше моего дома со всем содержимым.

Шут бесплатен.

***

Описание "синдрома шута".

#удалено по требованию администрации#