Такси остановилось на какой-то улочке, сплошь из двухэтажных домов с лужайками и живыми изгородями, всё еще зелеными, несмотря на конец декабря.
— Клинтон-стрит, — сказал таксист, цыганистого вида неряшливый здоровяк. И добавил что-то со словом «адрес»
Водитель сгреб две бумажки по доллару и кивнул, мол, хватит. Сидор молча вышел, поставил саквояж на тротуар и осмотрелся. Даже не верилось, что добрался. Слишком уж извилистым оказалось это путешествие. Машина сразу уехала, оставив после себя на память только запах бензина.
Вдалеке играла музыка, кто-то выводил грустную мелодию на трубе, сбиваясь на одной и той же ноте. Что-то похожее на немецкую «Лили Марлен». Номеров на домах почему-то было не разобрать и он решил воспользоваться помощью прохожего, пожилого еврея в шляпе с узкими полями, одетого в старенький синий плащ, потертый на правом плече, будто его хозяин долго таскал оружие. Сидор вытащил из кармана блокнотик и быстро нашел нужную страницу.
— Эй, мистер, — громко и отчетливо прочитал он, и глянул на мужчину. Тот остановился и молча посмотрел на него, чуть приподняв брови. — Вэре из намбы чу сорти фор?
Еврей почесал обратной стороной ладони кончик слегка крючковатого носа и промолчал. Наверное, пытался сообразить, что ему сказали. Улыбнувшись чему-то, он показал на книжечку и пальцем провел в воздухе каракулю, дескать, напиши. Сидор поймал привязанный к переплету карандашик и, подчеркнув цифры номера — двести тридцать четыре, в записанном адресе Иохеля, показал. Прохожий кивнул и ткнул пальцем на дом прямо через дорогу.
— Спасибо, — буркнул Сидор, схватил саквояж и шагнул с тротуара, запихивая на ходу блокнотик в карман брюк.
В последнюю секунду, уже услышав визг тормозов слева от себя, он увидел выходящего на крыльцо доктора, одетого в светло-серый костюм и держащего в руке такого же цвета шляпу. Падая, он подумал, что глупо получилось — вместо радости от приезда причинил хлопоты.
***
Сидора на сбившей его машине и в сопровождении Иохеля отвезли в университетскую клинику, где на вопрос о документах вполне уже очухавшийся пострадавший достал из бумажника конверт. Там лежали выглядевшие совершенно настоящими свидетельство о рождении, согласно которому Sidor Tit родился в городе Талса, что в Оклахоме, и карточка социального страхования. Гляуберзонас почему-то даже не удивился.
Травма оказалась совершенно пустячной. Это выяснилось после того, как Сидора просветили со всех сторон рентгеновскими лучами, позаглядывали в глаза с фонариком и с серьезным видом постучали по разным неожиданным местам резиновым молоточком. Иохель был переводчиком. Именно он и озвучил приговор:
— Ничего не сломано, отделался легким испугом и большим синяком.
— Штаны еще порезали, — проворчал Сидор. — Новые совсем, я в Гамбурге покупал, клялись, что износу не будет.
— Поедешь возвращать? — улыбнулся доктор. — Ладно, смотри, они предлагают остаться до завтра, понаблюдать, мало ли что может случиться.
— Скажи им, пусть идут подальше. Будут они наблюдать, как же. Ходят вон, как говна обожрались, сплошь князья, не меньше. Им до меня и дела нет. Денежек хотят поиметь, не иначе.
— Это бесплатно, — возразил Гляуберзонас. — Срочная помощь...
— Да все равно не хочу я здесь оставаться, — не успокаивался Сидор. — Они еще тут вещи мои... — он вдруг замолчал и начал смотреть по сторонам в поисках чего-то. — Саквояж мой где? — сурово спросил он, обращаясь к медсестре, стоящей статуей у двери.
Та посмотрела на Иохеля, желая получить разъяснения. Доктор перевел. Саквояж доставили — он стоял забытый и никому не нужный у стойки регистрации. Сидор к этому моменту уже сидел на кушетке.
— Давай сюда, — протянул он руку. Жест получился незавершенным из-за ушиба, и конечность опустилась, не желая слушаться от закономерно возникшей боли.
Гляуберзонас поставил чемоданчик на пол и сказал:
— Ну, поехали домой. Сейчас только, подожди, мне надо позвонить в клинику, сообщить, что не приеду сегодня.
***
Сидор вписался в жизнь семьи доктора Гляуберзонаса, будто и не было расставания. Естественно, никто так и не узнал, как он добрался до Бостона. Даже Полина не добилась на этой почве никаких успехов. Получив дважды один и тот же ответ «Не спрашивай, мне врать не придется», она признала поражение. Хотя помощь по хозяйству называла лучшим, что с ней случилось в этой самой Америке. Впрочем, Сидор думал, что всё же, по обыкновению, она безбожно льстит. Особенно с учетом приходящей прислуги, кубинки по имени Долорес. К ее уборке даже он почти не имел вопросов.
Неожиданно для себя он начал учить английский. Всю жизнь он считал, что языки учить неспособен, но сосед, тот самый старый еврей, встреченный им в день столкновения с автомобилем, оказался гениальным учителем, к тому же, знавшим русский. Через месяц Сидор вполне спокойно ругался с бакалейщиком и мясником, хотя те и воротили нос из-за акцента и щедрой приправы в виде русских слов.
Главным подарком от Иохеля он считал маленький флигель в саду, третий в его жизни. И, как он надеялся, последний. Перебираться куда бы то ни было еще раз он считал бесполезным. В домике, внешне мало отличимом от сарая, стояла кровать, шкаф и стол с двумя стульями. На стену он повесил фотографию семьи доктора, ту самую, с младенцем, портрет негра с надписью на английском «To Sidor Sinitzin from Muddy with love» и не очень качественную маленькую фотографию какого-то дома, скорее всего, откуда-то с Кавказа. В красном углу висел совсем маленький снимок, старый. На нем были какой-то моряк с женщиной, зачарованно глядящие в объектив. Трогать их не разрешалось никому.
***
Сидор сидел на крыльце своего флигеля в кресле-качалке, которое он притащил из большого дома, и изнывал от жары. Пользоваться кондиционером он отказывался, утверждая, что воздух тот выдает хоть и холодный, но мертвый, а потому дышать им нельзя. Лучше уж сунуть ноги в таз со льдом. Тоже холодно, но не вредно для здоровья. Вентилятор у него за спиной надсадно гудел в попытках разогнать горячий воздух, и не принося облегчения.
На дороге затормозила машина, хлопнула дверь и автомобиль отчалил. Явно кто-то к ним, но если это нагловатые продавцы всякой хрени, то постучат в большой дом и уйдут, открывать там некому. Проповедники, размахивающие библиями, могли добраться и до сада, но этим Сидор преподавал русский язык, предлагая выучить для начала фразу «Пошел вон, брехун».
Но это был не проповедник и не продавец. Улыбающийся мужик с красивым и ровным загаром, одетый по случаю жары в льняные свободные брюки и просторную белую рубаху с короткими рукавами. На голове у него красовалась неимоверной красоты аккуратная соломенная шляпа с черной лентой, которая ему очень шла. Будто создали ее именно для этой головы.
— Good morning. Can I see mister or mistress Glauberzonas? — спросил мужчина, приподнимая шляпу.
— Нету их дома, — ответил Сидор. — Мистер в своей хавыд медикал скул, а миссис гоуз ту докты, у мальца живот разболелся.
— Извините, а можно их подождать? — продолжил незнакомец на чистом русском, причем улыбка у него стала еще шире. — Меня зовут Андрей. Андрей Волошин. Мы знакомы с Иохелем.
— Жди, мне не жалко. А я Сидор. Слышал про тебя. Это же ты этих голодранцев сюда вытащил? Бери стул, садись, — он взмахнул рукой, показывая на место рядом с собой. — Чай со льдом будешь?
— А я знаю эту фотографию, — донесся из флигеля голос гостя. — Я же ее подписывал у Мадди.
Сидор вдруг понял, что препятствий сходить и послушать ту самую песню совсем нет. Можно сесть в поезд и поехать туда, где находится этот негр.
— Слушай, а где он живет? — осторожно спросил он у Андрея. — Раз ты портрет подписывал, должен знать.
— Точный адрес не знаю, я же к нему домой не ходил. Но можно позвонить на Чесс Рекордз и узнать. Или Чесс еще нет? Ну тогда на Аристократ... А тебе зачем? — спросил Андрей.
— Встретиться хочу, — заявил Сидор. — Выпить, может. Судя по портрету, он не дурак выпить.
— Это да, угадал, — засмеялся гость. — Говорят, перепить его лучше даже не пытаться.
— Старый я уже для таких соревнований, — буркнул Сидор. — Но посидеть можно было бы.
— А до Чикаго отсюда далековато, — заметил Андрей. — Тыща верст, пожалуй. На поезде больше суток пилить. На самолете часов пять, наверное. Не знаю точно, отсюда не летал ни разу.
— Отвезешь? — с надеждой спросил Сидор. — Я бы сам поехал, но у меня с языком беда.
***
Далее последовали телефонные переговоры с кем-то в Чикаго и заказ билетов на самолет. Мадди сидел в Чикаго и играл почти каждый вечер в клубах, разных, но их перечень был не очень длинным. Сидор, наблюдая за этим всем, подумал, что здесь Григорий его на работу не позвал бы по причине полной ненадобности. А может, и нет. Не всё можно доверить банку и телефону.
В день их вылета жара спала и ночью даже побрызгал дождик, не очень сильный, так, пыль прибить, но всё же немного освеживший воздух. Поехали утром, едва рассвело, на вызванном такси. Сначала из Кебриджа до Бостона, потом по какому-то тоннелю на аэродром, расположенный на острове. Куда ни глянь, повсюду вода. Сидор даже не захотел думать, что будет, если летчик промахнется.
— Ты чего бледный такой? — спросил Андрей, когда они уже шли по полю к самолету. — Летать боишься?
— Не знаю, — Ответил Сидор. Его и вправду немного потряхивало, и ладони предательски потели. — Вроде не боюсь, но волнуюсь.
— Раньше на самолете приходилось?
— Ага, два раза, в Узбекистан из Москвы, а потом наоборот. Трясло сильно. Зато плов готовить научился.
— Ничего себе, — присвистнул Андрей. — Далековато. На чем же это ты?
— Военные подвезли, на транспортнике, — объяснил Сидор. — Груз сопровождал.
— Слушай, так это ты... с Михаилом? — остановился Волошин. — Расскажешь о нем? А то Иохель... как-то скупо... А он моим товарищем был.
— А что тебе Иохель расскажет? — заметил Сидор, перекладывая в левую руку саквояж. — Это же я с ним был, с Мишей. До самого что ни есть конца. И пепел под Тулу отвозил потом.
В самолете оказалось довольно хорошо. Улыбчивая и услужливая девушка носила выпивку и закуску, кресло было мягким и удобным, и пять с копейками часов полета пролетели незаметно. Сидор и сам удивился, сколько всего он знает про Михаила. Выложил всё. Ну, почти всё. Про тот самый совет, который и помог свершить дело, промолчал. Так, упомянул вскользь, мол, сильно помог с одним личным делом. Андрея это не интересовало. А после рассказа про крематорий Донского кладбища замолчал надолго, высматривая что-то в круглом окошке.
— А у меня жена там рядом жила, — вдруг заметил он. — На Шаболовке. Мы мимо этого кладбища сто раз ходили.
***
Мадди выступал в этот же день в каком-то клубе. Таксист долго не соглашался ехать туда, выдумывая всякие причины. Сломить его сопротивление помогла пятерка, которую Андрей пообещал отдать, когда они прибудут на место. Сидор всю дорогу ворчал, что такому шаромыжнику можно было и два доллара дать, и тот бы был счастлив. Водила поминутно вытирал лоб грязноватым платком и косился на непонятно о чем разговаривающих белых, добровольно отправляющихся в такое неспокойное место.
Возле клуба кучковались сплошь одни негры. Они исподлобья смотрели на пришельцев, часто затягиваясь и сплевывая под ноги, но никто не произнес ни слова, когда они прошли мимо них. Внутри Андрей с Сидором сели у стойки, заказав по пиву. Как ни странно, они были не первыми белыми в этом месте. Рядом с ними сидел еврей с хитрющим взглядом, чувствовавший себя совершенно спокойно в явно бандитском притоне. По крайней мере, зыркающие на них ребята с кулаками размером с небольшой арбуз на это указывали довольно ясно. У одного из них за поясом торчал револьвер. Впрочем, древность железяки давала надежду на то, что стрелять из нее вряд ли получится.
Сначала вышли трое: хмурый высокий мужик сел за пианино и тут же закурил, двое других — барабанщик и контрабасист о чем-то втихаря без конца переговаривались. Мадди вышел на небольшую сцену минут через пять в сопровождении маленького вертлявого пацана с губной гармошкой, сел на высокий стул и запел. Та самая песня была третьей по счету, и Сидор даже смахнул невольную слезу. Концерт ему понравился, голос у этого черного был глубокий, аж за душу трогало. Негры с бандитскими рожами, равно как и их подруги, нагло глядящие на остальной мир, эти печальные и не очень песни приветствовали громко и обильно. Впрочем, Сидор от них не отставал. Певцу аплодисменты и крики нравились, хотя он и пытался оставаться равнодушным. Зато вертлявый помощник так и вился по маленькой сцене, заговаривая то с одной, то с другой красоткой.
Когда всё кончилось, Мадди прислонил гитару к пианино, легко спрыгнул с помоста, и подошел к терпеливо ожидавшему еврею. Они о чем-то пошептались и певец развернулся, собираясь уходить. Сидор замер, лихорадочно вспоминая вылетевшие из головы слова, которые он подбирал всю дорогу, но положение спас Андрей. Он просто окликнул певца, и, настолько понял Сидор, напомнил тому, как тот подписывал фото для поклонника из России. Так что если мистеру Морганфилду интересно, то вот он.
При упоминании сидоровой родины еврей, тоже собиравшийся уходить, встрепенулся и с жутким акцентом выговорил «Добро пожаловат!».
На предложение посидеть и выпить по чарке Мадди согласился без разговоров, попросил только подождать, пока он переоденет мокрую от пота рубашку. В этот момент на улице раздался выстрел и кто-то завопил от боли. Дернувшийся было Сидор увидел полное равнодушие остальных к этому событию и тоже решил не думать о столь рядовом для здешних краёв случае.
Кутить поехали в более подходящее, по словам Мадди, место. Впрочем, рожи там были такие же бандитские, но им выделили отдельный кабинетик. При заказе выпивки отличился только Андрей, попросивший бутылку красного. Сидор прислушался к совету знатока и согласился на бурбон. Не смотря на изображенные четыре розы на этикетке, он напоминал кукурузный самогон, в который уронили кирзовый сапог. После первых двух порций привкус популярной российской обуви беспокоить перестал.
Разговаривали о разном. Сидор рассказал историю с батиной песней и получил заверения в том, что «I Can’t Be Satisfied» сочинена самостоятельно. Потом Мадди рассказал как приехал в Чикаго и жил чуть не под мостом, работая водителем грузовика и еще невесть кем.
Слово за слово — бутылка опустела и вкус самогонки не казался таким ужасным. На столе появился еще один букет роз. Тут выяснилось, что языковый барьер где-то рухнул и переводчик почти не нужен. Заговорили о делах семейных. Оказалось, что у Мадди ситуация сложная, но он не отчаивается, ему всего тридцать пять и всё впереди.
— А ты женат? — спросил Уотерс, выговаривая слова уже с некоторым трудом.
— Нет, — мотнул головой Сидор. — Собирался, но невесту убили.
— Ничего себе история! — стукнул по столу кулаком Мадди. Стаканы немного подпрыгнули, возмущенно звякнув. — Как в блюзе. И что дальше?
— Я нашел убийцу и казнил его, — спокойно ответил Сидор и выпил. — Шестнадцать лет потратил, но сделал это.
— Ну ты... настоящий мужчина! — Мадди встал, чуть пошатнувшись, и поклонился. — Уважаю! Я про это песню напишу!
— А вот этого не надо, — не согласился Сидор. — Это моя история и я разрешения не даю.
***
Наверное, концерт утомил Мадди и его хваленая стойкость в пьянке дала сбой. Когда собутыльники грузили почти бесчувственное тело музыканта в такси, тот только улыбался и время от времени повторял «настоящий мужчина».
— Хорошо посидели, — довольно сказал Сидор. — Спасибо за помощь.
— Обращайтесь, мы всегда рады вам, — улыбнулся Андрей. — Слушай, а что это за история с убитой невестой?
— Не стоит внимания. Пьяная брехня, — неожиданно серьезным голосом ответил Сидор, и зашагал по тротуару.