Симфония плоти

Это началось не с пробуждения. Это началось за месяц до того, в сыром, душном воздухе оранжереи Ботанического института. Выставка «Хищные и паразитические формы флоры». Я бродил меж стеллажей, равнодушно скользя взглядом по кувшинам непентесов, липким листьям росянок. Ученый-биолог, искавший вдохновения для новой статьи, а нашедший свою погибель.

И тогда я увидел Её. Экспонат был помечен скромной табличкой «Specimen X-69. Происхождение: бассейн Амазонки. Не классифицирован». Цветок был слепяще-белым, мертвенно-бледным, похожим на сложенный шелковый саван. Его лепестки были плотно сомкнуты, но от него исходило немое, мощное притяжение. Он не был красивым. Он был совершенным. В его форме была странная, зовущая геометрия, обещавшая нечто невыразимое.

Я наклонился, чтобы рассмотреть тончайшие, почти невидимые прожилки на его поверхности. Воздух вокруг него был густым, сладковато-терпким, с нотками гниения и дикой орхидеи. В нарушение всех правил, повинуясь импульсу, которому я не мог сопротивляться, я прикоснулся к нему.

Лепесток был на удивление теплым, живым, бархатистым. И в ту же секунду цветок среагировал. Он не был хищным в привычном смысле — он не схватил меня. Он... взорвался. Не громко, а абсолютно беззвучно. Он распался на миллиарды мельчайших бледных спор, которые зависли в воздухе плотным облаком. Я инстинктивно вдохнул от неожиданности — и втянул в себя это облако.

В горле запершило, в глазах потемнело. Мир на секунду поплыл. Я отшатнулся, кашляя, смахивая с губ невидимую пыльцу. Но через мгновение все прошло. Лишь сладковато-горькое послевкусие на языке и чувство легкой, непонятной эйфории.

Я ушел с выставки, смущенный, списав все на духоту и воображение. Но что-то уже начало свою работу. В ту ночь мне снились странные сны: о корнях, пьющих из подземных источников, о теплой, влажной плоти земли, о тихом пении под кожей.

А потом сны прекратились. И наступила пора забытья. Месяц ничего. Ровно месяц. Я почти забыл тот случай. Моя плоть была твердой, привычной, простой. Я был картографом знакомого тела и не подозревал, что во мне дремлет чужая карта, что тикают часы иной биологии.

И тогда, ровно через тридцать дней, я проснулся от странного ощущения — не боли, а тихого, внутреннего раскрытия. Как будто бутон, все это время зревший в самой моей сердцевине, наконец-то распустился.

Это была не утрата, а странное, немое чудо, рожденное в душной оранжерее. Тихая революция плоти, запущенная одним вдохом...