Дисклеймер.
ВНИМАНИЕ!
Все события, описанные в данном произведении, являются художественным вымыслом. Любые совпадения с реальными событиями, именами, должностями или ситуациями — абсолютно случайны.
Автор не преследует цели отразить действительные факты, политические события или деятельность реальных организаций. Все персонажи, их действия и диалоги созданы исключительно для развития сюжета художественного произведения.
Данное произведение не содержит призывов к противоправным действиям и не направлено на разжигание социальной, национальной или религиозной розни.
Мнение и взгляды персонажей не отражают позицию автора или издателя.
Приятного чтения!
————————————
— И с какой стати я должен поверить? Это же полный бред!
— Проехали и забыли. Анекдот для разрядки ситуации: сколько...
— Димка, угомонись! Я слышал его сотню раз! — но он, не слушая меня, продолжает.
— Сколько садовников нужно, чтобы посадить дерево?
— ... Один, — обреченно отвечаю я, и мы продолжаем вместе — остальные будут отдыхать в тени...
— Лёня, ну ты и зануда! Хорошую шутку нельзя рассказать слишком много раз!
Я не отвечаю. Я и вправду слышал всё это уже много-много раз. И глупую шутку, и нытьё Димы о том, какой я скучный. И сам знаю. Очень часто заумничаю, читаю лекции. По делу, конечно. Но шутка Димки правда достала.
В каждой ситуации начинает своё "сколько...". Его часто звали Шутником, хотя вряд-ли он знает ещё хоть одну шутку. Как говорится, в любой непонятной ситуации помогут садовники. Смысл? А нет смысла. И шутка вовсе не смешная.
Одна наша общая знакомая, Ленка, говорила, что так Димка хочет оставить о себе яркое впечатление. Запомниться надолго. В каком спектре, его конечно, не волнует. Зато рабоет — такого человека трудно забыть, хотя и хочется.
Вообще, сам по себе Дима хороший человек. В свои двадцать два уже устроился на высокооплачиваемую работу, купил квартиру и строит своими руками дачу за городом. Женой пока не обзавелся, но, уверен, за этим дело не станет. Парень он красивый, молодой, в качалку ходит.
Ещё что интересно, это то, что никто не знает, где он работает. Никому он не проболтался, будто бы для него это важнее, чем все остальное. Может быть, какие-нибудь секретные органы, вроде полиции. Хотя нет, будь он стражем порядка, об этом можно было бы сказать. Скорее всего, просто хочет составить о себе впечатление, эдакий "парень-загадка". Всё возможно, конечно. Но, что-то потянуло меня на филосовские мысли.
— Слушай, Лёня, мне пора уже. Засиделся я, полночь на дворе. Ещё домой идти.
— Валяй. А с последним повременишь, я докину. — да, чуть не забыл. Дима совсем не водит машину. На вопросы отмахивается, говорит мол, не дают права, и всё тут. Ну да ладно, не хочет человек, и не хочет.
— Спасибо братан, что б я без тебя делал?
Через четверть часа мы оба сидим в прогревающейся аудихе, глаза слипаются от усталости.
— Слушай, давай я тебе помогу проснуться? Не дело это, за рулём спать!
Я не дожидаюсь, пока он затянет свою старую шарманку, и отвечаю:
— Один нужен садовник, один! Вообще не смешно, Димка. Только больше в кон слонит. — от заливистого смеха друга я сбрасываю сладкую дремоту, и, глянув на датчики, начинаю разворачивать машину, стараясь не задеть окружающие аппараты. Чудом удалось ничего не задеть, и я выехал из невольной ловушки, по памяти выстраивая маршрут до многоэтажки, в которой жил Дима.
* * *
— Давай, до встречи. — мы прощаемся, и я смотрю в спину уходящему другу. А ведь мы знакомы только три года. И за это время уже стали лучшими друзьями. Конечно, для детей это обыденность, однако мы уже выросли. Как-то он втерся ко всем в доверие. Так, что это слишком прозрачно. И от этого кажется ещё искреннее.
Я ещё немного посидел здесь, в машине, наслаждая тишиной и спокойствием. Нужно уметь замечать такие моменты. Никогда не знаешь, какой из них станет для тебя последним.
Ладно, не время разводить меланхолию. Завтра с утра на работу, нужно отоспаться. Итак засиделся, уже пол второго ночи.
В полусне я еле-как доезжаю домой. Опасно это, конечно, но делать нечего. Спать в машине я не собираюсь. Второе дыхание не открывается, и я из последних сил добираюсь до кровати.
* * *
Вставать на работу, как я и предвидел, было тяжело. Ничего, не впервой. Я парень крепкий.
День, опять же, тянулся. Долго, скучно, монотонно. Описывать это было бы так же тяжело, как и проживать. В общем, плохо мне было, но я "выжил".
* * *
— Лëнька! А ну, сюда драпай! — Эсфирька, как обычно, не церемонится. Вообще, когда это необходимо, она умеет себя вести, подобно приличной девушке. Но это только маска. Очень хорошая, такая, что не зная об этом факте, трудно догадаться.
Но те, кто знают настоящую её — не Эсфирию Медвежьеву, а реальную Эсу — никогда не купятся на эту игру.
И я "драпанул". Быстрым шагом, пересекая коридор офиса, но в совершенно обратном направлении.
— Леонид! Я твоя начальница, ты уходишь от прямых обязанностей?! — знаю, проходили. Хочет спихнуть на меня половину собственной работы, чтобы жизнь малиной не казалась. Мне, естественно.
Ей-то как раз и малина, и мёд.
Девушкам в этом мире везёт...
Что-то меня на стихи потянуло. Думаю, самое время, пока я спешно ухожу на законный перекур, рассказать, кто такая наша Эса.
С детства я увлекался плавнием. Пару раз даже был на соревнованиях местного разлива, но первым никогда не был. Крепкий середнячок. Там-то мы с ней и познакомились. Дружить сразу, конечно, не стали. Немного сблизились, а потом разошлись. И вот теперь, через десяток с лишним лет, эта самая бойкая девочка Эсфирия, стала мелкой начальницей на месте, где я работаю. Так ещё и меня к ней назначили, зная про знакомство. Я, конечно, не против. Человек она хороший.
— Лëня-я, я тебя катать не буду! — Эса совсем по-детски надула губы, так же по-детски угрожая. Да, забыл упомянуть. Была она байкершой-любителем. Местные группировки её уважали, но в большей части именно за то, что она хоть и хрупка, но храбра. Такую хочется и защитить, и по морде дать, если зарывается. Байкерам кодекс не писан, а мораль там своя.
— Эсфирия Евгеньевна, что вы такое говорите? — я картинно вскидываю брови, намеренно переводя разговор в официальный тон. Орёт на всю, как мелкая девчушка, а рядом люди сидят в кабинетах. Потом проблемы будут. Уже тише, возвращаясь, я добавляю: — Ладно, помогу. Только особо не борзей, лады?
Эса вся засияла, быстро закивала головой.
— Что, сегодня хочешь пораньше уйти? Почему у босса не попросишь? Сострой глазки, делов-то.
— Я сегодня хочу прогуляться с Кристи и Витей. А Геннадий Эдуардович злюка, я не хочу к нему идти. — Эса состроила умильную мордашку, которая могла бы выбить из равновесия любого парня, не знакомого с этой хитро... хм, хитрой особой.
— Эса, прибереги кривляния для Витька. А я пойду, работы завал. Скинь мне первый десяток адресов.
Работал я в проверочной службе. Вроде как, мы переодически звоним людям, что пользуются услугами наших сетевых операторов. Спрашиваем, что да как, есть ли жалобы. Если что-то неисправно, высылаем группу быстрого реагирования — программиста и двух сантехников.
В общем-то, у Эсы, как и у меня, рутинная работа. Те обязанности что в ходят в её более высокую должность, может исполнить только она. Остаётся мне для добровольно-принудительной помощи только рутина. Ничего, дома меня никто не ждёт, задержусь чутка подольше.
* * *
— И чего он, так занят, что не может взять звонок друга? — я в пятый раз слышу пустые гудки, после попытки дозвониться до Димы. — ладно, увидит пропущенные, прочитает сообщение. Странно. Связь есть, смс доставлено. Может, и вправду занят?
В общем-то, ничего срочного у меня к нему нет. Пара вопросов по теме, в которой он хорошо разбирается.
* * *
— Да что такое? Третий день от него ни звука! Даже в сети не появлялся. Может, уехал куда, и мне не сказал? И телефон дома оставил.
На всякий случай, чтобы убрать все подозрения из головы, я решил съездить к Диме. Машина у меня сломалась, нужно менять коробку передач, и инжектор проверить. На это нужно время, которого пока у меня не так много.
Поехал я к Димке домой на маршрутке. Далеко, однако. На близжайшей остановке я высадился, и пошёл пешком.
Через четверть часа я стоял у двери в квартиру друга, и терзал звонок. Внутри ни звука, дверь заперта. Наверное, правда уехал, а я накрутил себя.
С чистой совестью возвращаюсь домой.
* * *
Сегодня двадцатое августа, а значит, мы с Димой должны встретится около шаурмечной «Острый шёпот». Сегодня я ему выскажу столько всего! И за то, что не отвечал, когда был нужен, и за то, что уехал на неделю, никого не предупредив.
До шаурмечной я добираюсь пешком, благо идти недалеко. Добрый азербайджанин, дядя Закир, принял меня радушным возгласом — посетителей у него не слишком много, а частые клиенты для него лучшие друзья. Я как раз из последних. Мы немного поговорили, а потом я присел за столик, и стал ждать друга.
Прошло уже порядка получаса, но Димка не появился. Для него это странно: он привык всегда исполнять сказанное слово.
«Жду ещё тридцать минут, а после ухожу» — решил я, и стал дожидаться друга. Полчаса прошло, но я всё так же сидел, надеясь, что у Димы будут веские причины к такому опазданию. А может, в баню? Ну, мало ли, забыл он. Или не расчитал поездку, не приехал ещё. В сети-то до сих пор не появлялся. Да, точно. Он просто не рассчитал время, и ещё не приехал к нам в город. А телефон... В квартире оставил. Забыл, или намеренно, чтобы никто не доставал. Если я угадал, — во что мне очень хочется верить — то я его прекрасно понимаю. Самому иногда хочется поехать куда-то, подальше от суеты города, а телефон дома оставить. И ни единой душе не сообщить, куда отправился. Ещё взбредет в голову, нагрянуть "в гости".
Хотя я почти успокоил себя, но червячок сомнений всё глубже вгрызался в разум. А может, случилось чего? Ой, не знаю. Хочется верить в версию с заслуженным отдыхом...
Я просидел ещё час, в тихой надежде, что обойдется. Никто так и не пришёл. Под понимающим взглядом дяди Закира покинул столик, и заказал у него теплой шаурмы. Так сказать, оплатить место ожидания. Прийти в кафе и не взять кофе — признак дурного тона. А если владелец заведения — твой хороший знакомый, так и вовсе, глубокая обида и непочтение к хозяину.
— Спасибо, дядя Закир.
— Кушай на здоровье, дорогой! Ничего, ещё дождешься её... — он лукаво подмигнул мне, явно подумав немного о другом. Ну да ладно, разубеждать я его не собираюсь. Благодарно киваю, одновременно прощаясь, и иду к дому.
* * *
«Что могло случиться, чтобы мистер пунктуальность не явился на инициированную им же встречу? Может быть, что-то и вправду произошло? У кого не спрошу, никто не знает. Дима никому не сказал, куда направляется. Может, его похитили? Или, вляпался он в какую-то историю, и теперь залег на дно?» — в мои мысли уже стала просачиваться тревога.
* * *
— Ну тише, тише... — слезы лились ручьём по её щекам, и как бы я ни старался утешить, девушка не поддавалась.
Спросите, что здесь происходит? Думаю, проще будет увидеть лично, чем услышать...
* * *
Ночь и темень. Скорее, раннее утро, когда солнце только начало вставать, и его ещё почти не видно из-за горизонта. Однако, как известно, это ощущение обманчиво, ведь совсем скоро светило будет слепить и палить во всю свою силу.
Молодая светловолосая девушка вприпрыжку, с сумкой на плече выбежала из общежития, и двинулась к парню сидящему на "крутом", по его мнению, байке — матово-черном, с языками пламени, выгравированными на боках. Она радостно запрыгнула сзади него, и машина заревела, будя всю округу в радиусе нескольких километров. Однако молодых это не смущало, а лишь раззадоривало. Девушка засмеялась, и парень, поддав газу, рванул по ярко освещенной дороге, прямо навстречу слепящему свету восходящего солнца. Как в фильме: пропадая, сливаясь с яркими лучами. Разве что, эпичной музыки не было.
И они уезжали, растворяясь в восходе. Виктор и Кристина.
* * *
Эсфирия сейчас не была ни взрослой девушкой, ни моей "грозной" начальницей. Сейчас она была маленькой девочкой во взрослом теле, той самой Эсой, с которой я провел много лет. Беззащитная, рыдающая.
Раньше мне редко приходилось утешать кого-то. Я не был ни эмпатом, ни психологом. Да и, если честно — я не был душой кампании, друзей у меня не много. Зато те, что есть — самые, что ни на есть настоящие. Сейчас я утешал.
Не стану описывать то, как это происходило. Скажу только: долго и слезливо. Будто в какой-нибудь мыльной опере аля-мелодрамма.
Я поднялся. Предложение "попить чаю" мне представлялось совсем не таким. Сейчас же нужно дать ей времени пережить, перерасти всю эту ситуацию.
— Эса... Не переживай так. Всё наладится.
— Разве что с Божьей помощью... — она начала понемногу успокаиваться.
— А почему бы и нет? Ты ведь веришь в Бога?
— Верю. Значит, всё наладится. Должно наладиться. — в её тоне стала прорезаться прошлая решимость. — Тебя до работы подкинуть? Я слышала, у тебя машина сломалась?
— А давай.
Наверное, такой быстрый переход Эсы от горя к решимости мог бы показаться странным. Но такая вот она, наша Эса, Медвежка. Для неё это обыденность — заслониться от горя и тоски, и изо всех сил стараться улыбаться. У меня так никогда не получалось — я всегда тяжело переносил любой стресс.
* * *
Её волосы развевались, ветер задувал в лицо. Шлем, который Эса предусмотрительно впихнула мне в руки сейчас был бесценен.
— Живой? — перекрикивая ветер, спросила она.
— Конечно! — я старался держаться, но, видимо, получалось плохо. Эса хихикнула, хотя мне могло и послышаться.
— Ещё пять минуток, и отвезу на работу!
Предложение "подкинуть до работы", исходящее от Эсы, не значило, что сразу же мы направимся именно туда. И вот уже минут двадцать мы рассекаем воздух на её "звере", как его прозвали местные любители громко покататься. В переводе на эсфирьский это звучало как "зверушка", или "зверенок".
Я решил не напоминать подруге о том, что четверть часа назад она всё ещё была сама не своя от горя. Сейчас, откинув все жизненные неприятности (и волосы) назад, в прошлое (а волосы в меня), она снова веселилась. Но катались мы недолго. Когда звонок с надписью "Насяльника" зазвучал на телефоне Эсы, мы в скором темпе поехали отчитываться.
* * *
— Говорите, бабушку через дорогу переводили? Полчаса?
— Ну... Не одна бабушка была... — Эса притупила взгляд, увела его в пол. Я мысленно поаплодировал - “оскара вне очереди!”
— Допустим, я вам верю. А почему Леонид приехал вместе с вами, Эсфирия?
— У меня машина сломалась, я позвонил коллеге. Эсфирия Евгеньевна живёт совсем недалеко от меня, вот и заехала. А по пути бабушка... Три...
— Хорошо, пусть будет так. Я даже не хочу разбираться, что у вас там произошло. Только напомню: никаких служебных романов. По-крайней мере, в рабочее время. — он нахмурился, но в глазах его были видны озорные искорки.
— Ну вы что, Геннадий Эдуардович! Да мы никогда! Как вы могли так подумать! — девушка сопровождает свои карикатурные слова такими гримассками, что сарказм можно выжимать из неё литрами.
— Переигрываешь, Эсфирия.
— Ну дядя!
— Ладно уж, идите. Рабочий день во всю кипит. — видно, что любимая племяшка умела растопить сердце даже сурового директора.
* * *
Прошло несколько дней. Мы с Эсой ещё несколько раз катались, однажды даже с её дружками-байкерами. Сегодня, двадцать шестого августа, мы решили прокатиться вновь. Проезжая по знакомым местам, заехали в северный район города, куда я редко забредал. Всё же, живу на другом конце.
Несколько раз мы проехали мимо старого кафе, где часто собирались дружеской компанией — я, Дима, Эса, Ленка, Кристи, Витя, и Некит.
— Лёнь, мне нужно срочно ехать в больницу, я там документы забрать должна. Ты не обидишься, если я тебя сейчас домой отвезу?
— Нет конечно. Знаешь... А высади меня здесь, около нашего кафе. Хочу понастольгировать — от команды нашей осталась только половина.
— Леонид, как ты смеешь такое говорить? «Дружки» будут жить, даже если останется только один человек! — Эса картинно разозлилась. Были бы мы на земле, уперла бы руки в боки. — Ладно. Ваша тушка прибыла в целости и сохранности. Благодарим, что выбрали наш рейс.
Я попрощался с девушкой, и направился к кафе. Когда она отъехала, остановился перед входом. Надпись сверху гласила — «Дубок».
«Сколько нужно садовников, чтобы посадить дерево?» — я вошел внутрь, и в голову пришла идея. Сейчас уже поздно, компании веселых и безработных не любят это время. Другие же люди редко засиживались в «Дубке» надолго, и потому почти все столики были пусты.
Я присел за один из них, и ко мне подошел официант, предложивший меню. Вот что здесь было необычного — так это старомодное оформление. Интерьер деревянный и старый, хотя и переделанный немного под современность. Меню умышленно написано на темной бумаге, словно пожухшей и очень старой, с древнимЪ кириллическим стилем. Официанты те же. Где сейчас такое встретишь? Разве что, в дорогих ресторанах, да и то вряд ли. Зимой здесь даже горит настоящий камин. Подозреваю, что обогрев идет от труб в полу, а не от огня, но атмосферу всё это создает шикарную.
В кафе я был почти один. За соседним столиком сидела молодая пара, через них — веселая и шумная компания. Первые явно собрались покинуть помещение, вторые же точно просидят здесь до самого закрытия.
Я сидел один, что неудивительно.
«Сколько нужно садовников, чтобы посадить дерево? Один. Остальные будут сидеть... Да нет, бред. Это была просто глупая шутка. Или всё же нет?.. Так, что мы имеем. Я сижу в кафе «Дубок», дуб — это дерево. Сижу я один. Один под деревом. Остальные... Кто остальные? Эса? Некит? Лена? Допустим. Они не под деревом, а я один. Бред. Полный бре...» — не успел я закончить мысль, как на плечо мне легла чья-то высущенная временем рука. А я уже испугался. Не может быть здесь Димы, ну просто не может.
Старичок подсел ко мне, со словами "скучно мне одному, да и те молодки ещё обидят старого." Слова эти я еле расслышал, сказаны они были очень тихо и сипло.
Так мы просидели несколько минут. Дедок достал газету, и стал читать. При каждом движении он дергался, будто боялся чего. Наверное, и вправду, обижают дедульку. Надо бы поговорить с ним, обратимся в органы соответствующие. Но не сейчас. Пока он читает газету, не буду его беспокоить. Как раз принесли мой заказ — душистые пельмешки, щедро посыпанные перцом и зеленью, тонущие в соке... Что-то аппетит у меня разыгрался.
Я начал есть, а старик как-то странно на меня косился, наблюдая за всеми моими действиями с некоторой опаской, настороженностью. Один раз даже, испугавшись, он полез куда-то в карман, но после остановился.
Веселая кампания продолжала шуметь всё сильнее, молодые встали и вышли, поблагодарив дежурного за стойкой. Я сидел молча, как вдруг чуть не поперхнулся.
— Эх, хвост и чешуя! За что мне всё это?! — заголосил старичок неожиданно громко, хотя и не достаточно, чтобы его кто-то ещё услышал. На его лице отразилась борьба, и большое горе. — Ну не могу я выполнить, не могу!
— Дедушка, что-то случилось? О чём вы?
Внезапно, он произнес обычным голосом, ровно и точно:
— Необходимое время прошло, слежки не обнаружено. Теперь можно поговорить на чистоту. Спрашивай. — и это был голос Димы. Моего Димки! Непривычно серьёзный, но именно его. И уже не старческий, а вполне молодой.
— Димка! — я через весь стол полез, чтобы рассмотреть его лицо, чуть не перевернув тарелку пельменей.
— Тише... — зашипел он. — Не привлекай внимания. Я — старичок, подсевший к тебе, ты — молодой парень, с которым я от скуки решил поговорить. Задавай вопросы, у нас не так много времени.
— Димка, это ты? — первым делом в голову полезли самые глупые вопросы. Я тут же исправился. — Как ты стал стариком? Шутка была ключом? Про садовников, про дерево... Ты знал?
— Да, это я. Твой друг, которого ты знаешь под именем Дмитрия. Я сейчас в гримме. Очень хорошем гримме. Отвечая на третий вопрос... И да, и нет. Шутка — это пароль для устройства записи. Потом записи я должен был передавать... Кое-куда. Да, я знал. Одновременно, шутка была... Эм... Проверкой. Тут всё сложнее.
— Проверкой кого? На что?
— Проверкой моего нового близкого окружения на интеллект.
— Для чего она была нужна? — при моем вопросе его лицо скривилось.
— Чтобы выявить умнейшего из вас. Того, кто догадается последовать скрытому в шутке смыслу, который я намеренно вбивал в ваши головы.
— Для чего это всё?
— После проверки я должен был... Убить этого человека. Если он смог догадаться о шутке, то мог и раскрыть меня, подвергая всю операцию риску. А если бы он передал информацию властям... — он будто начал оправдываться, тараторя и стараясь смягчить свои слова.
— Кто. Ты? — его слова поразили меня. Сиплым голосом я задал самый главный вопрос.
— Я секретный агент другой страны. В чем моя миссия не скажу, к делу это не относится. Ничего плохого, но очень важно для исхода информационной войны между несколькими странами.
— И что ты сейчас собираешься делать? Пристрелишь меня? Что у тебя в кармане?
— В кармане у меня ствол. Я вижу, ты всё понял. Ты отгадал загадку, пришёл сюда, выполнил все условия. Ты достаточно умён, чтобы подвергнуть всю операцию риску. — я начал медленно вставать, делая шаг назад. Но он медленно потянул меня за руку, усадив обратно. — Пойми, я не желаю тебе зла. Я... Я не буду тебя убивать. Но чтобы выполнить миссию, мне придётся досрочно бежать из страны, возвращаться домой. Только тогда ты будешь жить. Помни меня: ты, и все остальные были моим окружением. Я играл свою роль наивного дурачка, не умеющего шутить, и знающего только одну шутку. Но в последний год я перестал играть. Я был самим собой, мне понравилось среди вас. И ты... Ты стал для меня настоящим другом. Не просто целью или окружением, а именно другом. Помни это, пожалуйста. Помни меня. А теперь, мне пора уходить. Самолёт улетает через два часа, мне нужно в аэропорт. Пока.
Я, ошеломленный таким колличеством информации, вываленной на мои плечи, был в ступоре. Всё сходилось, но... «Это неправильно, так не должно быть!»
Дима, или же тот, кто носил это имя, пожал мне руку, и затем ушел. Ушел как мужчина, не оборачиваясь. И я не смотрел ему вслед. Мы не девушки для долгих и слёзных прощаний. Он агент, а я мужчина.
Постепенно пазл в моей голове складывался. На душе было тяжело, будто от настоящего предательства. Я всё прекрасно понимал, но не мог этого принять. Это не было предательством. Или всё же было? Не знаю. Сейчас мне кажется, что я совсем ничего не знаю. Я будто пешка в большой игре.
Я вышел из «Дубка» на свежий воздух, заранее расплатившись за еду. Думать здесь не было легче. Хотя, чего здесь думать? Мне уже всё объяснили и разжевали. Осталось только принять. Принять и простить. Эса, как я тебя понимаю...
И я побрел к дому, мысленно складывая все мелкие детали в один большой пазл.
* * *
Эпилог
Прошло два года с тех пор, как секретный агент под именем Дмитрия Горелова открылся мне. Много воды утекло, но рубец на сердце ещё остался. Я давно простил Димку. Давно принял его слова, поверил в них. Давно принял всё.
Я не стал никому рассказывать обо всём этом. Зачем? Правительство, скорее всего, уже давно всё знает. У них есть и глаза в стенах, и уши в земле. Это не плохо, и не хорошо. Это просто факт. Я не стал рассказывать это и Эсфирьке, и Никите, и Ленке. А зачем? Им это ничего не даст. Димка, равно как и Виктор с Кристи, остался в прошлом, которое давно минуло. Человеческий разум всегда быстро забывает плохое, скрывая его в пучине лет. Даже если времени прошло совсем немного.
Я часто думаю обо всём этом, гуляя вот так по парку в свободное время. Хорошо иногда задуматься о вечном и прекрасном.
Неподалеку стоял газетный ларек. Я ещё не такой старый, чтобы ходить и читать газеты всё свободное время. Но сейчас очень этого захотелось. Осень, как никак. Похоже старею. Хотя мне и тридцати нет, а старею.
Заголовок у газеты был интересный — «Пойман и задержан». Кто и почему, для людей не важно. И редакторы это знают. Как и журналисты. Главное — сенсация, пусть даже раскрученная из рутины. Текст ниже меня заинтересовал, я жадно вчитывался в каждую строчку.
«4 сентября 2019 года в ходе спецоперации был задержан иностранный шпион Эдуард Шон. К сожалению, при задержании агент погиб.
По данным разведки, задержанный неоднократно участвовал в разведывательных операциях под различными псевдонимами. В его досье значатся следующие имена: Павел Калма, Дмитрий Горелов и Василий Заицев. На территории страны он действовал под позывным «Молёк».
Следственные органы обращаются к гражданам с просьбой предоставить любую информацию, касающуюся деятельности указанного лица. Все полученные сведения будут внесены в соответствующие архивы и тщательно проверены.
Контактные данные для связи опубликованы в специальном разделе газеты.»
Значит, Дмитрий, он же Эдуард, погиб. Жаль, очень жаль. Он был на самом деле хорошим человеком, хоть мы и были на разных сторонах конфликта. Но теперь это уже не важно.
Я стал раздумывать над новыми фактами, дыша свежим воздухом в парке.
* * *
Ночь с девятого на десятое сентября
В соседней комнате раздался шорох. Я, стараясь не шуметь, поднялся. Взял фонарик и пошёл на звук. Ещё издали, если это слово применимо к небольшой квартире, я заметил замершую фигуру. Это был молодой парень. Крепче остальных, но не накачанный, и даже не мускулистый. С виду, простой. Но на нём была черная одежда, и полумаска на лице. А значит, простым он быть не мог. Квартира у меня была закрыта на два замка. Значит, профи.
Я не стал включать фонарик, вместо этого резким прыжком повалил парня на пол, и прижал его руки к полу. Затем, перехватил его одной рукой, а второй включил фонарик, направив свет прямо ему в лицо. Он зажмурился, но держался. Отвел взгляд, чтобы не портить зрение.
— Кто ты такой? — я с напуской свирепостью задал вопрос. — Ограбить меня вздумал, малец?
— По... Постойте. Я от Эдуарда. От Дмитрия. Я не враг.
Я немного ослабил хватку, но полностью ещё не отпускал. Мало ли кто мог воспользоваться информацией. Про то, как он мог узнать обо мне, я старался не думать.
— Говори. — потребовал я.
— Я друг Эда. Ты тоже. Отпусти меня.
— Нет. Говори. — я настаивал на своем, но уже не так напористо.
— Эдуард знал, что его посылают на верную смерть во время миссии. Про вас он не докладывал, чтобы за вами не послали киллеров. Но мне он рассказал.
— Кто ты? Его сынок?
— Нет, что вы. Я просто его друг. Мне уже девятнадцать, я просто выгляжу так... Молодо.
— Хорошо. Продолжай.
— Он оставил тебе сообщение, попросил меня передать тебе, если он всё же п-погибнет. — было видно, что ему трудно об этом говорить.
— Как вас таких неженок вообще в шпионов берут?
— Я аналитик, а не шпион. Но краткий курс выживания я проходил вместе с Шоном.
— Допустим. Почему он оставил сообщение именно мне, и почему передал именно через тебя? — в последнее время меня стала всё сильнее тревожить паранойя.
— Потому, что ты и я - единственные его друзья. Больше никого. Со мной он уже... Попрощался. Так ты меня отпустишь? Иначе как я передам тебе записку?
— Ладно. Но без глупостей. А то скручу тебя.
Парень молча протянул мне записку, написанную знакомым почерком на знакомой бумаге. Димка... Эдуард... В общем, он всегда носил с собой записнушку, с необычными листами. Будто пожелтелыми.
— Он специально писал измененным почерком именно с той миссии? Для меня?
— Да. Читай.
И я стал читать.
«Привет, Леонид. Прежде всего, хочу сразу сообщить: я знал, что меня посылают на верную смерть. Так было нужно, и я пошёл добровольно. Дальше. Нику можно верить, он хороший парень. Вы двое — мои друзья. Единственные, и самые дорогие. Семьи у меня нет, а вы стали мне вместо неё. Ну да ладно.
Я хотел с тобой попрощаться. Жаль, что мы больше никогда не увидимся. Мне бы этого хотелось, но, видно, Богу не было угодно свести нас снова. Но это тоже не важно, думаю, ты и не надеялся увидеть меня снова.
Сейчас я подготовил целую речь. Думаю, сказать этого я бы никогда не смог. Стал бы запинаться даже с выдержкой агента. Под образ Димки Горелова эта речь почти не подходит, а общаясь с людьми, которые знают меня в том или ином облике, я подсознательно начинаю играть эту роль. А сейчас могу расслабиться, просто быть собой.
Леонид, помни. Ты должен был стать для меня окружением. После стал целью. Но ты всегда был для меня другом. Самым первым, самым дорогим. Настоящим.
В месте, где у меня не могло быть друзей, случилось невозможное. Я обрёл друга. Друга, среди врагов. Своего, среди чужих. Хотя мы и были на разных сторонах, но это не наша партия. А значит, это всё не имело разницы. Спасибо тебе, Леонид. Ты научил меня дружить, а не играть в дружбу. Спасибо.
Сейчас я ухожу. Наверное, навсегда. Но ухожу с верой, что меня помнят. Помнят здесь, на земле. И помнят в небе. Пусть я не был праведником, но я иду с уверенностью прямо в вечность. Прощай.»
Эмоции покрыли меня всего. Читая, я вспоминал те три года, что мы дружили с Дмитрием-Эдуардом. Все те моменты, разные ситуации.
— Спасибо, Ник. Спасибо, что принес мне письмо. Хочешь чаю?
— Конечно.
И мы сидели на кухне, распивая чай посреди ночи. Единственное окно, что горело среди сотен других. Горело верой. Горело дружбой.
Ставрополь, июль-август 2025.